Текст книги "Пересмешник на рассвете. Книга 2"

Глава 55

Поспевать за Хавьером оказалось непросто, особенно теперь, когда тот загорелся идеей во что бы то ни стало добраться до кабаре «Лошадка». Капитан Варгас гордился тем, что он, несмотря на возраст, держит свое тело в отличной форме. Но сейчас он порядком запыхался. Ноги у Хавьера были длинные, как у цапли, и на один его шаг капитану приходилось делать полтора, а то и два своих. Неудивительно, что после происшествия на вокзале этого горе-художника так и не смогли догнать.

– Вот здесь мы и срежем, дружище. – Хавьер указал на решетку ограды, тянущуюся по краю парка.

Варгас принюхался. Ветер донес ароматы давно не чищенных конюшен.

– Значит, вы твердо решили пойти через зверинец?

– А что такого? Да не дрейфь, дружище! Львы и тигры по клеткам сидят, не укусят.

Варгас потер скулу.

– Пожалуй, тигры и львы беспокоят меня в последнюю очередь. Но мне бы не хотелось встретиться с ночным сторожем.

Хавьер хлопнул капитана по плечу.

– С этим порядок, – сказал он. – Тут ночным сторожем одноногий дедок, тугой на ухо. Ночью он из своей будки носа не кажет, проверено. У него слона уведут, он и то не заметит.

Капитан задумался.

– А зачем кому-то воровать слона?

– Да мало ли? – развел руками Хавьер. – Полстраны мяса недоедает, а этот слон – это же хренова гора мяса, понимаешь. Хватит на весь Мон-Флер и еще останется.

Он прошел вдоль ограды, постукивая пальцами по прутьям решетки. По ту сторону продолжался парк с раскидистыми кленами, вязами и ивами. Влажные листья блестели, будто покрытые леденцовой глазурью. Где-то в глубине парка протяжно крикнула птица – с учетом того, где они находились, капитан не рискнул бы предположить, какая именно.

– Пойдем, дружище, – снова позвал Хавьер. – Я уже тысячу раз ходил этой дорогой.

Он взялся за прутья ограды и подпрыгнул, пытаясь дотянуться до верхней перекладины. С первого раза не получилось, и он прыгал так еще пару минут, прежде чем смог ухватиться. Варгас с интересом разглядывал острые, как наконечники копий, навершия ограды. В городе рассказывали, что на этих прутьях солдаты одного из драгунских полков во время Революции казнили офицеров, отказавшихся перейти на сторону Республики. Правда это или нет, капитан не знал, однако ему не хотелось бы повторить подвиг тех несчастных, до конца оставшихся верными присяге.

– Слышь, дружище Антуан, подсоби, – пропыхтел Хавьер, извиваясь на перекладине, как червяк на рыболовном крючке. Сил подтянуться самому ему не хватало. Капитан мысленно выругался, но подошел к своему «приятелю» и, поддерживая под ноги, помог вскарабкаться наверх. Хавьер перевалился через решетку, точно в его теле совсем не было костей. Только это и объясняло, как ему удалось не пораниться и не переломать себе руки и ноги – он рухнул на другой стороне ограды, точно куль с мукой, и тут же вскочил. Не зря говорят, что пьяному море по колено.

– Давай, – сказал Хавьер, протягивая Варгасу руки. – Твоя очередь, я ловлю.

Лишь на секунду у капитана мелькнула мысль: «Какого черта? Во что я вообще ввязался?», но он задавил ее в зародыше. В первую очередь он должен думать о деле. Он подпрыгнул, с первого раза достал до перекладины, подтянулся и перебрался в зоосад. Хавьер смотрел на эту акробатику с нескрываемым восхищением. Когда Варгас выпрямился рядом с ним и одернул задравшийся пиджак, художник от души хлопнул его по спине.

– Ну ты даешь, мужик. Силен! Но надо спешить, пока моя баба не сбежала с каким-нибудь хлыщом. Она девка хорошая, да только ветер у нее – и в голове, и между ног. Падка на мужиков, особенно на тех, у кого деньги водятся.

Капитан промолчал. Из короткого знакомства с Ивонн Ванмеер у него сложилось иное впечатление: это мужики, с деньгами и без, липли к ней как мухи. Он и сам на нее запал, что скрывать. Не больше, чем мог себе позволить, но и не меньше. Варгас и не помнил, когда в последний раз испытывал к женщине не только физиологический интерес, и плохо представлял, что ему теперь с этим делать. Как не понимал и того, как себя вести, когда они доберутся до цели. «Действовать по обстоятельствам» – худшая из стратегий, совершенно недопустимая для человека его положения. Тем не менее Варгас сейчас поступал именно так. Подобно маленькой щепке в бурном потоке, он не мог сопротивляться силам, которые влекли его за собой.

Справа громко зашуршали кусты, треснула сломанная ветка. Варгас обернулся, хватаясь за пистолет. В тот же момент из зарослей показалась вытянутая мохнатая морда с огромными влажными глазами. Зверь удивленно уставился на непрошеных гостей, прядая длинными ушами. Капитан опустил руку.

– Это еще что за тварь? – Хавьер схватил Варгаса за рукав. Капитан искренне удивился невежеству своего спутника.

– Олень, – сказал он. – Олениха.

– Вот черт! А я думал, олени огромные, как коровы. С вот такими рогами…

Хавьер приставил к голове растопыренные пятерни. Олениха смотрела на него с ужасом в глазах. Ее никак нельзя было назвать огромной: не выше пони, только стройнее и тоньше. Вдоль выпирающего хребта белели пятна размером с монету в четверть марки.

– Гы… – проговорил Хавьер. – Она похожа на одну знакомую. Любовницу приятеля. Может, ее покормить надо? Смотри, какая тощая. Что едят олени? Сено?

В том, как Хавьер разглядывал олениху, было что-то настолько детское, что Варгас ужаснулся. Да он же всего-навсего глупый мальчишка! Пусть Хавьер и пил как лошадь, и дымил как паровоз, пусть он ругался как сапожник и вел самый разгульный образ жизни – он все равно оставался мальчишкой, у которого молоко на губах не обсохло. Даже его выходка на вокзале – обыкновенное ребячество, и не более. Не было в ней никакого смысла. Варгас искал террориста, а нашел мелкого хулигана… Капитан взмахнул рукой. Олениха тут же скрылась в зарослях, и Хавьер громко застонал.

– Ты вспугнул ее! Я же ее покормить… Вот… – Он вырвал из земли пучок травы и в сердцах швырнул себе под ноги.

– Если не ошибаюсь, – заметил Варгас, – мы пришли сюда не для того, чтобы кормить животных.

– Ну да, точно, – проворчал Хавьер, с тоской глядя на качающиеся ветви, и вдруг захихикал. – По ходу дела, нам повезло, дружище.

– Неужели?

– А то! – Хавьер пригладил растрепавшиеся волосы. – Мы угодили в олений загон, а могли бы и к волкам. Но рано мне становиться мучеником.

– Хм… – только и смог сказать Варгас, у которого на этот счет было иное мнение. – Хм…

Хавьер встрепенулся, повел плечами, отряхиваясь от дождевых капель.

– Слушай, друг, а ты когда-нибудь видел слона?

Этим вопросом он поставил Варгаса в тупик. Невероятно, с какой скоростью скакали у художника мысли с одной темы на другую, без малейшей связи.

– Нет, слона я не видел, – признался он, что было чистой правдой. За годы жизни в Столице Варгас ни разу не сподобился посетить зоологический сад. Среди медведей и тигров не так много врагов Республики, и офицеру Тайной Жандармерии здесь делать нечего.

– Так что же ты до сих пор молчал?! – Хавьер замахал руками. – Ты обязан на него посмотреть! Ты же у нас этот, как его…

Он наморщил лоб, пытаясь отыскать среди бардака в голове правильные слова.

– Ну, этот… Гость Столицы! – Хавьер широко улыбнулся, демонстрируя крупные зубы. – Тебе полагается смотреть на всякие достопримечательности. А этот слон – наша главная достопримечательность. Такая зверюга, что закачаешься. Ножищи у него – во!

Он широко развел руки.

– Наступит он на тебя такой ножищей – и всё, в лепешку.

– Главная достопримечательность? – удивился капитан. – А разве это не Дворец Совета и не обелиск Павшим Героям?

Хавьер заржал.

– Дворец Совета? Скажешь тоже… Дворец Совета – это просто дом, в котором собрались толстожопы. Знаешь, как я его называю? Клоповник – вот как. Потому что сидят там одни клопы-кровососы. Вот если бы у меня была мощная бомба…

К чести капитана, он даже бровью не повел, а Хавьер продолжил как ни в чем не бывало:

– Ну а обелиск? Разве это достопримечательность? Дебильная каменюка посреди города, а все должны на нее любоваться. Чем там любоваться-то? Ты знаешь, как его в народе называют?

Варгас покачал головой.

– Хрен мавра, – сказал Хавьер шепотом, будто открывал капитану страшную тайну. – Понимаешь, да? Потому что он черный и торчит. Ну и скажи мне, дружище, разве может быть достопримечательностью хрен мавра?

На это Варгас не нашел, что ответить. Впрочем, он и сам был невысокого мнения о художественной ценности обелиска.

– Вот! – протянул Хавьер. – Выходит, единственная достопримечательность в этом городе – чертов слон. Кстати, хрен у него вполне выдающийся, так что ничего не теряешь.

Он хлопнул капитана по плечу и двинулся в сторону, где теоретически находился выход из загона. Капитан поспешил за Хавьером, безуспешно пытаясь понять, откуда взялось это странное чувство, будто он катится по наклонной в пропасть?

Изнутри олений загон огораживал невысокий, в половину человеческого роста, забор. Даже Хавьер смог через него перебраться. Не учел он лишь того, что по ту сторону окажется глубокая канава, заполненная черной жижей. Вляпавшись в нее по колено, Хавьер разразился такой бранью, что, похоже, перебудил весь зоосад. В ответ на его ругань завыли волки, закаркала ворона, заревел осел, пронзительно закричали неведомые птицы. А Хавьер стоял по колено в черной жиже, оглушенный внезапным концертом, и только хлопал глазами.

Варгас перепрыгнул через канаву и протянул своему спутнику руку.

– Думаю, нам стоит поспешить, – сказал он, вытягивая Хавьера из чавкающей грязи. – Как бы весь этот тарарам не сыграл с нами злую шутку.

Вопреки заверениям Хавьера, он не верил, что зоосад по ночам охраняет всего один человек. Художник, однако, не торопился. Он попрыгал на месте, постучал ботинком о ботинок и заявил:

– Сначала – слон! Дружище Антуан, я себе не прощу, если из-за какой-то ерунды ты не увидишь слона. Знаешь, какой у него хобот? Как пожарный шланг! Пойдем.

Он махнул рукой, указывая направление. Ничего не оставалось, кроме как пойти следом. Варгас уже понял, что, если Хавьеру что-то втемяшилось в голову, его не остановит даже кирпичная стена в метр толщиной – лоб расшибет, но будет идти напролом.

– А ты знаешь, что слоны боятся мышей? – спросил Хавьер.

– В самом деле?

– Зуб даю. – Художник стукнул себя кулаком по груди. – Это, чтоб его, научный факт. Никто не знает почему, но стоит слону увидеть мышь, у него случается нервический припадок. Он может впасть в бешенство и начать крушить все подряд. Или же у него может разорваться сердце.

– Я слышал, – сухо заметил капитан, – будто у слонов настолько плохое зрение, что разглядеть мышь у себя под ногами они не в состоянии.

– Ну, черт его знает, – пожал плечами Хавьер. – Может, они этих мышей чуют. С таким носом нюх у них должен быть – о-го-го!

По петляющей тропинке, мимо темных клеток с невидимыми обитателями, они вышли на небольшую площадку. Посреди нее стояла старая карусель с полосатой крышей и с разноцветными лошадками.

Капитан невольно поежился: в темноте карусель выглядела жутковато, а у лошадок был крайне злобный вид. И чем только детей привлекают подобные развлечения? Какая радость кататься по кругу, раз за разом возвращаясь в точку, из которой ты отправился в путь? Впрочем, не исключено, что таким образом дети готовятся к взрослой жизни: тот же бег по кругу под дурацкую назойливую музыку…

Они пошли по песчаной дорожке в обход застывшей карусели, мимо запертого лотка, в котором днем продавали карамельные яблоки – он до сих пор хранил приторный кисло-сладкий запах, – и мимо одиноко стоящей клетки, из которой таращила круглые глаза огромная сова. Похоже, Хавьер часто сюда наведывался и дорогу до слоновьего вольера помнил отлично. Пяти минут не прошло, как они стояли перед каменной оградой высотой по пояс, за которой… никого не было.

– Вот он, – гордо сказал Хавьер, постучав ладонью по ограде. – Дом, где живет Соломон. Так нашего слона зовут.

За оградой находилась круглая площадка утрамбованной земли, посреди нее лежало жестяное корыто, полное яблочных огрызков и овощных отбросов, валялась пара смятых ведер и вырванный с корнем куст, а в дальнем конце возвышался крытый шифером навес – единственное укрытие, где бедолага слон мог бы спрятаться от дождя. Но это и всё. Капитан Варгас смотрел долго, но, в конце концов, слон не тот зверь, которого можно не заметить.

– Мне кажется, здесь никого нет.

Капитан терпеть не мог проговаривать очевидные факты, но сейчас посчитал необходимым обратить на них внимание своего спутника.

– Ну как же так! – возмутился Хавьер. – Он же…

Художник замотал головой. Подойдя к ограде, он подтянулся, опираясь на руки.

– Спрятался он, что ли? Эй! Соломон! – заорал он во всю глотку. – Соломон! Выходи!

Варгас нервно огляделся, почти уверенный в том, что к ним уже бежит сторож, размахивая ружьем. Но если тот и услышал вопли Хавьера, то оставил их без внимания. И правильно поступил: в этом городе слушать ночные крики себе дороже.

– Какого лешего? – не унимался Хавьер. – Куда они дели слона?!

– Может, решили, что такой холодной ночью не стоит оставлять его на улице? Насколько мне известно, слоны – теплолюбивые животные.

– Ерунда! Его держат в этом вольере до самой осени. Зимний вольер, его отапливать нужно, иначе там холодно, как в склепе. А кто, прости, даст на это денег летом?

Осведомленность Хавьера в вопросах содержания слонов поражала.

– А может, он сбежал? – рискнул предположить Варгас. – Через такую ограду кто угодно может перепрыгнуть.

– Кто угодно, но только не Соломон, – отрезал Хавьер. – Слоны не умеют прыгать.

– В самом деле? – Этого капитан не знал.

– Честное слово! Эй! Соломон! Выходи!

– Оставьте, друг мой. – Варгас положил ладонь на плечо Хавьера. – Нет здесь никакого слона. Думаю, его куда-то увели. В любом случае, нам пора идти.

– Идти? Увели? – Хавьер уставился на него пьяными глазами. – Нет! Никуда я не пойду, пока не выясню, куда делся Соломон! Может, его похитили… Может, он сейчас в опасности! Может, его…

– Я думаю, – с нажимом произнес Варгас, – этот вопрос мы можем обсудить утром. А сейчас… Ты же хотел проведать свою женщину?

– Да плевать на баб! – затрясся Хавьер. – Баб много, а слон один!

– Ясно, – вздохнул капитан. – Но что мы сможем сделать?

– Пойдем. – Хавьер махнул рукой, указывая вглубь парка. – Нужно разбудить сторожа. Вот ведь урод! У него слона увели, а он дрыхнет без задних ног!

– В самом деле? – Капитан приобнял Хавьера за плечи, достаточно крепко, чтобы тот не смог вырваться. Художник дернулся, но, почувствовав сопротивление, тут же сник. – А вы подумали о последствиях, друг мой? Сторож вызовет жандармов, ну а те… Кажется, вы забыли, что вас ищут?

Во взгляде художника промелькнула паника. По лицу было видно, как он отчаянно, ценой мучительных усилий пытается сложить два и два, но ничего у него не получается.

– Сейчас каждый жандарм в городе знает ваше описание, – продолжал капитан. – Попадись вы им в руки, и они передерутся за право принести вашу голову Господину Президенту на блюде. Вы этого хотите?

– Но Соломон… – проблеял Хавьер. – Он же, как же, он ведь…

Варгас улыбнулся.

– Всему свое время, друг мой, всему свое время.

Глава 56

– Оно… – Киршоу сглотнул слюну. – Оно живое?

Развалившийся под деревом гигант перевернулся на бок и попытался подняться, опираясь на руку. Но сил удержать огромное тело ему не хватило, и он рухнул обратно с отвратительным хрустом. Киршоу нутром чуял, что лучшее, что он может сейчас сделать, – это бежать. Прочь, прочь отсюда! Но ноги будто приросли к земле. В той же неподвижности застыли Президент и Пьер Бреши, а Карло… Карло он не видел.

Из груди Бальяско снова вырвался мучительный стон. Великан обвел присутствующих взглядом; его глаза походили на черные дыры, подернутые маслянистой пленкой, пустые и бессмысленные, как у слепца. И все же Киршоу не мог отделаться от ощущения, что великан не просто смотрит на него, но и видит его насквозь: все кости, мышцы, внутренние органы, мысли, самые сокровенные тайны и желания. И не только видит. Длинные пальцы гиганта не двигались, но политику казалось, будто Бальяско ковыряется ими внутри его плоти, что-то передвигает, что-то меняет местами, лепит из него, как из куска глины, нечто совершенно иное. Нечто, что не имеет права называться человеком.

По штанам Киршоу расползлось теплое пятно. Но ему было глубоко плевать на то, что он обмочился в присутствии Господина Президента и Пьера Бреши. Значение имел только безгубый рот Бальяско, растянувшийся в самодовольной ухмылке:

– Хо! Какое чудное получится стадо!

У Киршоу подгибались колени, ему нестерпимо хотелось опуститься на четвереньки и… Оно еще и разговаривает?!

В тот же миг раздался дикий крик, не крик даже – звериный вопль. Человеческая глотка не способна издавать подобные звуки. Черная тень метнулась из-за спины политика навстречу великану. Бальяско поднял худую руку в попытке защититься, но Карло это не остановило. Мавр налетел на гиганта и придавил к земле. Тот попытался его оттолкнуть, но слабо и безвольно, особо не сопротивляясь. Карло попросту смял его, как тряпичную куклу. Прижимая Бальяско коленями, мавр обхватил его голову и крутанул вправо на полный оборот. Если бы на месте гиганта был человек, то захрустели бы сломанные кости, наверняка бы хлынула кровь. Но вместо этого послышался скрип, а следом – громкий треск, с каким рвется полотно. Мавр – страшный, с выпученными глазами, с оскаленными зубами – продолжал крутить голову Бальяско. Оборот, еще один… Великан пытался сопротивляться, колотил Карло по спине, но в его ударах не было даже намека на силу. Затем раздался хлопок, и Карло вскочил на ноги, двумя руками удерживая оторванную голову. Ни капли крови не пролилось на землю, только сухая солома посыпалась из шеи. Высоко подняв свой трофей, Карло издал победный рык и швырнул голову вглубь оранжереи, после чего обернулся к еще дергающемуся телу и харкнул на останки.

Киршоу схватился за узел галстука и так сильно вдавил его в гортань, что в глазах потемнело. Если бы не это, его бы точно вывернуло наизнанку. Блевал бы собственными внутренностями, пока не осталось бы ничего, кроме пустого мешка из человеческой кожи, вроде того, что лежал сейчас под деревом. Киршоу не мог даже вообразить ничего столь же кошмарного, столь же мерзкого и отвратительного, как разыгравшаяся перед ним сцена. Он отказывался верить в то, что все это произошло на самом деле. Это же был какой-то спектакль, правда?

Карло выпрямился, оправил задравшийся фрак, и жуткое лицо вновь обратилось в бесстрастную маску вышколенного слуги.

– Однако, – сказал Бреши. – Хм… Занятно… Это ведь солома?

Киршоу, бледный как смерть, если не считать пунцово-красных пятен, обернулся к лидеру «Партии Объединения». Он не знал, что именно должен увидеть в его глазах – ужас, быть может, или отвращение, – но увидел лишь любопытство. Как у человека, разглядывающего необычного жука. В груди Киршоу похолодело. Во что, черт возьми, он ввязался? Во что его втянули?

Стоящий рядом Президент Республики выглядел куда человечнее: он трясся, как желе. Толстые губы двигались, хотя с них не срывалось ни звука. Киршоу не сразу сообразил, что Президент молится. Что ж, это можно понять. Тело серокожего гиганта наконец застыло, но политику казалось, будто он до сих пор чувствует длинные пальцы, мнущие, комкающие, меняющие его плоть и душу, и единственное слово, которое приходило на ум, было «изнасилование».

– Что это было, Пьер? – заговорил Президент, и в его голосе прозвучали истеричные нотки. – Ты можешь мне хоть что-то сказать?!

Бреши сухо кашлянул.

– Боюсь, не могу, Господин Президент. Я и сам озадачен.

– Озадачен?! – взвизгнул Президент. – Ты озадачен?!

Лицо его перекосило. Киршоу испугался, что сейчас Президент набросится на своего лучшего друга с кулаками. Однако, наткнувшись на ледяной взгляд Бреши, Президент растекся как квашня.

– Они пришли за мной, Пьер, – забормотал он, ладонями сжимая виски. – Они меня ненавидят. Они сделают всё, чтобы…

Президент всхлипнул.

– За что, Пьер? Что я им сделал? Я же всего себя, всю свою… Да я же…

Киршоу вдруг понял, что сейчас Президент разревется, и это зрелище будет пострашнее великана Бальяско. Рыдающий Президент – это конец всего того, во что верил политик и на что он опирался. Вдруг оказалось, что дом, который он возводил долгие годы, стоит на фундаменте из зыбучего песка.

Бреши решительно шагнул вперед и взял Президента за плечи.

– Шарль… – Впервые в жизни Киршоу услышал, чтобы кто-то обратился к Президенту Республики по имени. Тот дернулся, пытаясь освободиться, но Бреши только крепче сжал его плечи. – Шарль, – повторил он. – Успокойся. Возьми себя в руки.

– В руки?! Да я только и делаю, что держу себя в руках! Они же… Они не понимают!

– Шарль!

В голосе Бреши прозвучала сталь. Те самые ноты, которые вводили в неистовство его последователей, те самые ноты, после которых они готовы были пойти за ним хоть на плаху. И Президент, услышав их, замолчал – все равно как если бы Бреши влепил ему пощечину.

Бреши выдержал небольшую паузу.

– Друг мой, – заговорил он куда мягче. – Все хорошо. Вы не один. С вами преданные друзья и соратники, вам есть на кого опереться. И мы не оставим вас, что бы ни случилось.

– Но, Пьер, ты не понимаешь. Они…

– Даю вам слово, Господин Президент: я лично со всем разберусь. Обещаю. А вам нужно отдохнуть. Вы сильно устали, вы слишком много работали. Один человек не в силах нести столь неподъемную ношу.

– Но…

– Просто отдохнуть, – с нажимом повторил Бреши, а затем, все еще держа Президента за плечи, обратился к камердинеру: – Карло, пожалуйста, позаботься о нем. Сделай то, что ему сейчас нужно: ванны, соли – ты знаешь.

– Да, господин Бреши.

– И… Моя глубочайшая благодарность. Твой поступок, несомненно, достоин восхищения. Я рад, что Господин Президент в столь надежных руках.

Карло склонил голову.

– Спасибо, господин Бреши.

Они обменялись быстрыми взглядами, но что стояло за этим – Киршоу не понял.

– Вот и хорошо, – сказал Бреши, отпуская Президента. Только что по щеке не потрепал. Киршоу поежился. Какого черта он с ним нянчится? Как с малым ребенком… Но в этот момент Бреши посмотрел на него, и Киршоу понял, что никогда в жизни не задаст этот вопрос.

– Вы обязаны отдохнуть. Слушайте Карло, он обо всем позаботится.

Господин Президент вяло махнул рукой и поплелся по дорожке к выходу из оранжереи. Карло черной тенью заскользил за ним следом. Впрочем, как только мавр поравнялся с Бреши, тот удержал его за рукав.

– Вот еще, Карло, у меня к тебе будет небольшая просьба…

– Да, господин Бреши?

Бреши быстро глянул на удаляющегося Президента и заговорил тише, чтобы тот его не услышал:

– Найди ему женщину.

Если Карло и удивился, то на лице это никак не отразилось.

– Да, господин Бреши.

– Но… Никаких красавиц, актрис, профессионалок высшего класса и тому подобного сброда. Найди ему тихую и уютную женщину. Что-то маленькое и хрупкое, но не совсем ребенка, конечно же… Что-то домашнее.

– Понял, господин Бреши.

– В Старом Городе есть заведение под названием «Курятник», обратись туда, и тебе помогут. Лучше всего – провинциалка, только приехавшая в город, или кто-то в этом роде.

– Хорошо, господин Бреши.

Карло коротко кивнул и поспешил за Президентом. Бреши дождался, пока оба скроются из виду, и обернулся к Киршоу.

– Дрянь, – сказал он спокойным, ровным голосом, но было в этом спокойствии что-то такое, отчего Киршоу захотелось куда-нибудь спрятаться или, на худой конец, забраться на дерево.

– Э-э… – Если у него и оставались какие слова, все они застряли глубоко в глотке.

– Дрянь, – повторил Бреши. – Ситуация выходит из-под контроля. Пойдем.

Он махнул рукой, чтобы Киршоу следовал за ним, и, чеканя шаг, двинулся по дорожке. Киршоу семенил следом – точь-в-точь маленькая собачонка.

– Пьер, вы… Пьер, что…

– Лайонель, помолчите. Вы мешаете мне думать.

– Прошу прощения, я просто хотел…

Бреши смерил его взглядом, и под прицелом серых глаз Киршоу вдруг вытянулся по струнке, к немалому своему удивлению. Он не привык подчиняться приказам: он был политиком, а не солдатом. В его природе было лавировать и извиваться, слушать тех и этих, но всегда поступать по-своему, руководствуясь исключительно собственной выгодой. Но сейчас чутье настойчиво советовало ему беспрекословно выполнять все то, что говорит этот сухопарый человек в военном френче без нашивок.

Автомобиль ждал у парадного входа. Шофер, поджарый парень со взглядом убийцы, молча открыл дверь и молча ждал, пока Киршоу и Бреши устроятся на кожаных сиденьях.

– К-куда мы едем? – в третий раз рискнул заговорить Киршоу, когда дверца захлопнулась.

Бреши ответил не сразу. Пару минут он разглядывал пятно на брюках политика, и под этим взглядом тот задергался, как дохлая лягушка от ударов током. Бреши откинулся на спинку сиденья.

– Для начала проведаем нашего дорогого профессора, – сказал он, и его голос прозвучал на удивление устало. – Надеюсь, ему найдется что нам сказать.