Текст книги "Пересмешник на рассвете. Книга 2"

Глава 57

Окно открылось только с шестьдесят шестой попытки.

Шестьдесят шесть раз Этьен Арти толкал и дергал старую, рассохшуюся раму, запечатанную тысячей слоев масляной краски окаменевшего уплотнителя и черт знает чего еще. Толкал и дергал, колотил по ней кулаками и наваливался плечом. Когда стало окончательно ясно, что грубой силой он ничего не добьется, Этьен набросился на окно, вооружившись сначала вилкой, а когда та сломалась – бронзовым ножом для бумаг. Полчаса он ковырялся в щели между рамами, радуясь победе над каждой чешуйкой краски и ужасаясь тому, как быстро утекает время. Почему, когда на счету каждая секунда, эти секунды начинают бежать особенно быстро? Не проще ли выбить стекло?

Удержало его только то, что в выбитых стеклах не было смысла. Слишком частый оконный переплет, ему не протиснуться. Если он действительно хочет выбраться наружу, путь один: открыть раму. После того как родная мать заперла его комнату на ключ, у него не было иного способа обрести свободу.

Этьен задрожал, вспоминая жуткую сцену. Когда Сесиль, его чудесная, замечательная, волшебная Сесиль, убежала, спасаясь от красноглазого чудовища, в которое обратилась его мать, та тут же переключилась на сына. Она набросилась на Этьена с криками и кулаками, она вцепилась ему в волосы, она била по лицу и осыпала такой грязной бранью, какой он в жизни от нее не слышал. А Этьен лишь прикрывал голову руками. Жалкий, ничтожный, трусливый червяк, не способный защитить ни себя, ни свою женщину. Мать за волосы втащила его в комнату, швырнула на пол – и откуда только силы взялись? Как будто в нее вселились все демоны ада. Затем она заперла дверь, провизжав напоследок, что до конца своих дней он не выйдет за порог. И Этьен еще долго лежал, скрючившись на холодном полу, поджав колени к груди и вздрагивая от беззвучных рыданий. Он не мог поверить в случившееся. Это было настолько же бессмысленно, насколько и ужасно. Как? Как она могла с ним так поступить?

Оставалось лишь признать очевидное: его мать окончательно свихнулась. Та хрупкая нить, которая связывала ее с реальностью, лопнула, как паутинка. И именно Этьен был в этом виноват. Сходил за артишоками! Ушел на час, пропал на целый день, и это тогда, когда весь город сошел с ума, брешисты громят лавки и вообще творится черт знает что. Бог знает, что мать успела себе навоображать, наверное, уже надгробие ему заказала… Но затем пришли мысли о Сесиль, и Этьена прошиб холодный пот. Пока он здесь распускает сопли и упивается собственной беспомощностью, его малышка бродит одна по мокрым улицам свихнувшегося города! С ней же может что-то случиться, она может попасть в беду, она…

Этьен вскочил на ноги. Кровь вскипела в жилах, как кислота, в которую добавили воду. Он должен найти ее. Он обещал, что никогда ее не оставит.

Впрочем, сказать всегда легче, чем сделать. Прежде чем спасать свою женщину, нужно хотя бы выбраться из дома. Не такая уж и тривиальная задача, как оказалось. Путь через дверь закрыт, так что оставалось только окно. Как поэт, Этьен не мог не отметить скрытый и явный символизм этого выхода, но разозлился на себя за такие мысли. Разве можно думать об идиотских символах, когда Сесиль… Где она? Что с ней? И, скуля от ярости, обиды и страха, Этьен набросился на оконную раму.

Шестьдесят шесть отчаянных попыток, полчаса кропотливого труда, прежде чем окно с грохотом распахнулось и в разгоряченное лицо Этьена ударил холодный ветер. Ветер ворвался в комнату, смел со стола незаконченные наброски никому не нужной поэмы «Цирк», сбросил на пол карандаши, закачал лампу в стеклянном плафоне – причудливые тени заплясали на стенах. Несколько мгновений Этьен так и стоял, вдыхая воздух свободы и воображая себя узником, вырвавшимся на волю из сырых казематов тюрьмы Сан-Мартан. Свобода пахла бензином, речной тиной и гнилыми овощами, но для него не было аромата слаще.

Впрочем, долго наслаждаться победой он не мог. Времени в обрез, и даже меньше. Высунувшись из окна по пояс, Этьен посмотрел вниз и выругался. Всего второй этаж, но прыгать высоко, да еще и на булыжную мостовую. Насмерть он, может, не разобьется, но кости переломает. И как он тогда будет спасать Сесиль?

К счастью, ответ пришел почти мгновенно. Связанные простыни! Отважная Клара постоянно так делала – сбегала через окна по связанным простыням, как будто дверей для нее не существовало. Хоть какой-то толк от этих дурацких радиопостановок. В свое время Филипп уговорил его послушать несколько выпусков, но Этьен не впечатлился, а оказывается, и в навозной куче можно отыскать жемчужины.

Этьен метнулся к кровати. Простыня у него была одна, но не беда. Можно разорвать на полосы, главное – завязать достаточно крепкие узлы, которые выдержат его вес. Впрочем, и за этим дело не станет. Давно, когда Этьен был совсем мальчишкой, он, начитавшись приключенческих романов о дальних морях и чудесных островах, мечтал сбежать из дома и стать моряком. Начать юнгой и дослужиться до капитана прекрасного фрегата с белоснежными парусами… Мечты, разумеется, так и остались мечтами, но, готовя побег, Этьен наловчился вязать морские узлы. Для его цели как раз подойдет узел с дурацким названием «обезьянья голова».

Схватив валявшийся на полу нож для бумаг, Этьен набросился на простыню с яростью, удивившей его самого. Не прошло и пары минут, как в руках у него оказались рваные полосы льняного полотна, и он связывал их в некое подобие веревки. Закрепить ее можно за батарею парового отопления, ну а потом…

В этот момент из коридора послышались шаркающие шаги. Этьен замер. Проклятье! Только этого не хватало: мать решила его проведать! И именно тогда, когда он так близок к тому, чтобы выбраться из этого проклятого дома. Шум, который Этьен поднял, пытаясь открыть окно, мать проигнорировала, но сквозняк привлек ее внимание. Шаги в коридоре замерли, затем зазвучали снова. Мать не спешила ворваться в комнату, к двери она приближалась осторожно, как укротитель к клетке со львом. Но сейчас ключ в замке повернется, и тогда…

Отбросив недоделанную веревку, Этьен подбежал к окну. Значит, прыгать? Этьен вскарабкался на подоконник. Ну что ж. Если нет иного выхода… Он глубоко вздохнул, перед тем как сделать решительный шаг в пустоту.

И, разумеется, в тот же момент Этьен увидел другой выход. Справа от окна, на расстоянии полутора метров спускалась старая водосточная труба. Нужно только до нее дотянуться. Это даже лучше, чем веревка из простыней, и так очевидно, что Этьен даже удивился, как это он сразу о ней не подумал. Вместо того чтобы тратить время на возню с постельным бельем, сейчас был бы уже внизу.

По дребезжащему карнизу Этьен перебрался к краю проема. Ну и как дотянуться до трубы? Прыгнуть и попытаться ухватиться за нее на лету, как обезьяна за ветку? Отчаянная и дурацкая идея – Этьен трезво оценивал свои физические возможности. Какому-нибудь цирковому акробату провернуть подобный трюк ничего не стоило, но для него все окончится булыжной мостовой.

Он ощупал мокрую кирпичную кладку наружной стены в поисках выбоины, за которую можно ухватиться. Без толку. Старый раствор осыпался, острые крошки впивались под ногти, но пальцы соскальзывали. Спасительная труба была столь же близка, сколь и недостижима.

Дверь задергалась: похоже, мать забыла, что сама же его заперла. Затем послышался испуганный голос: «Этьен? Что ты там делаешь? Этьен?» Он не стал отвечать, продолжая ощупывать стену. Проклятье! Почему он не догадался забаррикадировать дверь кроватью или еще какой мебелью? Это бы могло ее задержать. Но все хорошие мысли приходят так поздно! В замочной скважине загремел ключ.

В тот же миг Этьен прыгнул, презрев все страхи и сомнения. Мгновение полета – и сильный удар о холодную жесть. Каким-то образом Этьен умудрился обхватить трубу руками и ногами и прижался к ней так крепко, как несколько часов назад прижимался к горячему телу Сесиль.

Падения не случилось: Этьен немного съехал вниз и остановился, опираясь ногой о металлический штырь опоры. Сердце в груди трижды перевернулось, желудок сжался, а рот наполнился горечью желчи, но не более того. По крайней мере, он не лежал на мостовой, с головой, расколотой, как орех. Труба, словно приветствуя его, громко заскрипела.

Этьену потребовалось четыре вдоха, чтобы вновь осознать себя в этом мире. Столько же времени потребовалось и его матери, чтобы добраться до окна.