Текст книги "Том на отшибе. Избранные стихотворения. XXI век"

Том на отшибе
Избранные стихотворения. XXI век
Дмитрий Лашевский

Оформление Ирина Левицкая

© Дмитрий Лашевский, 2024

ISBN 978-5-0062-2916-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Том на отшибе
(Избранные стихотворения. XXI век)

 
Время и сердце
Primo lucem
С той стороны зеркального стекла
Perpetuus motus
Лунная сюита
Снежные гаммы
Вешь
Встречи
Многие мудрости
No war
Дуали
Воздушные фантазии
На краю земли
И чудотворство
Грани
Судьбы и роли
Personalia
Eb Eva
Осенние звёзды
 

Время и сердце

 
Миллениум
«Может, время уходит…»
Время и сердце
Пусть кто-нибудь
Излом. Время
Колесо прогресса
Дискретность
Командировка
Улёт
Бубновое время
Поколение Z
Люди и книги
 МИЛЛЕНИУМ
 
 
Ну, вот и кончен
Двадцатый век,
А мы хохочем
И смотрим вверх:
Но неба нету,
Ночь зелена,
Теперь лишь снегу
Нас пеленать.
  Культуры, войны,
  Вожди, века, —
  Ох, как усвоен
  Сей опыт, как
  То в крик, то в шёпот,
  То мёд, ан – яд,
  Усвоен опыт —
    И, значит, снят?
    Коль в небе правда,
    Лжи – Эверест.
    И брат на брата,
    Христос на крест;
    Триумфы казней
    В одну и ту ж —
    Снегами наземь —
    Замену душ.
 
 
Но словно ветры
Поют про то,
Что наша эра —
Ещё пролог,
Лишь увертюра,
Разбег, эскиз,
Введенье в утро.
В реальность. В жизнь.
  В культуры. В страсти.
  В мечты. В миры.
  В межзвёздных странствий
  Размах, отрыв!
  В бездонье сине,
  И в сердца суть,
  В Отца над сыном
  Последний суд.
    Разъятый космос
    И зелень брызг…
    А мы смеёмся
    И смотрим ввысь, —
    Легко щекочет
    Ресницы снег…
    Ну, вот и кончен
    Двадцатый век.
               * * *
 
 
Может, время уходит,
Как Христос, по воде,
Или камень по хорде,
Иль из клана – гордец?
 
 
Равновесие хрупко,
Шаг колеблет струну…
Или время – по кругу?
Я ль судьбу обману?
 
 
Или время – по капле
Голубого вина,
Чуть мерцая в бокале
Позолотою дна?..
 
 
Иль расколотой глыбой
В море рухнет утёс?
 
 
Захлебнуться в нём – либо
По воде, как Христос?!
  ВРЕМЯ И СЕРДЦЕ
 
 
Время резало сердце
На куски, точно торт.
Вам потолще отрезать?
Вам с цветочком? Вам – тот?
Каждой жизни по смыслу,
Каждой – голос с небес.
Это вам… да, я слышу,
Это вам…
А себе?
 
 
И задумалось время:
Всё возьми да возьми;
Но уставший от тренья
Часовой механизм,
Одурманенный сладким —
Как останутся без? —
Раздавал и остатки:
Это вам…
А себе?
 
 
Время шло и качалось,
Сознавая конец;
Если б снова, сначала —
То иначе иль нет?
Всё понять, а людей лишь —
Кто пророк, кто слепец…
Да и как тут разделишь:
Это вам…
А себе?
 
 
Сердце было прекрасно! —
Голоса вперебой;
Только время угасло,
Над счастливой толпой
Плачет дождь запоздалый,
И сверчок вдруг запел…
Хорошо, коль досталось
Что-то вам…
А себе?
    ПУСТЬ КТО-НИБУДЬ
 
 
Пусть будет хоть кто-нибудь счастлив —
За эту-то цену! —
За сердце, всё время на части,
За вечный клок сена,
Который попробуй-ка выбрать:
Что слева, что справа…
За солью зудящие фибры,
За свист и за браво —
Тождественные выраженья
Единой медали,
Поскольку все эти сраженья
В гробу вы видали:
Сражения духа и тела
И чувства и долга,
И гения, кстати, с пределом,
Мышления – с догмой.
А ежели вас не томили
Идея иль пунктик, —
Отбросив все дихотомии,
Хоть счастливы будьте!
За эти бессонные ночи,
Бездонные ямы,
За то, что молчание ёмче
Чеканного ямба,
Но надо, свинцовое горло
Вздувая ночами,
Искать в своём сердце глагола
(а то-то – на части…).
За пазухой… – нет, за решёткой —
Тепло ль у судьбы там?
Итак, и за спор нерешённый
Меж богом и бытом;
За жертвы и за компромиссы,
Грехи и утраты,
За те гениальные мысли,
Которым – не рады,
Пусть будет хоть кто-то счастливым,
Хоть кто-нибудь, кто-то!
Скорее же, чёрт раздери вас!
За долгие годы,
С которыми время – прощаться,
Пока не простились,
Хоть кто-нибудь должен быть счастлив!..
Кто ж этот счастливец?
 ИЗЛОМ. ВРЕМЯ
 
 
Мольбам не внемля —
Куда, мадам? —
Бежало время
По проводам;
Внутри гудело
Да не рвалось
Стальное тело
Его волос;
Скрутив доспехи
Под правый винт,
Бурлило эхо
Его лавин;
Касалось краем —
И впавший в сон
Был увлекаем
И унесён;
Волна кипяще
Катилась вширь,
Чтоб и неспящих
Забрал сей вихрь;
Не зная пауз:
Давай, гони!..
 
 
Но вдруг распалось
Оно на дни,
На интервалы,
На цепь минут,
На чёрный – алый,
Калач и кнут,
На до и после,
На да и нет,
На центр и полюс
Небес и недр,
На речь и тайну,
Елей и яд,
На мрак и знанье,
На ты и я;
И можно было
Увидеть, как
Оно забилось
В своих витках, —
Но в миг забвенья
Кому ж смотреть…
Распалось время
На жизнь и смерть.
   КОЛЕСО ПРОГРЕССА
 
 
То ль Энгельс, то ль Макиавелли,
А может быть, Жан-Жак Руссо, —
Кто-то из них сказал, что верить
В прогресс нельзя,
                                что колесо
Его
       не лошадью, а белкой
Вдохновлено,
                        абсурд – тот стяг,
Перед которым жизнь – безделка
И самый человек – пустяк;
Что только тот, в ком сила духа
Вольна раздвинуть рубежи,
Пройдёт, словно верблюд сквозь ухо,
И попадёт в иную жизнь;
Развитье техники – лишь форма,
В которую заключены
Все наши мысли, чувства, нормы,
И нет такой величины,
Какую б не превосходила
Случайность, ибо только в ней
Уверенность и статус силы;
И что нет способа верней
Вернуться к миру шкур и палиц,
Чем думать: бог на блага щедр;
Что человек неандертальца
Не из души, а из пещер
Изгнал
             и, тайны жизни вызнав,
Прогрессу фимиам кадил,
Только в капкан позитивизма
Сам ненароком угодил,
И снова, как во время оно —
Тем больше дров, чем дальше в лес, —
Он злобно повторяет: homo,
Мол, homini лишь lupus est.
 
 
…Чердак, переходящий в погреб,
И лик как путь к бесстыдству рыл…
 
 
А может, это так, апокриф,
И ничего не говорил
Ни Энгельс, ни Платон, ни Ницше,
Зато изобразил Эшер —
Как мы спускаемся всё ниже,
Всходя к пределам высших сфер.
 ДИСКРЕТНОСТЬ
 
 
Потому-то и лето,
Что оно – пролетает…
И бумажную ленту
Древнего телетайпа
Ночи рвут на кусочки
И летят – сердцу мимо,
Оставляя лишь сочный
Сладкий запах жасмина.
 
 
И проносятся буквы,
Запятых не заметив;
Почки только набухли —
А уж яблоки медью
Наливаются; слово
Отстаёт от значенья;
Сердце прыгает, словно
Без прыжков коченея.
 
 
Солнце ходит кругами —
Превратившее землю
В золотой многогранник:
Новый вид карусели.
Взвился вихрь междометий,
Время колет лицо…
Но уж яблоки – медью,
Да и сердце – свинцом.
  КОМАНДИРОВКА
 
 
Что за ночь! – всё длится, длится,
Тянется и тянется,
Фонари, берёзы, лица,
Стукачи на станциях.
Отмахавши пол-Сибири,
Не найдём рассвета мы.
А откуда – позабыли,
А куда – неведомо.
 
 
Лишь в углу бренчит гитара:
В бытии – всё временно;
Да затрёпанные карты
Выложены веером,
И заносчивые судьбы,
С полок – чемоданами,
И несутся, и трясутся
Над пиковой дамою.
 
 
Не экскурсия, не бегство…
Эй, командированный!
Погляди, как пляшут бесы
В поле над сугробами;
Ты и сам забудешь, кто ты,
В эту ночь – зачем came in…
То ль из арестантской роты,
То ли с белоче-ха-ми.
 
 
От Бакала до Байкала —
Чуть не четверть глобуса;
Кипяточек на вокзалах
Да с плакатов в лоб усач,
Словно новый граф Клейнмихель,
А за ним забвение —
Всем, кто брошен в этот тигель,
Уголь – в топку времени?
 
 
Но надежда ведь уже – в том,
Что путь – сквозь, не в прошлое…
А навстречу – дым сюжетов
Голубой порошею.
 
 
Что-то повалили крести,
И в окне взметеленном —
Будто убегают рельсы
В облака тоннелями.
 
 
В рваных ватниках, в кожанках —
Люди или призраки…
В темень всматриваясь жадно,
Слиться с обелисками;
 
 
То ли это только снится,
То ли вправду чудится…
Разбудила проводница
Возле Нижнеудинска.
 
 
Долетели за пять суток, —
Неужели кончено?
Скорый поезд не уступит
Даже велогонщику!
 
 
Нет, ещё лишь середина,
Да в какой мы волости?
Это снег, а не седины,
Лёг на наши волосы.
 
 
Дерзко: путь важнее цели?
Отвечаем дерзости:
Вечный свет в конце тоннеля —
Всё на нём и держится.
 
 
Перестуки, присвист, скрежет…
Ну, за новой пулькою?
Стали остановки реже,
И в титане булькает
 
 
Кипяток, а не водица!
Путь, а не катаньице…
Задремала проводница,
Только ночь всё тянется.
 
 
По старинке бесы кружат…
Кровь, а не сукровица!
И торчат стволы, как ружья
На плечах у вохровцев.
             УЛЁТ
 
 
Остающиеся (типа, с носом),
Чтоб месить грязный, липкий снег,
Смотрят в небо, – а там вознёсся
И понёсся – в каком огне,
В что за страсти
                           куда несущий
Твою душу, кровинку, плоть!..
Остающийся, отстающий,
Ты ведь сам дал добро на взлёт.
 
 
А летящие (в мир иллюзий),
Где ни вьюг, вообще – ни зим,
Разрубают гордиев узел:
В каждом солнышке – апельсин.
И взметнувшись – какой надеждой
Или, может, какой тоской!.. —
Улетающий, улетевший,
Ты ведь сам нам махнул рукой.
 
 
Полземли между тем и этим,
Только небо на всех одно.
Но когда улетают дети,
Превращается дождь – в вино.
Не попробовав, не поживши,
Заплутаешь среди дилемм,
Нерешительный, не решивший,
Остающийся на земле…
  БУБНОВОЕ ВРЕМЯ
 
 
Богатство и книг, и земли,
Просторов и высей.
Вот ум бы!
Но, крикнувши сердцу «замри!»,
Вдруг время ударило в бубны.
 
 
И, как позолота,
                                 налёт
Культуры слетел с нас.
Бескрайни
                      иллюзии.
Ну, а народ
Стал материалом для армий.
 
 
Нас мало Христос распинал?
Нам мало вселенской печали?
Как искони, что ни спина —
В неё туз бубновый впечатан.
 
 
Стал мифом логический смысл,
А честность – уделом метафор;
Что создали предки – в распыл
Пустил забубнованный варвар.
 
 
Неужто не будет конца
Безумным властителям судеб,
Губителям и подлецам,
Всё время играющим в бубны?!
 
 
А или сквозь тысячи лет
Посмотрит на нас марсианин:
Всё было на этой земле,
И всё – уничтожили сами?
   ПОКОЛЕНИЕ Z
 
 
День угасает, triste est.
И медленно, едва заметно
Уходит generation Z,
Кому же уступая место…
 
 
А всё, закончен алфавит.
Пытливому – вглядеться б в даль, но
Торжественное vive la vie
Отныне просто vie-ртуально.
 
 
Обрыв? Стена? Пора расплат
За мнившееся чудом прежде.
И лишь поэт, будто Атлант,
Своё пустое небо держит.
 
 
Ещё, по праву старшинства,
Судьбою тешитесь вы, но и,
Словно сентябрьская листва,
Ложась грядущему под ноги, —
 
 
Рассыпавшийся линотип,
Распахнутые двери морга;
И в тщетных поисках пути
Молчит растерянный демограф.
 
 
Так что же ожидает вас,
Живущих в сапоге у бога?
Дробящий камни ямб – аванс,
А рассчитается эпоха
 
 
За всё, что было вам дано
(И где?! – однажды спросят дети)
Да в пыль и прах превращено.
Как говорится, Deus dedit…
 
 
Но кто за вами? Кто – вослед?
Какие Дракула и Крюгер?!
Пылающую букву Z
Скандирующий putlerugend.
 
 
Не терпящая пустоты
Природа долго не гадала,
А превратила в страх и стыд
Ошмётки ваших идеалов.
 
 
Иль, может быть, по одному,
Бесплодие мечтаний вызнав,
Вы разбредётесь – потому
Став социальным атавизмом…
 
 
Отринув общность бытия,
Вы разойдётесь по аллелям;
И ваше бедное дитя
Не сделается поколеньем,
А будет выть да выживать…
 
 
Сплетают паутину Мойры,
И, пусть мой слог витиеват,
Il giorno piager si che more.
    ЛЮДИ И КНИГИ
 
 
Жили люди и жили книги,
Люди книги читали, чтили,
Попадали под книжье иго,
В пестроцветие литидилий;
Расставляли по книжным полкам,
Сочиняя по буквам море,
От Ахматовой Анны с Блоком
До Языкова с Юной Мориц;
 
 
Раз в полгода перебирали,
Корешки протирая влажно,
Так владели они мирами
Во Вселенной своей бумажной.
Ну, а книги хранили тайны,
Ну, а в книгах плескалась бездна,
Ну, а люди-то их глотали,
Словно листья – огонь небесный.
 
 
Заплутав в лабиринтах книжных, —
Лабиринтам бы не кончаться!
Заплутавших не счесть… Иных же
Выводило в фарватер счастья,
Где сравнится ли с чем-то трепет —
Это сказано или снится? —
Новой книги вкушенье пред-пред…
Неразрезанные страницы…
 
 
Только люди-то умирали,
А вот книги – они бессмертны
И, должно быть, считали раем
Свои полочные дециметры.
И теснились в шкафах сюжеты
(на пергаменте, с юсом, с ятем)
В ожиданье – ведь должен где-то
Быть их суженый, их читатель.
 
 
И рождались, конечно, дети,
Их рожденью все были рады,
Но иное тысячелетье —
И иные мораль и нравы.
 
 
Пропитавшись тяжёлой пылью,
Книги думали (вам их жалко?):
Почему же про нас забыли?
И куда нам – в огонь, на свалку,
Или стать нам макулатурой,
Чтоб из нашей души и плоти —
Ночь окончится – завтра утром
Получился б плакат, блокнотик?..
 
 
И стояли пока на полках,
Как ваш, деточки, дед поставил, —
Как бумажный реликт эпохи,
Как собрание эпитафий.
 

Primo lucem

 
Школьное утро
Из детства. Звездолёт
Маленькая
Новый год
Комки
Шарик
Из зала
«Несмышлёные дети…»
Доверчиво
Золотое стихотворение
У реки
 ШКОЛЬНОЕ УТРО
 
 
Месяц выпятил губу,
Смотрит исподлобья:
Твой потёртый ноутбук
С цифирною дробью,
Да истёртый каблучок,
Призрачные сани…
Через левое плечо —
С горки на экзамен.
 
 
Дрёма. Утренняя тьма.
Тихие страницы.
Горе – только от ума,
Спящего в темнице.
Где ты бродишь, милый снег?
Горка ледяная…
И бормочешь, как во сне, —
Клятву? Заклинанье?
 
 
Месяц, предо мною встань,
Вспыхнув рыжей гривой!..
Повторяется, как встарь,
И судьба, и рифма.
Три желанья, три мечты
Вечные – исполни!
Повторяется мотив
И ушастый пони.
 
 
Постепенно гаснет темь,
Скрип дверей – а дальше
Остаётся тридцать тем
И одна удача.
 ИЗ ДЕТСТВА. ЗВЕЗДОЛЁТ
 
 
Он был звездолётом.
На толстом бардовом ковре,
На тёплом и плотном,
Он был не болид, не корвет,
Не як-истребитель,
А – звёздное небо ковра —
На геоорбите
Парящий над миром корабль.
 
 
Раскинув антенны
Вращением поднятых рук,
Он мчался сквозь стены,
Забавную эту игру
Легко сделав жизнью, —
А значит, он цели искал;
И космос кружился
В туманностях дальних зеркал.
 
 
И всё отлетало,
Как млечная пыль от брони:
Он был из металла;
Сквозь гул голосов, сквозь огни,
Сквозь вечер, сквозь детство —
Какой пятилетний сюжет! —
Он нёс своё сердце —
Где чёрные дыры ждут жертв.
 
 
А в нём был не мальчик,
А принц марсианских корней,
Метелью отнянчен,
Но не примирившийся с ней.
Всё выше и выше,
Туда, где – а так ли уж твёрд —
Был звёздами выжжен
Чужой меловой небосвод.
 
 
Всё глубже и глубже
Сквозь кубики, карандаши
Он нёс первый ужас
Восторженной, нежной души.
Гудели квазары
Пчелиным подобием люстр,
Он думал в азарте:
«Нет, я долечу, не свалюсь!»
 
 
Созвездья сливались
В сплошное цветное кольцо,
И вдруг появлялось
Из гула галактик – лицо,
Как между мирами
Бушующими – мирный плот…
И радостно к маме
Бросался лихой звездолёт.
   МАЛЕНЬКАЯ
 
 
Вечера одинаковы.
Ничего необычного.
И внезапно заплакала.
Перестала. Набычилась.
 
 
Посопела и хлынула
В руки…
Сердце заплакано…
А из печки малиновый
Отсвет
              падал во мрак окна.
 
 
И утихшею молнией
Ноги спрятавши в платьице,
Еле слышно промолвила:
«Почему-то мне плачется».
       НОВЫЙ ГОД
 
 
Засим – засни. А перед этим,
За полстолетья до конца,
В бородаче переодетом
Как было не признать отца?!
Снег за окном, как в сказке, падал —
Грядущий свет моих очей.
Я спрашивал: «а где же папа?
Куда он вышел и зачем?»
Потом, когда, окутан тьмою,
Он возникал, – как я всерьёз
Его ругал: «а ведь со мною
Беседовал сам Дед Мороз!
А ты где пропадал, откуда
Явился, брови в серебре?»
И это было просто чудо —
В каком столетье на дворе?
Да в том, когда наивный юмор
Менял застенчивый баян,
Когда ещё никто не умер;
И я, обмана не поняв,
Заснуть пытался, строя планы,
Стараясь за год рассчитать,
Как – чтобы Дед Мороз и папа
Не разминулись бы опять.
            КОМКИ
 
 
Младенцами боги лепили комки
Из атомов пыли, – и вот
Теперь мы любуемся светом каким
Когда-то в ночь брошенных звёзд.
 
 
А те разгорались; эй не обожги! —
Звучало в прорезанной тьме.
И вот уж не боги, а просто божки
Лепили комки из комет.
 
 
В холодной земле – не шуршанье червей,
Там, занят извечным трудом,
Из грязи вылепливает человек
Свой милый космический дом.
 
 
А рядом из снега – ну, чем не божок,
Хоть прямо сейчас на алтарь! —
Мальчишка воинственно лепит снежок:
А ну-ка, попробуй, ударь!
 
 
Неужто так вечно и катится ком?
А смысл этой притчи лукав:
Он – в том, что тот смысл,
                        что богами иском,
Весь – в детских холодных руках.
       ШАРИК
 
 
Висеть – не нависеться,
Взлетевший, голубой!..
Страх перед болью в сердце
Усиливает боль.
 
 
Будь ласковый и добрый —
Тем умножая зло…
Приверженец утопий
Упёрся в потолок.
 
 
Теперь тебя удержит
Покой наверняка;
Последняя надежда —
На силу сквозняка.
 
 
Иль детскою рукою
(и свысока поклон)
Ты, вопреки покою,
Отправлен на балкон, —
 
 
А там уже без гнева
И радости, чуть-чуть:
Лишь полчаса до неба,
Час – до разрыва чувств.
          ИЗ ЗАЛА
 
 
Армянский мальчик улыбался,
Играя Баховское скерцо;
Разулыбался бы и Бах сам
От Бранденбургского концерта,
Исполненного остро, лихо,
Слегка наивно, con fuoco.
Быть гениальным, быть великим —
Не в этом, право слово, фокус;
А вот, сжимая в пальцах скрипку,
Всё время рвущуюся к люстре,
Попробуй-ка сдержать улыбку:
Простой провинциальный юзер,
Которому доверен гений,
Вручён, трепещущее знамя,
Вдут в сердце, точно в шарик – гелий, —
Но ничего о том не зная,
Он лишь приказывает звуку
То взмыть, а то вдруг пасть ничком,
Пуская душу, как голубку:
Лети, лети, мол, за смычком!..
          ***
 
 
Несмышлёные дети
С зажигалкой в руках
Попадаются в сети
Тополиные – ах!
Щёлкни кнопкой – и вспыхнет
Белый, шёлковый пух,
И трава – в алой сыпи;
А секундный испуг
Отзывается в теле
Быть – стремленьем – смелей…
 
 
И бегут прометеи
По горящей земле.
   ДОВЕРЧИВО
 
 
Среди не бела дня,
А синя вечера
Ты обманул меня,
А я доверчиво
Принял твою ладонь,
Нырнул в объятия,
Сказал: ну что ж, пойдём.
Да что там, я б тебя
Даже без всяких слов,
Увёрток, хитростей
Поцеловал бы в лоб
И в сердце б выкрестил.
Я верил в каждый звук,
Пока в даль мглистую,
Не размыкая рук,
Мы шли и шли с тобой.
Вдруг, словно ото сна
Очнувшись, – свечками
Твои глаза:
                       всё знал?
Играл в доверчивость?
Ах, ведь с тобой идя,
Тебя ж я вынянчил,
Ведь ты моё дитя,
Моя кровиночка.
ЗОЛОТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
 
 
Золотое детство,
Золотая осень.
Между сном и сердцем
Мостик перебросим.
Где ты, Златовласка?
Стала ли берёзкой,
Утонула ль в ласках
Или только в грёзах?
Кто ты, милый мальчик,
Не понять спросонок —
Или одуванчик,
Или же цыплёнок?
Наливаясь цветом,
Тихо приближалось
Бытиё к ответам, —
Ах, какая жалость,
Больше не случится
(ибо же нелепо),
Чтобы от лучинки
Загоралось небо;
А какие грозы,
Небо расколовши,
Обували босых
В сапоги-галоши.
Пересвист акаций,
Выйди на крыльцо, —
                                            не
Правда ли,
                      казаться
Будет:
             всюду – солнце!
Вся в сосновой стружке
Модненькая чёлка.
Старые игрушки…
Липовые пчёлки
Так у сердца вьются,
Будто в танце: просим,
Приглашаем в юность;
Ну, а там уж осень.
То и золотилось,
Чтобы осыпалось,
Потому что милость —
Это всё же малость.
Вот поймать бы грошик,
Звёздочку иль лучик, —
Золотой век прожит, —
Ну, на всякий случай.
         У РЕКИ
 
 
Там был лес, а внизу река,
В ней сочилось рубин-вино;
Замерев на краю глотка,
Лес туманом окутал новь.
 
 
Было нам по пятнадцать лет,
Перед нами лежала жизнь,
И безмерным казался лес,
Замерев синествольем жил.
 
 
Сквозь, в тумане, сосновый строй
Уходя от рубин-костра, —
Обернёшься – исчез костёр,
И блуждай теперь до утра;
 
 
Но, конечно, на шум, на дым
Шаловливым, хмельным путём
Возвращались: один – один,
А другие – уже вдвоём;
 
 
И тогда затевали песнь
И гляделись в рубин-глаза,
А безмолвный премудрый лес
Всё о нас, несмышлёных, знал.
 
 
Но так нежен был зов реки,
Что из огненно-алых нег,
Упоению вопреки,
Нас тянуло спуститься к ней
 
 
И, склоняясь в слоистый мрак,
Видеть, как, просквозив года,
Из глубин, будто из костра,
Вылетает рубин-звезда.
 
 
Огневицы тревожных звёзд…
Дальний гул поездов ночных…
А под утро тропа зовёт,
Всё свершится, лишь путь начни.
 
 
Было нам по пятнадцать утр,
Билось в нас по рубин-мечте;
И, своим постоянством мудр,
Лес рекой был бы рад утечь
 
 
Вслед за нами. Но ночь ушла,
И не будет такой ночи,
Над которой взлетев, душа
Рассыпает рубин-лучи.
 

С той стороны зеркального стекла

 
Сны, сны
«Между губ и между век…»
Вместилище
«Едва бессонница, сомлев…»
Бормотанье
Засыпая
Тихое утро
Айсберг
Снова сны
Снежный сон
  СНЫ, СНЫ
 
 
Снотворчество:
Его лукавый обиняк…
Чуть форточку
Захлопнет голубой сквозняк, —
Пещерные,
Словно искрящаяся взвесь,
Сгущения
Фантазий, бреда и словес,
Надломленных
На пике пафоса в пике
Соломенных
Страшил, качаясь в сквозняке,
Как пьяницы
На ухо сбитый котелок,
Сквозь памяти
Злокозненный чертополох
Летящие
Улыбкой ширского кота:
Что в ящике? —
Ты не узнаешь никогда;
Мгновенное
Преображение существ,
Смысл времени
Остановился и исчез,
Ткань образа
Не удаётся удержать,
Но борозду
Оставит всякая душа,
Чьи замыслы,
Пропав в преданьях старины, —
Суть самые
Мои пленительные сны.
          ***
 
 
Между губ и между век —
          Снег,
Между рёбер и сквозь кож —
          Нож;
Тихо бьётся меж сердец
          Текст,
Порождая в вихрях проз
          Рознь.
В окна солнечный оскал —
          Класс!
Но прикован Прометей
          К тьме;
Перелив колоколов
          Слов,
Злая ниточка лыжни —
          Вниз.
Как же хочется быть всем!
          Семь
Раз отмерь, затем дерзай —
          В рай;
Но отчаянной мечты
          Стыд:
Есть лишь способ быть во всём —
          Сон.
     ВМЕСТИЛИЩЕ
 
 
Лишь лёгкое движенье шеи
Решает, что за сон вольёт
В твой разум —
                               вольный дух Морфея,
Металл расплавленный – в твой лёд,
В твою холодную темницу —
Мечты стремительный кулак…
 
 
Что в данный миг тебе приснится,
Зависит только от угла
Наклона… радиус подушки
Определяет кровоток.
 
 
Вот вдох, стихи твои крадущий,
Влил сок в неведомый росток:
Вселение каких героев
В твою убогую судьбу!
В ком глины – пять-шесть литров крови…
В какой покой – что за беду!..
               ***
 
 
Едва бессонница, сомлев,
В последний раз оближет блюдца
Глаз, —
                снится, что я сплю и мне
Нужно немедленно проснуться,
И с силою, десятикрат
Превосходящей ночи вексель,
Пытаюсь снова разодрать
Так сладко склеенные веки.
Но зрение юлит юлой,
Не может, да почти не хочет
Пройти сквозь двери запятой
На авансцену двоеточья.
А в уголке значенья – тень,
И за спиной души – опасность.
Я точно замурован в темь
И в ней беспомощно распластан.
И я бреду по киселю
Сознанья,
                     мучаясь проснуться,
Чтоб вспомнить – сниться ль, что я сплю,
Или бессонница есть суть сна.
          БОРМОТАНЬЕ
 
 
Приходят порою вербальные сны:
Попавши в расщелину жизни,
Всех красок и образов выполов сныть,
Лишь голосом сам себе снишься.
 
 
Как будто бормочешь какую-то чушь,
Но фразы, слова, междометья
Холодным сверканьем
                     сквозь изморозь чувств
Влекут ослепительной смертью.
 
 
И слушаешь, слышишь из-за рубежа,
Но вникнуть в сюжет диалога
Не можешь, а впрочем, как и избежать —
Ни звука, ни вздоха, ни слога.
 
 
Всё явлено сердцу, но кто говорит
И с кем, и о чём – неизвестно.
Лишь волн вниз и вверх набегающий ритм,
И только… И мрак непросветный.
 
 
Так голос – последнее, что в тебе есть,
А чушь твоего бормотанья
Сплетается в нежную, прочную сеть,
Бессильную выловить тайну…
        ЗАСЫПАЯ
 
 
Пространство и время
Сплелись в дымно-жильчатый шар.
Ну что ж, пусть подремлет,
Пока не подкрался кошмар.
А ночь узловата:
Сцепленье волокон и вен…
Ты не виновата,
Наш вечер не благословен:
Он – сшибка галактик,
Разорванных трением масс…
Накинешь халатик,
Своею орбитой стремясь —
Куда? я не знаю,
А впрочем, псов звёздных позлим:
Душа – неземная,
Так нет и под нами земли.
Орбита к орбите,
Усталые волны лучей…
 
 
И дремлет Юпитер,
Вздыхая на левом плече.
       ТИХОЕ УТРО
 
 
Стих ветер, в образе кота
Ночь отгуляв по переулкам,
А может, это глухота
Берёт сознанье на поруки.
 
 
По небосводу потолка
Ползёт октябрьская муха.
Как эфемерна, как тонка
Грань между радостью и мукой.
 
 
Ведь только что сквозь трепет сна
Я различал волшебный образ,
Который тут же, как блесна,
Вонзён в моё сухое нёбо.
 
 
Сползает на пол простыня,
Свиваясь в вензель иль верёвку,
Свидетельством против меня:
Весь мир был мною уворован
 
 
И спрятан в сей блаженный сон;
Но вот уж экзекутор грёзы…
Я мог бы быть ещё спасён:
Закрыть глаза, лежать, не ёрзать,
 
 
Да тут такая тишина,
Что даже мысль гремит, как бубен,
И, языком обольщена,
Сулит привычный ужас буден.
 
 
А может быть, всё это – гроб:
Кровать плюс потолок да книжки, —
И принял я за сердца дробь
Стук земляной по белой крышке…
         АЙСБЕРГ
 
 
Верхушкою айсберга жизнь
Торчит:
                труд, страданья и деньги.
Но скрыты от глаз этажи
Жизнь вынянчивших сновидений.
 
 
Сдув белые шапочки льда,
Нас гонят куда-то пассаты;
Но где бы мы были, когда
Не эти вот девять десятых!
 
 
Мы не дописали б главу,
Надежды развеяли б в прахе, —
Удерживает на плаву
Порой нас один амфибрахий,
 
 
Откуда, из что за глубин
Возникший – по зову спирита?
А может быть, некий дельфин
Проник ледяным лабиринтом,
 
 
Рассыпал таинственный шифр,
Растаял, рассудком не понят…
И если я до сих пор жив,
То только затем, чтобы вспомнить
 
 
Причину мечты и любви,
Природу труда и страданья;
Хотя, высший смысл уловив,
А что ему, смыслу-то, дам я?
 
 
Вот это и есть тот вопрос,
Который меняет ночь на день;
И как бы я в айсберг не врос,
Но он-то – танцор на канате,
 
 
И миг неизвестен, когда
Всё перевернётся и массы
Солёного, тёмного льда
Сорвут с бытия
                               жизни маску.
 
 
И сердце – не то ли влечёт,
Чего мы должны опасаться:
Подводный, пленительный чёрт?!
…А вы говорите, пассаты.
     СНОВА СНЫ
 
 
Какие сказочные тайны,
Мой лунный лоб посеребрив,
Приобретали очертанья
Сюжетов, образов и рифм.
 
 
Какие точные идеи,
Не ведая того, что сплю,
Опутывали сновиденья,
Порой удваивая пульс!
 
 
Сужающимися кругами
Я, как в воронку, утекал
Под золотую амальгаму
Луною вздыбленных зеркал.
 
 
И из стеклянных недр экрана
С насмешкой двигались ко мне —
То призрак формулы чеканной,
То полуцарства за коней…
 
 
Я б улетел конём каурым
За логикой ночных лекал!..
Но я проснулся. Или умер.
А разница невелика.
    СНЕЖНЫЙ СОН
 
 
Снежинки, словно мотыльки,
  Летят на свет.
Решить кроссворд, раздать долги
  (и даже сверх),
Затем одеться потеплей
  (жаль, нету унт)
И по заснеженной земле
  Сойти во тьму:
Адам, бросающий эдем
  (вослед кивнём)…
Со снегом слиться, а затем
  Растаять в нём
И долго (вечность или две)
  Лететь, лететь;
И вдруг окно, а рядом дверь, —
  Приоритет,
Естественно, не за вторым,
  Итак, к стеклу, —
А там, в тепле, а там, внутри
  Какой-то клуб
Или, верней сказать, клубок
  Людских сердец,
На полубоге полубог,
  И некий чтец,
Пространство рубящий рукой,
  Бросает в ночь
Не то призыв, не то укор,
  Ему помочь
Уже никто не в силах: он
  На путь и роль
Был призван, то есть обречён,
  Он не герой,
Но явно не из простаков,
  Среди планет
Отринет ли он стол и кров?
  А может, нет…
И – миг решенья, ну-ка, ну,
  Враспах, навзрыд!
И вот подходит он к окну
  И говорит
(тысячелетья протекли):
  Смотрите, ведь
Снежинки, словно мотыльки,
  Летят на свет.