Текст книги "Вирус Зоны. Кочевница"

Дмитрий Лазарев
Вирус Зоны. Кочевница

Серия «Stalker» основана в 2013 году

© Д. Лазарев, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

Издательство признательно Борису Натановичу Стругацкому за предоставленное разрешение использовать название серии «Сталкер», а также идеи и образы, воплощенные в произведении «Пикник на обочине» и сценарии к кинофильму А. Тарковского «Сталкер».

Братья Стругацкие – уникальное явление в нашей культуре. Это целый мир, оказавший влияние не только на литературу и искусство в целом, но и на повседневную жизнь. Мы говорим словами героев произведений Стругацких, придуманные ими неологизмы и понятия живут уже своей отдельной жизнью подобно фольклору или бродячим сюжетам.

Пролог

Краснотайгинск.

Год метеоритного дождя

Сзади полыхнуло. Грохнул взрыв, и затрещала автоматная очередь. Затем полыхнуло еще раз, три одиночных выстрела, и все стихло. Мы с Мариной и Вадимом замерли и переглянулись. Несмотря на сумерки, бледность девушки была хорошо заметна. Я положил руку ей на локоть:

– Он жив, Марина, Даже не сомневайся. Миху так легко не убить!

Она только благодарно кивнула мне за попытку подбодрить, но не произнесла ни слова, напряженно вглядываясь в темноту коридора.

– Давайте уже двигаться, ребята! – предложил явно дергающийся Вадим. – Если Миха жив, он нас догонит, а если нет…

Я едва успел схватить Марину, готовую уже кинуться на Вадима с кулаками.

– Ах ты гад трусливый! – буквально выплюнула она. – Бросить его хочешь, да?! А если он там раненый лежит?!

Я постарался урезонить ее:

– Марина, успокойся! Сейчас схожу проверю. Только сделайте одолжение, не поубивайте друг друга, пока меня не будет!

Но в этот самый момент из черной пасти коридора вывалилась человеческая фигура. Грязная, закопченная и прихрамывающая. Узнать в ней Михаила Стрельцова было затруднительно, но Марина справилась с этой задачей раньше других и кинулась к нему:

– Миша, ты как? Ранен?

– Да нет, так, всего по мелочи – ушибы и ожоги. Жить буду. Но нам пора валить.

С этим никто спорить не стал, только я уже на ходу поинтересовался:

– Что там?

– Истребители.

– Много?

– Нам хватит, – хмуро усмехнулся он.

– А полыхало что? – спросил Вадим.

– С ними был один Измененный. Пирокинетик.

– Был?

– Надеюсь, что да. Кажется, последним выстрелом я его достал. Но гарантировать, что он сдох, не могу. Я поставил там растяжку, и если они полезут…

Договорить он не успел. Сзади грохнул взрыв, пол задрожал, а с потолка на нас посыпалась штукатурка.

– Ты обвалил коридор? – догадался Вадим.

– Ну да. Теперь по крайней мере с той стороны можно не опасаться погони.

– А мы как выбираться будем? – поинтересовался я.

На этот вопрос, как выяснилось, имелся ответ у Вадима.

– Идите за мной! Если я все правильно запомнил, из этих туннелей есть еще два выхода.

– Твое «если» очень вдохновляет, – для порядка проворчала Марина, понимая, однако, что все равно альтернативных вариантов нет.

Дальше мы следовали за Вадимом молча. Я всегда удивлялся его чутью и умению ориентироваться на незнакомой местности, будь то открытый воздух или помещение, словно у него внутри был встроенный компас вместе с навигатором. На самом деле план эвакуации видели мы все, но меня сейчас, после всех наших злоключений, под дулом автомата не заставить вспомнить, что там было. А Вадим, похоже, запомнил. Дважды мы останавливались на развилках. В первом случае для выбора направления нашему «Сусанину» хватило нескольких секунд, а во втором он думал почти полминуты, после чего решительно свернул в самый правый из трех коридоров.

Пройдя по коридору с десяток шагов, Вадим вдруг замер.

– Что такое? – на всякий случай тихо спросил я.

Шума чьих-то шагов или других подобных звуков слышно не было, и даже мое чутье на опасность, обострившееся за последнюю неделю невероятно, в данном случае молчало.

– Это ответвление. – Он кивнул на развилку впереди. – Его тут не должно быть, я точно помню.

– Ты уверен? – нахмурился Стрельцов. – Ты же на схему секунд двадцать смотрел, не больше.

– Мне этого достаточно! – огрызнулся Вадим. – Поперечного коридора на ней не было.

– Это Он, – ахнула Марина.

– Кто? – спросил я.

– Обломок. Его шутки.

– В каком смысле?

– Это уже не просто здание. Это Объект. Проклятый Обломок переделывает его под себя.

– Черт, Марина, ты хоть сама-то слышишь, как это звучит?! Как полный бред!

– Не больший бред, чем вчерашние обыватели, сегодня извергающие огонь или отрастившие себе когти и научившиеся плеваться ядом, – парировала она.

– Это не одно и то же! – уперся я. – Можно еще понять и принять это долбаное излучение, мутации, изменения сознания, но такие фокусы с пространством…

– А у нас сейчас военным-контрактникам лекции по аномальным явлениям, космическим телам и физике пространства читают? – с сарказмом спросила она. – Уж больно ты авторитетно обо всем рассуждаешь! Кто тут ученый, в конце концов?!

– Ты вирусолог.

– Не только. У меня широкая специализация. И вирусология – только одно из направлений. Обломок превратил этот несчастный город в территорию, враждебную людям. Кто может сказать, где лежит предел его возможностей?

– Ты еще скажи, что этот метеорит разумный!

– Не исключено, кстати.

После этих слов я только глаза закатил. Марину это, похоже, вывело из себя, и она уже готова была вспылить, когда вмешался Стрельцов:

– Так, все, прекратили научный диспут! Вы не забыли, что через пять часов от Краснотайгинска только пепел радиоактивный останется?! Нам выбираться отсюда надо поскорее, а не докапываться до причин происходящего! – Он повернулся к Вадиму. – Ну что, рискнем пойти дальше?

Тот пожал плечами.

– Я понятия не имею, что там. Если справедлива версия Марины, здание меняется, и, вполне возможно, схема уже неактуальна.

– Зашибись! – мрачно резюмировал Михаил. – Но это худший вариант, и, если исходить из него, проще лечь тут у стенки и тихо ждать смерти. Не знаю, как вам, а мне такое не подходит. Даже если здание меняется, сомневаюсь, что оно успело измениться до неузнаваемости. Надеюсь, что нужные нам коридоры еще сохранились. Предлагаю двигаться прямо, игнорируя «левое» ответвление.

– Я – за! – первым отреагировал я.

Вадим Низовцев снова пожал плечами (похоже, этот жест стал для него уже почти привычкой):

– Все остальные варианты заметно хуже. Так что согласен.

Марина колебалась дольше всех. Причем у меня даже сложилось ощущение, что думает она не столько о вариантах отхода, сколько о том, что Обломок близко, но до него не добраться. Инстинкт самосохранения боролся с научным любопытством. Впрочем, она не могла не понимать, что варианта «остаться» просто нет, и даже если она примет такое решение, ее просто скрутят и унесут на руках. Поэтому Марина только вздохнула и произнесла:

– Я с вами.

– В таком случае не будем терять времени.

Мы двинулись в следующем порядке: первым Вадим, за ним – Михаил, третьей Марина, ну а я – замыкающим… Много раз я потом прокручивал в памяти этот момент, пытаясь понять: можно ли было сделать что-то, чтобы предотвратить печальный итог, но не находил вариантов. Рок работал избирательно и со снайперской точностью.

Когда мы поравнялись с боковым ответвлением слева, которого не должно было существовать, услышали шум множества ног, но не увидели никого, так как коридор этот уже через несколько метров резко заворачивал назад, против направления нашего движения, почти под прямым углом. А вот по правую руку от нас это ответвление, наоборот, плавно загибалось вперед и вверх. Туннель же, по которому двигались мы, забирал влево, и оттуда, из-за поворота, тоже слышался шум.

В голове мелькнула и сразу исчезла паническая мысль «Обложили!». Секундой позже я сдернул с плеча автомат и направил его в левый коридор, предварительно опустившись на колено для большей устойчивости. Как выяснилось, это движение спасло мне жизнь. Я даже на спуск нажать не успел, как из-за поворота появилось двое Измененных. Ударили они почти одновременно, но по-разному. Один выдал струю пламени, которой обзавидовался бы мощный огнемет, а второй просто шарахнул чем-то невидимым. Мне повезло, и огонь лишь чуть опалил мои волосы, а вот Марина превратилась в живой факел. Но я это увидел уже в полете, очень коротком, впрочем, – до ближайшей стены, о которую меня и шарахнуло, вышибая дыхание. В глазах потемнело, и в этот момент затрещали автоматы Вадима и Михаила – похоже, спереди их тоже атаковали.

Измененные шли по коридору, уже не принимая меня в расчет как покойника, и очень зря – я нашел в себе силы катнуть им под ноги гранату. От взрыва у меня заложило уши, но это, к счастью, оказалось единственным ущербом – осколками не зацепило. Сквозь рассеивающийся дым виднелись приземистые силуэты истребителей, традиционно передвигающихся на полусогнутых. Я выпустил в их сторону короткую очередь и, с трудом поднявшись, рванул к остальным, стараясь не смотреть на догорающее тело уже переставшей кричать Марины.

Дальнейшее мне запомнилось смутно. Какой-то из кругов ада, мрачный и безумный. Мы отступали в единственно свободном правом направлении вновь возникшего коридора. Орали, отстреливались и почти волочили за собой рычащего от боли и ярости Михаила, все норовившего рвануть назад, где осталось тело Марины, которой уже никто не в силах был помочь. Горло саднило от криков, уши закладывало от автоматных очередей, глаза слезились от пороховых газов и сыплющейся штукатурки, руки сводило на оружии.

Краем глаза я заметил бледное как смерть лицо Вадима, прожженный воротник его камуфляжки и серо-зеленое пятно на шее – ядовитый плевок истребителей. Дело дрянь. От нашего подразделения, брошенного, как выяснилось, на убой в захваченный Измененными и мутантами Краснотайгинск, остались только рожки да ножки. Причем львиная доля потерь пришлась на плевки проклятых истребителей, против которых ни медики, ни присланные нам в помощь вирусологи так и не смогли подобрать противоядия. К счастью, плеваться ядом они умели не все и даже не каждый десятый. Только вожаки, у которых глаза имели особо яркую оранжевую пигментацию. Будь иначе, здесь, в туннелях, у нас против них не было бы ни единого шанса. А так пока нам удавалось уклоняться от плевков, но любое везение когда-то заканчивается. У Вадима вот уже закончилось – он обречен. Остаемся только мы с Михаилом. Двое. Из четырех батальонов.

Измененные больше не появлялись, но нам от этого было не легче: орда истребителей гнала нас по туннелю, не отставая и не давая передышки. Вадим с каждой минутой слабел. Еще немного – и его придется нести. На лице Михаила просматривались отчаяние и мрачная решимость. Подозреваю, подобное выражение было и у меня. И еще занозой в подсознании сидел один вопрос, время от времени оттуда высовываясь и внушая тревогу, пусть и небольшую, если сравнивать с вопросом выживания, но и не совсем пустячную: излучение Обломка превратило всех жителей города черт знает во что. А мы-то не многовато ли уже хапнули этого самого излучения? Пока изменений в себе я не замечал, но это не значит, что их нет.

Через некоторое время нам повезло – коридор резко сузился, что несколько нивелировало численное преимущество истребителей. Швырнув в преследователей одну из немногих оставшихся гранат, мы буквально втащили в узкий проход уже с трудом двигающегося Вадима. Узкое место оказалось довольно коротким – всего метров десять, а затем проход снова расширялся. В этом месте Вадим разжал руки и, перестав опираться на мои плечи, рухнул на пол.

– Все, парни, промежуточный финиш! – прохрипел он. – Дальше без меня.

– Ты чего удумал?! – возмутился я. – Мы тебя не бросим!

– Значит, вы идиоты! – обозлился он. – Я все равно покойник! Может, у тебя, Олег, лежит в кармане противоядие? Нет? Тогда разговор окончен! Оставьте мне немного взрывчатки и валите! Если вам повезет, из этого коридора есть выход. Но со мной вам от них не уйти.

– Он прав, Олег, – деревянным голосом произнес Михаил, выпуская в узкий коридор короткую очередь. – Нет смысла погибать всем. По-моему, смертей и так предостаточно.

Головой-то я понимал, что они говорят разумные вещи, но вот так взять и бросить товарища, с которым столько пережили… Все внутри восставало против такого решения.

– У вас мало времени, – напомнил Вадим. – А у меня его еще меньше. Если свалите сейчас, оставив мне взрывчатку, я вам смогу хоть как-то помочь. А иначе просто сдохну без всякого толку!

Жизнь нас постоянно учит, стараясь донести материал то намеками, то палочными ударами. Моя всегда предпочитала второй вариант. Возможно, потому, что он доходчивее. Обращаясь взглядом в прошлое, я понимаю, что тот момент стал в моей жизни одним из первых поворотных, когда я научился задвигать мораль и общечеловеческие ценности на задний план в угоду достижению цели и здравому смыслу. Не скажу, что это однозначно плохо, да и кто, скажите, всегда в жизни поступал правильно? Если такие есть, могут с чистой совестью увековечить себя в бронзе. Я не из их числа. Почти стопроцентно погибнуть, лишь бы иметь возможность перед смертью сказать, что не бросил одного все равно обреченного товарища? Глупо же! Красиво, но глупо.

Поэтому после пятисекундных колебаний я сдернул со спины вещмешок, выложил оттуда примерно половину взрывчатки, добавил детонатор с дистанционным управлением и положил на пол рядом с Вадимом. Потом молча пожал ему руку и, хлестнув по коридору еще одной очередью, побежал дальше. Вскоре за мной послышался топот и тяжелое дыхание Михаила. Мы бежали молча, размеренным темпом, отработанным марш-бросками еще во время срочки. О Вадиме я старался не думать. И о Марине. И о других погибших. И о готовящемся ядерном ударе. Вообще ни о чем, кроме того, как мне нужно, чтобы этот коридор вел наружу. И когда далеко позади что-то вспыхнуло и грохнул оглушительный взрыв, я, с трудом удержавшись от падения, только вжал голову в плечи и продолжал бежать, не оглядываясь. Вперед. Только вперед.

Глава 1

Муромская Зона.

Десятый год после метеоритного дождя

Проснулся я от тычка в бок.

– Не спи, замерзнешь!

Сидевший за рулем Антон Точилин выглядел напряженным.

– Где мы? – сонно поинтересовался я. – Уже Периметр?

– Нет пока. Только Колпь переехали.

– Какие-то проблемы?

– Пока нет, но, полагаю, будут.

– Патрули АПБР?

– Страшнее кошки зверя нет? – хмыкнул Точилин.

Ну, на самом деле для нас действительно нет. Агентство противодействия биологическому риску (сокращенно – АПБР) было создано через год после уничтожения Краснотайгинска, когда стало ясно, что ядерный удар и напалм проблему до конца не устранили. Многим Измененным удалось выбраться подземными туннелями. Они-то и организовали террористическую организацию Новый Мировой Порядок (НМП). Террористы, обладающие паранормальными способностями и ненавидящие человечество лютой ненавистью, уже и сами по себе достаточно серьезная угроза, но одновременно в Печоре «проснулся» второй Обломок метеорита, аналогичного Краснотайгинскому, и возникла Зона номер два. Естественно, власти не могли не отреагировать. Тогда и родилась новая структура, чьей задачей как раз и являлась борьба с Новыми (так стали называть Измененных из НМП) и блокировка Зон.

После Краснотайгинска я вышел в отставку, как и Миша Стрельцов. Когда формировалась АПБР, руководство вновь образованной службы не смогло, естественно, пройти мимо наших кандидатур как обладателей поистине уникального опыта. Вот только я тогда не хотел и слышать ни о чем, связанном с Зоной, а потому послал вербовщиков куда подальше. Но Миша решил иначе. Потеря Марины для него оказалась тяжелым ударом, и он увидел в новой работе шанс расквитаться с Измененными, а потому принял предложение, не задумываясь.

Ну а меня на эту стезю вернули обстоятельства. Сам я из Нижнего Новгорода, и долгое время после моего увольнения из армии все эти Зоны были для меня далекой туманной угрозой, пока беда не пришла в недалекий Муром. Началось все со спасательных операций – я и еще несколько отчаянных парней выводили людей из вновь образовавшейся Зоны. Потом кто-то из нашей группы (уж не помню точно кто) предложил организовать бизнес по платному возвращению ценностей, оставленных муромчанами во время спешного бегства из города. Дела пошли. Дальше – больше. На нас стали выходить искатели острых ощущений, которым требовались опытные проводники для экстремальной экспедиции в Зону. Услуги наши стоили недешево, но мы отрабатывали каждую копейку. Естественно, все это приходилось проделывать втайне от властей, а особенно – от АПБР, ибо походы на территорию, облучаемую очередным Обломком, были строго запрещены. Это можно было понять – ведь нет гарантии, что отправившийся в Зону экстремал вернется оттуда таким же, каким и уходил. Но если оперативники и ученые АПБР, ходившие туда на законных основаниях, по возвращении проходили обязательный карантин, ни мы сами, независимые сталкеры, ни наши подопечные-«туристы» этой процедуре не подвергались, становясь, таким образом, фактором риска для «чистых» территорий. Вот так мы незаметно перевалили на ту сторону закона.

О своем стремлении любой ценой держаться подальше от Зоны я уже и не вспоминал. В конце концов, выживать там и способствовать выживанию других было тем, что я умел лучше всего. А время с момента увольнения из армии до начала сталкерской карьеры ознаменовалось для меня немалыми материальными проблемами – «мирная» жизнь явно не задалась. Конечно, постоянно ходить под дамокловым мечом ареста за свою незаконную деятельность – не фонтан, но материальная сторона перевешивала, и к тому же романтик в моей душе, успевший позабыть, а точнее – отправить глубоко в подсознание ужасы Краснотайгинска, просто тащился от этой рискованной и чертовски интересной работы…

Так было до тех пор, пока для нашего бизнеса не открылись новые перспективы, от которых у властей и АПБР волосы вставали дыбом на всех местах, а глаза наливались кровью. С тех пор независимые сталкеры стали для АПБР едва ли не врагами номер два после террористов НМП. Это к слову, насчет «страшнее кошки». Сегодня, например, я бы точно предпочел встретиться с толпой истребителей, чем с оперативной бригадой Агентства.

– Учитывая, что у нас в холодильнике, если попадемся, по двадцатке схватим, не напрягаясь, – проворчал я. – Терпеть не могу с этой дрянью связываться!

– Ты давай не каркай насчет «попадемся»! – хмуро отозвался Антон. – А насчет «этой дряни», все наши остальные операции – детские игрушки по сравнению с кровью Измененных. У нас в холодильнике – три года безбедной жизни для всех троих. Чистоплюйствовать и играть в сталкеров-романтиков, покорителей Зоны, можно, когда денег навалом. Или ты после отпуска со своей зазнобой (в который бы ты, кстати, не поехал, если бы не «эта дрянь») по-другому стал смотреть на нашу профессию? Мы тут, знаешь ли, не песни у костра поем, а деньги зарабатываем!

– Классная речь, Антон! – Я несколько раз хлопнул в ладоши. – Долго репетировал?

– А не пошел бы ты? – Он был явно не в духе. – Я с тобой серьезно, между прочим!

– А если серьезно, ты знаешь, что я всегда был не в восторге от операций с кровью Измененных. Если даже забыть о наказании от властей, мы своим ремеслом можем способствовать появлению паранормов, не отягощенных моральными принципами и человеческими ценностями.

– Мы же продаем кровь вместе с антиновой, – подал голос с заднего сиденья доселе молчавший Григорий Ещенко.

– А это не гарантия! Что, если клиент введет себе вакцину слишком поздно, и процесс не остановится? Что, Антон, скажешь, не наша проблема? Появляющиеся по нашей вине трупы, о которых мы не знаем, не должны нас волновать?

– Я этого не говорил.

– Но подумал. На моих глазах Измененный-пирокинетик сжег заживо женщину, которую любил мой друг. Поэтому, уж прости, но я не могу реагировать на такие вещи безразлично.

– Тогда почему ты с нами?

– Будто ты не знаешь! – огрызнулся я. – После Краснотайгинска я не смог продолжать служить. А больше я ничего не умею. Был бы другой способ делать серьезные деньги на Зоне, я бы и близко не подошел к крови Измененных!

– Так, ребята, может, закончим споры? – В голосе Ещенко звучала уже нешуточная тревога. – Сейчас надо быть начеку!

– Да чего вы дергаетесь? – Я по-прежнему не понимал проблемы.

– Олег, ты вообще где живешь? На Марсе? – бросил на меня взгляд Точилин.

– На сникерсе! – огрызнулся я. Сна мне категорически не хватило, и рекомендуемая предельная длительность (РПД) пребывания в Зоне на сей раз была нами заметно превышена, из-за чего у меня разламывалась голова, а настроение колебалось посередине между хреновым и на редкость поганым. – Просто объяснить можешь, без выпендрежа?

– Я, конечно, понимаю, что ты только что из теплых краев, но изменения обстановки надо все же отслеживать – не на пикники ездим.

Расположение духа Точилина было, похоже, не лучше моего, так что не миновать бы перепалки, если бы Григорий Ещенко не поспешил разрядить обстановку, быстро заговорив:

– С тех пор как Зона рванула на расширение в сторону Владимира, тут – самое гнилое место. Если с нашими где и случается какая-нибудь лажа, то, как правило, здесь. Зона словно с ума сходит. И не она одна.

Я недоверчиво уставился на него:

– Только не говори мне, что ты всерьез воспринимаешь эти бредни про Черного Сталкера!

– И вовсе это не бредни! – слегка даже обиделся Ещенко.

– Ну, сталкерский фольклор, – пожал плечами я. – Как ни назови, смысл не поменяется.

– А то, что пси-активность в Зоне выросла на порядок, – тоже сталкерский фольклор? – бросил Точилин, даже не поворачиваясь в мою сторону. – А резко скакнувшая статистика смертности среди посещающих Зону? А случаи уехавших крыш?

– Это всегда было.

– Но не в таком количестве. – Ещенко выглядел спокойным как удав в отличие от явно нервничающего Антона. – Тут впору каждому пси-блокиратор с собой брать.

– Насколько я слышал, в АПБР опытной партией блокираторов очень недовольны, – скептически заметил я. Аргументация товарищей выглядела серьезной, и от этого настроение мое сделалось еще гаже. – Доверять свой мозг непроверенной электронной фиговине – увольте!

– Ну конечно, – сарказм Точилина можно было есть ложками, – лучше свихнуться и вышибить себе мозги! Или сначала нам, потом себе.

– Я подумаю над этим, Антон! – в тон ему пообещал я.

– Может, перестанете собачиться? – тоскливо спросил Ещенко. – Сами-то себя слышите? Мы же всегда готовы были друг за друга любому глотку перегрызть! А сейчас что случилось?

– Зона случилась! – процедил я, зажав пальцами виски, словно это могло унять бьющую словно молотками тупую боль.

– Вот именно! – со значением подтвердил Григорий. – Тут как раз прошла в сторону Владимира та странствующая аномалия. Пси-фон оставила взбаламученный, вот здесь всякая чертовщина и творится.

– Тогда тут должно быть полно научников из АПБР. – Мой мозг работал неохотно, словно каждая проходящая через него мысль причиняла дополнительную боль. Все-таки со своим трехнедельным отпуском в теплых краях я многое пропустил. Слишком многое. И в плане информации сейчас надо было наверстывать упущенное.

– Они сейчас в основном во Владимире, – ответил Ещенко. – Там еще хуже.

Я снова хмыкнул. Новость об экспедиции АПБР во Владимир навела меня на другие мысли, неприятные и тревожные: если Агнешка отправилась туда… Меня аж передернуло от внезапного озноба.

– Ты чего? – удивился Ещенко.

– Да так…

– Ясно, – пробормотал Григорий, – что ничего не ясно. Вот что, ребята, давайте-ка все эмоции в кулак, и едем дальше в полной боевой готовности. До Периметра осталось всего ничего. Надо продержаться. А если не ругаться не можете, тогда лучше молчите!

На языке у меня крутилась ядовитая фраза, что старший в группе вообще-то я, и командовать он взялся не по рангу, но мне удалось укротить свой эмоциональный порыв – ведь Григорий, по существу, был прав. В Зоне с самого начала существовали проблемы с пси-активностью, а потому люди, не обладающие высокой ментальной стойкостью, в сталкеры либо не шли, либо надолго не задерживались. Но даже среди нас попадались уникумы вроде Ещенко, у которых словно бронеколпак стоял на сознании. Поэтому из нас троих он держался лучше всех, а значит, в данной ситуации имел больше прав распоряжаться, чем я или Точилин. По крайней мере наверняка на его решения и действия не влияет пси-зараза Зоны.

Впрочем, мы тоже в свое время обучались у одного «лояльного» псионика ставить ментальный блок. «Лояльными» мы называем вакцинированных Измененных. Изобретенная научниками АПБР антинова, если ввести ее вовремя, блокирует прогрессирующие изменения сознания, и в результате получается вполне нормальный человек, но с паранормальными способностями. Только с «лояльными» есть одна проблема: антинову им раз в два месяца надо вводить, а иначе организм начинает пытаться бороться с насильственно внедряемыми изменениями, и в 90 случаях из 100 это приводит к смерти. Клиентов наших, которым мы кровь Измененных толкаем, этот нюанс тоже касается, о чем мы их добросовестно и предупреждаем. Только это мало кого останавливает.

Однако я отвлекся. Так вот, с тех пор как в Зоне повысилась пси-активность, нам, независимым сталкерам, которых в отличие от оперативников АПБР не опекает государство, понадобилось что-то этому противопоставить. Псионика нам удалось взять живым чуть ли не в самом Муроме, неподалеку от зонообразующего Объекта. Мы вкололи ему вакцину, которую, кстати, тоже приходится добывать левыми путями на черном рынке или через нечистых на руку сотрудников АПБР. Нам повезло – стаж изменения у этого типа оказался небольшим, и антинова превратила его в «лояльного». Вот он нас и стал натаскивать в различных пси-техниках в обмен на регулярные вакцинации. Так вот, мы с Антоном хоть и не имели таких природных данных, как у Григория, но за счет усердия и четкого управления собственным сознанием были в этой дисциплине одними из лучших.

Я закрыл глаза и сконцентрировался, как учили, стараясь избавиться ото всех посторонних мыслей и воздвигая вокруг своего сознания глухой кокон с защитой, как у бомбоубежища. Получалось, прямо скажем, не здорово: в голову постоянно лезли мысли об Агнешке, от которых так легко не отмахнешься. Где она там, как? И не позвонишь, не спросишь: в Зоне сотовая связь практически не действует. Спутниковая тоже работает через пень-колоду. Впрочем, здесь, после броска Зоны на север, и с ней могли возникнуть проблемы. Да и нельзя сейчас звонить. Не в таком месте и не при таких обстоятельствах. Тут в любой момент черт знает что может произойти. Вот преодолеем Периметр, тогда…

Я на мгновение открыл глаза и бросил взгляд на Точилина. Его подбородок был словно из камня выточен, по щекам ходили желваки, челюсти сжаты, на лбу – испарина. Вот кому сейчас тяжелее всего: за рулем глаза для лучшей концентрации не закроешь. Выходит, Антон – наше слабое звено… И я тоже, если немедленно не прекращу фигней страдать и не поставлю ментальный блок. А то в голову уже такие мысли лезут, что…

– Твою мать!

Возглас Точилина и удар по тормозам застали меня врасплох. Ремень безопасности больно резанул плечо.

– Какого черта?!

Самообладания уже практически нет. Я весь – сплошной комок раздражения.

– Вы это видели?!

Точилин явно перевозбужден, он на грани истерики.

– Что?

– Черная человеческая фигура. Мелькнула перед самой машиной и исчезла.

– Черный Сталкер? – Я честно старался не закатывать глаза и не пускать в голос сарказм, но, видимо, получалось это у меня не лучше, чем концентрация.

– Думаешь, мне показалось?! – сразу вскипел Точилин.

– Остынь, Антон, – попытался было урезонить его Ещенко, но тот только плечом дернул, сбрасывая руку миротворца.

Я в этот момент словно сквозь джунгли продирался, заросшие гневом и отчаянием. Во мне боролись два желания – вышвырнуть Точилина из машины и забить его до смерти и вышибить себе мозги из собственного пистолета прямо здесь, на переднем сиденье нашего внедорожника. Однако каким-то образом я еще ухитрился проговорить:

– Парни, местами поменяйтесь! Григорий поведет.

– Да пошел ты! – в бешенстве бросил мне в лицо Точилин и ломанулся прочь из машины.

Именно ломанулся, едва не раскурочив водительскую дверь. Мое сердце словно сжала ледяная рука. Я понял – что-то сейчас произойдет, и тоже выбрался наружу. Почему же так резко выросла интенсивность пси-поля? Такого просто не должно быть! По всем законам Зоны, эта гадость должна была нарастать постепенно, выматывая наше сознание и беря его измором, то есть вести осаду, а не решительный штурм. Неужели за три недели, которые меня тут не было, в Муромской Зоне произошли столь радикальные перемены? Или…

Додумать эту мысль я не успел. Стоявший в трех метрах от меня Точилин, нервно рывшийся в карманах, чтобы извлечь оттуда пачку сигарет, наконец справился с этой задачей, но, вытащив ее, в бешенстве швырнул в пыль под ногами.

– Антон! – окликнул его тоже вышедший из машины Ещенко, но тот никак не среагировал.

Вернее, среагировал, но совсем не так, как от него ожидали: выхватил пистолет и направил на нас, переводя дуло с одного на другого, благо, сектор обстрела тут требовался неширокий.

– Антон, не надо! – Голос Григория сделался мягким, увещевающим.

Было время, он работал переговорщиком. Со всякими типами дело имел, включая полных психов. Но тут у него не было шансов: мне вдруг с ужасающей ясностью открылось, что тот, кто стоял перед нами с пистолетом в руке, только выглядел как наш товарищ, а на самом деле и человеком-то уже не был. Мне показалось даже, что глаза его поменяли цвет, сделавшись из карих почти черными. Одновременно натиск на мое собственное сознание как-то ослабел, словно Зона решила, что хватит с нее и одного одержимого. Да-да, у меня почему-то возникли именно такие ассоциации с целящимся в меня Точилиным – словно не пси-атака Зоны свела его с ума, а некая враждебная сущность оккупировала его тело. При других обстоятельствах можно было бы посмеяться над подобными мыслями и объявить их полным бредом, вот только сейчас я сам себе казался персонажем старого американского сериала «Сверхъестественное», встретившимся лицом к лицу с демоном, и смеяться по этому поводу желания не возникало.

Каким-то невероятным образом страшное зрелище изменившегося Антона резко и вдруг вымело из головы все мешающие концентрации мысли. Говорят, что крайняя необходимость обостряет разум, и в эти секунды я готов был обеими руками подписаться под этим утверждением. То, что не получалось с закрытыми глазами и в сравнительно спокойной обстановке, тут, под дулом пистолета, вышло словно само собой. Нечто, воспринимавшееся как смутный шепот, нагоняющий ярость и смертную тоску одновременно, почти заглохло. Остался только страх, вполне естественный, если смотреть в черное отверстие дула и на лицо товарища с пустыми глазами и примороженной к нему кривой улыбкой.