Текст книги "Мы к вам приедем..."

– И? – спрашивает Гарри, отбирая у меня бутылку, из которой я так и не успел отхлебнуть.

И тоже к ней весьма так ощутимо прикладывается.

И опять думаю – ну ни фига себе.

Что-то парни перевозбудились немного.

Закуриваю сигарету и принимаю решение больше в разговор пока не встревать, а лучше – молчать и слушать.

Может, за умного сойду.

Тоже не лишнее.

– И, – грустно смеется Али, – не «и», а «а». А вдруг это – завоевание – всего чего угодно: знания, космоса, женщины, соседнего народа – и есть наш путь на самом-то деле? А если мы именно через это «завоевание», «покорение» и познаем этот мир и свое место в этом мире? Если ничего другого нам просто не дано, по определению? Как те же китайцы это делают через созерцание и ожидание, а, скажем, индусы, – через растворение и очищение. И когда мы, я имею в виду всю европейскую цивилизацию, цивилизацию белой расы, в силу своих внутренних причин стали отвергать этот путь, путь «завоевания», если хочешь – агрессии, мы и начали разрушать ту самую «несущую конструкцию». Свою собственную. Причем своими же руками. И своими собственными, нами же, белой расой, рожденными идеями свободы и толерантности. А отсюда уже – и все остальное. В том числе и то, что ты называешь «вырождением». Понимаешь, никто, и я в том числе, не говорит о том, хорош или плох этот путь – путь завоевания, агрессии, «бремени белых» киплинговского, если хочешь, – этичен или не этичен, правилен или не правилен. Вопрос только в том – наш он или не наш. И если он был – наш, а мы от него отказываемся, стесняемся, придумываем всякую хрень, типа той же толерантности или политкорректности, – то нам, действительно, в самом скором времени может настать самый настоящий трындец. И никакие «черные» тут не при чем, похороним себя мы сами, а они просто спляшут на наших костях. Причем будут абсолютно в своем праве. Потому что это не они разрушат нашу культуру. А мы сами…

– Красиво, – щурится Гарри, выпуская в боковое окошко летящего сквозь угольно-черную ночь по усталой безлюдной России «лендкрузера» тонкую струйку душистого сигаретного дыма.

– Ага, – ехидничаю, уже забыв про свое решение «молчать и слушать», я, – только что ж это мы, если мы уж такие великие воины и агрессоры, пытаемся всяким разным восточным единоборствам-то учиться? Или философствовать – это одно, а по морде получать – совсем другое?

– А учиться, – ядовито подсмеивается Али, – это, Дэн, всегда полезно. Вот если б ты, к примеру, хорошо учился по такому предмету, как всемирная история, то ты бы наверняка знал, что еще совсем по историческим меркам недавно, в девятнадцатом веке, во время знаменитых «опиумных войн», британский экспедиционный корпус составом всего в десять тысяч штыков, у которого, к тому же, элементарно закончился порох, прошел с боями через весь этот хваленый многомиллионный Китай со всеми его шаолинями и прочими восточными единоборствами, как нож сквозь масло. И – выиграл войну.

– А наши казаки, – подхохатывает ему Гарри, – в семнадцатом веке отрядом в сорок человек гоняли по всей степи «тумены» татарвы. «Тумен» – это тысяча, если не знаешь. Исторический факт, между прочим. Почитай как-нибудь на досуге, как Ермак Сибирь завоевывал. Я уж не говорю про испанцев, которые Америку расколбасили, со всеми их майя, ацтеками и прочими пирамидами, там вообще соотношение по численности такое смешное было, что абассцаться можно. И только не надо говорить про порох и лошадей, лажа все это…

– Это почему же, – удивляюсь, – лажа?

Али вздыхает.

– Дальнобойность «длинного» английского лука превосходит дальнобойность и убойную силу автомата Калашникова. Скорострельность у обученного лучника – пятнадцать прицельных выстрелов в минуту с кучностью, «калашу» и близко недоступною. Преимущество огнестрельного оружия перед луком только в одном – из него гораздо проще научится стрелять, поэтому с ним легче создать в короткие сроки из необученных мирных людей большую армию и завалить врага с помощью массы. А так, при прочих равных, если поставить друг перед другом один на один средневекового лучника и нормально обученного современного десантника, я, скорее всего, – поставлю на лучника. И, можешь мне поверить, индейские воины у тех же майя тоже были ребятами вполне обученными, подготовленными. Война была смыслом, причем – единственным смыслом, их жизни. А испанцы их разделали просто как Бог черепаху. Вот такая вот историческая фигня, Данил. Представляешь?

– Ну, – мотаю головой, – насчет лучника и десантника с автоматом, – что-то не верится. А рыцари тогда что, вообще каким-то спецназом нереальным что ли были?

– А как ты хотел? – хохочет. – Если их с пяти лет только и учили, что драться? На всех видах оружия, вообще без оружия, с подручными средствами, пешком, в седле, на крепостной стене, да по-всякому? К семнадцати годам эти парни проходили уже – вдумайся! – двенадцатилетний курс непрерывной, целенаправленной и беспощадной дрочки, которой позавидует любой супермен из любой сегодняшней армии любого государства. К тридцати, если доживали, – двадцатипятилетний, включая где-то приблизительно пятнадцатилетний реальный боевой опыт. Редкий действующий офицер спецназа таким похвастать может, вообще-то. Я, честно говоря, с таким бойцом бы один на один без особой нужды выходить бы не рискнул, даже если буду с автоматом, а он со своей железякой ржавою…

– Да, – чешу затылок, – тут ты прав, похоже. Так что же тогда получается, а, Али? Выходит, что очень даже может быть и такая фигня, что мы – фанаты, «кэшлс», «хардкор», проклятые фашиствующие ублюдки и подонки со дна «современного цивилизованного общества» – со всей нашей агрессией и прочей лабудой – вовсе и никакие не маргиналы, так? А – совсем даже и наоборот?!

– Может, – откидывается на сиденье Али. – Может и так. А может – и по-другому. Я ж говорю, Дэн, – нет у меня ответов. Одни, блин, вопросы…

Я забираю у Гарри бутылку, делаю большой, обжигающий глоток коньяка и передаю Али. Он тоже прикладывается к горлышку и возвращает бутылку Гарри. Мы закуриваем и смотрим в окна джипа.

За ними только ночь и ветер.

Изредка – фары встречных машин.

И, кажется, – больше ничего…

Глава 8
Калмыкия

…В Элисту въезжали где-то часов в десять утра, Волгоград я элементарно проспал. Парни потом говорили, что сразу же после того, как мы его проехали, начался жуткий ветер, так гнавший мелкий песок и местную рыжую пыль, что даже такой опытный водитель, как Жора, приличную часть дороги не рисковал ехать со скоростью больше пятидесяти-шестидесяти километров в час.

Не знаю.

Проспал весь этот беспредел к чертовой матери.

Когда же мы приехали в эту славную, Господи прости, столицу национальной республики Калмыкия, там по-весеннему светило солнышко и дул несильный, прохладный ветерок.

Очень комфортные условия для предстоящей игры, мне так кажется…

…По-быстрому вписались в местную гостиницу, я принял душ и попытался прозвониться по мобильному Гарри.

Пива так хотелось, что аж губы в трубочку выворачивались.

А – фиг вам, уважаемый господин московский.

Нет в городе Элисте мобильной связи.

По крайней мере, у моего оператора.

Столица республики, блин.

Сколько живу в нашей стране – столько удивляюсь…

…А номера комнат парней я при заселении – забыл спросить.

Беда.

Ладно, думаю, сейчас вниз к стойке спущусь, спрошу у администратора.

Спускаюсь, а Гарри уже там тусует.

И на лице – та-а-акая жажда пенного напитка нарисована, что мне даже чуток стыдно стало.

Моя по сравнению с этим – песочница на границе с Сахарой.

– Привет, – говорю, – Гарри. Мучаешься?

– А, – поднимает глаза, – это ты, Дэн. А я что-то подумал, что ты сразу спать завалишься. Ну и решил не стучаться, не будить чтобы. А мы с Али решили все-таки пивком чуть-чуть размяться, да и Жору отпаивать надо перед сном, замучился, бедный. Глаза, что твои сливы. Глеб как раз за ним пошел. А мы пока – пойдем-ка с тобой, брат, на улицу, покурим. Душно-то, что твой звиздец…

– Пойдем, – соглашаюсь. – Мне тут тоже что-то душновато после вашего коньяка в нереальных для растущего организма количествах…

Но как только мы направились к выходу, нас грозно и резко одернули:

– Стоять! А ну, стоять, блин!

Я, честно говоря, чуть перессал даже и просто застыл в позе «оленя, застреленного в крестец», как говорит один наш с Гарри общий приятель.

А Мажор таки нашел в себе силы обернуться.

И даже – с некоторым достоинством.

Насколько оно, разумеется, возможно с такого жуткого бодунища…

Пришлось – и мне.

Глядим – молоденький, но уже вполне себе квадратный, сержант милицейский, в форме с нашивками ОМОНа.

В «бронике», каске и с укороченным «калашом» на ремне.

Мой ровесник, похоже.

Или даже – помоложе, у них тут не поймешь.

Степь.

Но вроде как – русский.

– Ты чо, – спрашиваю, мотая башкой, – совсем озверел что ли, парень, орать-то так громко? Я чуть не обосрался! Думал, война началась…

– А она и началась, – кривится, – вы же – из Москвы, да?

– Ну из Москвы, – ухмыляется, тоже приходя в себя, Гарри, – а это что, сейчас запрещено? Калмыкия вышла из состава Российской Федерации? И когда же тогда случилось сие знаменательное событие?

– Да лучше б вышла, – вздыхает, поправляя каску сержантик, – тогда бы сюда можно было бы хоть танки ввести. А так и «дорогих россиян» из себя корчат, уроды, и – такой беспредел творят, что мне даже стыдно, что местный. И когда только на этих блядей хоть какой окорот у вашей Москвы найдется…

– Не ссы, – недобро смеется Гарри, – брат. Найдется. И, я так мыслю, довольно скоро. Как только Путин на второй срок пойдет, так и начнет порядок наводить. А не начнет – мы сами приедем…

– Да вы уже приехали, блин, – вздыхает. – Вон, ваш автобус камнями так закидали, что двоих пацанов в тяжелом состоянии в больничку увезли. И «легких» человек пятнадцать, но там вроде все слава Богу. Да еще двоих вчера на ножи подняли, на гоп-стопе. Телефоны мобильные почистили, деньги забрали. Вот меня тут и поставило начальство, чтоб никого на улицу не пускал. Так сказать, во избежание…

– Кого порезали, кто на больничке? – это уже, гляжу, Али с Жорой подошли.

Я даже и не заметил.

Али начисто выбрит, подтянут, собран.

Как будто и не было бессонной ночи с неумеренным количеством потребления…

Нда…

Вот уж где контраст.

Перевожу взгляд на Гарри и – чуть на задницу не сажусь.

Нет, щетина с его щек никуда, разумеется, не исчезла.

Но вот все остальное…

– Да, – говорит, – командир, куда парней-то увезли, знаешь?

Сержант вслед за мной переводит внезапно ставший острым взгляд с одного на другого.

– Так, – кивает, – понятно. Вы, типа, старшие. Это хорошо. Ваша машина на стоянке перед гостиницей стоит? Ну, такой джип здоровый?

– Наша, – кивает Али. – Что дальше?

– Да, – вздыхает сержант, – мальчишек ваших жалко. Хорошо б, если б вы туда съездили, я вам даже сопровождающего дам, на всякий случай, нас здесь трое дежурит. Вы, конечно, вижу – парни резкие, но местный мент с автоматом и вам в подмогу не помешает. Только надо подождать пару минут, хорошо?

– Хорошо, – кивает Али. – Я все равно в сортир собрался заскочить. А чтоб тебе люлей не подогнали за самоуправство, вот, перепиши данные, скажешь, что отправил помогать людям, которые здесь по делу.

И протягивает ему закатанный в пластик пропуск со своей фотографией.

– Ого, – рассматривает документ сержант. – Вы тут, типа, проверяющие от Российского футбольного союза?

– Мы тут, – смеется Глеб, – типа фанаты, если честно. Но – непростые, как сам понимаешь.

– Понимаю, – смеется в ответ ОМОН-овец. – Лады, валите в сортир, я сейчас товарища по рации вызову…

…В сортире Глеб, ни слова не говоря, вынул из грудного кармана маленький полиэтиленовый пакетик, насыпал по щепотке порошка на сгиб ладони себе и Гарри.

– Да, – соглашается Гарри, – сейчас – как нельзя кстати.

И вслед за Али втянул эту фигню ноздрей. Постояли, помотали башками, посмотрели друг на друга.

– Ну что, пошли?

– Угу. Теперь можно.

Я только головой покачал.

Нет, я слышал, разумеется, что у части «основы» кокаин пользуется уважением, но чтобы вот так, среди бела дня…

Ну да ладно.

Они парни взрослые, без меня разберутся…

…На входе нас уже ждали трое парней из ОМОНа: тот самый молодой сержант, еще один такой же, только чуть постарше, и лейтенант с грубым обветренным лицом и ледяными прозрачными глазами.

Ага, думаю.

Чечня.

У меня пара однокурсников там в армии отслужила, я этот взгляд ни с чем не спутаю…

Молча пожали друг другу руки, Гарри достал пачку сигарет, предложил, парни угостились.

Стоим, дымим.

– Значит так, – говорит лейтенант, – в больничку вас Саня проводит…

И кивает в сторону сержанта постарше.

– У него там просто, – улыбается немного по-детски молоденький сержантик, – мама работает, сестрой в хирургии. Если что, покажет, к кому обратиться.

– Добро, – кивает Али. – Денег платить надо?

– Не надо, – отрицательно мотает головой сержант Саня. – Там уже ваши пацаны вчера собрали достаточно, на игре дубля клич кидали. Молодцы, кстати, парни. Я раньше думал, что фанаты – это просто быдло вечно бухое. Так нет, там и от клуба народ приехал, и сами денег собрали достаточно. Но вам все равно съездить стоит, посмотреть, что к чему. И – это – берегите себя. У нас тут непросто…

– Мы, – мрачно усмехается Гарри, – и сами не простые. Пусть эти гады молятся, что «основа» фактически не приехала…

– И что тогда? – резко вскидывает голову лейтенант.

– Тогда, – кривится Али, – расклад мог бы и поменяться. В прямо, извини, противоположном направлении. Одно дело молодежь с безопасного расстояния булыжниками закидывать, другое – с реальными бойцами бизнес вести. Там такие обмороки встречаются – сам боюсь…

– И что? – буровит его взглядом лейтенант. – Ты хочешь сказать, что такие как ты, их не контролируют, так, что ли? Такая силища и бесхозной гуляет? Да в жизни не поверю…

– Ой, старшой, – вздыхает Али, – а ты что, реально веришь, что все и всех в этой жизни кто-то контролирует? Меньше детективов на ночь читай, у тебя и так работа нервная…

Лейтенант усмехается.

– Интересный, – говорит, – ты парень, похоже. Наслышан я про вашего брата, вместе с нами парни из московского ОМОНа стояли, понарассказывали. Пивка бы с тобой попить не торопясь да за жизнь поговорить. Жалко – не судьба. Мы все три дня, пока вы здесь находиться будете, на «повышенной готовности» жить станем. С хлеба на воду и спать не раздеваясь…

– Жалко, – соглашается Али. – Я б с тобой тоже выпил. Только я уже завтра уезжаю. Сегодня на матч схожу, потом в гостиницу, высплюсь – и в дорогу. Хочу еще в Астрахань заскочить, спиннинг покидать, раз уж такой расклад вышел…

– Завидую, – улыбается, вздыхая, летеха. – Ну ладно, езжайте уж. Проведаете своих, пивка попьете и – давайте спать, до стадиона. И нам спокойнее, и вам безопаснее…

– Согласен, – улыбается в ответ Али.

Они жмут друг другу руки, мы садимся в машину и едем в больничку.

Автомат сержанта Сани больно упирается мне в ребро, от него пахнет какой-то смазкой и холодным металлом.

А от самого Сани – потом, степью и почему-то – ветром. Он смотрит в окно, показывает дорогу и с уважением трогает кожаную обивку джипа, восторгаясь, как все в нем правильно и разумно устроено.

Меня укачивает, и я мгновенно засыпаю, просыпаясь только на больничном дворике, где резкий порывистый ветер гоняет кругами красно-желтую калмыцкую пыль и обрывки бумажного мусора.

В приемное отделение прорываемся фактически бегом, дует страшно.

– Астраханец, – почему-то с уважением отзывается о ветре Саня.

Мы согласно киваем.

…Первый, кого я вижу в приемном отделении, – Никитос. Ему порезало стеклом лоб, и он пришел на перевязку.

Чуть бледный, но вроде в остальном – в полном порядке.

– Ты как? – спрашиваю.

– Нормально, – отвечает.

– А Серхио что? – дергаюсь. – Тоже под раздачу попал?! Где он?!

– В порядке с ним все, – кривится Никита. – Даже не поцарапало. Только вот обосрался наш Серхио, Дэн. Такая вот, блин, стыдоба перед парнями вышла. Ныл, мямлился, потом в аэропорт рванул. Сейчас уже, наверное, в Москве. С собой звал, кстати, придурок хренов…

– А ты что? – удивляюсь.

– А я, – поднимает на меня злой взгляд, – никуда отсюда не поеду, без пацанов. И еще. Я с тобой поговорить хотел, ты же из, как это у вас называется, «хардкора», ну «основы», так ведь?

– Ну, – говорю, – так. А что такое?

– Да ничего, – жмет плечами. – Просто я к вам хочу. Ты же меня знаешь, Данька, я хоть и раздолбай, но если что – не подведу. И не побегу. Поговори со старшими, хорошо? Мне теперь это – очень надо. Очень. Я таких, как эти уроды, – бить хочу. Руками, ногами, арматурой, да – чем угодно. Что под руку попадет. Чтобы они юшкой исходили, чтоб кровью блевали, чтоб юлой по песку ползали…

Я молчу. Киваю.

Со мной такое тоже когда-то случилось. И вот теперь – я здесь. И тоже – никуда не уеду. Никуда и ни за что.

…И еще – вот ведь какая странная штука, думаю.

Если б передо мной еще полгода назад встал бы выбор, с кем идти – с умным, рассудительным, чуть холодноватым Серхио или раздолбаем, сплетником, мажором и интриганом Никитосом – я бы стопудово выбрал Серхио.

И, как теперь выясняется, – совершил бы очень грубую жизненную ошибку.

Вот такие дела…

Я вздыхаю.

– Хорошо, – говорю. – Прям ща и познакомлю. С Гарри. Слышал про такого?

Никита кивает:

– Мажор? Слышал, конечно. Личность авторитетная…

– Вот-вот, – смеюсь, – тот самый. Только Мажором его не называй, обидится. Мы вместе приехали. Сейчас они переговорят тут, и мы пиво пить поедем. Там и поговоришь, если что. Тебе как, можно пиво-то?

– А почему нет? – удивляется.

В это время из двери появляются – один за другим – Али, Гарри, сержант Саня, старый выездной фанат Волчок и мужик из официального фан-клуба. Володя Майор, я его так, немного знаю.

Несмотря на то, что в наших кругах к «официалам» принято относится с некоторым презрением, дядю Володю у нас уважают.

Он – из старой фанатской гвардии, из тех, кто на стадионе фанател еще тогда, когда я под столом в старой родительской квартире ползком дороги прокладывал. А то, что пристроился работать в фан-клуб, – так это еще неизвестно, где мы сами будем лет так через несколько. А так – всегда поможет, если что. В автобус пристроит, из ментовки, если получится, вытащит.

Правильный мужик, короче.

Подошли, Волчок и дядя Володя со мной поздоровались. Майор спросил у Никитоса, как тот себя чувствует.

– Ничего, нормально, – жмет плечами Никитос.

Майор кивает.

И вправду, могло быть и хуже.

– Значит так, – говорит Али. – Те, кого на ножи взяли, – вообще в порядке. Через пару дней выпишут, ничего серьезного, жизненно важные органы не задеты. А вот с парнишкой, которому башку камнем пробили, – могут быть проблемы. Очень сильное сотрясение, может и через день в порядке быть, а может и месяц проваляться. И то, если без осложнений обойдется. Спасибо Волчку, согласился с ним на неделю остаться, денег ему уже парни передали да и гостиницу оплатили. И мы с Гарри двести баксов от себя добавили, должно хватить по-любому. А тебе, Мажор, – урок, кстати. Я понимаю, что хардкору Элиста неинтересна, но – видишь, что получается…

– Вижу, – мрачнеет Гарри. – Я уже с кем положено созвонился, пока ты с парнягами говорил. И с флинтами, и с апельсинами, и с юнион. Будем мутить общак, по-любому. На следующий год – все приедут, даже гладики подписались, всей основой, без понтов и без дураков. Тогда и посмотрим…

Сержант Саня делает вид, что ничего не слышал.

Видно, что он на нашей стороне, и я его хорошо понимаю.

Служба.

Али тоже замечает эту фигню и хлопает Саню по плечу.

Тот улыбается.

– Сань, – просит Али, – ты ребятам помоги, если что. Видно, что вы нормальные мужики все, включая летеху. Мы, поверь, в долгу не останемся…

Саня кивает.

– Вы, – смеется, – самое главное, на следующий год городишко наш с землей не сравняйте. Какая-никакая, а все-таки Родина…

– Не переживай, – смеется в ответ Гарри. – Мы, в принципе, народ безобидный. Так, обучим кое-кого правилам хорошего тона, не более. Самим, небось, эта гопота поперек горла стоит…

– А то, – морщится Саня. – Еще этот, бай наш гребаный, половину Чечни сюда вывез, урод. Типа, братья они калмыкам. Ага. Братья. Кому, может, и братья, а я к этим «братьям» уже три раза в командировки мотался. А лейтенант – пять. Так ему уже здесь, на родине, постоянно угрожать начали, он даже семью в Астрахань перевез. А куда денешься, дочка маленькая, жена молодая. Как бы сам вслед за ними не перебрался, он у нас как батя, хоть и одногодок почти. Да что там говорить…

И рукой машет.

– Да, – кивает Гарри, – тут уж – не до футбола…

– А на футболе, – мрачнеет Саня, – другие работать будут. Наш отряд туда хрен направят. Так что вы там тоже… поосторожнее…

– Не переживай, – успокаивает его дядя Володя, – как-нибудь разберемся. Ты, самое главное, – ребятишкам помоги, если что. Одни здесь останутся…

– Да что бы не помочь? – жмет плечами сержант.

На этом и расстаемся.

Саня еще мать хочет навестить, вместе с Майором и Волчком, поговорить немного. И о наших раненых, чтоб присмотрела, и о своих каких-то делах, видимо. До гостиницы, говорит, сам потом доберется.

Ну нам-то это только хорошо, как раз для Никитоса место в джипе освобождается. А вечером, в гостинице, я уверен, у дежурящего там ОМОНа появятся корзины с отличной едой и ящик-другой самой лучшей водки или коньяка, которые только есть в этом сраном пердяевском городишке.

Али умеет платить по счетам.

И – никогда ничего не забывает.

Ни плохое, ни хорошее.

Такой человек…

…Мы садимся в машину и отправляемся пить пиво.

Парни-то более-менее в порядке, а мне почему-то совершенно дико хочется спать. Будто песка в глаза насыпали.

Водителю Жоре, думается, – то же самое.

Ну оно и понятно.

Эти-то двое – на «допинге».

Понимаю, хоть и осуждаю…

Хотя кто я такой, чтобы их осуждать?

Да и посрать им, похоже, честно говоря, на все мои осуждения…

… Мысли путаются, и я опять засыпаю…

…Прихожу в себя перед гостиницей.

Гарри заботливо провожает меня до номера и отправляется обратно в машину, ехать в пивной бар.

О как, думаю, они за меня все решили…

Типа, – старшие…

Хотя, может, оно и правильно?

…Ближе к вечеру парни меня разбудили, и мы направились в сторону стадио.

Пешочком, благо недалеко.

В «пазике», который за нами прислал фан-клуб места на всех, естественно, не хватило, и Мажор сам лично отобрал «пешеходный моб» из тех, кто, по его мнению, мог за себя постоять.

Нехилый, кстати, такой мобчик получился, человек двадцать.

Али в эти дела не вмешивался, тут он Гарри полностью доверял.

Кстати, Гарри по дороге рассказал, что его окна выходили прямо на какой-то местный парк, в котором каждые несколько минут вспыхивали разрозненные стычки между отдельными мелкими группками наших и местных.

Сам он решил не вмешиваться, если даже нашим и доставалось.

А что?

Все – люди взрослые, все предупреждены о том, что случилось. И если кто-то, несмотря ни на что, хочет поискать себе приключения, – это их право.

Большая, так сказать, и светлая личная жизнь.

Он-то, Гарри, тут причем?

Он топ-бой, а не нянька, сопли всем подряд подтирать…

…До стадиона добрались почти без приключений.

Местные, разумеется, пару раз пытались заряжать что-то типа «Москва-пидорас», но мы не реагировали.

А прыгнуть, глядя на сплоченную группу крепких парней, они, по-видимому, просто не решились.

Нацмены, что с них взять, порода такая.

Прыгают только тогда, когда абсолютно уверены в успехе.

А так – ни-ни…

…Молодых на входе на сектор шмонали жестоко. Даже в жопу, говорят, заглядывали в прямом смысле этого слова.

Трусы снимать заставляли.

Искали файера и прочую пиротехнику, ну-ну.

По ней еще вчера с другими местными ментами молодняк договорился, денег дал, и теперь она прямо на террасе в строго оговоренном месте лежала. Они, хоть и молодые, но не идиоты же.

Не первый раз на выезде, порядок знают.

Меня же Али протащил в «зону обыска для взрослых».

Сказал, что я с ним.

Так там вообще все гуманно было, только карманы вывернуть попросили да по брюкам похлопали.

Детский сад, блин.

Единственное, кому досталось, – так это пьяным.

Заперли в сортире, и все дела. Так там весь матч и проблудили, в собственной блевотине.

Но это, чего уж там, – правильно, я так думаю.

Ты сюда для чего приехал – команду поддерживать или за шиворот соседу блевать?

…А шиза на секторе была просто сумасшедшей!

Мы с Гарри вывесили черно-желтую «имперку» нашей бригады, были и баннера некоторых других известных фирм.

А я и не знал, что парни приехали!

Прошелся по сектору, встретились, пообнимались на радостях.

Поуворачивались от летящих в сторону нашей террасы булыжников, куда ж без этого.

…И – началось.

Наш сектор, всего-то человек триста, начисто переорал и перепел на фиг весь их стадион, а наша команда впервые в сезоне победила в чемпионате России!

Полная победа!

А какое файер-шоу молодые после первого гола устроили!

Красота!

Уровень боления фанатов Великого Клуба, без казяв!

После матча добрались на ментовском «пазике» до гостиницы, заперлись в номере у Гарри, крепко выпили водки, пошли, побратались с дежурившими парнями-омоновцами и завалились спать.

Разговор, правда, под водку получился почему-то совершенно никакой.

Обо всем и ни о чем.

Даже вспомнить не о чем.

Обидно, я уже как-то привык к совершенно другому уровню общения.

Ну да ладно.

Не каждый раз башню грузить, в конце-то концов…

Можно и передохнуть немного.

О футболе, о бабах…

…А так – только один момент запомнился, в самом конце, когда я спросил у Али, почему они с Гарри всего по сто баксов парням на общак дали.

Ну там, в больнице.

Для них ведь это – совершенно не сумма, они за иной вечер в разы больше пропивают, сам видел.

Ответил, правда, не Глеб.

Гарри.

– Понимаешь, – говорит, – Данька, мы, конечно, могли бы вообще все оплатить. Без проблем. Да что там – «мы». Вон, Али и в одиночку бы справился. И даже не поморщился бы. А что дальше? Где тогда само понятие «общака» искать, общего дела, братства нашего красно-белого? Какое мы такое право имеем парней чувства причастности ко всему этому лишать? И, плюс, – если мы платим, – то мы кто? Хозяева? А это не нужно ни нам, ни движу. Понимаешь?

– Честно говоря, не совсем, – жму плечами. – Помощь есть помощь, при чем тут все это? Но, думаю, может, со временем и разберусь.

– Со временем, – хлопает меня по плечу Мажор, – точно разберешься. Ты парень вроде как головастый…

И – разошлись по номерам окончательно.

Я, правда, еще долго ворочался.

Радовался победе.

Курил у окошка.

Даже вещи на всякий случай в сумку собрал, чтобы с утра не мучиться…

Но потом и меня срубило…

…А с утра встал почему-то – легко и спокойно.

Безо всяких проблем.

Закинул сумку в джип, уселся рядом с Гарри на заднее сидение, закурил.

А голова – чистая, будто и не пил весь вечер.

Видимо, сказалась выпрошенная вчера у парней пара дорожек кокаина.

Интересная фигня, кстати.

Вроде – и ничего не дает, голову не дурманит совершенно, а на самом деле – дает очень многое.

Надо будет потом как-нибудь поразмышлять на эту тему.

Не в смысле употребления, разумеется, мне это и на фиг не надо.

В смысле понимания того, что на самом деле представляет из себя этот модный «наркотик для интеллектуалов».

Интересно…

Просто интересно, не более того.

Правда, страшновато.

А вдруг подсядешь?

Парни хоть и говорят, что физиологической зависимости и привыкания он не вызывает, но – мало ли кто что говорит.

Своим умом надо жить, я так думаю.

Под эти мысли – и задремал.

А проснулся только от телефонного звонка на мобильный.

Надо же, думаю, вот и «Мегафон» заработал…

Взглянул на номер и быстро-быстро нажал кнопку приема.

Лондон, блин, вызывает.

Лида.

– Привет, – говорит, – что второй день к телефону не подходишь? Я уже извелась вся!

Мне неожиданно стало очень и очень хорошо. Надо же, думаю…

– Ты извини, – отвечаю, – я в Элисте на футболе был, а тут мой оператор не работает совершенно…

– Ну, слава Богу, – вздыхает. – Я уже боялась, что случилось что. А я завтра, кстати, в Москву прилетаю, вот! В пять часов! На три дня! У папы день рождения, он и тебя тоже позвал.

– Смотрины, что ли? – смеюсь.

– Смотрины в прошлый раз были, – хохочет, – и ты их выдержал! Мама только и говорит, что у меня наконец-то хороший мальчик появился. Серьезный, за себя может постоять, да еще и из хорошей семьи! Мамина мечта, короче…

– Да уж, – сглатываю. – И что теперь?

– А теперь, – смеется еще радостней, – встречай меня в Шереметьево завтра, женишок. Вот уж не думала, не гадала!

– Хорошо, – глупо улыбаюсь в телефонную трубку, – встречу.

– Ну тогда – пока.

И отключилась.

Что, блин, за манера, думаю.

Придется отучать.

Справлюсь.

Иначе на голову сядет.

А мне с ней, похоже, – еще долго общаться.

Очень долго.

Вот только не потому, что она так решила.

Я, кажется, – это сам решил.

А она – только озвучила, намеками.

Хотя…

Может быть, – и не я.

Но эта мысль мне что-то совсем не понравилась, и я ее немедленно отбросил за ненадобностью.

Какая, в принципе, мне-то, дураку, разница, кто из нас это решил?

Главное, что оба этого хотели, я так думаю…

– Парни, – говорю, – диспозиция меняется, извините. Мне теперь в Волгограде не на железнодорожный вокзал надо, а в аэропорт. Лида завтра из Лондона прилетает…

– Аэропорт, – жует полуседой ус похмельный и не очень довольный новой вводной Жора, – он, Дэн, аж на другом конце города. На въезде, со стороны Москвы. Это нам крюк километров двести крутить придется. Со скоростью не больше шестидесяти километров в час по забитой и раздолбанной дороге, кстати. Ты-то эту кишку чертову проспал, не видел, а так Волгоград – это одна узкая полоса вдоль Волги, но, блин, длинная зараза. Больше ста километров…

– Ну, – перебиваю, – высадите меня где-нибудь на границе города, где такси поймать можно. Сам доберусь, делать-то все равно нечего.

Жора замолкает и вопросительно смотрит на Али.

Тот думает.

– Так, значит, – говорит, наконец, – правы оба. С одной стороны, наше обещание доставить Даньку до вокзала никто пока что не отменял. С другой, – посреди бела дня пилить через это безобразие смысла нет ни малейшего. Тут и я сам-то с ума сойду, что уж о водителе говорить. Значит, довозим тебя до ближайшей стоянки такси и высаживаем к чертовой матери.

Я киваю.

Али закуривает.

– Но! – поднимает вверх указательный палец. – За такси платишь не ты, а мы. И даже не спорь. Потому что мы должны тебя довезти до аэропорта, а то, что не хотим, – это не твоя проблема, а наша. Понятно?

– Не понятно, – вспыхиваю. – Не маленький, разберусь как-нибудь!

– Не маленький, не маленький, – успокаивает меня Гарри. – Только ты пойми, Дэн, если мы нарушим свое обещание, мы не перед тобой, а перед собой обосремся. Следовательно, у тебя простой выбор: либо ты соглашаешься с тем, что мы платим за такси, либо мы сами везем тебя в этот хренов аэропорт на другой конец города, понимаешь?