Текст книги "Образ врага: технологии конструирования и деконструкции"

В эволюции взаимодействия с природным врагом-хищником и опасным зверем-нехищником, поединок на охоте и коллективная «охота равных» сменяется коллективной «охотой неравных» и ритуализированным поединком-жертвоприношением, а позже массовым зрелищем звериной травли. С некоторой долей условности, в эволюции взаимодействия с врагом-человеком мы наблюдаем подобные ситуации, индивидуальный поединок и схватки небольших коллективов сменяются все более массовыми формами противостояния (вплоть до столкновений регулярных армий XIX—XX веков, основанных на всеобщей воинской обязанности).

Но с появлением средств массовой коммуникации и масс-медиа регулярные армии, вооруженные отряды и герои-одиночки начинают противостоять друг другу в качестве постановочных образов культурной индустрии. Власть американский ценностей, образа жизни подкрепляется в сценах ристалищ и массовых битв, транслируемых культурной индустрией Голливуда. Визуализация победы над врагом в поединке сродни магическому обряду примитивного человека, уверенному в связи между изображением поражаемого зверя и присвоением его удачи на охоте. И в современных формах культурно-идеологического противостояния магическая вера и мифологическое сознание не исчезают, а становятся питательной основой культурного промоушена и идеологического индоктринирования. Культурная и ценностно-нормативная/идеологическая привлекательность (названная Дж. Наем «soft power» – мягкой силой) становятся главными инструментами пропаганды.

Высшей формой победы над Врагом становится манипуляция его сознанием, в результате которой он сам должен принять роль побежденного, согласившись с культурно-идеологическим превосходством оппонента (превосходством культурной продукции, товаров и символов потребления, образа жизни, смыслов и правил этой жизни). В немалой степени СССР был побежден именно Голливудом, утверждавшим и транслировавшим американские ценности. Яркие победы на экране (в духе кинофильма «Топ ган» 1986 г, в котором американский парень сбивает миги или «Рэмбо 3» 1988 г., где герой противостоит советским войскам в Афганистане) конвертировались в реальную победу над советской культурой, идеологией и образом жизни.

Сакральные основания власти покоятся на львах и двуглавом орле,

реальные – на подданных. Ранние хетты. Изображение на скале,

предположительно около II тыс. до н.э.

Высшая сакральная власть, как источник правил и табу, законности и легитимности власти мирской, также не избегает участи зооморфизации, о чем свидетельствует вся история развития религиозных идей и верований от первопредков и божеств охотничьих и скотоводческих народов палеолита и мезолита до развитых религиозных систем аграрных обществ и эзотерических учений эпохи эллинизма и средневековья. Как причиной, так и следствием подобного зооморфизма выступает амбивалентность образа, он и притягателен и страшен, поэтому небанален. А как мы знаем со времен «Лекций о религии семитов» У. Робертсона Смита и работ Э. Дюркгейма и его учеников М. Мосса и А. Юбера – амбивалентность одна их характеристик сакрального.

Зооморфизация является одним из способов и механизмов сакрализации власти, поскольку вызывает к жизни свой коррелят – амбивалентность.

Химерический зооморфный образ Митры, змееборца с крыльями

и головой льва. Рисунки «леонтоцефалинов», найденных в Митреуме

в Остия-Антика. Музей Ватикана.

Следовательно, добавление в образ политического деятеля зооморфных характеристик и коннотаций могут, с одной стороны, сделать его понятным (поскольку зооморфизация несет и функцию упрощения восприятия), но с другой стороны – загадочным, в чем-то непредсказуемым и, как следствие небанальным. Так как здесь мы говорим преимущественно о кошачьих, то Ричард I Львиное сердце выступает в качестве хрестоматийного примера, а «звериный нюх» и «умение ловко выкручиваться из затруднений; упасть как кошка на свои лапки» еще никакому политику не повредило.

Одним из примеров зоморфизации при анализе власти и типологизации политиков, является их деление на львов и лисов Н. Макиавелли. В своем «Государе» он писал о том, что «…с врагом можно вести борьбу двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ свойственен человеку, второй – зверю, но так как первого часто недостает, приходится применять и второй. Из этого следует, что государь должен перенять то, что входит в природу как человека, так и зверя.

Ассирийская Иштар в ипостаси богини охоты стоит на спине леопарда, изображение на печати3636
  Ward, William Hayes.The seal cylinders of western Asia. Washington: Carnegie Inst. 1910.


[Закрыть]

…И раз государю необходимо владеть искусством подражания зверям, из всех живых существ пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев не защищён от капканов, а лиса – от волков. Следовательно, нужно быть лисой, чтобы избежать ловушек, и львом, чтобы отпугнуть волков. Те, кто выбирает одного льва, этого не понимают. Тот, кто всегда подобен льву, может не заметить капкана».3737
  Макиавелли Н. Государь; Размышления над первой декадой Тита Ливия / Н. Макиавелли; пер. с итал. К. А. Тананушко. – Минск: Харвест, 2004. С. 81—82.


[Закрыть]

С позиции использованной нами рептильной, орнитологической и фелидной метафорики образа врага, вызывает интерес и некоторую иронию версия Гераклита-парадоксографа, который пытается демифологизировать и рационализировать образ Химеры и называет ее коварной женщиной, у которой было два брата: Лев и Дракон. «Описывая ее, Гомер говорит: спереди лев, дракон позади, коза посредине. Истина, вероятно, в следующем. Женщина, владевшая этой местностью, имела в услужении двух братьев по имени Лев и Дракон. А была она вероломна и убивала чужеземцев; уничтожил ее Беллерофонт».3838
  Гераклит-парадоксограф. Опровержение или исцеление от мифов, переданных вопреки природе // Вестник древней истории. 1992 г. №3.


[Закрыть]

Зооморфная химеризация визуального образа как функция сакрализации.

Древнеегипетские боги и цари.

Выше мы утверждали, что химеризация образа врага несет функцию усиления страха, но химеризация является также одним из механизмов сакрализации (на представленной фреске мы наблюдаем химерические образы древнеегипетских богов Гора и Анубиса, сопровождающих деяния земных владык). Химеризация (или гибридизация) рождает парадоксальный образ, а это уже признак амбивалентности, на основании которой можно либо генерировать и усиливать процесс сакрализации, либо порождать страх. Или акцентировать и усиливать, подкреплять сакрализацию усилением тревожности и страхов.

Всех чудовищ страшней трехтелое чудище Фив – Сфинск.

А в каледонской земле крылатый витает упырь – Стрикс.

«О героях». Децим Магн Авсоний, IV век н.э.3939
  Поздняя латинская поэзия. Библиотека античной литературы. Москва, Художественная литература, 1982. С. 430.


[Закрыть]

М. Кляйн утверждала, что влечение изначально амбивалентно, любовь неотделима от разрушения, поэтому амбивалентность становится качеством самого объекта влечения. Субъект преодолевает амбивалентность объекта влечения, расщепляя его на бинарную оппозицию «хороший» – «плохой». Химерический образ помогает, с одной стороны, сглаживать данную амбивалентность, а с другой – без труда расщеплять объект влечения.

Слева и в центре – люди-бизоны из пещеры Ле-Труа-Фрер,

предположительно XIII тыс. до н.э.; справа – человек-бизон из пещеры Габиллу, предположительно XX тыс. до н. э. Арьеж, Франция.

Когда же человечество стало способно к порождению подобных образов? Профессор Флорентийского университета Уго Барди в своей работе «Книга Химеры» выдвигает гипотезу, что образ Химеры появляется еще в период «темных веков» в IX веке до н.э., но мифы об огнедышащем льве под разными именами восходят к шумерской и вавилонской цивилизациям, вплоть до третьего тысячелетия до нашей эры. Однако стоит отметить, что зооантропоморфные и химерические образы мы обнаруживаем еще в искусстве палеолита, это так называемые териоморфы (териантропы).

В данной связи сразу приходит на ум знаменитая фигура «колдуна» из пещеры Трех Братьев, которая долго считалась изображением ритуального оборотничества с использованием шкуры оленя и лошадиного хвоста, но более поздний анализ изображения показал, что это не наряженный человек, а составной образ, включающий части нескольких животных. Как отмечает Дж. Пфайфер: «Эта фигура соединяет в себе совиные глаза и птичий клюв, уши волка, рога оленя, хвост лошади и когти льва, тогда как ноги, ступни, тело и пенис у него человеческие».4040
  Pfeiffer John E., The Creative Explosion: An Inquiry into the Origins of Art and Religion, Harper and Row, New York, 1982. p. 30—31.


[Закрыть]

Танцующая фигура «колдуна в маске» на наскальном рисунке

в Ле-Труа-Фрер, предположительно XIII тыс. до н. э. Арьеж, Франция.

Исследования многочисленных изображений териоморфов (от времен палеолита до традиционных аграрных обществ) свидетельствует не столько о ритуальном оборотничестве в тотемическом культе или использовании охотничьей имитативной и контагиозной магии, сколько об «архаических техниках экстаза» (М. Элиаде), вызывающих переживания перехода человека в иное состояние и иное существо. Териоморф – это не наряженный животным человек и не мифическая химера, это человек, который в состоянии экстаза претерпевает трансформацию в получеловека-полуживотного/полуживотного-получеловека. Изображения людей-бизонов разделяют тысячелетия антропо– и культургенеза.

Головы териоморфов – полулюдей-полуживотных из пещер мадленской эпохи (XV – VIII тыс. лет до н.э.): Истюриц, Маркам,

Альтамира, Комбарель

У. Барди считает, что миф о Химере современен, поскольку он отражает столкновение и конфликт цивилизации и дикой природы: «Химера – это деревья, которые мы вырубили, чтобы вымостить землю под строительство торгового центра. Это горы, которые мы разрушаем, чтобы добраться до угольных пластов внизу. Мы бомбим людей, потому что думаем, что они опасны для нас. Это все, что мы не хотим видеть и хотим разрушить, в то время как думаем, что в наших домах мы в безопасности. Но на самом деле это не так, и мы это очень хорошо знаем. Окружающая среда – это не что—то „внешнее“, среда – это все то, что заставляет нас жить. Если мы разрушаем окружающую среду, мы разрушаем себя».4141
  Bardi U, Il libro della Chimera, Ed. Polistampa Firenze, 2008.


[Закрыть] Нельзя не отметить, что его рассуждения напоминают о феномене «деструктивности» и его атрибутивных механизмах садизма и некрофилии, рассмотренных в работе Э. Фромма «Анатомия человеческой деструктивности». Человечество само порождает химеры, против которых борется «если мы уничтожаем то, что мы считаем монстрами, мы уничтожаем самих себя. Наша единственная надежда на будущее – примириться с нашими химерами». В определенной степени У. Барди говорит о химеризации как об одном из механизмов конструирования образа врага.

Таким образом, сконструированная химера позволяет снять ограничения на демонстрацию агрессии и применение насилия. И эта одна из основных функций химерических образов — дезактивация механизмов торможения агрессии. Химеризация образа врага позволяет убить другого не как человека, а как полу/недочеловека, животного или демона. Она позволяет осуществить подмену в сознании и бессознательном, выставив на первый план животное или демоническое в человеке. Ведь когда мы обнаруживаем человеческое в животном, происходит обратное – агрессия сменяется симпатией и любовью. Я разговариваю со своим котом и «он все понимает», а моя собака «смотрит на меня человеческими глазами». Одна их техник регуманизации образа врага («очеловечивания после расчеловечивания»), это снятие с него гибридных, химерических наслоений и не обязательно зооморфных, в современной массовой культуре механистические и кибернетические характеристики образов Другого и Врага более распространены.

Анимизация образа (одушевление, очеловечивание) (от латинского «anima»: дыхание, дух, жизнь) амбивалентна в своей механике, мы можем использовать ее как для конструирования образа врага (его зооморфизации), так и для «одушевления» других существ и объектов, которые становятся близкими и понятными, поскольку им приписываются человеческие черты. Поэтому в процессе деконструирования образ врага, мы убираем из его характеристик и описаний зооморфные черты, вочеловечиваем, гуманизируем его. Если препарировать амбивалентность анимизации и разделить ее на бинарную оппозицию, то применительно к тематике нашего исследования, мы получим две значимые функции и техники.

– Негативная анимизация образа врага – его анимализация, зооморфизация.

2. Позитивная анимизация образа врага – его гуманизация, очеловечивание, то есть фактически регуманизация после того, как данный образ сформировался.

Химеризация образа врага несет функцию усиления страха, но как мы писали выше, она порождает амбивалентность образа, следовательно, может использоваться и как механизм сакрализации. По мнению У. Барди, Химера – одна из эманаций божества: «Итак, в „Илиаде“ Химера прямо упоминается как „Теон“, что означает „божественный“. Химера – не просто монстр, это Бог. И ни один смертный не может убить Бога, потому что Боги бессмертны. В лучшем случае можно убить „аватара“ Бога. И убийство Бога – даже если это всего лишь его аватар – это не то, что простые смертные могут сделать легкомысленно. Оно приносит несчастья, а не награды. Действительно, Беллерофонт кончает свою жизнь слепым и проклятым в наказание за то, что он сделал. Итак, вы понимаете? История Химеры ни в коем случае не проста; она не черно-белая, не противопоставление добра и зла. История тонкая и насыщенная, и она несет в себе много смысла, который мы все еще можем понять, если просто потратим немного времени на ее изучение».4242
  Bardi U. Il libro della Chimera, Ed. Polistampa Firenze, 2008.


[Закрыть]

Кодр, потомок оборотня Периклимена, последний царь Аттики

со щитом, на котором изображена Химера,

аттический краснофигурный кубок.4343
  Baumeister: Denkmäler des klassischen Altertums. 1888. Band III, Seite 1998.


[Закрыть]

Связь химеризации и сакрализации власти демонстрирует образ дьявольского «зверя» (напоминающего барса), проходящий через тексты как Ветхого, так и Нового Завета. Так в «Книге пророка Даниила»: «Затем видел я, вот еще зверь, как барс; на спине у него четыре птичьих крыла, и четыре головы были у зверя сего, и власть дана была ему» (Дан 7:6). А в «Откровении Иоанна Богослова»: «Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть» (Откр 13:2).

В зависимости от целей, в одном случае, можно показать химеру как физиологический и животный оксюморон, уродство, вызывающее отторжение, страх и агрессию, а в другом случае, как иерофанию, проявленность и манифестацию сакрального.

Резюмируем и попытаемся дать самую простую дефиницию, химеризация образа – сборка образа из различающихся разновидовых компонентов с использованием целых частей/агрегатов. Впервые упоминаемая в «Илиаде» Химера имела голову льва, туловище козы и хвост змеи. Можно назвать упоминаемых Геродотом кинокефалов («псоглавцев») химерическим образом, чего нельзя сказать о Франкенштейне, поскольку он собран из частей объектов одного вида.

Мученик Христофор Кинокефал. Икона XVII века4444
  Художественный музей, г. Череповец https://xn–e1aogg7a.xn–p1ai/ museums/khudozhestvennyy-muzey/


[Закрыть].

«Их клювы и взгляды, их хищные позы без слов говорят: здесь ложь

и угрозы». Худ. Кукрыниксы. Стихи Д. Демина. 1977.4545
  Рыбинский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник. Номер в Госкаталоге: 1981354, Номер по КП (ГИК): РБМ-13023/6, Инвентарный номер: Г-339.


[Закрыть]

Казалось бы, любая зооморфизация тождественна химеризации, поскольку предполагает наделение объекта (притом не обязательно именно человека) животными чертами и характеристиками (к примеру, как на представленной ниже иконе XVII века «Мученик Христофор Кинокефал»). Однако это не так, зооморфизация образа может достигаться посредством его химеризации, но не всякая зооморфизация является химеризацией. При зоомофизации животные черты не обязательно доводятся до своего полного воплощения, они могут акцентироваться в слабом, начальном виде, являясь неким визуальным или словесным полунамеком (на карикатуре Кукрыниксов «Их клювы и взгляды, их хищные позы без слов говорят: здесь ложь и угрозы» мы наблюдаем орнитологические черты западных политиков как достаточно глубокую зооморфизацию, но без химеризации). К примеру, чтобы создать образ вампира, в случае химеризации нам надо добавить к телу человека голову летучей мыши из подсемейства демодовых (вампировых), в случае же зоомофизации мы можем ограничиться тем, что заострим человеку кончики ушей, уберем мочки и увеличим конусовидные зубы (клыки).

Градиент лица от животного к человеку в изображениях палеолита.

По мнению Р. Дейла Гатри: «Многие человеческие лица в палеолитическом искусстве немного похожи на лица крупных млекопитающих

с удлиненным носом или мордой».4646
  Guthrie R. Dale. The Nature of Paleolithic Art. University of Chicago Press, 2006.


[Закрыть]

Таким образом, химеризация это разновидовая агрегатная замена, заимствование готовой формы, части тела у другого вида. Зооморфизация доведенная до полноты воплощения это оборотничество образа, полное превращение субъекта в животное. При химеризации «вставленный» в тело агрегат другого вида уже имеет относительно законченную форму: голову собаки можно поменять на другую голову собаки, другой породы, но она останется целой приставленной головой собаки. При зоомофизации мы можем изобразить человека с чертами пуделя, таксы или пекинеса не прибегая к простой смене частей тела и обратному процессу в создании образа – антропоморфизации (очеловечиванию образа) собаки определенной породы.

Зооморфизация и химеризация не всегда исключительно «зоо», то есть касается придания объекту характеристик того или иного животного – растения также подпадают под эту категорию: например существа с чертами дерева или гриба. Так или иначе, зооморфизм и зооморфная химеризация, это сборка образа из органических видов и форм. Но, а если мы коснемся составных образов с неорганическими частями? Тут мы сталкиваемся с киборгизацией образа, то есть представлением Другого как машинно-человеческого гибрида

Изображение короля Луи-Филиппа в образе груши. Шарль Филиппон,

«La Caricature», 1830г.

Химеризацией и зооморфизацией образа можно управлять, увеличивая антипатию и страх и провоцируя защитную агрессию. Например, использовать агрегатную замену, а потом начать менять сам инкорпорируемый агрегат, наделяя его чертами другого вида, нежели того, от которого эта часть тела была заимствована. То есть мы собираем образ существа, одна часть которого явная химера, а другая – фантасмагорическое сочетание животных признаков (один из ярких примеров в средневековой живописи – это картины, посвященные сюжету об искушении святого Антония).

Подобные визуальные образы дезориентируют перцепцию, индивид воспринимает их как некий зооморфный синкретизм, но без внимательного изучения не может сразу их интерпретировать. Первое впечатление от визуальных образов, сконструированных подобным способом самое сильное, сознание индивида обращается к архиву опыта, но там не находит полных аналогов. Как следствие, мозг не может сразу типизировать и нормализировать эту информацию, он «зависает» на какое-то время.