Текст книги "Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1"

Группа II чрезвычайно близка группе I и представляет дальнейшее ее развитие и расщепление целостной исходной композиции на ряд вариантов (рис. 11: 5–7). К этой группе отнесены изображения, сохраняющие форму рельефного яйцевидного лика, но, как правило, утратившие утрированную удлиненность, при этом размещенные на стелах более широких пропорций и обязательно отличающиеся какими-либо «отклонениями» в иконографии ликов: то рога и уши поменялись местами (В89), то горизонтальное членение лика не соотнесено с разделением на зоны глаз, ноздрей, рта (К51–52), то восходящие линии заменены трехрогой «короной» (В95), то (однажды) отсутствует «третий глаз» (В47). В этой группе продолжается традиция изображения грудей и увеличивается количество «знаков чакры». К этой группе относится и знаменитая стела из Знаменки (В74). Особо выделяются внутри группы II изображения, у которых туловище трактовано как разинутая пасть хищника (В103, В111, В140, К158); на них мы остановимся позднее (см. рис. 11: 7).

Группа III, при всей своей разнородности, представляет существенный рубеж в развитии традиции. В этой группе лики размещены на широких стелах более приземистых пропорций, а иногда и на широкой стороне тонких плит подпрямоугольной формы. Лики утрачивают рельефность, а абрис их обозначается углубленной линией. Исчезает такой устойчивый признак групп I и II, как яйцевидность ликов, абрисы которых начинают тяготеть к более правильным и жестким геометрическим фигурам; все лики становятся более широкими. Утрачивается изображение грудей (кроме одного спорного случая) и резко уменьшается количество «знаков чакры». Исчезает изображение длинных линий и «полос», восходящих вверх только из самой высокой точки «свода черепа», над «третьим глазом», которые заменяются либо тремя более короткими линиями, восходящими от всех трех глаз, либо «громовыми стрелами», либо другими короткими «знаками восхождения». Очень существенно, что в ряде случаев лики группы III имеют как бы срезанный или уплощенный «свод черепа», обрисованный прямой или близкой к прямой линией.

Условно в группе III можно выделить следующие подгруппы: а) подтрапециевидные лики (рис. 12: 1; В144, В147); б) подпрямоугольные лики (рис. 12: 2–4; В50, В59, В85, В91); от этой подгруппы идет прямая линия развития к группе IV – ликам без абриса на стелах и прямоугольных плитах; именно в подгруппе IIIб чаще встречается выражение мимики улыбки с помощью «уголков», «овалов» и «кружков» по сторонам рта – прием, бурно расцветающий в группе IV; в) подтреугольно-округлые лики с «громовыми стрелами» над головой (рис. 12: 5; В28, В31, К95, К112); г) лики таких же очертаний или круглые лики с тремя равной длины прямыми отростками над головой (рис. 12: 7; В48, В112); д) таких же очертаний или круглые «солнцеподобные» лики (рис. 12: 7; В3, В7, В32). На ликах последних двух подгрупп часто отсутствует «третий глаз». Несомненно входит в группу III, но стоит по многим признакам особняком знаменитое изображение Е114 из Черновой VIII, вынесенное на обложку известной монографии (Вадецкая, Леонтьев, Максименков 1980) и ставшее как бы символом окуневской культуры (рис. 9). Резкие изменения, отмечаемые при переходе от группы II к группе III, в частности изменения в пропорциях и очертаниях ликов, мы склонны связывать со сложением в Хакасско-Минусинской котловине окуневской культуры, с изменением антропологического типа населения, изменением опорных формообразующих образов культуры, возможно, с проявлением влияния окуневской деформации черепов.

Группа IV включает разнообразные упрощенные лики без абриса, которые уже достаточно подробно были охарактеризованы. Отметим исчезновение изображения рта, изогнутого углами вверх, рогов и зачастую «знаков восхождения».

Предложенная стилистико-хронологическая классификация охватывает большинство «трехглазых» и родственных им ликов и выявляет лишь основное направление развития; несомненно, изображения соседних групп могли какое-то время изготовляться одновременно, какие-то подгруппы могли запаздывать в своей эволюции. Переходя к раскрытию смысловой стороны изображений, особо подробно остановимся на группах I–II, которые будем рассматривать, в силу их формального сходства, совместно.

Подчеркнуто выявленная яйцевидность ликов, с одной стороны, говорит в пользу европеоидности создавшего их населения, с другой (поскольку никакой европеоидный тип не имеет абриса головы, приближающегося к абрису голов группы I), наводит на мысль о мифологическом значении образа мирового яйца во многих религиозных традициях – например в ведической. Последнее подтверждается находкой в тех местах, где особенно многочисленны ранние стелы с «трехглазыми ликами», трех отдельных каменных «яиц» с изображением таких же ликов, а в одном случае – также и всей фигуры (К64, К65, К129).

Яйцевидный лик делится горизонтальными линиями на три части (рис. 10: 1–4). Верхняя треть содержит три глаза, из коих средний, расположенный выше, изображается, как и два других, в виде круга или двух концентрических окружностей, в одном случае – с четырьмя «углами» по сторонам. Этот «третий глаз», несомненно, соответствует чакре аджне ведической мифологии («третий глаз» всемирной матери Дурги и всемирного разрушителя Шивы) и индо-тибетской эзотерической традиции. Чакра («круг» на санскрите) аджна – это связанный с шишковидной железой «орган» многослойного энергетического поля человека, орган просветленного ясновидения и место концентрации сознания перед выходом в «иные миры» в состоянии экстаза или в момент смерти. В средней части лика размещена пара «раздутых» ноздрей (в виде кружка или полукруга), т. е. изображение не носа (которого нет), а интенсивного вдыхания, аналогичного поглощению космической энергии «праны» и прохождению через ноздри в чакру аджну «лунного» и «солнечного» потоков энергии Кундалини в индо-тибетской традиции. В нижней части изображен рот, изогнутый углами вверх, т. е. передающий как бы застывшую улыбку на устах божества или просветленного человека, родственную «архаической улыбке» на статуях Эллады или полуулыбке на некоторых статуях Будды и некоторых романских статуях. Иными словами, на ликах словно бы изображена пробуждающаяся в неподвижной гармонии Абсолюта (мирового яйца) сат-чит-ананда (абсолютное бытие – абсолютное сознание – абсолютное блаженство) индуистской традиции. Возможна и аналогия с мифологическим разделением первояйца на небо, землю и воздух между ними.

Прямо над «чакрой аджной» из середины черепа вверх поднимается одна или несколько прямых или изгибающихся линий, иногда в виде сужающегося коридора, в котором как бы движутся вверх упрощающиеся лики. Нередко место «выхода из головы» отмечено схематическим изображением растущего «древа» с плодами. Это место – несомненно, брахма-рандхра или чакра сахасрара («тысячелистный лотос»), место выхода души из физического тела при экстазе или смерти просветленного. Упрощенные лики над этой точкой передают очищенное состояние сознания после оставления тела. Сгущенность изображений около верха головы на наших ликах (чакра аджна, линия восхождения, «древо», восходящие лики), а также реальное расположение обращенной вверх сахасрары, видимо, делали невозможным характерное для индо-тибетской традиции условное изображение этой чакры в виде круга на вершине головы. Но на многих ликах (В95, В99, К51-52) на боковой или задней сторонах стелы на уровне свода черепа изображен знак в виде концентрических окружностей с четырьмя «углами» – т. е. как бы «вынесенное на поля» изображение чакры сахасрары (рис. 10: 1; рис. 11: 4–6).

Иногда «знак чакры» изображается на обратной или боковых сторонах стел явно выше лика, а изредка – на самой вершине стелы. В этих знаках можно видеть изображения высших чакр, якобы находящихся выше головы и обычно не используемых в медиативных практиках (Бреннен 1992: 50), а в знаке на вершине стелы обозначение высшего начала, того «солнечного источника», проекцией коего на голову и является чакра сахасрара.

Наличие изображений чакр аджны и сахасрары заставляет предполагать знакомство создателей изображений с системой чакр или энергетических узлов, по которым движется (по представлениям многих традиций) энергия многослойного энергетического поля человека вдоль позвоночного столба. Чакра традиционно изображается в индо-тибетской традиции как круг со священным знаком в центре и с расходящимися четырьмя и более лепестками. Лепесткам в нашем случае соответствуют четыре «угла», а центром служит точка или малый круг внутри большого (ср. рис. 11: 1, 5, 7 и рис. 14 и 15).

Чакры экстрасенсорно воспринимаются «в фас» (как показали строгие и независимые друг от друга исследования) как вращающиеся кругообразные вихри, достигающие в состоянии положительной возбужденности духовно развитых личностей 12–15 см в диаметре. «В профиль» чакры представляют конусообразные вихри, вершины коих расположены в спинно-мозговом канале, а круглые основания выходят за пределы физического тела вперед и назад (рис. 16)[25]25
  Информация о чакрах, кроме традиционной индо-тибетской литературы, содержится в работах ученых-естественников и психологов (Уотсон 1991; Бреннен 1992; Карагулла 1992; Авадхута 1992).


[Закрыть]. И действительно, на многих стелах групп I–II ниже основного лика по центральной оси на уровне груди расположен еще один знак чакры, соответствующий чакрам анахате или, реже, вишудхе. В связи с этим возникает тема выделения внутри стилистико-хронологических групп I–II двух «типов» изображений, различающихся семантикой и, видимо, полом персонажей.

На одиннадцати изображениях пластически выявлены ниже лика маленькие, в виде сегмента шара или слегка овальные в основании девичьи груди. На десяти из них спереди на уровне груди нет знака чакры, зато на стелах с чакрой на груди, но с таким же обозначением «выхода из головы» в виде одной или нескольких изгибающихся или прямых линий, нет грудей. Однако относить эти варианты изображений к семантически разным типам нет оснований, что доказывается стелой В47, где изображены и три чакры и груди (рис. 11: 5), причем соотнесенность их явно показывает, что изображены чакры (сверху вниз) вишудха, анахата и манипура. Кроме того, у В47 имеется изображение чакры сахасрары сбоку, на уровне точки «выхода из головы». Так же у стелы К51–52 имеются изображения боковых чакр на уровне и грудей и «выхода» (рис. 11: 6).

Итак, на многих стелах изображены сакрализованные бритоголовые рогатые девы в просветленном состоянии, временно или навсегда покидающие тело. Направленность и постепенное упрощение образности снизу вверх, начиная от лика и выше, исключает возможность того, что здесь изображено лишь движение сверху вниз, так сказать, «оплодотворение свыше», как считает Л. Р. Кызласов. В пользу того, что это девы, говорят форма и размер грудей, полное отсутствие изображения бедер, живота и половых органов (хотя в искусстве эпохи бронзы в Хакасско-Минусинской котловине есть изображения женщин с раскинутыми ногами и вульвой), полное отсутствие знаков нижних чакр муладхары и свадхистаны, связанных с энергией зачатия и вожделения. У тех изваяний этого типа, что имеют чакру ниже лика, она по местонахождению определяется чаще всего как знак анахаты, чакры, управляющей чувством любви широкого спектра, от любви к ближнему до любви к Единому и Всеохватному (Бреннен 1992: 61). К слову, нет возражений против именования этих знаков (чакр. – Ред.) «солярными» и «лунарными», поскольку два из потоков энергии, поднимающейся через чакры по центральному каналу, носят названия «солнечного» и «лунного» (Шалаграма дас 1991: 12), а цель, достигаемая при экстазе, именуется «солнечным источником выше головы» (Сатпрем 1989); можно их рассматривать и как простейшую форму мандалы[26]26
  Отметим, что прослеживаемая на изваяниях «дев» система из не более чем 5 верхних чакр (вместо обычных 7, иногда 6–9 индо-тибетской и иных традиций) находит наиболее полное соответствие в системе из пяти верхних центров у индейцев хопи (Аргуэлес 1993: 69).


[Закрыть].

Наряду с «девами», на немногочисленных стелах изображены, видимо, и «мужи». Уже в рамках группы I появляется изображение «выхода из головы» в виде ограниченной прямыми линиями «полосы» с упрощенным, как бы «детским» ликом наверху (рис. 10: 1; рис. 11: 4). В группе же II этот тип изображений получает развитие: туловище ниже головы трактуется в виде головы хищника с оскаленной пастью (В102, В111, В140 или К135, мобильное изображение К158), в двух случаях держащего некий круглый предмет с лучами (В103, В140 или К135). Особенно потрясает В103 (рис. 11: 7), где изображен чрезвычайно богато моделированный «рогатый» лик с пластически выявленным носом и надбровьями, с богато разработанным знаком чакры на лбу (аджны или второстепенной чакры сомы), с явно мужской мускулистой грудью, с изображением рук и тела вплоть до низа живота, где спереди и сбоку изображены чакры муладхара и свадхистана, связанные, наряду со «светлыми» энергиями, с энергиями гнева, вожделения, обладания. И наряду с этим в прямом коридоре над головой изображены сначала «древо с плодами» (?), затем упрощенное изображение «трехглазого лика» и, наконец, наверху округлое «детское» двуглазое лицо с изумленно приоткрытым ртом. На стеле В140 изображены морщины на лбу, означающие возраст и, возможно, мудрость и пол. Видимо, этот тип изображает сакрализованных рогатых мужей, обретающих просветленность и покидающих тело в результате сложной работы по преодолению и трансформации опасных энергий, присущих человеку и космосу, мужей, обретающих «солнце во тьме» (Сатпрем 1989).

Изображений на вершине стел, означающих тот мир, в который выходят, покидая тело, девы и мужи, немного: это иногда изображение полумесяца углами вверх (улыбка блаженства?) либо еще одного знака «высшей чакры» на вершине стелы, иногда сочетающегося с изображением головы барана (распространенный образ «хварно», божественной благодати в религии древних иранцев).

Интересно сопоставление наших изображений <с упрощенными ликами на вершине> с некоторыми буддийскими иконами, в частности хранящимися в Государственном Эрмитаже иконами из Хара-Хото (см. рис. 13 и 14). На них внизу изображен просветленный человек, часто со старым лицом, изборожденным морщинами, из головы которого выходит извивающаяся, состоящая из параллельных линий светло-голубая полоса (вариант «серебряной нити», пуповины, соединяющей душу с телом), наверху которой показана «душа» просветленного в виде маленького голого ребенка, которому два бодисатвы подносят священный цветок лотоса. Далее вновь сужающаяся линия уходит еще выше, пока не входит в «третий глаз» Будды Амитабхи (Piotrovsky 1993: № 39–42)[27]27
  Приношу благодарность научному сотруднику Эрмитажа М. В. Козловской за указанные ею аналогии из Харо-Хото.


[Закрыть].

Зачастую «знаки чакры» изображаются на оборотной и боковых сторонах стел групп I–II, чаще всего в тех местах, где на лицевой грани их изобразить было трудно в связи с занятостью места другим изображением. Из подобных знаков отметим часто встречающийся выше головы знак, который может соответствовать чакре в энергетическом поле над головой, что наблюдалось некоторыми исследователями (Бреннен 1992). Отметим частый знак на уровне носа на оборотной и боковых гранях, который в редких случаях помещен и спереди, на месте носа (В145). Возможно, создатели стел придавали особое значение энергетическому центру, соответствующему органу дыхания (второстепенная чакра лалана?) и неотносимому в индо-тибетской традиции к числу главных.

Изваяния групп I–II и внутри их изваяния I–II типов, вероятно, изготовлялись афанасьевцами, в чем нас убеждают следующие соображения.

Стратиграфия изображений на трех стелах (Читыхысский чаатас В99, К76; Знаменка В74; VIII В116), равно как и обстоятельства обнаружения И. П. Лазаретовым стел и плит с «трехглазыми» и родственными им ликами в Черновой VIII и на уйбатских могильниках, в сочетании со стилистическим анализом убеждают, что все изображения группы I и большинство изображений группы II (если не все) были созданы в доокуневскую эпоху. А каковы бы ни были истоки окуневской культуры в широком смысле, ее безусловные истоки в плане сакральном обоснованно можно обнаружить лишь в афанасьевской культуре. Это и преемственность в местоположении могильников, и отчасти в погребальном обряде, и в наиболее сакрализованном типе посуды – курильницах; многочисленны и иные факты культурного взаимодействия афанасьевской и окуневской культур. При сооружении окуневских могил использовались, сначала осмысленно (в сакральном плане), а позднее бессмысленно, изображения групп III–IV. Важно отметить, что при сооружении могил окуневской культуры пока не зафиксировано использование древнейших стел групп I–II, которые, видимо, стояли на своих местах и пользовались поклонением окуневцев. А изображения группы III, несмотря на ряд отличий, типологически представляют развитие группы II. Поэтому и традиция изображения ликов групп III–IV могла быть заимствована окуневской культурой уйбатского этапа лишь у афанасьевской культуры.

Далее, яйцевидность и «коровья» рогатость ликов позволяет предположить, что их создателями, скорее всего, были выраженные европеоиды и скотоводы, коими до окуневцев в Хакасско-Минусинской котловине были именно афанасьевцы. Кроме того, весь набор доминирующих форм и фигур на изваяниях групп I–II совпадает с набором форм и фигур, характерных для афанасьевской культуры. Так, подчеркнуто яйцевидные лики находят полное соответствие в подчеркнуто яйцевидной форме большинства афанасьевских сосудов в Хакасско-Минусинской котловине, при этом средние размеры яйцевидных ликов близки средним размерам крупных яйцевидных сосудов; миниатюрные яйцевидные сосуды иногда просто приближаются по размерам к яйцу очень крупной птицы (однако не исключено, что некоторые изваяния группы II создавались и позднее: на В140 в прорисовке, экспонировавшейся в Абаканском музее, в орнаментальной разработке пасти хищника прослеживаются элементы, напоминающие образы раннескифского звериного стиля VIII–VII вв. до н. э.). Безусловно, остродонные сосуды, удобные для установки в золу очага, распространены широко. Однако такая изысканная яйцевидная форма присуща лишь афанасьевской культуре в Хакасско-Минусинской котловине: ее нет ни у остродонных сосудов родственной ямной культуры, ни у сосудов афанасьевской культуры на Алтае, в Туве или Синьцзяне. Кроме того, яйцевидность присуща и малым сосудам, которые не нужно было устанавливать в золу. Несомненны сакрально-мифологические ассоциации, делавшие яйцевидную форму сосудов подчеркнутой, доминирующей и неизменной.

«Знак чакры» на ранних стелах представляет собой круг или 2–3 концентрические окружности, в большинстве случаев с обозначенным центром и с четырьмя выступающими за пределы внешнего круга углами; изредка меньший круг с четырьмя углами вписывается в больший с такими же углами (В35, В99). Напрашивается сопоставление этого знака с особым значением фигуры круга и круга, соотнесенного с четырехугольником, в афанасьевской культуре. Это, во-первых, круг колеса, поскольку колесный транспорт появился в Хакасско-Минусинской котловине, почти несомненно, вместе с афанасьевцами (Шер 1980: 212–215). Во-вторых, это неизменный, тщательно выполненный правильный каменный круг (а изредка – два концентрических круга), в центре которого находятся одна или две прямоугольные основные могилы; встречаются и круги с каменными же выступами, напоминающими «углы» знака чакры (Подольский 1997). В-третьих – это правильный круг афанасьевских курильниц (самого сакрализованного типа посуды), если смотреть на них сверху (как и смотрели боги, предки и жрецы при воскурениях). Существенно, что некоторые из древнейших курильниц имеют основание в виде распложенных как бы по углам квадрата четырех орнаментированных ножек; наиболее яркий пример – курильница из очень раннего по радиокарбонной дате (середина IV тыс. до н. э.?) могильника Малиновый Лог (раскопки Н. А. Боковенко; Вадецкая 1986: рис. 10; Ермолова, Марков 1983).

Надо учитывать также особо высокую сакрализованность афанасьевской культуры в Хакасско-Минусинской котловине с ее безупречными каменными кругами могильников, каменными пестами для растирания охры или выдавливания сомы/хаомы из мухоморов (сравни со ступками и пестами в индуистском погребальном обряде), с наличием в могилах украшений из священного золота и серебра. Все это убеждает нас, что создателями изваяний групп I–II были афанасьевцы.

В дополнение к вышесказанному позволим себе высказать смелое (в рамках доминирующего в археологии позитивистского мышления) предположение, что на форму древнейших афанасьевских курильниц оказала влияние экстрасенсорно воспринимаемая форма чакры. Напомним, что чакры «в профиль» представляют два конуса, соединенных вершинами и разделенных на несколько (обычно семь) «слоев», соответствующих «слоям» энергетического поля человека (рис. 16, справа). Курильницы же обобщенно представляют собой по форме срезанный конус, а при развитости основания – два неравных конуса, соединенных срезанными вершинами, зачастую покрытых орнаментом в виде горизонтальных полос. Именно так увидел курильницу древний мастер, изобразивший ее на стеле в Уйбат-Хулгане (К170), причем верхний конус имеет 7 слоев, а нижний – 3. При взгляде «в фас» чакры в состоянии положительной активности представляют собой круги диаметром 12–15 см, подчиненные вихревому движению (рис. 16, слева). Верхний диаметр курильниц 12–16 см, а «вихревая» или «спиральная» орнаментация нередко покрывает их внешнюю (Вадецкая 1986: рис. 1, 5), а иногда и внутреннюю (Ковалев, Резепкин 1995: рис. 2) поверхность. Отметим, что, как показало исследование (Бреннен 1992), «лепестки» на изображениях чакр в индо-тибетской традиции соответствуют (как и наши «углы»?) малым вихрям внутри большого вихря чакры; наименьшее число малых вихрей – 4. На курильнице из Малинового Лога «вихревой» орнамент охватывает каждую из ее четырех ножек[28]28
  Вообще визионерские мистические переживания «иной реальности», достигаемые духовной ли работой, природной ли предрасположенностью или приемом гал-люциногенов, как показал О. Хаксли, играли большую роль в отборе сакрально предпочитаемых реальных форм и материалов во все эпохи до Нового времени (Хаксли 1994: 72–81).


[Закрыть].

Вернемся, однако, к основной линии наших рассуждений. Изменения, отмечаемые в группе III (утрата яйцевидности ликов, их разрастание в ширину, угловатость очертаний большинства из них, появление подпрямоугольных, а рядом с ними – немногочисленных округлых ликов и т. д.), естественно связать с появлением (или сложением) окуневской культуры, когда в Хакасско-Минусинской котловине фиксируется новый антропологический тип населения со специфическими признаками монголоидности (Козинцев, Громов, Моисеев 1995), когда деформация черепа как бы «срезает» его свод и делает переход его к боковым сторонам угловатым (Громов 1995), когда исчезают круглые ограды могил и взамен их появляются прямоугольные, когда правильный круг курильницы нарушается появлением бокового отделения, а яйцевидные сосуды сменяются сосудами, подтрапециевидными в профиль. Показательно, что даже «знак чакры» на стелах III–IV групп иногда становится квадратным или прямоугольным (рис. 12: 3, 4, 9).

Отдельные изображения группы III осмысленно включались в композицию могил уйбатского этапа окуневской культуры и, вероятно, создавались в это время. Показательно, что «солнцевидные» лики типа подгруппы IIIд, изображенные на обломках сосуда из разрушенных погребений афанасьевской и окуневской культуры на р. Аскиз, отнесены Е. Д. Паульсом на основании техники лепки сосуда (Паульс 1997) к окуневской, а И. П. Лазаретовым и С. В. Хавриным – к афанасьевской культуре, первым – по характерному для ее керамики красноватого ангоба черепков, вторым – также исходя из характера изгиба поверхности (консультации 7 дек. 1995 на конференции по ОК в СПбГУ). Предполагаю, что правы все и что сосуд с ликами относится хронологически и культурно к «пограничью» между той и другой культурой.

Утрачивая ряд ранних признаков, изображения групп III–IV, однако, развивают некоторые, лишь намеченные ранее, образы. Так, над укороченным изображением «выхода из сахасрары» в виде прямой линии, «шпиля» или «древа», одной или тремя изогнутыми линиями иногда обозначается как бы граница «иного мира», что ранее имело место лишь в уникальном изваянии В47 группы II (рис. 11: 5). Примером поздних изображений такого рода является уникальное изображение В114, насыщенное информацией и по формальным признакам примыкающее к группе III.

Оговоримся: настаивая на том, что анализируемые изображения несут явные следы знакомства с той системой представлений об энергетике космоса и человека, которая позднее станет преимущественно достоянием индо-тибетской традиции, мы понимаем, что стоявшие в открытой степи, вне поселений и могильников (Кызласов 1986: 87–167) стелы передают эзотерическое знание лишь в упрощенной форме, доступной большинству современников, как туземцев, так и паломников, которые не могли не посещать уникальный сакральный центр в Хакасско-Минусин-ской котловине. И лишь отдельные изображения «проговариваются» о большем, подробнее выявляя систему эзотерических знаний посвященных. К таким «шедеврам» в группе II относятся В47 и В103 (рис. 11: 5, 7), а среди поздних – В114 (рис. 9; графическая реконструкция нижней части изображения принадлежит автору статьи).

Рисунок 9 <без подписи>

Характерная черта В114 – поэтапное изображение восходящей по центральному «каналу» энергии. Для удобства анализа начнем сверху. Прямо над аджной, из точки сахасрары вверх идет прямая линия; достигнув округлой границы «иного пространства», она превращается в «шпиль», врезающийся в это пространство и сходящий там на нет. Ниже аджны отчетливо показано поступление в нее энергии снизу. Прямо под аджной изображен нос с двумя ноздрями. Рядом с ним показаны две входящие в нос снизу линии, которые соединяются и в виде волнистой змеевидной линии поднимаются вверх до аджны. Это, несомненно, изображение двух нади – каналов, по которым «змеиная» энергия Кундалини поднимается от нижних чакр до аджны и сахасрары. В данном случае изображены нади ида (лунная, женственная, входящая через левую ноздрю) и пингала (солнечная, мужская, через правую ноздрю), соединяющиеся в аджне (Avalon 1913; Авадхута 1992: 84; Шалаграма дас 1991: 7–12). Любопытно, что, по одной из версий, эти каналы начинаются не от нижней чакры муладхары, а от третьей снизу – манипуры, а самая нижняя чакра, отчетливо изображенная на «девичьих» изваяниях групп I–II, это манипура (В47), в то время как на мужском изваянии В103 сбоку изображены и две самые нижние. Это наблюдение позволяет осторожно предположить, что В114 изображает деву.

Ниже круглого лика плита отломана, однако, несомненно, здесь был изображен подъем энергии от нижних чакр к области головы. Сохранилось изображение линий, ограничивающих шею, а внутри шеи еще двух вертикальных параллельных линий – канала подъема энергии. Самое же главное, что внутри этого канала сохранился фрагмент косой полосы из двух параллельных линий. Поскольку все изображаемые элементы на В114 строго симметричны, то несомненно, что косая полоса – это фрагмент волнистой змеевидной линии, подобной той, что проходит внутри носа, т. е. той же Кундалини (рис. 9).

В руках персонаж держит два «копьевидных» предмета с «усиками», в которых мы склонны видеть молодые растения, скорее всего – злаки (Мартынов 1983). В пользу того, что перед нами женское (девичье) изображение, говорит «лунарность» лика, где вокруг абсолютно круглой головы не изображены «солярные» лучи, что обычно имеет место в изучаемой традиции. Также в пользу этого – необычайная хрупкость и тонкость ручек, которые без напряжения держат растения, «стебель» которых изогнут, что было бы странно при изображении древка копья. О том, что «тема девы» в окуневское время несомненно звучала, свидетельствует как будто намеченное на одной из стел группы III (В50) изображение девичьих грудей, столь частое встречаемое ранее; кроме того, напомним, что окуневские стеатитовые женские «безволосые» головки и костяные пластинки с женскими «волосатыми ликами» были обнаружены в погребениях девочек и молодых женщин. На основании всех этих соображений можно предположить, что В114 представляет собой изображение «священной девы», несущей «начатки растений», что напоминает нам о «гиперборейских девах» античной традиции, связанных изначально с богиней-девой Артемидой.

Среди изображений группы IV отмечу стилистически позднейшие, отсутствующие среди материалов Черновой VIII, где исчезнувшие нос и ноздри, а однажды даже «третий глаз» и рот заменены тремя горизонтальными параллельными линиями в середине лика (В80, В148, В152). Эта черта сближает их уже с оленными камнями типа II (IX–VII вв. до н. э.), где вместо лица изображены 3 или 2 параллельные косые линии (Савинов 1993; 1994).

Рисунок 10. Направление эволюции «трехглазых» изображений. 1–2 – «двуслойное» изображение В99 (К76): 1 – по Вадецкой; 2 – по Кызласову (вверху изображение групп I–II, внизу – групп III–IV); 3 – «двуслойное» изображение В116 (оба лика группы IV); 4 – каменная пластина из Черновой VIII; 5–7 – стеатитовые головки из Черновой VIII

Рисунок 11. Основные этапы в эволюции «трехглазых» и близких им изображений. 1–4 – стилистико-хронологическая группа I: 1 – В62; 2 – В63; 3 – В79; 4 – В110. 5–7 – группа II: 5 – В47; 6 – К51; 7 – В103. 2, 5, 6 – тип I («девы»); 1, 3 – изображения, примыкающие к типу I; 7 – тип II («мужи»); 4 – изображения, примыкающие к типу II

Рисунок 12. Основные этапы в эволюции «трехглазых» изображений (продолжение). 1–7 – группа III: 1 – В147 (IIIа); 2 – В85 (IIIб); 3 – В91 (IIIб); 4 – В115 (IIIб); 5 – К95 (IIIв); 6 – В48 (III г); 7 – В3 (IIIд). 8–10 – группа IV: 8 – В152; 9 – В71; 10 – В148

Рисунок 13. Прорись с иконы № 41 из Хара-Хото, XII в. Приветствие души праведника на пути в Чистую Землю Будды Амитабхи. В левом нижнем углу праведник в позе молитвы, из его головы выходит изгибающаяся «струя», на верху которой изображена его душа в виде нагого ребенка. Душу встречают два бодисатвы. Справа – Будда Амитабха

Рисунок 14. Прорись с иконы № 39 из Хара-Хото, XII в. Слева – оставляющий тело старый праведник в позе молитвы (икона № 41 из Хара-Хото, XII в.). Справа – душа праведника после посмертного возрождения в виде нагого ребенка

Рисунок 15. Традиционное изображение системы семи основных чакр и подъема Кундалини

Рисунок 16. Схематическое изображение современных представлений о чакрах и «энергетическом теле» (по: Бреннен 1992)

В заключение остановимся на связях изображений из Хакасско-Минусинской котловины с Восточным Средиземноморьем. Самое раннее известное нам изображение чакры аджны происходит из культуры докерамического неолита в VII тыс. до н. э., лучше всего представленного в Иерихоне. На поселении Тель-Рамад (ок. Дамаска), так же как и в Иерихоне, в святилищах(?) были обнаружены черепа, на которые был нанесен тонкий слой глины, восстанавливающий естественные очертания головы и лица. «Глазницы заполнены массой серого цвета, а по ней белой краской нанесены кружки, изображающие, вероятно, радужную оболочку и зрачок. У всех черепов на лбу было большое пятно красной охры» (Антонова 1990: 44–46; Новикова 1991: 21). Всем известны также «египетские черты» на каменных плитах афанасьевского или окуневского времени из Тас-Хазы. Но наиболее достоверные связи прослеживаются между афанасьевской и отчасти окуневской культурой и районами Нижнего Подонья и особенно Западного Предкавказья в эпоху позднеямной – раннекатакомбной культур. Контакты и параллели прослеживаются и в области керамического комплекса (курильницы и фляги), и в области погребального обряда (Гей 1991а; Семенов 1993; Ковалев, Резепкин 1995; Лазаретов 1995). Полагаем, что, начиная с ямно-афанасьевского времени, сакральные и культурные связи скотоводов евразийских степей с областью зарождения производящего хозяйства в Восточном Средиземноморье, в Передней Азии и на Балканах осуществлялись через область, где степи наиболее органично и многообразно стыкуются со Средиземноморьем – через Боспор Киммерийский, Меотиду, Танаис и Гипанис (Кубань). Возникновение в III тыс. до н. э. уникального сакрального центра в Хакасско-Минусинской котловине делало эти связи еще более напряженными и актуальными (Мачинский 1989а; Паульс 1997).