Текст книги "Жанна д'Арк"

LXI

– Именем Господним, мы все, пастыри Церкви, имея усердное о пастве нашей попечение… – начинает читать приговор епископ Бовезский.

– Жанна! – вдруг заговорили Голоса. – Мы тебя жалеем. Сделай же, сделай, Жанна, то, что тебе говорят: не убивай себя, отрекись!

Что это за голоса, – те же ли, что слышала она всегда, или другие? От Бога или от дьявола?

– …Мы, судьи, – продолжал читать епископ, – имея пред очами нашими самого Христа, дабы суд наш исходил от лица самого Господа, говорим тебе и объявляем, Жанна, что ты – лгунья, мнимых откровений и видений Божественных изобретательница, обманщица народа, во множестве заблуждений погрязшая, пагубная, гордая, дерзкая лжепророчица, против Бога и Святых Его кощунница, Таинств Святейших презрительница, закона Божия преступница, против Церкви мятежница…[360]360
  Procès. I. 474–475. – «Nous, juges, ayant devant les yeux le Christ el 1'honneur de la foi ortodoxe, afin que notre jugement émane de la face du Seigneur, nous disons et décretons que tu as été mensongère, inventrice de révélation et apparitions prétendues divines; séductrice pernicieuse, présemtueuse, témeraire… blasphematrice envers Dieu, les saints et les saintes; contemprice de Dieu même dans ses Sacrements, prévacatrice divine… séditieuse… engagée en mille erreurs…». Procès. III. 123. – Les Voix: «Jeanne, nous avons si grande pitié de vous! Il faut que vous révoquiez ce que vous avez dit ou que nous vous abandonnions… Jeanne, faites ce qu'on vous conseille. Voules-vous vous faire mourir?».


[Закрыть]

Время идет. Бóльшая часть длиннейшего приговора уже прочитана. Палач ждет, готовясь отвезти Жанну обратно в тюрьму.

– С Церковью, с Церковью, я хочу быть с Церковью! – вдруг воскликнула она, складывая руки с мольбой.[361]361
  Procès. I. 473, note; III. 65; II. 323. – «Jeanne cria, es mains jointes, quelle voulait bien obéir a 1'Eglise».


[Закрыть]

Чтение приговора прервано. Слышится ропот в толпе английских ратных людей и придворных, незнакомых с обычаями Святейшей Инквизиции. Несколько камней брошено в судей. Среди сидящих на помосте английских сановников слышатся жалобы и брань за то, что судьи допускают Жанну к отречению и покаянию.[362]362
  Procès. II. 137, 376, 356; III. 157, 178; II. 55.


[Закрыть]

Мэтр Гильом читает ей заранее изготовленную грамотку с пятью-шестью строками отречения, где говорится, что, подчиняясь приговору суда и всем постановлениям Церкви, Жанна признает себя виновной во лжи и соблазне народа.

– Что вы такое читаете? Я ничего не понимаю, – говорит Жанна, – дайте подумать… Я должна спросить Голоса…

– Жанна, поймите же, если вы этого сейчас не подпишете, вас сожгут, – шепчет ей на одно ухо главный тюремный пристав Массие. – Мой совет: послушайтесь Церкви Вселенской, подпишите, и дело с концом!

– Ох, как вам хочется меня соблазнить! – шепчет Жанна.

– Да, Церковь, Церковь Вселенская пусть решит, что мне делать! – произносит она громким голосом. – Как Церковь решит, так я и сделаю…

– Нет, Жанна, вы сами должны решить и подписать отречение тотчас же, если не хотите быть сожженной! – шепчет ей на другое ухо мэтр Гильом.

– Жанна, Жанночка милая! – кричат ей из толпы добрые люди, не только французы, но и англичане. – Мы тебя любим! Сделай, что тебе говорят, не убивай себя!

– Ну хорошо, давайте я подпишу…

– Я сначала прочту еще раз, а вы за мной повторяйте, – говорит Массие и читает, а Жанна повторяет за ним слова Отречения.[363]363
  Procès. III. 99, 147; II. 323, 331. – «Comprenez bienque si vous allez à 1'encontre… de ces articles, vous serez brulée». – «Je veux que 1'Eglise délibère sur les articles. Je m'en rapporte à 1'Eglise Universelle, si je dois abjurer ou non…». – «Faites le maintenant, sinon vous serez brulée aujourd'hui même». – Gasquet. 189. – «Jeanne petit Jeanne, fais ce qu'on, te conseille… ne te laisse pas mourir… Jeanne, on t'aime!». – Procès. III. 157. – «J'aime mieux signer que d'être brulée…».


[Закрыть]

Вдруг лицо ее искажается тихим, странным, как будто безумным смехом. Те, кто это видит, не могут понять, над кем она смеется – над собой или над судьями.[364]364
  Procès. II. 388; III. 55, 147.


[Закрыть]

– Что ж это за отречение? Наглая девка только смеется над ними! – негодуют англичане.

Брань становится все громче; камни все чаще летят, и мечи обнажаются. Судьи бледнеют.

– Вы не должны принимать такого отречения; это издевательство! – кричит епископу Бовезскому капеллан кардинала Винчестера.

– Лжете вы! – возражает епископ. – Я – судья духовный и должен думать больше о спасении души ее, чем о смерти…

– Воры, изменники! Плохо служите вы королю: девка сожжена не будет! – кричит граф Варвик.

– Будьте покойны, мессир, мы ее поймали, – говорит епископ. – Будет наша вся, до последней косточки![365]365
  Procès. II. 338; III. 147. – «C'est une pure Irufferie! Jeanne n'a fait que se moquer…». – Procès. III. 156. – «Vous faites mal d'accepter une abjuration pareille, c'est une dérision». – Amiet. 209. – «Traîtres! Voleurs!». – Procès. II. 376 – «Le roi va mal, la fille ne sera brulée!». – «Messire, n'ayez cure, nous la rattraperons bien!». – Amiet. 217. – «Nous 1'aurons jusqu'à 1'os!».


[Закрыть]

Быстрым и ловким движением мэтр Массие подсовывает Жанне вынутую из рукава грамотку, вкладывает ей в пальцы перо, и, не умея писать, ставит она вместо подписи крестик.[366]366
  Procès. II. 17; III. 164.


[Закрыть]

– Жанна, вы хорошо сделали: вы спасли душу свою! – шепчет ей мэтр Николá Луазолёр.[367]367
  Gasquet. 190. – «Jeanne, vous avez fail une bonne journee, vous avez sauvé votre âme!».


[Закрыть]

Монсиньор Бовезский под яростную брань Годонов читает второй, более «милостивый» из двух заранее изготовленных приговоров:

– Так как, с помощью Божьей, отрекшись от всех своих заблуждений и покаявшись, возвратилась она в лоно святой нашей Матери Церкви, то, дабы исходил наш суд от лица Господня, мы властью церковною разрешаем ее от уз отлучения, коими была она связана, и осуждаем на вечную тюрьму с хлебом печали и водой покаяния…[368]368
  Procès. I. 450, 452. – «…Puisque, Dieu aidant, elle revient au giron de la Sainte Eglise, que d'un coeur contrit elle abjure ses erreurs… et afin que notre jugement soit comme un rayon de la face de Dieu… nous la délious par les sanctions ecclesiastiques des liens de 1'excommunication dans lesquels elle était enchâtée… Nous la condamnons finalement et déinitivement à la prison perpétuelle avec le pain de douleur et 1'eau de 1'angoisse…». – Amiet. 332. – «Ad perpetuam carcerem muri… in pane doloris et aqua tribulationis».


[Закрыть]

– Ну, теперь я в ваших руках, отцы святые, – говорит Жанна, обращаясь к судьям. – Ведите же меня в вашу тюрьму, чтоб мне больше не быть в руках англичан!

Это было ей обещано, но сами обещавшие знали, что это невозможно, потому что англичане, каков бы ни был приговор суда, потребуют выдачи Жанны.

– Ведите ее туда, откуда привели! – отдает приказ епископ Бовезский, и Жанну отводят обратно в ту же тюрьму.[369]369
  Procès. II. 14. – «Or ça, entre vous, gens d'Eglise, menez-moi en vos prisons, et que je ne sois plus entre les mains des Anglaise». – Procès. II. 1. – «Menez-la où vous 1'avez prise». – Hanotaux. 313. – «Je suis absolument sûr que la celude lue à la Pucelle n'était pas celle dont il est fait mention au Procès, car celle-ci est differente de celle que j'ai lue a Jeanne et qu'elle a signée! Я совершенно уверен, что прочитанное мной и подписанное Жанной отречение было вовсе не то, что объявлено было потом, на суде: это весьма отлично от того», – засвидетельствует впоследствии Жан Массие, или, другими словами, совершен был подлог. Что именно произошло, трудно понять, но нет никакого сомнения, что Жанна отреклась действительно, потому что и сама она, через несколько дней, в этом признается.


[Закрыть]

LXII

Главным внешним знаком Отречения Жанны, Renunciatio, было переодевание ее из «чудовищного противоестественного и богопротивного» мужского платья в женское. Нет никакого сомнения, что в тех, не дошедших до нас, подлинных, прочитанных ей мэтром Массие, на Сэнт-Уэнском кладбище, и кое-как подписанных ею пяти-шести строках Отречения она согласилась на это и, тотчас по возвращении в тюрьму, переоделась. Но, вероятно, под любопытными и насмешливыми взглядами тюремщиков не раздевалась донага, а только накинула поверх мужского платья женское.[370]370
  Amiet. 363.


[Закрыть] Что же произошло затем, трудно понять, по слишком противоречивым, а может быть, и подложным показаниям свидетелей. Ночью будто бы тюремщики, унесши потихоньку женское платье Жанны, положили вместо него мешок с мужским, а утром, когда, вставая, она потребовала женского, то не дали его, так что, после долгого спора, она вынуждена была надеть мужское.[371]371
  Procès. II. 18.


[Закрыть] Так – по одному свидетельству, а по другому – когда ее спросили: «Зачем вы снова надели мужское платье? Кто вас принудил к тому?» – Жанна будто бы ответила:

– Никто. Сама надела. Я люблю мужское платье больше, чем женское…

– Но ведь вы обещали и поклялись его не надевать?

– Нет, никогда не клялась… Мне среди мужчин пристойнее быть в мужском платье…

И, помолчав, прибавила:

– Я еще и потому надела его, что вы не сделали того, что обещали: не причастили и не освободили меня из рук англичан…[372]372
  Procès. II. 5; I. 455–457. – «Onques n'entendis que j'eusse fait serment de ne le point prendre… Il m'est plus licite… d'avoir habit d'homme, étant entre les hommes… Je 1'ai repris pour ce qu'on ne m'a point tenu ce qu'on m'avait promis, c'est asavoir que j'irais a la messe et recevrai mon Sauveur et qu'on me mettrait hors les fers».


[Закрыть]

Судя по этому второму показанию, Жанна согласилась надеть женское платье, потому что не сразу поняла, чтó сделала или что с нею сделали на Сэнт-Уэнском кладбище: отреклась бесполезно; душу погубила и жизни не спасла. А когда поняла, то снова надела мужское платье. Если главным внешним знаком Отречения было переодевание из мужчины в женщину, то переодевание обратное, из женщины в мужчину, было знаком того, что она отреклась от своего Отречения.

Мнимое «увещание милосердное» на эшафоте – действительная и жесточайшая пытка – не тела, а души. И Жанна делает то самое, о чем предупреждала судей-палачей своих в застенке: «Если б я сказала что-нибудь под пыткой, то отреклась бы потом от слов моих и объявила бы, что они у меня вынуждены пыткой».

– Что же говорят вам Голоса? – спрашивают ее судьи утром 27 мая, после допроса о перемене платья.

– Очень дурно, говорят, я сделала, согласившись на отречение, чтобы спасти мою жизнь, – отвечает Жанна, «вся в слезах и с искаженным лицом». – Я отреклась, потому что боялась огня…

– Но когда вы отреклись на эшафоте перед судьями и всем народом, то признались, что ложно хвастали, будто бы ваши Голоса от Бога, – обличает ее епископ Бовезский.

– Нет, в этом я не признавалась и не признаюсь никогда… Сказанного в грамоте той об Отречении я не поняла… и не думала вовсе отрекаться от того, о чем вы сейчас говорите… Против Бога и веры я никогда ничего не делала… и душу погубила бы, если бы сказала, что не Богом послана… Мне Голоса говорят о великой низости моего отречения… Лучше бы мне умереть, чем мучиться так!

«Вот ответ убийственный, responsio mortifera», – отмечает на полях слова ее записывающий клерк.[373]373
  Amiet. 215. – Procès. I. 455–457. – «J'avais fait grande mauveseté… De peur du feu, j'ai dit ce que j'ai dit… Se qui était en la cedule de 1'abjuration je ne 1'entendais point… Je ne fis onques chose contre Dieu et la foi… Si je disais que Dieu ne m'a envoyée je me damnerais… Elles (les Voix) m'ont dit la grande pitié de la trahison que j'ai consentis… pour sauver ma vie… J'aime mieux mourir!».


[Закрыть]

Монсиньор Бовезский, выходя из тюрьмы и встретив графа Варвика с многочисленной свитой, сказал ему, будто бы смеясь:

– Farewell![374]374
  До свидания! (англ.)


[Закрыть] Поздравляю: дело кончено – Жанна поймана![375]375
  Procès. II. 5, 8, 305. – «Faites bonne chère! C'est fait, elle est prise!».


[Закрыть]

Так Жанна, только что вернувшись в лоно Церкви, «снова от нее отпала», relapca, а по законам Святейшей Инквизиции снова отпавшие были покидаемы Церковью и «ввергались во тьму кромешную, где плач и скрежет зубов».[376]376
  Amiet. 214.


[Закрыть]

«Так как Жанна снова отпала от Церкви, то мы должны предать ее власти мирской решают судьи.[377]377
  Procès. I. 463. – «Jeanne est relapse… Ceci fait, à nous juges… de 1'abondonner à la justice séculière».


[Закрыть]

LXIII

Утром, 30 мая, два молодых доминиканца, бакалавра теологии, брат Мартин Лавеню и брат Изамбер дё ла Пьер, посланные епископом Бовезским, входят в тюрьму к Жанне.

– Жанна, вы сегодня… – начал брат Мартин и не кончил, увидев, что она поняла. Вдруг вся побледнела, закрыла лицо руками и заплакала, как маленькие дети плачут; завопила, как старые крестьянки вопят над покойниками:

– Ох! Ох! Ох! Девичье тело мое будет в огне сожжено! Черным углем почернеет белое тело мое! Лучше бы мне сто раз быть обезглавленной… Праведным, Боже, судом Твоим суди их за все![378]378
  Procès. II. 3–4, 8. – Martin Ladvenu, Isambert de la Pierre. – «Helas! me traîtra-t-on aussi horriblement et cruellement qu'il faille que mon corps net et entier qui ne fut jamais corrompu, soit aujourd'hui consume et reduite en cendres? Ah! Ah! j'aimerais mieux être decapitée sept fois que d'être ainsi brulee… Oh! j'en appelle devant Dieu, le Grand Juge, des grands torts et ingravances qu'on me fait!».


[Закрыть]

Плачет, бьется головой об стену, рвет на себе волосы, царапает руками лицо. Это ли великая Святая, спасительница Франции? Да, это. Если бы не страдала, как все, – не могла бы жертвой быть за всех. Девы Жанны, «дочери Божьей», Страсти подобны во всем – и в этом – Страстям Сына Божия: так же и она, как Он, «находилась в борении смертном»; так же у нее, как у Него, «был пот, как падающие на землю капли крови».

LXIV

– Вот мой убийца! – закричала Жанна, увидев вошедшего в тюрьму епископа Бовезского.

– Нет, Жанна, не я вас убил, а вы сами себя, – не сделав того, что обещали, и снова отпав от Церкви, – ответил епископ, может быть, с непритворною жалостью. – Что же ваши Голоса? Помните, вы говорили, что они обещают вам освобождение? И вот, обманули, видите?

– Да, обманули! – сказала будто бы Жанна.[379]379
  Procès. II. 34. – «Evêque, je meurs par vous!». – «Ah! Jeanne… vous mourrez parceque vous etesretournee a votre premier malefice». – Procès. I. 481–482. – «Or ça, Jeanne, vous nous avez toujours dit que vos Voix vous promettaient votre délivrance, et vous voyez maintenant comment elles vous ont deçue…». – «Vraiment, je vois bien qu'elles m'ont deçue».


[Закрыть] Может быть, хотела сказать: «Я обманулась, не поняла Голосов; думала, что они обещают спасти меня от смерти, а теперь вижу, что должна умереть». И если бы даже сказала: «Обманули», – что из того? Если на кресте Сын Божий сказал Отцу: «Для чего Ты Меня оставил?» – то это могла сказать и «дочерь Божия». Сделалась «проклятой» и она, так же как Он:

Христос искупил нас от проклятия закона, сделавшись за нас проклятием, katara, ибо написано: «проклят… висящий на древе» (Гал. 3, 13).

«Братья небесные», Ангелы, покинули Жанну; все Голоса вдруг замолчали, кроме одного, никогда еще ею не слыханного, но чей он, – она не знала наверное. Что, если не Его, а Другого?

Жанна была против всего мира – всей Церкви, одна с Ним или не с Ним, а с Другим, – этого тоже не знала наверное, и в этом была ее крестная мука – вечный вопрос без ответа: «для чего Ты меня оставил?»

LXV

Жанна просит, чтоб ее причастили.

– Дайте ей все, чего она просит, – разрешает епископ Бовезский.

Брат Мартин причащает Жанну.

– Верите ли вы, что сие есть, воистину, Тело Христово? – спрашивает он, вынимая частицу из дароносицы.

– Верю, – отвечает Жанна. – Только Он, Христос, – Освободитель мой единственный![380]380
  Amiet. 218. – Procès. I. 482–484. – «Croyez-vous que ce soit le corps du Christ?». – «Oui, et Celui-la seul qui put me délivrer».


[Закрыть]

«Господи, благодарю Тебя за то, что умираю свободным от всего!» – могла бы сказать и Жанна, умирая, так же как сказал св. Франциск Ассизский; в Третье Царство Духа – Свободы – вступает и она, как он.

LXVI

Было около девяти часов утра, когда Жанну вывели из тюрьмы, посадили вместе с духовником ее, братом Мартином, и главным тюремным приставом, Массие, на телегу и под охраной восьмидесяти английских ратных людей повезли на площадь Старого рынка, у церкви Христа Спасителя, где приготовлены были три высоких деревянных помоста: первый – для последнего «увещания милосердного»; второй – для судей и третий, выше всех, покрытый гипсом, с правильно сложенной поленницей дров, – для костра. Тут же, на третьем помосте, был столб с прибитой к нему доской, а на доске – надпись: «Жанна, рекомая Дева, лгунья, злоковарная, пагубная, обманщица, колдунья, кощунница, в Иисуса Христа не верующая, идолопоклонница, служительница дьяволов, отступница, еретица и раскольница».[381]381
  Sarrazin. Jeanne d'Arc et la Normandie. 369. – Amiet. 217. – Procès. IV. 459. – «Jehanne qui s'est faict la Pucelle, menteresse, pernicieuse, abuseresse du peuple, divineresse, superstitiuse, blasphameteresse de Dieu, presumptueuse, malcreant de la foi de Jhesuscrist, vanteresse, ydolatre, cruelle, dissolue, invocateresse de diables, apostate, scismatique et hérétique».


[Закрыть]

Площадь охранялась ста шестьюдесятью английскими ратными людьми. Множество любопытных теснилось на площади, и в окнах, и на крышах домов.

Жанну взвели на первый помост. Мэтр Николá Миди, доктор богословия, взойдя на тот же помост, произнес последнее «увещание милосердное», кончавшееся так:

– В мире, Жанна, гряди! Церковь больше не может тебя защищать и предает власти мирской.

А со второго помоста, судейского, монсиньор епископ Бовезский начал читать приговор:

– Именем Господним… мы объявляем тебе, Жанна, что должно тебе, как члену гнилому, быть из Церкви исторгнутой, дабы всех остальных членов не заразить… ибо вновь, отцом лжи соблазненная, отпала ты от Церкви и вернулась к злым делам твоим, как пес на блевотину… И мы исторгаем, извергаем тебя и предаем власти мирской, прося ее, умерив свой приговор, пощадить тебя от смерти и членовредительства…[382]382
  Procès. III. 159. – «Au nom du Seigneur… nous déclarons que toi, Jeanne, membre pourri dont nous voulons empêcher que 1'infection ne se communique aux autres membres, tu dois etre rejetee de 1'unité de 1'Eglise; tu dois être livrée à la puissance séculiere… Attendu que… séduite par le démon, prince du mensonee, tu es retomblée dans tes erreurs et tes crimes, tel le chien qui retourne à son vomissement… Et nous te rejetons, nous te retranchons, nous t'abandonnons, priant cette meme puissance séculière de vouloir modérer envers toi sa sentence, en deçà de la mort et de la mutilation des membres…».


[Закрыть]

Этой просьбой Церкви к власти мирской «милостиво поступить с осужденною» (потому что сожжение на костре считалось милостью по сравнению с другими, более жестокими казнями, например четвертованием) – Церковь, осуждая преступника на смертную казнь, очищалась от крови казнимого, ибо «Церковь от крови отвращается», Ecclesia abhorret a sauguine.[383]383
  Eymeric. III. 554. – Bernard Gui. Practica inquisitionis hereticae pravitatis. III. 144.


[Закрыть] Милует Церковь – государство казнит.

Но знали, конечно, все, чего эта просьба стоит: если бы мирская власть исполнила то, о чем просила Церковь, то оказалась бы такой же еретицей и богоотступницей, как осужденный, и навлекла бы на себя такой же приговор церковных властей. Все это знали, но делали вид, что не знают. Церковью возлагалась вина на государство, а государством – на Церковь, и оба были невинны: казнь совершалась, но никто не казнил.

Знали это все, и всем было тяжело, – мирянам так же, как людям Церкви, потому что перед этим простейшим и правдивейшим в мире существом – не могучей и страшной «ведьмой» и не великой Святою Девою, а грешною, слабою, маленькой девочкой Жанной эта ложь и лицемерие слишком были очевидны: надо было ее убить, сжечь на костре, свято, милосердно исполняя заповедь любви Христовой, и это было сверх сил человеческих.

LXVII

После приговора и отлучения осужденной от Церкви все духовные лица сошли с помоста, потому что дело их было кончено: отлученная предана в руки властей мирских, и теперь начиналось их дело.[384]384
  Petit de Julleville. 164.


[Закрыть]

Жанна стала на колени, сложила руки на груди и подняла глаза к небу. Многие англичане плакали, а другие смеялись или только делали вид, что смеются, и кричали священнику-тюремщику, мессиру Массие, продолжавшему увещевать Жанну:

– Что же, попы, здесь нам и обедать, что ли?[385]385
  Procès. II. 19; III. 177, 186. – «Quoi donc, prêtres, nous ferez-vous diner ici?».


[Закрыть]

Участь Жанны, отлученной от Церкви, надо было решить, согласно с церковными законами, представителю власти мирской – городскому голове Руана, байльи, мэтру Жану Ле-Бутельэ, который тут же присутствовал, окруженный членами городского правления, асессорами. Но, слишком усердный слуга англичан, он так спешил или так растерялся, что забыл, что прежде, чем виновную казнить, должно ее осудить и произнести над нею приговор.

– Делай, что надо! – крикнул он палачу, кивнув ему головой на Жанну, и тот повел ее на белый гипсовый помост с поленницей дров для костра.[386]386
  Petit de Julleville. 165. – Bailli, Jean de Bouteiller. – «Fais ton affaire!».


[Закрыть]

Женская, длинная, белая, серою густо пропитанная рубаха была на Жанне и картонная, тоже пропитанная серою, остроконечная, желтая на бритой голове, митра – шутовской, ведьмин колпак, с такою же, как на столбовой дощечке, надписью большими черными буквами: «Еретица, Вероотступница, Идолопоклонница».[387]387
  Procès. III. 53. – «Hérétique, relapse, apostate, idolâtre».


[Закрыть]

Белая Дева на белом помосте – белая Лилия Франции или самого Благовещения:

Радуйся, Благодатная!

– О, Руан, Руан! Как бы тебе за меня не пострадать! – воскликнула Жанна, взойдя на высокий помост, откуда виден был город.[388]388
  Procès. III. 53. – «Ah! Rouen, j'ai grand'peur que tu n'aies a souffrir de ma mort!».


[Закрыть] И «дочерь Божия» заплакала о городе своем так же, как Сын Божий о своем Городе плакал:

Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица – птенцов своих под крылья, и вы не захотели! (Лк. 13, 34).

Слезы были на глазах у кардинала Винчестера, того самого, что «никогда не входил в церковь без того, чтоб не пожелать в молитве смерти врагу». Сам епископ Бовезский, «убийца» Жанны, вытирал глаза от непритворных, может быть, слез.

– Я хотел бы, чтоб душа моя была там же, где ее душа! – тяжело вздохнул мэтр Жак Алеспэ, ученый богослов и каноник.[389]389
  Procès. II. 6, 191, 375. – Jean Alespée: «Je voudrais que mon âme fût où je crois qu'est 1 âme de cette femme». – Shakespeare. Henry VI. I. 1. – Michelet. 282. – «Episcopus Belvancensis flevit».


[Закрыть]

LXVIII

– Крест, дайте мне крест! – просит Жанна.

Кто-то из англичан, вынув два сучка из приготовленного для растопки хвороста и сложив их в виде креста, подал ей, и, благоговейно поцеловав их, она положила их себе под одежду, на грудь. Брат Изамбер побежал и принес ей из церкви настоящий крест. Жадно схватив его и прижав к груди, она не выпускала его из рук, пока руки были свободны, а когда привязали их к столбу, просила держать крест перед нею так, чтобы могла видеть его до конца.[390]390
  Procès. II. 6, 20; III. 186.


[Закрыть]

Брат Изамбер и брат Мартин взошли с ней на костер и стояли на нем до той минуты, когда в подожженном хворосте затрещало пламя.

– Что же вы стоите? – крикнула им Жанна, думая и в эту последнюю минуту не о себе, а о других. – Сходите же, сходите скорей! Крест только держите, чтобы мне видеть его до конца!

Братья сошли, но стали тут же, у самого костра, и брат Изамбер поднял крест так высоко, что Жанна могла его видеть.

– Нет, Голоса не обманули меня! Бог меня послал! – воскликнула она, глядя сквозь дым и пламя на крест.

Чтобы сократить и облегчить муки сжигаемых, палач обыкновенно подбавлял к сухим дровам зеленых веток или соломы так, чтобы жертва задохлась в густом дыму прежде, чем сгореть в огне. Но Жаннин палач этого сделать не мог, потому что костер был слишком высок, а может быть, и потому, что, помня совершенные «ведьмой» или Святой чудеса, побоялся это сделать, так что Жанне предстояло не задохнуться в дыму, а сгореть в огне.

– Иисус! – воскликнула она, видя, как вспыхнул огонь. И когда пламя уже охватило ее, возопила снова громким голосом:

– Иисус! Иисус! – так, как будто уже видела Иисуса Грядущего, Освободителя.[391]391
  Petit de Julleville. 167. – «Non, mes Voix ne m'ont pas trompée… Elles étaient de Dieu!». – Michelet. 285. – «Quod voces… erant de Deo… nec per has fuisse deceptam».


[Закрыть]

LXIX

Кто-то из английских ратных людей, кидая в огонь охапку хвороста, упал без чувств. Люди подняли его и отвели в питейный дом, чтобы подкрепить стаканом вина. Долго не мог он прийти в себя и все повторял в невыразимом ужасе:

– Голубь, Голубь… белый Голубь вылетел у нее изо рта с последним вздохом!

Может быть, это был изображенный на знамени Девы голубь Духа Святого.

Многие видели также начертанное в пламени костра имя «Иисус».[392]392
  Procès. III. 398. – Michelet. 286.


[Закрыть]

Длинной кочергой раскидал палач, по приказанию байльи, мэтра лё-Бутельэ, горящие дрова и хворост так, чтобы пламя раздвинулось и все могли убедиться, видя обугленное тело Жанны, что «ведьма» не спаслась, не вылетела из пламени, с помощью дьявола, а сгорела, как следует.[393]393
  Journal d'un bourgeois de Paris. 270–296. – Procès. III. 191.


[Закрыть]

Весь день пылал, а потом тлел костер. К вечеру кардинал Винчестер отдал приказ кинуть пепел в реку. Тщательно собрали обгоревшие кости и пепел в мешки, отнесли их на реку и бросили в воду.[394]394
  Amiet. 222. – Procès. 159–160. – Basin. Hist. de Charles VII. I. 83.


[Закрыть]

Ночью напившийся с горя и страха палач, зайдя в доминиканскую обитель, тяжко стонал и плакал:

– Душу свою погубил я, сжег Святую! Этого Бог мне ни за что не простит![395]395
  Procès. II. 366.


[Закрыть]

– Ох, пропали, пропали мы все: Святую сожгли! – говорил будто бы и кое-кто из англичан, возвращаясь, после казни, с площади.[396]396
  Michelet. 287. – «Nous sommes perdus: nous avons brule une sainte!».


[Закрыть]

LXX

Английские власти разослали письма, на латинском и французском языке, во все концы мира всем сановникам Церкви и всем христианским государям, – королям, герцогам, графам, владетельным князьям и всем городам Франции, – извещая их, что английский король Генрих VI и советники его, «весьма жалея Деву, все же казнили ее, по усердию к вере Божией и ко благу всего христианского мира».[397]397
  Procès. I. 485, 496; IV. 403.


[Закрыть]

То же писал и Парижский университет императору и папе. Это послание кончалось так: «В смерти этой несчастной девушки обнаружилось до очевидности, сколь опасно и пагубно слишком легко доверять сим новым, в христианском королевстве нашем, с недавнего времени не только этой женщиной, но и многими другими, подобными ей, рассеваемым бредням… Всех добрых сынов Римской католической Церкви должен бы остеречь этот столь наглядный пример от того, чтобы слишком полагаться на свой собственный разум, и научить прилепляться к учению Церкви… больше, нежели к басням суеверных жен. Ибо если мы когда-нибудь, по причине наших грехов, дойдем до того, что легковерие народное будет внимать мнимым пророчицам более, нежели пастырям Церкви, коим самим Господом сказано: „идите, научите все народы“, – то, в скором времени, все благочестие иссякнет, вера погибнет, Церковь будет под ногами безбожных попрана и воцарится во всем мире беззаконие сатанинское».[398]398
  Procès. I. 409.


[Закрыть]

Нет никакого сомнения, что если не все, то кое-кто из писавших это послание был так же непоколебимо убежден, что, предав огню Жанну, против государства и Церкви «возмутительницу», совершили они святое и богоугодное дело, как законники иудейские, распявшие Иисуса Возмутителя, убеждены были, что дело их свято. Правы были по-своему эти так же, как те: и всеми нашими доводами, разумными и нравственными (а других у нас нет), так же было бы нам трудно разубедить и этих, как тех. Суд мира сего, суд иудео-христианской Синагоги над обоими – Иисусом и Жанной, Сыном Божиим и «дочерью Божией», – один и тот же доныне: древний, деревянный, Римский; или новый, огненный, тоже Римский, крест. «Все мы согрешили, воистину все!» – по слову одного из римских первосвященников о великом, от Огненного Креста Девы вспыхнувшем пожаре всего христианского Запада – Протестантстве-Реформации и обо всем, что было за нею. Все мы согрешили и не искупили нашего греха доныне.

«О, Руан, Руан! О, Рим, Рим! – весь мир – как бы тебе не пострадать за меня!» – все еще говорит на вечном Огненном Кресте своем распятая Жанна, «дочерь Божия».

Все еще суд мира над Ним: «Распни!», а над нею: «Сожги или утопи!» Так и сделали тогда: пепел от горевшего тела ее и несгоревшее сердце кинули в Сену. Там оно и доныне, никакими водами неугасимое, сердце Жанны, Святой или Окаянной, – Святой или Окаянной Франции, – этого тогда никто не знал и сейчас еще никто не знает.