Текст книги "Последняя любовь в Черногории"

Последняя любовь в Черногории
Дмитрий Орлов

© Дмитрий Орлов, 2023

ISBN 978-5-0060-2223-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ В ЧЕРНОГОРИИ

рассказ

Мы живем за рубежом последних библейских пророчеств.

Из дневников Белокопытова  С. Л.

1

По мнению астрофизика Николая Козырева, когда весь наш тяжеловесный материальный Мир уныло катится из прошлого в настоящее, навстречу ему из будущего бодро выкатывается могучий поток Времени. Настоящее – это полоса столкновения слепого прошлого и зрячего будущего. Все разбито на куски, все перемешано, все крутится в бешеном вихре. Это и есть жизнь человеческая: ничего толком не видно, ничего не понятно – только уворачивайся от летящих камней. Так вскипает ленивый берег, когда в него бьет многотонная штормовая волна. А каково это – попасть в полосу кипящего прибоя – Сергей Львович Белокопытов узнал на собственной шкуре.

В тот день ничто не предвещало ничего необычного. Седьмой день седьмого месяца 2021 года, ни о чем не думая, нехотя переваливался из прошлого в настоящее. Навстречу со стороны моря надвигалось будущее, но с утра его еще не было видно.

Сергей Львович проснулся как обычно поздно, но в точно назначенный час, по будильнику. Как обычно летом, не завтракая и не умываясь, он затолкал большое полотенце в пляжную сумку и пошел на море. Необычное начало встречаться на широкой аллее из вековых сосен и стройных пальм. Вдруг стало попадаться много мокрых людей, идущих навстречу. Причем, причина была не в мокрых купальниках, проступавших сквозь верхнюю одежду. Люди шли с моря с мокрыми волосами, с которых стекали капли. Некоторые были мокры с ног до головы и радостно взбудоражены. В том месте, где аллея выходит на площадь перед Старым городом, построенном венецианцами, Сергей Львович увидел мокрую женщину с разбитым в кровь коленом, тоже радостно возбужденную.

Стало ясно – на море шторм, и искупаться не удастся. Сергей Львович был раздосадован этим обстоятельством неожиданно сильно. Тем не менее, по мужскому упрямству, он продолжал идти к морю. Сразу за площадью, у стен Старого города, раскинулся небольшой пляж, но Сергей Львович свернул направо, на тропу, ведущую к пляжу со странным названием Могрен. Выложенная камнем тропа, изгибаясь, шла по границе двух миров: справа вставали отвесные скалы Балкан, слева лежало Адриатическое море. Тропа извивалась не только горизонтально, но и по вертикали. Где-то она возвышалась над уровнем моря на два метра, где-то – на пять. Обычно брызги от волн до людей, идущих по тропе, не долетали. Обычно, но не в тот день! Местами возле тропы в море лежали груды огромных камней, некогда отколовшихся от скал. Эти дикие груды дробили и немного останавливали накатывавшие волны, но там, где препятствий для моря не было, волны захлестывали тропу с такой силой, что могли сбить с ног. Такие участки надо было перебегать, заранее рассчитав паузу между ударами волн.

Перед самим пляжем на тропе была оборудована живописная смотровая площадка, возвышавшаяся над морем на добрых пять метров, но даже там волны творили что-то незаконное. Раз в десять минут волны как-то сговаривались между собой и, сложившись в какую-то невероятную комбинацию, рождали особую волну. Эта волна медленно приближалась, набухая по мере приближения, затем била в берег с невероятной силой, вздыбливалась и на мгновение зависала над людишками, столпившимися на площадке, словно рассматривая их. Затем она обрушивалась на человечков, окатывая их с головы до ног, выбивая из них волну восторженного визга.

Все поголовно были счастливы, буквально – все: и молодые, и старые, и накаченные спортсмены, и инвалиды с палочками. Среди сотен пляжных туристов всегда находились несколько человек с дорогими штучками – модными рубашками или красивыми дамскими сумочками. Море никому не давало пощады: оно комкало рубашки от Версаче и выбивало из шлепанцев кристаллы Сваровского – были и такие! Тем не менее, несмотря на ободранные коленки и косметички, залитые соленой водой с песком, глаза у народа блестели, словно говорили: «Вот, она какая – Природа! Вот, как она может! Да если она захочет – она вообще все смоет!» Каждый необыкновенный удар стихии воспринимался словно какая-то победа. Каждый морской вал, рассыпавшийся миллионами сверкающих брызг, словно сбивал наросший в душе у каждого слой ракушек. Каждому становилось свежо на душе.

Да-а… Видно что-то очень сильно искорежено в нашей цивилизации, если человек уже не верит в себя, а уповает на природу, которая все может и все сделает за него…

Впрочем, никто таких длинных мыслей не думал, а все просто резвились как дети. Резвились и, конечно же, фотографировались, фотографировались и фотографировались. Высшим шиком считалось запечатлеть момент, когда волна уже встала над человеком, но еще не обрушилась на него. Впрочем, за такой снимок немедленно следовала расплата: через мгновение человек должен был всеми руками-ногами-зубами вцепиться в поручни, чтобы приходящая-уходящая волна сначала не бросила его на каменную тропу, а затем, на обратном пути, не потащила в море и не ударила о металлические перила.

Сергей Львович дошел до Могрена слегка мокрым снаружи и взбодрившимся внутренне. Песчаный пляж Могрен был образован отступившими от моря скалами и имел форму полумесяца. В обычные дни на нем выставлялось до семи рядов лежаков, но сегодня все лежаки были убраны, так как волны докатывались до середины пляжа. Сергей Львович прошелся вдоль пляжа туда-обратно, вдыхая полной грудью клокочущую энергию морского шторма.

В центре пляжа стояла деревянная вышка спасателей. На вышке бесполезно болтался красный флаг – народ купался! Могрен был несколько защищен выступавшими в море по бокам скалами, но некоторые из волн, докатывавшихся до берега, были огромны. И тем не менее, некоторые бесшабашные люди отчаянно барахтались в этих волнах. О величине волн можно было судить по силе хорового визга купавшихся. Сергей Львович обратил внимание, что в волнах прыгали только две категории людей – дети и «кабанчики» – атлетически сложенные взрослые мужчины. Он, к слову, вполне подходил под категорию «кабанчиков» – сорокапятилетний, широкоплечий, вполне спортивного телосложения, слегка обозначившийся живот лишь подчеркивал мужскую солидность. Но купаться ему было уже не надо. Зачем? Он и без купания был мокрый и бодрый.

Сергей Львович остановился возле выхода с пляжа. Здесь никто не купался, потому что море было засыпано большими и малыми обломками скал. Голоса и визг купавшихся здесь слышались удаленно, сквозь грохот прибоя. Зато здесь были лучше слышны звуки стихии, которые Сергей Львович очень ценил. Звуков было много. Волны били в камни, и каждая волна била по-своему: где-то был глухой сильный удар, где-то шлепок, где-то волна скользила по рваному камню с легким звенящим шелестом. Гроздья рассыпчатых круглых звуков взлетали вместе с дробящейся на тысячи капель волной. Взлетевший фейерверк дробно осыпался частью в воду, частью на камень. Сергей Львович на минуту закрыл глаза. Одновременно дно моря выводило совершенно другую музыкальную тему – по дну с золотистым шелестом, в такт волнам, приходил и уходил песок. Еще было слышно, как глухо перекатывалась галька. Сегодня за темой гальки слышались еще более глубокие и суровые звуки – это шевелились крупные камни. Сергей Львович слушал эти звуки ушами, вдыхал их с воздухом в легкие. Каждый звук моря словно молоточек фортепиано безошибочно находил нужную струну в его душе. Его душа звучала оркестром, и он сам же слушал симфонию, звучавшую внутри. Он открыл глаза. Конечно, в той или иной степени у всех в душе звучала музыка моря, но никто не слышал ее так, как он. Его вдруг пронзило ощущение одиночества. Впрочем, Сергей Львович был волевым человеком, и он привык держать себя в руках.

Он снова весело взглянул на веселых людей. Там, где он стоял, было безопасно – большие волны не доходили до берега, застревая в густо насыпанных в воде обломках скал. Самые большие волны редко бывали выше колен. Но и здесь люди азартно фотографировались и самофотографировались. Если угадать секунду, то можно было запечатлеть себя на фоне взметнувшегося недалеко в камнях двухметрового пенного фонтана. Впрочем, и здесь море нашло, чем удивить. Видимо где-то, на дальних подступах к берегу, нескольким волнам удалось договориться, и они слились в одну тягучую волну, которая медленно заполнила своим телом все проходы между обломками скал, затем утопила и сами обломки, оставив торчать на поверхности только самые высокие вершины. Затем, откуда ни возьмись, поверх тягучей, полетела новая стремительная волна! Волна, вроде бы, и не была очень высокой, но летела она уже по гладкой, словно паркет, водной поверхности. Раздался одиночный пронзительный визг, но никто не успел среагировать и через секунду несколько фотографировавшихся превратились в тряпичных кукол, барахтавшихся в кипящей волне. Многие из видевших рассмеялись. Заулыбался и Сергей Львович.

Неожиданный удар волны выбил у кого-то из рук телефон. Телефон взлетел высоко и почти вертикально вверх. Сергей Львович был настолько переполнен энергией стихии, что, неожиданно для себя самого, мгновенно сорвался с места. Он, отбросив на ходу свою пляжную сумку, ринулся за телефоном, как спринтер по выстрелу стартового пистолета. Телефон на мгновение завис в высшей точке своего полета и, ускоряясь, полетел вниз. Сергей Львович как раз должен был поймать телефон до его падения в воду, но из-за того, что бежать пришлось по щиколотку в воде, что-то не получилось, и он упал. Упав, он по инерции около метра пробежал на четвереньках, затем снова вскочил на ноги. Но в этот момент телефон уже упал в воду, и уходящая волна медленно потянула его в море. Сергей Львович в отчаянном падении плашмя на воду наотмашь ударил вытянутой рукой по воде, пытаясь нащупать уже скрывшийся телефон. И он его нащупал! – но тот выскользнул из руки, как рыба в воде. Однако, телефон, все-таки, не рыба и хвостом вилять не умеет. Со второй попытки Сергей Львович цепко ухватил его. Своим самоотверженным броском Сергей Львович заслужил одобрительных смех и даже аплодисменты. Впрочем, окружавших он не видел и не слышал. Он встал, запыхавшийся, смахнул воду с лица и взглянул на телефон. Это был современный здоровенный айфон с тремя камерами. К Сергею Львовичу подбежала хозяйка айфона, такая же мокрая и такая же запыхавшаяся. Она протянула руку к своему телефону, но в этот момент Сергей Львович вдруг вспомнил о своей пляжной сумке – не унесло ли ее волной? Он непроизвольно дернулся вслед за своей мыслью и взглянул на сумку. С сумкой все было в порядке, она лежала на берегу. Это было даже не движение, а импульс, прошедший по телу, но он не прошел незамеченным. Хозяйка телефона вслед за Сергеем Львовичем тоже обеспокоенно дернулась, преграждая ему дорогу.

– Отдайте, это мой! – твердо сказала она.

– Конечно, – ответил он и, отдавая телефон, задержался взглядом на женщине.

2

По пути с пляжа Сергей Львович очень вспоминал ее. Стройная, темноволосая, лет тридцать пять – сорок. Мокрая блузка очень выгодно вылепляла ее высокую грудь. Очень хороша! Даже несмотря на жалкий вид ее разбитой волнами прически. Просто красавица!

Во второй половине дня Сергей Львович вновь собрал свою просохшую пляжную сумку и отправился на самый спокойный маленький пляжик слева от Старого города. Однако и там волнение оказалось слишком сильным для купания. Впрочем, на волнах болталась пара сумасшедших голов, но на них даже смотреть было страшно.

Сергей Львович пошел в свое любимое открытое кафе «Моцарт». Десятка три столиков кафе располагались прямоугольником на площади справа от главного входа в Старый город. Одной своей длинной стороной кафе примыкало непосредственно к стене Старого города, с противоположной лежала площадь, по которой проходила «муравьиная тропа» на пляж Могрен. Сергей Львович сел в середину кафе так, что стена была слева, площадь – справа. Впереди в полусотне метров от кафе было Адриатическое море, позади лежал черногорский городок Будва, за Будвой, в трех километрах от «Моцарта» стояли горы.

Стояла жара, впрочем, совсем не мучительная. Сверху прямые солнечные лучи отсекал раздвижной навес кафе, а перегретый воздух уносил незаметный легкий морской ветерок, – мягкий средиземноморский климат во всей своей красе!

Сергей Львович основательно перекусил. Потом долго сидел с чашкой кофе, отправив свой рассеянный взгляд в сторону моря. Мысль его свободно и бесцельно двигалась. Он сидел на месте, а мысли приходили и уходили. Мысли двигались сквозь него, не прилипая. Это было похоже на сон. Может быть, он действительно задремал? Вдруг он отчетливо, как бы наяву, увидел ту мокрую женщину с пляжа. Только вместо «Отдайте мой телефон!», она сказала: «Здравствуйте! Я хочу вас поблагодарить». Сергей Львович от неожиданности вздрогнул всем своим крупным телом и вскочил с кресла, кресло со стуком упало. Перед ним стояла женщина с пляжа. Сонное кафе оглянулось на стук упавшего кресла.

Он, конечно же, видел, что это она – женщина с пляжа, но он… ее не узнавал. Дело было не в том, что она стояла перед ним спокойная, в сухой одежде, с расчесанными волосами, лежавшими на плечах. Он словно видел ее через каке-то светящееся облако, словно – в золотистом коконе. Так необычно видит мир только что проснувшийся ребенок. Странно было еще и то, что остальную «картинку» – кафе, площадь и все остальное – Сергей Львович видел совершенно отчетливо, без искажений. Это длилось всего несколько мгновений, потом золотистое облачко растаяло, впрочем, кажется не до конца. Много позже, вспоминая то время, он пришел к выводу, что никогда не видел ту женщину в реальном свете и в реальном пространстве.

Итак, она стояла перед ним, и в ее лице сквозила тень улыбки от его неловкости.

– Я хочу вас поблагодарить. Вы просто не можете представить, что такое для меня телефон!

– Почему же – «не могу»? Для меня телефон и компьютер давно уже важнее мозга, – Сергей Львович заговорил, и стало ясно, что не так уж он и обескуражен.

– Еще раз спасибо! На пляже как-то неловко получилось.

– Пожалуйста! Мне полезно иногда заняться спортом. Побегать на четвереньках, например, жир растрясти.

Женщина невольно засмеялась. Смех ее вдруг обнаружил гармоническую глубину. Возможно, так смеется оперное сопрано, невольно раскрывая диапазон своего голоса. Сначала вид этой женщины, а теперь и ее голос окатили Сергея Львовича какими-то магнетическими волнами.

– Да, это был самоотверженный поступок! – сказала она, перестав смеяться.

– Предлагаю, если есть хотя бы минутка, присядьте, выпейте кофе.

– Нет, спасибо, кофе не хочу. Он здесь ужасный, – решительно сказала она, но не сделала ни малейшего движения, чтобы уйти.

– Где – «здесь»?

– Везде. Во всем городе.

– Ваши слова говорят только об одном: вы никогда не пили кофе в этом кафе.

– Вы хотите сказать, что везде кофе плохой, а здесь – хороший?

– Именно! «Моцарт» – это единственное место в Будве, где можно – и нужно! – пить кофе, – Сергей Львович после паузы, с какой-то очень простой интонацией добавил: – Имейте ввиду – я не опасен.

– Хорошо, – также просто согласилась она.

Сергей Львович помог ей сесть, подвинув тяжелое плетенное кресло. Затем поднял свое и тоже сел. Официанта звать не пришлось, он подошел сам. Они заказали кофе, от каких бы то ни было пирожных она наотрез отказалась. Возникла мимолетная пауза. Она заговорила первой.

– Сейчас я понимаю, что вы безопасны, но… тогда на пляже, – в голосе у нее была словно тень улыбки, – мне показалось… что вы не хотите отдавать телефон. Мне показалось, что вы странно на меня посмотрели и сделали шаг в сторону, словно хотели уйти. Я потом поняла, что вы сделали движение к своей сумке, проверить не смыло ли ее волной. Мне сейчас так стыдно!

– Ничего подобного! – добродушным тоном ответил Сергей Львович. – Не собирался я вам телефон отдавать. Вот еще! Я его вынул из моря. А что дало море – то законная добыча пирата. Здесь же исконно пиратские места! Средиземное море, кругом торговые пути.

– Ну, все-таки, торговля и пираты – это разные вещи, – она уже не могла сдержать улыбку, Сергей Львович говорил очень искренне и убедительно.

– Перестаньте, – Сергей Львович объяснял словно взрослый ребенку общеизвестные вещи. – Понедельник, среда – я торговец, а вторник, четверг – пират. В воскресенье в церкви грехи замаливаю.

– Ну, пусть так, но вы же – не черногорец.

– Это как сказать. Пропитываюсь, постепенно, духом морской романтики!

Сергей Львович привстал и приподнял с соседнего кресла свою пляжную сумку. Сумка была простейшая, объемом в два больших полотенца, ручки ее имитировали плетеные морские канаты. Сумка видала виды и видала время: изначальная полосатая ткань, как на тельняшке, выцвела и потерлась. Посередине сумки красовался нашитый сверху черный пиратский флаг с веселым роджером, впрочем, тоже весьма выцветший.

Она уже не смогла сдерживаться и рассмеялась, слегка прикрыв рот рукой. Дело было не только в том, что Сергей Львович был очень убедителен в своей теории. Ей вдруг мелькнуло, что он, действительно, был бы неплохим пиратом: овальное улыбающееся лицо, с несколько расплывчатыми чертами лица, мясистый нос «картошкой», слегка взлохмаченная русая, чуть в рыжину шевелюра, объемная грудная клетка. Он как-то весь дышал силой, обаянием и добродушием, но в глубине его синих, чуть выцветших глаз мерещились какие-то белесоватые точки, и было очень легко представить, как эти синие глаза безпощадно отсверкивают сталью во время абордажной атаки. Но не было ни пиратского корабля, ни абордажной атаки, был просто спокойный морской курорт, и было смешно.

– Понятно, понятно, – она, наконец перестала смеяться. – Пираты, кругом пираты…. М-м! А кофе действительно хорош! – искренне удивилась она, отпив глоток.

– Это единственное кафе с настоящим кофе. Здесь есть очень хорошие десерты…

– Нет, спасибо! – решительно прервала она Сергея Львовича.

– Хорошо, не буду навязчивым, – согласился он. – А вот мой недоуменный взгляд на пляже имеет другую природу. Я был уверен, что вы – местная. Черногорка! Когда вы заговорили по-русски, я расстерялся.

– Так похожа? – брови ее удивились.

– Очень похожи! Сейчас я, конечно, вижу, что больше вы похожи на итальянскую аристократку.

Она снова искренне рассмеялась, легким изящным жестом прикрыв рот тыльной стороной руки:

– Господин пират умеет говорить комплименты… на уровне портовой таверны.

– Нет-нет! Какие комплименты? Это наблюдения… так сказать, доморощенного этнографа. Дело в том, что местные девушки – симпатичные, высокие, стройные, темноволосые, темноглазые. Они такими же высокими и стройными и остаются, но после двадцати пяти лет миловидность как-то уходит, черты лица становятся резкими. Поэтому те, кто хотят выглядеть женственными – уже к тридцати красятся в блондинок.

– Интересно. А причем тут итальянцы?

– Достоевский где-то говорил, что если женщина к сорока сохраняет красоту, то это связано только с внутренней культурной жизнью. Простые итальянки мало отличаются от черногорок, а итальянки из состоятельных семей – отличаются. Мне кажется в каждой старой итальянской семье и бюсты античные стоят – подлинные! – и картинки какие-нибудь эпохи Возрождения водятся, да и сами родовые дома – лет пятьсот отроду. Потомственная культура! Ее ничем не смоешь. Поэтому итальянки из таких семей и в семьдесят лет выглядят женственными.

– Мне еще нет семидесяти, – нахмурилась она.

Сергей Львович испугался, что его неправильно поняли:

– Я не в этом смысле!

Она мягко и сдержанно улыбнулась, и он понял, что она тоже умеет шутить. Она встала.

– Спасибо за кофе, большое спасибо еще раз за телефон. Мне пора.

Он тоже встал:

– Не стоит благодарности! Если еще раз решите бросить телефон в море – обращайтесь!

– Нет уж! Вы неосторожно раскрыли свои карты. Второй раз вы точно не отдадите. До свидания!

Сергей Львович не стал смотреть вслед уходящей женщине, но мысли его были прикованы к ней. «Умна! и хорошо видит ситуацию». Вдруг он понял, что забыл «обсчитать» эту женщину. Как человек долго живущий один, в мире, где можно надеяться только на себя, Сергей Львович выработал несколько правил, которым следовал неукоснительно. Уже полтора десятка лет у него длился период, когда было критически важно увидеть собеседника сразу в реальном свете. Самое первое правило: надо посчитать сколько стоит одежда человека, включая кольца, булавки, сумочку, очки. Сначала Сергей Львович напрягал зрение, включал аналитический аппарат и так далее, а через некоторое время он «обсчитывал» человека автоматически. Автоматически сразу было понятно, как человек носит эту одежду и зачем он носит именно эту одежду, что он этим хочет сказать. Поразительно, но этот простой способ позволял понять две трети людей! Для одной трети более сложных людей требовались дополнительная информация и дополнительные размышления. Про женщин нечего и говорить – девяносто девять женщин из ста полностью «прочитывались» по одежде. Так вот, было удивительно, что впервые за немыслимое количество лет Сергею Львовичу отказал его аналитический взгляд, работавший автоматически. Причем, ни в коем случае нельзя было сказать, что Сергей Львович «влюбился» – не тот возраст, не тот человек, не та ситуация.

На ней была синяя блузка, черные шорты и серая дамская сумочка. Были ли предметы фирменными и сколько они стоили – он не оценил. У Сергея Львовича мелькнула мысль «обсчитать» женщину вдогонку, по памяти. Он улыбнулся этой прилетевшей мысли и отпустил ее.

Было еще что-то странное в восприятии этой женщины. Понятно, что женщина действительно красивая: глаза, нос, лоб, губы гармонично расположены на лице. Хорошо! Пусть ее руки, ноги, ямочки на ключицах, груди, морщинки при улыбке, – все эти элементы соразмерны и располагаются по правилу золотого сечения. Это можно понять, потому что все это – части органического тела, но почему по золотому сечению распределяются складки на одежде и случайно отбившаяся прядь волос? Почему по золотому сечению вдруг вставала на столе случайным образом поставленная кофейная чашка? Почему вдруг на лицо падала такая мягкая золотистая и грустная тень? Словно кусок пространства вокруг нее был вырезан и над ним потрудился старый итальянский мастер. Быть может, дело было не только в ее ауре, а что-то было и в глазах самого Сергея Львовича?

«Ни одна женщина не стоит того, чтобы думать о ней в ее отсутствие,» – сказал себе Сергей Львович одно из своих правил. Но поток мыслей об ушедшей женщине почему-то не остановился. Тогда он тихо повторил это вслух:

– Ни одна женщина не стоит того, чтобы думать о ней в ее отсутствие, – и женщина ушла из его мыслей. Впрочем, если бы Сергей Львович взглянул на себя со стороны, то он увидел бы себя расплывчато улыбающимся.