Текст книги "Брабантский мастер Иероним Босх"

Корабль дураков

Эльдонк, Мир-вверх-Дном, трехдневный праздник в преддверии Великого поста. Карнавал пел, плясал и шумел всеми мыслимыми звуками на улицах и площадях Хертогенбоса. Впереди ждал строгий и суровый пост, он продлится сорок дней. А сейчас народ веселился, переворачивая вверх дном привычный мир, стирая границы и запреты. В дни карнавала и священник, и сеньор были смешными, а не грозными, ученые мужи – глупыми, а дьявол и сама смерть не казались пугающими. Над ними потешались, ненадолго забывая страх.

В прежние времена, бывало, церковь осуждала карнавалы, пыталась запретить их, но вскоре уступила. «Бочки с вином лопнут, если время от времени не открывать отверстия и не выпускать из них воздух, – рассудили святые отцы. – Все мы, люди, – плохо сколоченные бочки, которые лопнут от вина мудрости, если это вино будет находиться в непрерывном брожении благоговения и страха Божьего. Нужно дать ему воздух, чтобы оно не испортилось. Поэтому мы и разрешаем себе в определенные дни шутовство, чтобы потом с большим усердием вернуться к служению Господу». С тех пор добрые католики, даже священнослужители не оставались в стороне от праздника. Подобно тому, как миряне в дни карнавала выбирали короля дураков, так и церковные служители выбирали дурацкого епископа.

– Эй, дамы-господа, потеснитесь! С пути корабля расступитесь! Дорогу прославленному кораблю – всех кораблей королю! Лежишь ты или идешь – все едино, на нем плывешь!

Впереди корабля вышагивали четверо великанов футов по десять ростом, в длиннополых одеждах, из-под которых при каждом шаге показывались ходули. Великаны забавно раскачивались в такт своим широким шагам. Корабль тянули запряженные в него ряженые, изображающие чертей – кто с бараньей или козлиной головой, кто с пятачком свиньи, кто с корзиной, надетой поверх головы так, что напоминало голову жабы или лягушки. Корабль не плыл по одному из городских каналов – он ехал по улице от Рыночной площади в сторону собора Святого Иоанна, стоя на длинной подводе, со множеством чертей в упряжке.

Чтобы не было сомнений в том, что корабль сухопутный, борта были густо обвешаны сеном и соломой, вместо мачты кверху торчало дерево с кое-как обрубленными ветвями. На верхушке развевался красный флажок со знаком полумесяца, чуть ниже маятником раскачивался свиной окорок, и толстый коротышка в рясе монаха потешно подпрыгивал, силясь дотянуться до него кухонным ножом.

– Хо-хо! Руперт, сын мясника! Руперт, давай, ты сумеешь! Не посрами отцовской науки! Отмахни кусок получше!

Подмигнув толпе и отсалютовав ножом, наряженный монахом Руперт продолжал прыжки.

– Без моря корабль плывет, без руля дорогу найдет! Сам черт капитану не брат – не тонет, тому и рад! Любого приветит наш флаг, на ком дурацкий колпак! – горланил с носа корабля тощий долговязый парень в шутовском наряде. Он размахивал посохом с набалдашником в виде головы гуся.

За кораблем бежали люди, и развеселые пьяные монахи и монахини, свешиваясь через борт, наливали пиво в подставленные на бегу кружки. Один выпивоха, опрокидывая кружку, снова пускался вдогонку за необычным судном. На четвертый раз монах, узнав проныру, вместо пива наградил его подзатыльником под дружный гогот толпы.

– Пусть ветра над нами не станет – сам дьявол корабль тянет! Надежней любой оснастки, доставит скоро, как в сказке!

Двое монахов, усевшись на корабле, шумно резались в карты, то и дело затевая потасовку. Затем мирились, выпивали, и толстая монахиня, взяв лютню, принималась петь непристойные куплеты. Тогда игроки начинали подпевать ей стройным басовитым хором, торжественно, точно на богослужении.

– Любого влечет – он таков, наш славный корабль дураков! Будь нищим или сеньором – вслед за ним потянешься скоро! Полюбишь, напьешься ли в хлам – добро пожаловать к нам! Рыцарь, аббат, виллан – каждому рад капитан! Матросом наряженный черт учтиво проводит на борт!

При этих словах на нос корабля с треском выскочил некто, с головы до ног перемазанный сажей. Из одежды на незнакомце были только красная набедренная повязка да широкий пояс – на нем сзади крепился ослиный хвост. Чумазый сорвал с головы матросскую шляпу и важно раскланялся на все стороны, при этом люди увидели торчащие рога. Теперь черт кривлялся, повторяя каждое движение шута-глашатая.

– Ай да Урбан! – хохотали в толпе. – Ай да трубочист! Ночью привидится – не открестишься!

– Он и вне карнавала черен, ему не привыкать!

– И ловок не меньше!

– Давай, Урбан! Застращай грешников!

За кораблем тянулась целая кавалькада всадников – частью на мулах и осликах, иные нарочно сидели задом наперед. Среди них не было видно чертей, зато полно было ряженых епископов в митрах и с посохами, королей и герцогов в золоченых венцах, рыцарей в оперенных шлемах – те бежали вприпрыжку, зажав между ног помело или печной ухват. А уж за рыцарями валом валила развеселая толпа, наряженная кто во что горазд, – в масках чудовищ, зверей и птиц, в одеяниях из бараньих и собачьих шкур, вывернутых мехом наружу, со всевозможной посудой, надетой на голову вместо шапок. Вся процессия звенела пастушьими колокольчиками и бубенцами, трубила в рожки, барабанила половниками о кастрюли и горланила песни на разные голоса.

– Чего ж капитан не рад? Прибыл корабль прямо в ад! Не бойся, тут жизнь без изъяна – весело, сыто и пьяно! Разве что черт – редкий гость – вколотит в задницу гвоздь!

И тут трубочист, наряженный чертом, ухватил глашатая поперек туловища, перевернул и уложил себе на колени. Затем он извлек откуда-то молоток и здоровенный, не меньше фута в длину, гвоздь. И принялся исполнять то самое, о чем только что прокричал шут. Молоток стучал по шляпке, гвоздь на глазах уходил все глубже в седалище шута. Тот сучил ногами и вопил дурным голосом. Публика заходилась хохотом.

– Гляди, Йерун. – Гуссен указал пальцем в сторону бесовской расправы. – Это шутовская уловка, гвоздь-то хоть и железный, а все же не настоящий.

Йерун вопросительно взглянул на брата.

– Он состоит из двух частей. Верхняя, что со шляпкой, она трубчатая. Нижняя вставлена в нее, но не до конца. У шута в штанах дощечка, гвоздь упирается в нее. Молоток ударами насаживает верхнюю часть все глубже на нижнюю. А выглядит это, как будто гвоздь забивают по-настоящему.

– Ну да. Хитры канальи, – усмехнулся стоящий рядом Ян. – А не будь оно трюком – никаких бы задниц не напаслись!

Йерун понимающе кивнул.

Он обожал карнавалы с малых лет. В Хертогенбосе, хоть и не последнем городе Брабанта, но все же не самом большом, все образы быстро становились привычными глазу, а новые появлялись редко. Живое воображение мальчика, затем юноши отчаянно требовало подпитки. Иногда на помощь приходили книги, которые приносил с собраний Братства Богоматери отец, но случалось это нечасто, картинок и маргиналий в манускриптах хватало обычно на несколько дней, самое большее – на месяц. Но ежегодные карнавалы пестрили образами один другого ярче, и всякий раз разными, знай успевай смотреть и запоминать.

Йеруну было известно, что над оформлением карнавальных процессий трудились многие люди, и в первую очередь – городские художники. Несколько раз заказы такого рода получал отец, и тогда они вдвоем с Гуссеном – старшим из подмастерьев – надолго уединялись в мастерской. До наступления праздника образы карнавала и шутовские уловки старались сохранять в строгом секрете. «Чтобы никто не обрадовался раньше времени», – подмигивал в таких случаях отец, выпроваживая из мастерской не в меру любопытного Йеруна.

Впрочем, ближе к концу работы занятие в мастерской находилось для всех, и младший сын художника с интересом рассматривал длинные ряды чудных фигур, нарисованных на собранных в полосы листах пергамента. Что ни говори, а необычное, сочетающее черты людей и животных, живого и неживого, привлекало мальчика больше прочего. И каждый новый карнавал, уже не просто нарисованный, но воплощенный и дышащий, дарил Йеруну искреннюю радость. Такая радость доступна, пожалуй, лишь детям, и то не всем, а лишь самым любознательным и веселым.

Всякий раз, глядя на карнавальное шествие, Йерун мечтал, что когда-нибудь и ему, уже признанному мастеру, закажут оформление очередной процессии. И всякий раз давал себе слово, что сумеет расцветить карнавал такими чудесами, каких город не видывал со дня основания.

В воображении юноши всадники ехали не на простых животных, а на диковинных, описанных в бестиариях, – верблюдах и антилопах, полосатых лошадях, грифонах и единорогах всех мастей. О них сейчас мало кто задумывается, многие даже не верят. Но говорят, что все эти звери водятся в дальних странах. В Индии или Ливии – неужели настолько далеко? А как бы хотелось показать их людям, хотя бы близкое подобие! Как бы изобразить это? Надеть маски на лошадей? Нужно подумать об этом, решил Йерун. Для начала просто попробовать изобразить удивительных зверей, хотя бы для себя. Пригодится в будущем.