Текст книги "Велики Матюки"

Глава вторая

 
Наматываю мили на кардан
И еду параллельно проводам,
Но то и дело тень перед мотором –
То черный кот, то кто-то в чем-то черном.
 

Владимир Высоцкий, «Горизонт»

На обочине гравийки возле уткнувшегося в пыльные лопухи старенького красного фольксвагена «Пассат» отчаянно голосовал грузный коренастый бородач средних лет в скуфье и подряснике. Регион на номерном знаке автомобиля указывал на то, что бородач был моим земляком. Я сбросил скорость своего «запорожца» и притормозил, подняв облако пыли.

– Чем могу быть полезен? – вежливо спросил я, высовываясь в окно.

– Даже не знаю… Откровенно говоря, мне буксир нужен, – растерянно проговорил бородач, явив легкий полесский выговор.

– Ну, и какой же из меня буксир? – усмехнулся я.

– Вижу. Вот искушение… Что же мне делать? Полтора часа уже здесь торчу. Вы – первый водитель, который за это время тут появился. И, как на грех, мобильник не берет… А вы, похоже, на озеро направляетесь? – оживился бородач, заметив уложенные на заднем сиденье рыболовные снасти.

– Точно, на озеро.

– Тогда, быть может, подкинете меня в Матюки?

– В Матюки не подкину. А в Великие Матюки – с удовольствием!

– Тогда прошу одну минуту.

Бородач открыл багажник своего «Пассата», достал черный кожаный саквояж, обошел автомобиль вокруг, проверил, хорошо ли заперты двери, перекрестил машину, после чего забрался на пассажирское сиденье рядом со мной. Тронулись.

– Сороковка? – спросил бородач.

– Тридцатка.

– Сейчас такие машины уже редкость. Можно сказать, раритет. У меня когда-то тоже «жорик» был, только с «карманами». С запчастями проблема, наверное?

– У меня их два. На одном катаюсь, а второй на запчасти держу.

– Это другое дело. А на рыбалку как, с ночевкой или только на вечерний клев?

– Я, вообще-то, по работе. Журналист я из «Народного колоса», Евгений Соловей. Читали, может быть, мои статьи?

– Может быть… А меня Алексей Антонович зовут или, если хотите, отец Алексей, – представился попутчик.

– Лучше Алексей Антонович, – сказал я. – Видите ли, я допускаю, что что-то такое там есть, Высший разум или что-то в этом роде, но, не в обиду вам… Называть малознакомых людей отцами я пока не готов. А вы-то сами с какой целью на озеро направляетесь?

– Брат у меня там живет. Он там домик гостевой содержит. Знаете, экотуризм и все такое. Говорят, это популярно сейчас…

– Вот же совпадение! А я ведь тоже к брату вашему еду, репортаж про его бизнес делать! Ну, значит, дорогу покажете, а то я на озере, по правде говоря, еще и не был ни разу. Все на реке да на реке…

– Это легко! Скоро будет деревня Красное Слово, мы ее насквозь проезжаем, а на выезде я укажу, куда повернуть.

– А вы, значит, брата навестить собрались?

– Ага! Уже год собираюсь, все никак не доеду; то одно, то другое. Вроде и живу не так далеко, а все мне недосуг. А тут звонит он мне на днях, говорит, в пятницу обязательно приезжай, такое будет – если своими глазами не увидишь – всю жизнь жалеть будешь! Я как молебен отслужил, так сразу и выехал, даже переоблачаться не стал. И тут на тебе – такое искушение, сломался! Ну, ничего, Петя починит, Петя у нас знаете, какой механик – золотые руки! С детства что-то собирает, изобретает… А вы почему решили вдруг про Петин бизнес репортаж делать?

– Это долгая история…

За разговорами мы минули Красное Слово и съехали с гравийки на асфальтированную трассу. Из-под навеса автобусной остановки с обветшалым мозаичным панно, изображавшим эпическую битву за урожай, вышагнул долговязый инспектор ДПС. Он лениво ткнул в нашу сторону жезлом и указал на обочину. Еще один сотрудник, приземистый и тучный, мимикрировал на фоне панно в тени навеса с радаром в руке. Тут же за остановкой укрывалась патрульная машина. Я негромко выругался, вырулил на обочину и остановился.

– Инспектор дорожно-патрульной службы капитан Жигадло, – представился офицер, небрежно козырнув. – Предъявите документы.

– Вот… – Я с суетливой поспешностью протянул документы инспектору. – А что случилось, тащ капитан?

Не отвечая на вопрос, инспектор неторопливо изучал документы.

– Что-то не так?

– Евгений Гордеевич, почему нарушаем? Вы видели знак «СТОП» перед выездом из населенного пункта? – спросил, наконец, инспектор.

– Конечно.

– А что он обозначает?

– Движение без остановки запрещено.

– А вы что сделали?

– Я же почти остановился…

– А у меня дома теща почти беременная, – насмешливо произнес инспектор. – Вот чудеса, правда? Пройдемте в машину.

Я вылез из «запорожца» и понуро побрел за инспектором.

– Подождите, уважаемый! – окликнул инспектора батюшка, не без труда выбираясь из тесноватого салона машины. – Это я виноват! Пожалуйста, не наказывайте его!

Не обращая внимания на моего попутчика, инспектор плюхнулся на водительское сиденье патрульной машины и снова уткнулся в мои документы. Рядом с ним осторожно, стараясь не хлопать дверью, уселся и я. Подбежал батюшка.

– Инспектор, прошу, отпустите нас! Я священник, вот мое удостоверение… Это я попросил водителя поторопиться, моя-то машина сломалась! – объяснил батюшка и протянул инспектору документ. – Я ведь спешу, требы, знаете ли, и все такое!

– Фамилия у вас интересная, – с ухмылкой заметил инспектор Жигадло, возвращая батюшке его удостоверение. – С такой фамилией вам бы в шахматы играть.

Батюшка поморщился, но оставил замечание офицера без комментариев.

– Ну, так как? Простите на первый раз? А то ведь требы!

– Треба ему! А вот мне, может быть, треба, чтобы у меня на трассе нарушений не было! Отойдите от машины, вы мне свет заслоняете.

– Ну, будьте же вы человеком, всякое ведь в жизни бывает, вдруг и вам когда-нибудь помощь моя понадобится! Вот, возьмите лучше мою визитку.

– Вот что, святой отец, – произнес инспектор, отстраняя протянутую ему визитную карточку, – лично мне ваши дела поповские не интересны, я неверующий. Знаю я вашего брата, повидал уже. Боженькой своим прикрываетесь и лезете везде на дурницу.

– Ну, зачем же вы так. Я, например, честно Господу служу. Отцу, Сыну и Святому Духу…

– Пузатому брюху вы служите, – насмешливо перебил инспектор батюшку. – Вон какую репу разъели, у нашего Жлобина и то меньше. – Он кивнул в сторону своего тучного напарника. – Отойдите от машины! Водитель нарушил правила и должен понести наказание!

– Кощун! – вспыхнул батюшка. – Да как… Да как ты… Ну, ладно, сейчас посмотрим, какой ты неверующий! Сейчас посмотрим!

Он развернулся и зашагал к «запорожцу». Инспектор достал бланк для записи протокола и приготовился его заполнять. Едва он коснулся бумаги острием ручки, как в его нагрудном кармане запиликал мобильный телефон. Инспектор чертыхнулся, извлек из кармана аппарат, поднес его к уху и принялся вежливо препираться с некоей Зоей Викторовной, объясняя, почему ни завтра, ни послезавтра он не сможет приехать к ней колоть кабана. Я терпеливо ожидал решения своей участи и без особого интереса наблюдал в окно, как инспектор Жлобин с трудом карабкался под тент остановленного им фургона – видимо, для учинения досмотра груза.

Тем временем батюшка вынул из «запорожца» свой саквояж, водрузил его на капот, достал требник и решительно направился назад. Не дойдя до патрульной машины нескольких шагов, он остановился, раскрыл требник, демонстративно перевернул его вверх ногами, зачерпнул рукой горсть песка с обочины, плюнул на нее и, потрясая требником, грозно проревел:

– Quod licet Jovi non licet bovi![4]4
  Что позволено Юпитеру, то не позволено быку. – Лат. Отец Алексей цитирует пословицы из мультфильма «Икар и мудрецы»


[Закрыть]

Произнеся эти слова, батюшка широким жестом сеятеля осыпал песком патрульную машину. Затем он сделал несколько шагов влево, зачерпнул еще одну пригоршню песка, снова плюнул на нее и величаво пророкотал:

– Pes sic tendatur ne lodix protereatur![5]5
  По одежке протягивай ножки. – Лат.


[Закрыть]

И снова песок забарабанил по кузову патрульной машины. Я покосился на стража дорожного порядка. Ошарашенный таким поворотом событий, офицер следил за эволюциями моего попутчика изумленным взглядом. А тот уже был справа и, рявкнув торжествующе: «Quo altior gradus tanto profundior casus!»[6]6
  Чем выше шаг, тем глубже падение. – Лат.


[Закрыть] – швырнул пригоршню песка в третий раз. Затем он медленно воздел руки вверх, положил поясной поклон, выпрямился, буркнул: «Аминь!», метнул испепеляющий взгляд в сторону инспектора, после чего степенно развернулся и направился к машине.

Я снова покосился на офицера. Инспектор дорожно-патрульной службы капитан Жигадло сидел на своем месте, ни живой ни мертвый. Он все еще удерживал возле уха телефон, выхрюкивавший какие-то хозяйственные поручения, но, похоже, поручения эти с равным успехом можно было давать бронзовому Ильичу на главной площади нашего райцентра.

– Теща, тащ капитан? – участливо поинтересовался я.

Словно опомнившись от моих слов, инспектор рассеянно сунул мне мои документы, проворно вылез из машины и поспешил следом за батюшкой. Я тоже выбрался наружу и направился к «запорожцу». Зрелище мне представилось занимательное: батюшка сидел на своем месте и, как ни в чем не бывало, водил пальцем по экрану смартфона, а долговязый инспектор, изогнувшись по-журавлиному и нависая над открытой дверью «запорожца», вымаливал себе прощение:

– Батюшка, как же так… Что же это… Ну, погорячился, ну, извините! Снимите с меня этот ваш «аминь»!

Батюшка не обращал на инспектора никакого внимания. Я забрался на свое место.

– Документы отдал? – спросил меня батюшка.

– Да, вот…

– Поехали с Богом!

– Стойте, а как же я? – На инспектора Жигадло было жалко смотреть. – Вы ведь меня простите?

– Вот вы мне скажите, товарищ капитан, – снизошел, наконец, до ответа батюшка, – вы когда нарушителя на скорость ловите, вы радуетесь или огорчаетесь?

– Радуюсь, – простосердечно осклабился инспектор.

– То есть вы, будучи блюстителем правил, радуетесь, когда эти правила нарушаются? – уточнил батюшка.

– А что мне делать? У меня же план!

– А у меня требы, – равнодушно парировал мой попутчик.

– Вы не понимаете! Мне же начальство за месячные показатели… – начал было оправдываться инспектор, но, встретив строгий взгляд батюшки, осекся и виновато потупил взор. – Я больше так не буду, – пообещал инспектор тоном нашкодившего ребенка. – Но и вы меня простите, а? В Писании сказано, надо прощать!

– Ну вот, Писанием руководствуетесь, а говорите, неверующий. Ладно, я подумаю. Может быть, и сниму. На обратном пути! – ответил батюшка и захлопнул дверь, давая понять, что разговор окончен.

Я завел двигатель и тронулся. Выруливая на трассу и глядя в зеркало заднего вида, я мимоходом наблюдал за несчастным инспектором. Несколько секунд он растерянно смотрел нам вслед, затем плюнул и нервно швырнул жезл в придорожные кусты.

– Сработало! – весело объявил батюшка. – Ну, и каков атеист, а? Который раз убеждаюсь, что гайцы – самые суеверные существа на свете. А вы почему встречным водителям фарами не моргаете? Не по-товарищески!

– Не работают фары, я бы рад. Все руки не доходят починить… А что это за заклинания такие были, Алексей Антонович? Что теперь с этим капитаном будет?

– Ну, как вам сказать… Помереть – не помрет, конечно. Шерстью обрастет, только и всего. Вот если бы я иеромонахом был или целибатом, на худой конец, тогда еще хвостик мог бы отрасти. Сантиметров двенадцать-пятнадцать… – батюшка развел ладони и показал размер. – Вот такой. Как у кабанчика. А так только шерсть.

До меня, наконец, дошло, что мой попутчик меня дурачит.

– Шутник вы, Алексей Антонович. Ловко вы его развели, я сам почти поверил! Поройтесь в бардачке, у меня там, кажется, влажные салфетки были. Руки вытереть.

Батюшка благодарно кивнул и открыл бардачок.

– «Боровшийся с бесконечным», – прочел он на обложке книги, высунувшейся из распахнутого бардачка. – Фантастика?

– Неа, – смущенно ответил я. – Я думал, будет что-нибудь по теории множеств интересное, а там такое… Скорее, по вашей части.

– Ого! Вы интересуетесь математикой?

– Немного. А что, вас это удивляет?

– Откровенно говоря, удивляет. Согласитесь, мало кто сочтет увлекательной теорию множеств. Почему же вы в журналисты решили податься? Имея интерес к точным наукам…

– А чем плохо быть журналистом?

– Ну, неплохо, наверное… Но, может быть, вы могли бы стать нашим новым Перельманом[7]7
  Григорий Перельман – российский математик, прославившийся тем, что доказал теорему Анри Пуанкаре о трехмерной сфере. Эта теорема, сформулированная в 1904 году, была признана одной из семи математических проблем тысячелетия и доказана лишь в 2002 году.


[Закрыть]? Вы не думали об этом?

– А зачем? Говорят, Перельман как-то признался, что знает, как управлять Вселенной. Так вот, я не хочу управлять Вселенной, Алексей Антонович. Мне нравится ее созерцать. И потом, какой интерес играть в игру, правила которой можно менять по своей прихоти?

– Гм… – батюшка задумчиво поскреб макушку. – Скажете тоже, управлять Вселенной. Тут бы человеку с собой управиться… И все же я вас не понимаю. Обычно человек старается связать свою профессию с тем, что ему нравится делать, с тем, что у него хорошо получается…

– У меня очень хорошо получается созерцать Вселенную, Алексей Антонович, – смеясь, сказал я. – Согласитесь, нужное качество для журналиста!

– Пожалуй, соглашусь.

– Да и математикой я увлекся не так давно. В школе ее преподавали скучно, без души. А в армии мне книжка занятная попалась, и я от нечего делать ее прочел. Знаете, я и не думал, что математика может быть такой занятной. Это ведь своего рода поэзия! Правда, не все это понимают…

– Поэ-эзия… – протянул мой попутчик и смерил меня уважительным взглядом. – И вы действительно уверены, что ваше призвание – журналистика?

– Нет, не уверен… Но и математик из меня, говоря по правде, никудышный. Говорят, прирожденный математик может вообразить четырехмерное пространство, а я, как ни тужился, – не могу, – посетовал я. – Но зато я могу оценить изящество доказательства какой-нибудь теоремы. Взять хотя бы всем известную теорему Пифагора. Кстати, вы в курсе, что существует свыше двухсот доказательств этой теоремы?

– Я знаю только одну. Пифагоровы штаны во все стороны равны, – улыбнувшись, ответил батюшка.

– Вот именно! Именно! – воскликнул я. – Все почему-то вспоминают стихи! Про пифагоровы штаны, про крысу – биссектрису. А вот было бы здорово, Алексей Антонович, если бы нашелся человек, который смог бы выразить сухие математические абстракции живым языком поэзии! Какой бы это был прорыв в педагогике!

Батюшка пристально посмотрел на меня.

– А может быть, вы и есть тот самый человек? – проговорил мой попутчик и хитро подмигнул.

– Я? Скажете тоже…

Коротая время за беседой об абстрактных материях, мы доехали до знака, указующего поворот на Великие Матюки, и снова очутились на гравийке. Дорога лежала через старый сосновый лес с подлеском. Мой попутчик дозвонился, наконец, брату и принялся оживленно рассказывать ему о своих злоключениях. Я вел автомобиль на небольшой скорости, старательно объезжая выбоины и поглядывая мимоходом в придорожные заросли: не покажется ли из-под сухой травы и опавшей хвои шляпка боровика или подосиновика. И напрасно – сухая осень была скудной на грибы. Вскоре лес закончился, и мы въехали в крохотную деревеньку, живописно раскинувшуюся на берегу озера.

– Вот они, Матюки Великие, – проговорил батюшка и перекрестился на придорожный крест, украшенный цветами и пестрыми ленточками. – Прямо поезжайте, до упора.

Проехав деревеньку насквозь, мы уперлись в ворота ограды, искусно сработанной из горбыля, за которой высился бревенчатый домик-теремок с гонтовой кровлей и резными ставнями. Из-за соседства с ним ветхие почерневшие хатки с замшелыми крышами и покосившимися заборами выглядели особенно убогими.

– Вы посигнальте, чтобы Петя ворота открыл, – подсказал батюшка.

Но сигналить не пришлось. Хозяин, предупрежденный по телефону, торопливо распахивал ворота. Внешне он был совсем не похож на своего брата, Алексея. В противоположность ему, коренастому и крепкому как боровичок, Петр Антонович был сух и сутуловат. У него было худощавое лицо, рыжеватые с проседью усы, кончики которых спускались к подбородку, и серые глаза с хитрецой – в общем, настоящий полешук. Мне он сразу понравился. Распахнув ворота, хозяин жестом указал, куда парковать машину. Я въехал во двор, заглушил двигатель, вылез из машины и пошел навстречу хозяину – знакомиться.

– Соловей Евгений… Гордеевич. «Народный колос».

– Петр! Можно Петя. И давай на «ты»! У меня тут по-простому, без реверансов. – У хозяина, как и у его брата, обнаружился легкий полесский выговор. Мы обменялись рукопожатием. Ладонь у Петра Антоновича оказалась плотной и крепкой; такие ладони обычно бывают у всякого рода рукодельщиков: столяров, плотников, механиков и прочего мастерового люда. Подошел батюшка.

– Лешка, здорово! Доехал, наконец!

Братья истово обнялись.

– Спасибо Жене! Если бы не он, до сих пор на трассе куковал бы! Мировой парень! – похвалил меня батюшка.

– Да, мне один знакомый его очень рекомендовал! Мол, рекламу мне сделает на всю страну – от туристов отбоя не будет!

– Что-что? – переспросил я. – Это вам Кацапович наобещал?

– Ага! Ты, Женя, вот что, ты пока разгружайся, осмотрись тут, а мы с Лехой сгоняем, драндулет его попробуем оживить. Зинаида моя за коровой пошла, она вернется скоро, все тебе покажет, я предупредил. Гостей у меня сейчас – только француз один, так что поселим с комфортом. А то, если хочешь, давай с нами!

– Нет-нет, я лучше тут побуду.

– Как знаешь! Лешка, давай садись!

Братья забрались в салон старенькой «Нивы» и спустя минуту были таковы. Я достал мобильный телефон и набрал номер Кацаповича.

– Зиновий Маркович, что вы там Матюку наобещали? Какую рекламу на всю страну? – спросил я напрямую. Очень я был на него зол в тот момент.

– Женечка, вы уже добрались? Кланяйтесь там Петеньке от старика!

Чувствовалось, что Кацапович был навеселе. Там, откуда он говорил, звенели столовые приборы, шумели люди, хриплый женский голос настойчиво требовал сиропу.

– Не соскакивайте! – воскликнул я. – Вы что, пообещали, что я напишу рекламную статью? Почему вы меня не предупредили? Вы хотя бы представляете, что со мной Гоманов сотворит!

– Женя, я всегда говорил, что вы – бо́лбес! Так я был прав! Зиновий Маркович вошел в положение, Зиновий Маркович поднял свои связи, устроил ему два дня бесплатного отдыха с рыбалкой, и после всего этого к Зиновию Марковичу еще и претензии! – в голосе Кацаповича звучала искренняя обида. – В следующий раз о помощи можете даже не просить! Даже не заикаться!

Я вздохнул и продолжил:

– Послушайте, Зиновий Маркович! Я ценю вашу помощь, но вам не следовало обещать Матюку рекламную статью от моего имени!

– …Это было пожелание молодым от брата кума троюродной тети жениха, и чтобы оно сбылось, нужно немедленно выпить и хорошенечко закусить! – громко провозгласил Кацапович и добавил вполголоса: – Женя, мне неудобно сейчас говорить, я на работе. Поговорим завтра!

Кто-то рявкнул «горько!» почти в самую трубку, и Кацапович дал отбой. Я набрал его номер еще раз. «Абонент временно недоступен», – сообщил мне приятный женский голос. Я плюнул, выругался, достал сигарету и закурил. Выкурив сигарету, я немного успокоился и от нечего делать отправился осмотреться.

Прохаживаясь вокруг усадьбы, я обратил внимание, что искусная ограда из горбыля была сработана только с улицы. От соседей усадьба был отгорожена обычной сеткой-рабицей, а со стороны озера ограды не было и вовсе. Я осмотрел добротную баньку, старый, но очень ухоженный яблоневый сад, оригинальной конструкции теплицу и цветочные клумбы, безупречные формы которых привели бы в восторг самого взыскательного перфекциониста. В саду под сенью яблонь укрывалась уютная беседка с печью и вычурным мангалом в форме паровозика. Впрочем, то там, то здесь бросались в глаза разной степени недоделки – видимо, хозяин все мастерил самостоятельно, и у него попросту не хватало на все средств и времени.

Я подобрал из травы прохладное антоновское яблоко, щелчком стряхнул с него виноградную улитку (которые, похоже, обитали здесь повсюду), вытер яблоко рукавом свитера, с наслаждением втянул носом его густой аромат и, зажмурившись, вонзил в яблоко зубы, брызнув тягучим соком. Жуя яблоко, я побродил немного по саду и вышел к свежеубранным картофельным рядам, где в компании дюжины белых курочек деловито копошился страус. Я осторожно обошел страуса стороной, поскольку понятия не имел, какими нравами обладают эти диковинные для наших широт птицы, и неторопливо спустился к озеру. На берегу озера я обнаружил три свежевыкрашенные лодки. Как и положено серьезным судам, лодки имели имена собственные: «Николай Дроздов», «Юрий Сенкевич» и «Сергей Капица».

Обстановка на озере располагала к умиротворению, и я окончательно пришел в себя. С озера дул свежий ветерок. На берег накатывала небольшая волна. Над водой кружили чайки. Я побрел вдоль берега, вспугивая притаившихся в траве лягушек, пока не наткнулся на щуплого мужичка в кепке-нашлепке, неподвижно замершего с удочкой на мостках, перекинутых через заросли прибрежной травы.

– Клюет? – тихо поинтересовался я.

– Дробненькая… – флегматично ответил мужичок и, разведя в стороны большой и указательный пальцы свободной руки, показал размер. – Курыть е?

– Ага.

Я осторожно, стараясь излишне не шуметь, прошел по мосткам, достал из кармана пачку сигарет и протянул ее рыбачку.

– Благодару, – улыбнулся мужичок, явив десны, начисто лишенные передних зубов, и вытянул себе сигарету.

За спиной раздался хруст, и я обернулся. Из зарослей ивняка вышел сухопарый смуглый старик в комбинезоне цвета хаки, обвешанный всякой всячиной. При нем была фотокамера с длинным объективом, зеленая армейская фляжка, складная лопатка, походный нож в ножнах и еще какая-то мелкая амуниция. Увидев рыбака, старик издал радостное восклицание и засеменил к мосткам.

– О, Дидье, якая сава[8]8
  Искаженное французское приветствие «comment ca va?» – «как дела?».


[Закрыть]? – оживился рыбачок, обернувшись на возглас старика.

– Ça va bien! Très bien! Regardez-vous, Savelitch! C'est magnifiquement![9]9
  Дела хороши! Очень хороши! Посмотрите, Савелич! Это великолепно! – Франц.


[Закрыть] – восторженно лопотал старик, указывая на экран своей фотокамеры. Савелич (так, очевидно, звали рыбака) осторожно положил удочку на рогатку и зашагал по мосткам на берег – посмотреть, чему так радовался старик.

– Ну, кескесе[10]10
  Что это? – Франц.


[Закрыть] там… – пробормотал Савелич, склонив голову над экраном фотокамеры. – Хм… Дзик[11]11
  Дикий кабан, вепрь. – Белорусск.


[Закрыть]. Белы.

– O ui, oui, dzike! Le sanglier blanc! Quell gros! Quels crocs! Quelle chance![12]12
  Да, да, дзик! Белый вепрь! Какой матерый! Какие клыки! Какая удача! – Франц.


[Закрыть]

– Повезло табе! – заметил Савелич. – Он тебя покалечыть мог, а то и забить! Ты, Дидье, у рубашке родзиуся!

– Pardonnez-moi, Savelitch! Je ne comprends pas![13]13
  Извините меня, Савелич! Я не понимаю! – Франц.


[Закрыть] – смущенно пожал плечами старик. – Я есть… очЕнь плехО… понимать!

– Il a dit… э-э-э… vous avez de la chance[14]14
  Он сказал… вам повезло – Франц.


[Закрыть], – пояснил я, приблизившись к иностранцу. Французский я учил и в школе, и в универе и знал его довольно прилично, но пообщаться с живым французом мне выпадало нечасто. И я решил не упускать такую удачу.

– Vous parlez français![15]15
  Вы говорите по-французски! – Франц.


[Закрыть] – обрадовался старик. – Je m'appelle Didier! Didier Gaultier![16]16
  Меня зовут Дидье! Дидье Готье! – Франц.


[Закрыть]

Я пожал его сухую жилистую руку.

– T rès heureux… э-э-э… Je m'appelle Jenya. Ma français… э – э – э … n'est pas exactement telle bonne![17]17
  Очень рад. Меня зовут Женя. Мой французский не так уж хорош! – Франц.


[Закрыть]

– Vous parlez français très bien! Mais excusez-moi, Jenya, je dépêche beaucoup![18]18
  Вы говорите по-французски очень хорошо! Но извините меня, Женя, я очень спешу! – Франц.


[Закрыть]

И мсье Готье торопливо засеменил вдоль берега по направлению к усадьбе Матюка.

– Як дзитя! – буркнул Савелич, возвращаясь к своей удочке. – Бегает тУтака по болотам, снимает нЕшта. У них тАмака во Франции что, дзикоу нема? Рыбу мне распугау!

Я постоял еще немного на берегу, любуясь закатом, затем повернулся и отправился вслед за энергичным стариком. Как я в скором времени выяснил, француз уже неделю как гостевал у Матюков. Старик был писателем и специально приехал на Полесье в расчете попасть в Зону[19]19
  Зона отчуждения или просто Зона – Полесский радиационно-экологический заповедник вблизи Чернобыльской АЭС.


[Закрыть] в составе международной группы. Но, как это иногда бывает, кто-то что-то с кем-то не согласовал, и группу в Зону не пропустили. И пока остальные члены группы обивали пороги столичных кабинетов, пожилой мсье, не терпевший суеты больших городов, поселился в усадьбе Петра Антоновича. К слову, это был первый иностранный турист, принимаемый четой Матюков.

Нечего и говорить, принят он был по высочайшему разряду. Петр Антонович с удовольствием сопровождал француза по здешним лесам и болотам, показывал ему звериные норы и гнездовья хищных птиц, а Зинаида, супруга хозяина, закармливала гостя шедеврами своей стряпни. Старика, в свою очередь, очень занимал тот факт, что в Европе двадцать первого века сохранились еще такие места, где жители по старинке запасают впрок овощи и дрова, сами растят и бьют домашний скот, носят ведрами колодезную воду и в любое время года посещают деревянную будку с отверстием в полу. Общительный француз живо перезнакомился с немногочисленными жителями Великих Матюков, и они, наконец, перестали удивляться, натыкаясь в поле или в лесу на странного старика в комбинезоне цвета хаки и с фотокамерой в руках. Ко всему прочему, француз научился доить хозяйскую корову, что с удовольствием и делал, несмотря на протесты хозяев.

Не обошлось и без казусов. Однажды, желая порадовать хозяйку, зарубежный гость собрал в лесу ведерко виноградных улиток и торжественно преподнес его Зинаиде. К его недоумению, хозяйка категорически не соглашалась готовить заморский деликатес. В предоставлении кухонной утвари для приготовления бедных моллюсков также было отказано. В итоге улитки были высыпаны в малинник за баней, откуда они неторопливо расселились по саду и его окрестностям, а моральный ущерб, нанесенный старику, был с лихвой возмещен банькой, драниками и превосходным авторским бальзамом, метко прозванным «матюковкой» кем-то из гостей Петра Антоновича.

В другой раз старик забрался на верхушку старой сосны в поисках удачного ракурса для фотосъемки. Увлекшись съемкой, мсье оступился и чуть было не рухнул с дерева. К счастью, ему повезло зацепиться за ветку ремешком своего рюкзака. Отчаявшись спасти гостя из древесного плена в одиночку, Петр Антонович поспешил в деревню за подмогой. Когда француз был успешно спущен на твердую землю, он как смог поведал хозяину, что в его отсутствие к дереву наведывался громадных размеров медведь. Старику, конечно, не поверили – последнего медведя в этих лесах лишил шкуры некий заезжий пан лет полтораста назад, – но виду не подали. И снова баня, драники и «матюковка» пришлись как нельзя кстати.

Я вернулся к усадьбе. Прихватив в саду еще одно яблоко, я присел на скамейку у бани и предался своему любимому занятию – созерцанию Вселенной. Вселенная была великолепна. Было тихо. Нежные дуновения ветра доносили из леса аромат вереска и хвои. Тонкие нити множества паутинок, подернутые крохотными капельками вечерней росы, окрасились багрянцем в лучах гаснущего солнечного диска.

Я зацепил пальцем одну из паутинок и стряхнул себе на ладонь крохотного паучка-бокохода. Пауков я не очень люблю, но бокоходы мне нравятся. Паучок деловито бродил по моей ладони, а я любовался им, какой он весь ладный и как он похож на маленького серого крабика. И я подумал, что если бы мне поручили придумать робот для изучения других планет, он у меня непременно был бы похож на такого вот бокохода.

Тем временем за воротами усадьбы завязалась какая-то возня, сопровождаемая восклицаниями женского голоса. Решив, что пришла хозяйка усадьбы, я поднялся со скамейки и направился к воротам. Там я наткнулся на дородную черноволосую женщину лет сорока пяти. Одной рукой женщина удерживала за веревку черную в белые пятна корову. Другой рукой она пыталась запереть ворота. Корова нетерпеливо дергала за веревку, норовя срезать дорогу в хлев напрямик через драгоценные клумбы, из-за чего женщина никак не могла попасть дужкой замка в проушину. Возле нее мухой вился старик француз со своей фотокамерой. Лопотал он настолько быстро, что я и не надеялся что-либо разобрать в его словах.

– Да, Дидье, да, цэ добрые кадры… – рассеянно бормотала женщина, безуспешно пытаясь одновременно управиться с двумя делами. Тут она заметила меня. – Цэ ты – журналыст с газэты?

Я кивнул.

– Ты погуляй трошки, я тут зараз всэ зроблю и покажу тоби твой номэр.

– Ничего страшного, не беспокойтесь, я подожду, – ответил я. Я хотел было помочь ей с воротами, но, как человек, выросший в городе и не имевший близких дел с крупным рогатым скотом, немного побаивался коровы.

Старик сообразил, что в сложившейся ситуации он со своей фотокамерой только мешает, перехватил из рук женщины веревку и поволок корову в обход клумб. Женщина быстро справилась с воротами, подобрала лопатой свежую коровью лепешку, откинула ее под смородиновый куст и поспешила вслед за французом.

И я снова остался один. Чтобы как-то скоротать время, я уселся на скамейку, извлек из сумки истрепанное «Руководство по ремонту автомобилей ЗАЗ‑968», раскрыл его на закладке и уткнулся в книгу. Спустя несколько минут я поймал себя на мысли, что схема электропроводки моего авто меня совершенно не занимает. Я адски хотел есть. Желудок настойчиво требовал ужина – пообедать сегодня толком так и не удалось, а кисло-сладкая антоновка только раззадорила аппетит. Пожалуй, сейчас я был бы рад даже тому черствому бублику, над которым глумился старый Кацапович. Я отложил книгу и без особой надежды исследовал содержимое своей сумки: а вдруг там завалялась какая-нибудь конфетка или шоколадка? Увы, по части съестного, в сумке не обнаружилось ничего.

Я достал сигарету и закурил, с интересом наблюдая за действием, которое разворачивалось на фоне дома, что стоял напротив усадьбы Матюка. Из-за высокого забора усадьбы мне был виден лишь его почерневший дощатый фронтон. К фронтону была прислонена лестница – хлипкая, кое-как сляпанная из разных досок и дощечек. По лестнице медленно и осторожно взбирался пожилой лысый мужчина, на спине которого покачивалась спутниковая антенна с краями, замятыми в трех-четырех местах. Пока он добирался до вершины своей лестницы, я успел выкурить целую сигарету. Закончив подъем, мужчина немного перевел дух и потянулся за своей антенной…

Приглушенный звон возвестил о том, что антенна достигла земли. Я затушил окурок, поднялся и решительно двинулся к калитке, намереваясь предложить бедняге свою помощь. Пока я возился с задвижкой, снаружи к воротам усадьбы подъехал автомобиль. Я решил, что вернулись хозяин и его сановный брат, но, отворив калитку, я понял, что ошибся. У ворот стоял забавный белый рено «Твинго». Водитель опустил боковое стекло, высунул голову наружу и настойчиво посигналил.

– Вам кого? – спросил я, высунувшись в приоткрытую калитку.

– Нам бы вовнутрь попасть, – сказал водитель. – Хозяина позови!

– А его нет. Он с братом уехал – машину чинить.

– С братом… Леха, значит, прибыл уже, – проговорил водитель, почесывая изящную чеховскую бородку. – А куда он уехал? Далеко?

– Нет, не очень. – Я начал рассказывать, как все случилось, а «Чехов», слушая вполуха мой рассказ, достал свой мобильный телефон и дозвонился брату.

– Едут уже, подъезжают, – сообщил «Чехов», выяснив обстановку. – Да не стой ты, открывай ворота, что мне, ночевать здесь, что ли? Я тоже, между прочим, Петькин брат!