Текст книги "Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы"

– Кто, Ендовицкий? Забей на него, больше он к нам не придёт.

– А ты откуда знаешь? Тоже Марина сказала?

– Сказала, – кивнул в ответ Рома, убирая трояк в задний карман джинсов, – у него и без нас дел по горло.

– Лучше перебдеть, чем недобдеть. Может, и не придёт, но флаг подниму ровно в семь ноль-ноль. – Ладно, раз ты не желаешь составить мне компанию, то я, пожалуй, рвану один. А то и в самом деле уже время поджимает. Как я выгляжу? – Рома крутанулся перед «Председателем», демонстрируя свою одежду: модную темно-синюю ветровку на молнии, зауженные под «бананы» джинсы, белые кроссовки с надписью «аdibas».

– Нормально, для «Красного пахаря» потянет. Только чего у тебя на кроссах «адибас» написано?

– Ну, букву «d» не так написали, – смутился обладатель «палёной» обуви.

Рома хотел еще что-то сказать, но тут совсем рядом, сквозь черные от ночи кусты заскользил луч карманного фонаря и через полминуты на сцену вылез еще один персонаж – Пакет, собственной персоной.

– О, парни! А вы чего тут вдвоём тусуетесь? Есть чего? – опуская фонарик книзу, демонстративно принюхиваясь, втянул в себя воздух Пакет.

– Мы стоим просто разговариваем, – спокойно ответил Рома, – а вот ты чего здесь шастаешь?

– Как чего? Пошел искать этого соседа нашего, Серегу. Там кукуруза уже почти сварилась, мягкая стала, а соли ни у кого нет. Он сказал, что пойдет за солью, да и пропал. Вы, кстати, не видели Серегу – соседа?

– А я тута, уже иду к вам! – донесся от сарая бодрый голос Сереги и лязгнул замок на запираемых им воротах. – Иду!

– Вон, идет, – кивнул через плечо Твердов и, отодвинув Пакета правой рукой в сторону, отправился в сторону мужского общежития.

– Чего это он? – поинтересовался удивленный Пакет у Романа. – Поцапались, что ли?

– Нет, все нормально, просто устал наш «Председатель». Тяжела ты шапка Мономаха. Ох, тяжела.

– А-а-а, – протянул Пакет, – понятно, устал.

– А вот и соль, – из темноты на свет вышел довольный Серега с небольшим целлофановым мешочком с крупной солью. Абитуриенты и не подозревали, что в сарайке он успел не только набрать соль, но и хлопнуть прямо с горла ноль пять спрятанного там «33» портвейна.

Рассевшиеся кто на чем возле пылающей жаром печки первокурсники бурными аплодисментами поприветствовали разомлевшего Серегу и соль. Через несколько минут самые выносливые, и терпеливые бойцы оказались вознаграждены дымящимися ароматными початками.

– Иваныч, угощайся, – добродушно улыбаясь, протянул Серега сидящему на крыльце своей избушки «Председателю» крупную, разваренную кукурузину. Александр был задумчив и тих.

– Не хочу. Отдай лучше кому не хватило.

– Так всем все хватило, половина твоих орлов спит уже давно. Устали, поди, за день.

– Вот и ты иди спать, – встал на ноги Твердов.

– Не, я так рано не ложусь. Ща мы еще ведро кукурузы поставили варить. Ешь!

Твердов постоял, подумал, после взял протягиваемый початок и сел назад на первую ступеньку крыльца. Серега услужливо пододвинул мешочек с солью.

– Мммм, вкусно, – оценил «Председатель», – неплохо, неплохо.

– А то, – приосанился Серега, – фирма веников не вяжет. Иваныч, ты на меня, того, больше не сердишься?

– Серега, отвянь, а. Дай поесть спокойно.

– Ешь, ешь. Приятного аппетита. Раз ты остыл, то давай, – он щелкнул себя двумя пальцами по кадыку и осторожно посмотрел в сторону невозмутимо доедающего кукурузу Твердова.

– Давай так договоримся, – Александр медленно встал, вытер руки носовым платком, Серега при этом попятился назад, – больше на тему спиртного ты даже не заикаешься. Три рубля, что ты у меня слямзил, можешь не отдавать. Считай, что это плата за кукурузу и прочая.

– Иваныч, но…

– Ты слышишь меня, Серега? Или тебе еще раз профилактику от гриппа провести?

– Так, мне все ясно! Профилактику проводить не нужно. Я с первого раза все понимаю.

– Что-то не очень похоже, чтоб ты все с первого раза понял. Постой тут, – Твердов легко ступая, вошел в дом и через мгновение вышел с кульком, что предала ему повар Ольга. – На, отдай своим детям.

– Что это? – удивился Серега, – бережно беря в руки подарок.

– Булочки, ватрушки. Думал, нам на закусь пойдет, но не пригодилось. Пойди, жене отдай. И не вздумай сам сожрать, я потом у твоей супруги спрошу.

– Что ты! Что ты, – начал раскланивается Серега, – как можно! Все лучшее детям! Спасибо!

– Оно и видно: сам целыми днями бухой ходишь, а дети только одну кашу видят.

– Много ты понимаешь, – неожиданно переменился в лице Серега, и на его отекшей физиономии пробежала тень злобы, – ты сперва своих заведи, а потом поучай!

– Чего?! Это ты мне? – Твердов в два прыжка догнал Серёгу и с силой взял его за шкирку, кулек едва не упал на землю. – Ты, хорек вонючий, я тебе сейчас по башке твоей тупой вот этим самым кулаком так двину, что войдешь у меня в землю как гвоздь в масло!

– Что ты, Саня! – испугано дернулся в сторону Серега. – Что ты! Извини, вырвалось случайно! Мы же соседи! Нам дружно жить надо. Извини.

– Иди, – «Председатель» отпустил пиджак соседа, расправил рукой образовавшуюся на ткани вмятину и легонько подтолкнул его вперед. – Отдай гостинцы детям.

Возле печки продолжалось бурлить веселье. Ребята с жаром обсуждали первый рабочий день, ели кукурузу и дурачились. Никто из них и не заметил произошедшего возле крыльца мужского общежития. Никто, кроме стоявшей в тени огромного разлапистого тополя, росшего во дворе, Ольги Анисимовой, жены Сереги.

– Ты? – вздрогнул Твердов, обернувшись на нежное поглаживание чьей-то руки по своей спине.

– Я, – тихо ответила женщина, продолжая гладить широкую спину «Председателя». – Мммм, какие мышцы. Ты такой сильный. Так быстро моего козла укротил.

– В смысле?

– А я все видела. Я во-он под тем деревом стояла и весь ваш разговор слышала. Спасибо тебе, Сашенька, за угощенья для моих детей, ты такой добрый, – Александр почувствовал, как Ольга все плотней и плотней прижимается к нему, упираясь в его правое плечо своей мощной грудью. Несмотря на ночную прохладу, ему сразу сделалось жарко.

– На здоровье, – слегка растерялся «Председатель», боясь, пошевелиться, – я понимаю, как тяжело иметь пять детей.

– Шесть, – Ольга обвила его рукой за талию и прижалась уже обеими грудями.

– Чего шесть? – Твердов от волнения едва стоял на ногах и плохо соображал, что происходит.

– Шесть детей у меня, а не пять.

Из-за кромешной темноты лицо Ольги не было видно, но ее участившееся дыхание, весьма свежее, и сжимавшие тугим обручем объятия говорили сами за себя.

– А почему бы и нет? – подумал Твердов и, повернувшись к ней лицом, тихонько привлек Ольгу к себе….

Жадный горячий рот изголодавшейся женщины буквально всосал его в себя. Не успев опомниться, Александр был покрыт множеством страстных поцелуев. Его глаза, уши, рот, шея ласкали мягкие, влажные губы. Они не давали ему опомниться, разжигая в нем скрытую, неукротимую мощь молодости.

– Пойдем скорей в баню, – тихо пошептала ему на ухо Ольга, неожиданно остановившись, у меня там бутылочка вина припрятана и закусочка есть: помидорчики, огурчики. Все свежее, со своего огорода. Пойдем, а?

– Пойдем, только почему именно в баню?

– А ты хочешь прямо ко мне в дом? Пошли, подвинем Серегу, выпьем, закусим и ты снова ему накостыляешь.

Тут Твердов припомнил ее щербатый рот, и ему сразу как-то расхотелось идти и в баню или еще куда-либо, и пить вино с огурцами, даже если они со своего огорода. Он начал подумывать о скрипучей пружинной кровати в общежитии.

Ольга, почуяла его колебания, оттерла его своей плотной фигурой под тополь и, прижавшись, вновь взяла инициативу в свои руки. Через минуту «Председатель» безропотно поплелся следом за ней, аккуратно раздвигая росшие по периметру дома кусты сирени, инстинктивно уклоняясь от веток….

– Уфф! – взмокшая обнаженная Ольга нежно чмокнула Твердова в правое плечо и присела на полати, свесив полные ноги вниз. Именно тут, на мокрых, ничем не прикрытых досках, и свалила их любовная страсть. – Спасибо тебе, Санечка!

– А мне-то за что? – Твердов присел рядом и сделал пару глубоких вздохов и выдохов, стараясь восстановить сбившееся дыхание.

– За то, что вновь дал мне почувствовать, что я все же женщина, а не…, – Ольга не закончила фразу, а лишь сильнее прижалась к Твердову, положив ему голову на плечо и замолчала.

Александр ощутил, какая у нее тяжелая голова. И, вообще, Ольга очень плотная и сильная. Даже не верится, что она в прошлом представитель городской интеллигенции. Многочисленные роды и тяжелый физический труд сформировали из нее обычную деревенскую бабу. Только слова нет нет, да и выдают в ней высшее образование.

Твердов осмотрелся вокруг. Сквозь малюсенькое окошечко с грязным стеклом заглянула Луна. Ее стальной свет выхватил из темноты смутные очертания окружающей обстановки. Пахнущие сырым деревом широкие полати, где они примостились, под ними тянущий гнилью и холодом деревянный пол. В дальнем углу что-то объемное, прямоугольной формы, вроде как печь. Больше ничего не удалось рассмотреть. Во-первых, темнон, а во-вторых, Ольга вновь поманила его к себе.

– А тебя не хватятся? – тихо поинтересовался Твердов, когда Луна перестала подглядывать к ним в баню и покатилась дальше по небосклону.

– Кто? Кто меня хватится? Так называемый муж? Ха! Он дрыхнет сейчас где-нибудь у себя в сарайке без задних ног. Он же знает, что от меня ни черта не получит. Поэтому как нажрется, то старается домой не заявляться. Ты ему денег дал?

– Я, – скромно ответил Твердов. – Кто ж знал, что все так выйдет.

– А и замечательно, что так вышло. Мне заешь, давно уже не было так хорошо, как сейчас с тобой.

– Кто-то обещал угостить вином с помидорами? – напомнил Твердов. – Изначально, вроде как, собирались выпить и закусить.

– Ой, извини, – Ольга хлопнула себя рукой по лбу и ловко, несмотря на свою комплекцию, спрыгнула с ложа их любви, – забыла совсем.

Проворно протиснулась через низкую и узкую дверцу в предбанник и чем-то там тихо загремела. «Председатель» поежился от дыхнувшего снизу холодного воздуха и принялся шарить глазами по полу. Где-то там должна находиться его одежда. Разбросал в порыве страсти, найди ее теперь в этом полумраке.

– Чего пригорюнился? – в баню вплыла обнаженная Ольга с заставленным подносом. В тусклом лунном свете ее фигура казалась античной статуей, видимой Твердовым в Эрмитаже. Только перси у тех римских и греческих изваяний были куда скромнее Ольгиных.

– Одежду, вот, никак не могу найти.

– Так я ее на стул положила, вот здесь в углу, – улыбнулась девушка, ставя поднос рядом с Александром.

– И когда только успела?

– Успела. Все на месте, не переживай. Открывай бутылку, – она всунула в руку Твердова тяжелый стеклянный сосуд, на ощупь 0,7, не меньше, – стопочки на подносе.

– Оля, знаешь. Чего-то мне не хочется бухать.

– Как так?

– Уже почти час ночи, через шесть часов вставать надо. Что-то не тянет идти с перегаром на работу. Давай тебе одной налью.

– Не, я одна не буду. Я вообще, практически, не пью. А одна точно не стану.

– Странно, а откуда у тебя вино?

– Для гостей держу, – обняла его рукой Ольга и почувствовала, как он напрягся после ее последних слов. – Ты чего, обиделся?

– Нет, с чего ты взяла? Все хорошо.

– Ладно, рассказывай! Я же вижу, как ты напрягся весь. Думаешь, что я гулящая?

– Как ты можешь видеть, если тут темно?

– Я и в темноте вижу, как ты изменился. Да, не скрою, понравился ты мне очень. Как увидела тебя вчера утром, так только о тебе целый день и думала. Еле дождалась, когда ты с работы пришел. Слышишь?

– Оль, ну как-то не серьезно все это, – Твердов приобнял ее и погладил рукой по голове. – Ты же взрослая тетенька.

– Ой, можешь не продолжать! – улыбнулась Ольга и отодвинула поднос с вином и помидорами в сторону. – Все понимаю: у меня муж, дети маленькие и все такое, но я же не предлагаю тебе жениться на мне, – при этих словах сонливость у Твердова улетучилась, а на лбу выступила испарина, – просто иногда… – тут она споткнулась, подбирая нужные слова.

– Понятно, – Твердов ткнулся губами ей в щеку, и Ольга замолчала, закрыв от удовольствия глаза, – не нужно продолжать.

– Подожди, давай я принесу одеяла и подушки, что мы как дикие люди на одних досках лежим. У меня они тут, в предбаннике припрятаны.

– А чего сразу не сказала, как пришли?

– А нам что, до того было? – Ольга хитро прищурилась, и Твердов скорей почувствовал это, чем разобрал в полузыбкой темноте выражение ее лица.

Луны больше не было видно, в бане стало совсем темно. Пальцы вытянутой вперед руки казались растворившимися в чернильном воздухе.

– У меня свечка где-то завалялась, – Ольга поправила сползшее в сторону одеяло и прижалась к Твердову, – можем зажечь.

– А, зачем? Темнота друг молодежи, – ответил Твердов, а сам подумал, что Ольгу наверное лучше ощущать, чем рассматривать.

– Знаешь, после того, как муж последний раз меня избил беременную, я решила, что больше его к себе не подпущу ни под каким предлогом, – Ольга закинула на лежащего на спине Твердова ногу. – Вначале ничего, обходилась. Пока родила, пока восстановилась. А потом как-то потянуло к мужичкам. Ты, как врач, должен знать, что женскому организму без этого дела никак нельзя.

– Да, я еще не врач, только на первый курс поступил, – поморщился Твердов, дивясь, какая все же тяжёлая у Ольги нога, прямо пригвоздила его к полатям своей массой.

– А какая разница, все равно вам это рано или поздно скажут на занятиях.

– Возможно, – согласился Твердов, пытаясь тактично выскользнуть.

– Тяжело? Придавила тебя? – встрепенулась девушка.

– Нет, что ты, все нормально, продолжай, – облегченно вздохнул «Председатель», – я слушаю.

– Да, собственно и рассказывать-то нечего. Я, признаюсь тебе, тогда как с цепи сорвалась: давала всем подряд. Вот кто поманит, тому и дам. Никому не отказывала. Только своему козлу Сереже огромный шиш показывала.

– А он что не догадывался?

– Не знаю, – пожала плечами Ольга. – Думаю, что знал. Тут же деревня: шила в мешке не утаишь.

– Выходит, ты меня в качестве орудия мести используешь, – Александр приподнялся на локтях и попытался рассмотреть расплывающееся в темноте лицо Ольги.

– Что ты, глупенький! Ты – совсем другое дело. Ты – мне очень понравился. А после того, как моего Сережу раком поставил, да детям моим гостинцев принёс, так и вовсе голова пошла кругом, – Ольга положила мягкую теплую руку на живот Твердова и медленно скользнула вниз.

– Похоже, сегодня однозначно выспаться не удастся, – мелькнуло у него в голове…я сторону. «Председатель» тяжело вздохнул и плюхнулся на лавочку.

Глава 6

Под звонкие петушиные крики восходящее солнце без сожаления расправилось с остатками ночной темноты. Засиженное мухами банное окно просветлело, и предметы внутри бани стали приобретать свои привычные очертания.

Лоскутное одеяло съехало на пол и Твердов окончательно проснулся. Он приподнял голову и огляделся. Рядом, бесстыдно разбросав ноги, сопела Ольга. Его глаза скользнули по налитым грудям, мягким русым волосам. Миловидное лицо, полуоткрытые полноватые губы заставили его глубоко вздохнуть. Ольга спала.

Твердов не удержался и положил правую руку на теплую грудь, приподняв ее на ладони. Приятная тяжесть усилила утреннее желание.

– Доброе утро, – приоткрыла глаза Ольга, – чего не спишь? О, да вы, сударь, шалун! – ее взгляд вначале скользнул по своей груди, а после и по его животу, по самому его низу. – Ну, иди ко мне, мой неутомимый герой, иди….

Наконец, «Председатель» откинулся на спину и перевел дыхание.

– Кажется, не разбилась, – вымолвил он, когда приобрел способность нормально произносить слова.

– Что не разбилась? – повернула к нему умиротворенное лицо Ольга, продолжая задумчиво улыбаться.

– Бутылка с вином. Она стояла на подносе там, где у нас ноги. Я ее в порыве страсти зацепил, и она грохнулась вниз. Кажется, не разбилась. И стопки, вроде, целы. А вот на счет помидоров не ручаюсь.

– А, не бери в голову: сколько падала, ни разу еще не разбилась, – погладила его по животу Ольга.

– А что, уже были прецеденты? При схожих обстоятельствах? – усмехнулся Твердов.

– Не осуждай меня, – на Ольгиных глазах показались слезы, – ты такой хороший, ласковый, добрый, не хочу, чтоб плохо обо мне думал. Знаешь, каково мне сейчас.

– Я тебя не осуждаю, – «Председатель» нежно поцеловал ее в соленую щеку. – Твоя жизнь – это твоя жизнь.

– Спасибо, милый, – девушка тыльной стороной кисти провела по лицу и улыбнулась. – Ты не бойся, я чистая, не заразная.

– А это ты к чему? – насторожился Твердов, продолжая обнимать Ольгу.

– Ну… что б не думал, что от меня можно подхватить нехорошую болезнь.

– Вот об этом я как раз меньше всего беспокоюсь, – бравым голосом сообщил ей Александр, а про себя подумал, – ну и дурак.

– Позволь, мне иногда с тобой встречаться?

– Это ты намекаешь на операцию «ремонт крыши»?

– И это тоже, – вновь улыбнулась Ольга. – Кстати, крыша и в самом деле протекает. А от моего бездельника, сам видишь, пользы как от козла молока. Его самое большее на что хватает – это сварить кукурузу со студентами.

Напоминание о кукурузе вернуло Твердова к суровой реальности. Сколько сейчас времени? Он вспомнил, что когда они ночью с Ольгой оказались в бане, и он сорвал с себя одежду, часы засунул в карман джинсов.

– Часы ищешь? – угадала его желание Ольга. – Там на стуле твоя одежда, посмотри возле двери.

Твердов удивился про себя аккуратно сложенной одежде. И когда только успела? Циферблат его «Командирских» показывал половину седьмого. Черт! Осталось всего полчаса до подъёма флага. Наскоро плеснув на лицо тепловатой воды из стоящей в другом углу железной бочки, Саня торопливо оделся.

– Пойдешь уже? – с грустью в голосе спросила Ольга, поднимая с пола полную бутылку «Портвейна» и граненые стаканчики.

– Да, надо идти, – вздохнул Твердов. – Скоро подъем флага. Юрок ваш обещался прийти.

– Да я понимаю. Эхе-хе, жаль, что так быстро время пролетело, – Ольга села на полатях, прикрыв наготу скомканным одеялом.

– Все когда-нибудь да заканчивается, – виновато пожал плечами Твердов и с жалостью посмотрел на девушку. – Но это не про нас.

– Правда?! – в ее глазах загорелся огонек.

– Правда, – кивнул «Председатель», справедливо рассудив, что от него явно не убудет, если он иногда станет утешать опечаленную вдову при живом муже.

– Может, на дорожку? – она кивнула на стоящую на полатях бутылку.

– Нет, что ты! Я с утра не употребляю. И, вообще не любитель этого дела, – он постучал себя рукой по горлу.

– Как знаешь. Давай, я ее припрячу. Если вдруг захочешь усугубить, шепни.

Поцеловав и крепко обняв Ольгу на прощание, Твердов воровато озираясь, выбрался на улицу. Банька оказалась скрытой от посторонних глаз высоким бурьяном дальнем. Только едва приметная среди гигантских лопухов тропа вела к дому. От мысли что тут кто-то в общем то ходит, Твердову стало не по себе. Но развить дальше тему он не успел. Знакомый до боли приглушенный голос окликнул его.

– Са-а-аня! Саня! – натужено сипел из непроходимых кустов сирени спрятавшийся в них человек. – Подойди сюда, пожалуйста.

– Ты кто? – прищурившись, всмотрелся в зеленый заслон «Председатель». Однако сквозь густую листву ничего толком не разглядел.

– Да я это Ромка. Ромка Попов. Ну иди сюда!

Еще раз оглянувшись на всякий случай, Твердов вбурился в кусты. Неприятный, гадкий запах сходу шибанул ему в ноздри.

– Ты что, обделался там что ли? – зажал нос двумя пальцами Твердов, переводя дух.

– Да, типа того. Помоги мне, пожалуйста.

Из сбивчивого рассказа однокурсника «Председатель» узнал, что с Ромой вышел неприятный конфуз. Расставшись с Твердовым вчера вечером у сарая, он на крыльях любви понесся к новообретенной пассии, повару Марине. Вопреки всем ожиданиям, Марина повела его не домой, как он надеялся, и не сеновал, на худой конец. А взяв его за руку, повела гулять под холодной Луной в заросших кустами орешника окрестностях Петровки.

Несколько часов кряду он, томимый слабой надеждой, шарахался с ней по всяким тропам и перелескам, выслушивая романтический бред собеседницы. Марина не только не упала ему на грудь, но даже не позволила себя поцеловать. Чем привела в немалое замешательство пылкого Ромео.

– Я на первом свидании не целуюсь! – гордо, но твёрдо заявила повариха, для верности отстранив его от себя обеими руками.

– Всего на год старше, а строит из себя недотрогу, – скрипнул зубами Рома.

Лишь под утро, когда он, обвешенный с ног до головы колючками репейника, едва переставляя ноги вошел в деревню, девушка уступила и дала себя приобнять. И тут случилось непредвиденное. Внезапно согнувшись от боли в животе, Ромка остановился. Когда они проходили по одной из спящих узких улиц деревни, Рома боковым зрением приметил одиноко стоящий сортир. Сказав, что надо отлучиться на минуту по важным делам, он дал кругаля, сбивая даму со следа, и вышел к оставленному далеко позади дощатому домику.

Трагедия произошла именно в этот самый момент. В предрассветных сумерках горе-влюбленный не разглядел пол в заведении. А зря: пол там отсутствовал напрочь. Зато остального добра оказалось с избытком. В общем, шагнул наш герой, не глядя под ноги и …

– Хорошо, там не глубоко было, по грудь всего, – вещал перепачканный Рома, сидя полностью обнажённый в кустах сирени и трясясь от утреннего холода. – Я, когда понял, куда угодил, попытался сразу выбраться, а тут бац! она идет. Через щели в двери видно все, как на ладони. Там такой щелястый толчок.

– Так она что, за тобой шла? Ты же вроде сказал, что крюк сделал? – едва сдерживая смех, спросил «Председатель», продолжая зажимать нос двумя пальцами.

– Да кто его знает, – продолжил свой печальный рассказ охотник за деревенскими девушками. – Только эта Марина, будь она не ладна, стоит возле самого толчка, зовет меня, кричит, надрывается, а главное, не уходит. Как будто знает, что я там, внутри. Вот как я, по-твоему, должен был при ней вылезти?!

– Да-а, ситуация, – протянул «Председатель», представляя, чего там натерпелся ночью Ромка.

– Короче, пришлось мне стоять дальше и ждать, пока она свалит, – продолжил свое грустное повествование Рома. – Стою, нос рукой зажал, слезы текут градом от жутчайшей вони и от обиды, ноги немеют, там, на дне, так холодно! А другого выхода нет. Так и простоял, пока она там взад-вперёд еще минут двадцать прогуливалась. И что меня больше всего взбесило, то, что она не просто так ходила, а именно прогуливалась. Медленно так, с неким пафосом. Сорвала с земли какой-то желтый сморщенный цветочек и нюхает его. Нюхнет и глаза к небу поднимает и медленно так вышагивает: туда, сюда. Туда, сюда и кричит: «Рома! Рома!» Нюхнет цветочек и крикнет. Тьфу! Аж зла не хватает.

– Ты и глаза ее успел рассмотреть? – еле сдерживаясь, чтоб уже откровенно не ржать, поинтересовался Твердов.

– Так, а чего там рассматривать, если она в двух метрах от меня вышагивает, ведь уже к тому времени и солнце встало, расцвет наступил. Ой, ладно, Саня, все это теперь лирика. Лучше скажи, чего мне дальше делать?

– В смысле?

– В прямом. Когда эта самая Марина, в конце концов, свинтила, я с трудом, но выбрался наружу. Но при этом обувь там отставил. Прилипли, понимаешь ко дну так, что не смог эти чертовы кроссовки оторвать. Хорошо, хоть шнурки не сильно затянул.

– Это те, твои фирменные «адибас»?

– Они самые, а какие же еще? Других у меня не было. И одежду пришлось выкинуть: и джинсы, и ветровку, и рубашку. Нашел там, на дороге, какую-то захудалую лужу. Наскоряк отерся. Прикрылся дерюгой, что под руку подвернулась и сюда. Одежду, естественно пришлось кинуть. До этого куста вот короткими перебежками добрался и больше часа, наверное, уже тут сижу. Жду, пока на улицу из наших ребят кто-нибудь выйдет. А как назло, все дрыхнут, и выходить не собираются. Ты вот мне самый первый попался.

– Так, а чего сам не зашел в дом?

– В таком-то виде? – Рома наполовину приподнялся из-за кустов и Твердов осознал, что парень поступил мудро, не заявившись из своего ночного похода сразу в спальное помещение.

– Ладно, пока сиди здесь, сейчас что-нибудь организуем.

Александр незаметно вернулся в баню и приобняв уже почти одевшуюся и прибравшуюся внутри Ольгу, в двух словах выложил ей суть проблемы. На удивление она не стала возражать, а наоборот согласилась помочь парню.

– Только дров надо еще принести, а воды в бане полно, – улыбнулась она. Добрая душа.

Вскоре над баней зазмеился сизый дымок. Пошел активный процесс. Твердов незаметно переправил Рому в предбанник и строго-настрого наказал никуда не соваться, пока баня не протопится. Сходил в спальное помещение их дома и, воспользовавшись крепким сном абитуриентов, вынес рюкзак донжуана.

– А что с ним, с твоим приятелем, случилось? – поинтересовалась Ольга. – Пахнет от него как-то не совсем хорошо.

– В лужу упал, – коротко бросил Твердов.

– Что-то уж больно пахучая какая-то лужа.

– Ну какая была, – развел руками «Председатель». – Ты лучше скажи: тебя муж и дети не хватились? Ты их видела? Проблемы возникли?

– Дети еще спят. Только старшая Ирочка проснулась. Но она ничего не заподозрила. Я им уже кашу на завтрак варю. А Анисимова дома пока нет. В своем сарае, наверное, козел дрыхнет. Там у него навроде штаба. Там и диванчик стоит, и одеялко с подушкой имеются. Не замерзнет.

– Да меня твой Анисимов сейчас меньше всего интересует. Главное, что дети без тебя ночь провели нормально.

– Спасибо, ты такой милый, – Ольга потянулась к нему, чтоб поцеловать.

– Да ты что! – отшатнулся от нее Твердов. – Увидеть могут!

– Да кто увидит-то? Все кругом спят еще. Только мы с тобой шастаем, да приятель твой, что в нашей бане сидит. Возможно, его уже сон сморил. Он таким уставшим выглядел. Как он такой на работу сегодня пойдет?

– А я его дежурным по лагерю оставлю. Пускай отдохнет.

– О, он вот отдохнёт, а ты сам как? Не выспался же? По глазам вижу, что не отдохнул, как следует. И все из-за меня, глупой бабы.

– Оля, нормально. Ладно, я побегу, уже без пяти семь, а еще никто на построение не вышел.

– Ой, нужно вам это построение?

– А вдруг Ендовицкий придёт?

– Ну придёт, и что? Расстреляет что ли?

– Все, правда, некогда. Посмотри, пожалуйста, за Ромкой, хорошо?

– А чего за ним смотреть. Я ему все показала, все объяснила, где что лежит, куда, что лить. Большой уже парень, раз в лужу по ночам падать может, то в деревенской бане и подавно разберется.

Твердов не стал продолжать, махнул рукой и побежал выгонять заспанных товарищей на линейку. По итогу подъем флага провели в семь десять. Ендовицкий не пришел. Зато появились Сергеичи.

Видок у преподов был еще тот. Хоть они и делали умные лица и пересыпали свою речь остротами, скрыть факт вчерашнего злоупотребления, при всем желании, у них не получалось. Свежий выхлоп их сдал с потрохами.

– Наверное, до шести утра киряли, – заметил зевающий Пакет.

– С чего ты так решил? – прищурился Андрей Стеклов.

– Да очень просто. Если бы они вечером угомонились, то сейчас бы черта с два встали. А так топливо утром закончилось, вот и решили по деревне прошвырнуться, дозаправиться, а заодно глянуть, как мы тут без них поживаем.

– Логично, – согласно кивнул Андрей и уже с уважением посмотрел на многоопытного Пакета.

Преподы плюхнулись возле остывшей печки на не расколотые чурки и с интересом стали взирать на жизнь отряда. Виктор Сергеевич вынул из стоявшего рядом ведра вчерашнюю недоеденную кукурузину и, разломив ее на две части, отдал одну половину Максиму Сергеевичу.

– Фу, что ты такое даешь? – поморщился Полоскун. – У меня во рту пустыня Сахара. Сейчас бы холодного пивка, а ты сухую кукурузу суешь.

– Ничего она не сухая, наоборот, сочная и вкусная, правда, без соли. Но ничего, сойдет, – подмигнул ему Мохнатов, с аппетитом обкусывая свой кусок початка.

– Фу– у, Витя, как ты ее ешь?

– Ну не хочешь, отдай мне, – встрепенулся хирург, заметив, что приятель готовится свою долю выкинуть в печь, уже приоткрыл дверцу.

– Да-а, похоже, тяжко нашим Сергеичам, – участливо протянул Пахом, – так не долго и в алкогольную кому уйти. Потом ищи их, свищи.

– А ты чего переживешь? – спросила Зина Краснова, сложив перед собой руки. – Или думаешь, без них не справимся?

Пока бойцы отряда выполняли утренний туалет да тихо шушукались по поводу потерявших форму Сергеичей, Твердов назначил дежурных по лагерю на день. Если Тоня Баринова, тихая домашняя девочка, не вызвала ни у кого нареканий, так как она в женском списке шла под номером два, то кандидатура Ромы Попова вызывала бурю негодований. Правда, лишь у одного единственного человека.

– А чего это вдруг Попов сегодня останется? У вас там, кажется, по списку Макаров вторым номером идет. Вот пускай Лешка и дежурит, – начала возмущаться Вика Глазова.

– Рома приболел, – сухо бросил Твердов, – пускай подежурит.

– А, приболел, значит? Да так приболел, что даже на линейку не вышел? Ему, выходит, можно болеть, а мне нет?

– Вика, я здесь командир отряда, и я решаю, кто станет дежурным.

– Нет, вы слышали? Слышали? Максим Сергеевич, Виктор Сергеевич, – бросилась она к застывшим на чурбаках преподам, – скажите этому Твердову, чтоб все по справедливости было.

– Ой, Вика, ты чего так визжишь, – скривился Полоскун, глядя немигающим взглядом на печь, – оглохнуть же можно. Разбирайтесь между собой сами. Выбрали Твердова командиром отряда, вот с ним все вопросы и решай. А к нам только в самом крайнем случае обращайся.

– А это что, по-вашему, не крайний случай? Фамилия Попов явно идет после фамилии Макаров. Если по справедливости, то сегодня должен дежурить Лешка Макаров, а не…

– Вика, Вика, остановись, – Полоскун поднял на нее осоловевший взгляд, – ну это же такая мелочь. Неужели два кандидата медицинских наук, преподаватели медицинского института должны решать, кто из вас будет сегодня дежурить? У вас есть Твердов, пускай он и распределяет.

– Твердов?! Он уже распределил: назначил Попова, которого даже на утреннем построении не было. Вот где он?

– Вика, отстань, – Мохнатов доел кукурузу и закинул пустой початок в печь, где еще в дальнем углу тлели угли. – Это на самом деле такая ерунда, которую вы в состоянии решить сами. Раз командир определил, что сегодня будет дежурить Попов, то пускай дежурит Попов. А иначе у нас начнет дисциплина хромать.

– Ладно, с Поповым мне все ясно, это мелочный случай, по-вашему, – Вика подбоченилась, – А когда к вам, тогда, простите, обращаться? В каких случаях?

– Тебе же русским языком сказали, в самых крайних случаях, – нахмурился Виктор Сергеевич, он не любил, когда с ним начинали спорить.

– Замечательно! Тогда скажите, уважаемые кандидаты медицинских наук, – она сделала нажим на слове «медицинских», – когда нам на поле установят туалет?