Текст книги "Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы"

– Чего установят? – преподы переглянулись между собой и с интересом посмотрели на Вику, словно видели ее в первый раз.

– Туалет! Ту-а-лет! Парням куда проще, они шмыг за машину, и готово. А нам, девочкам, каково? Ведь там поле просто бескрайнее. Мы его целый месяц, наверное, станем убирать. Сейчас, когда мы только начали, ещё терпимо: можно в кустики сходить. А дальше? Дальше как, когда мы углубимся в это поле, там до ближайших кустиков уже километр, а то и больше будет.

– И что ты предлагаешь? – Максим Сергеевич встал с чурбака и подошел к ней.

– Я предлагаю поставить нам деревянный туалет посредине поля. Не вижу здесь ничего особенного.

– А что, Макс, она права, – кивнул Виктор Сергеевич, – надо сделать девчонкам сортир.

– Твердов, ты слышал? – Полоскун повернулся к стоявшему рядом Александру.

– А причем здесь Твердов, – вновь заговорила Вика, – он вчера, насколько я знаю, говорил местному председателю, как его? Савин, кажется. Саша, ведь говорил?

– Говорил, – почесал за ухом Твердов, – он сказал, что подумает.

– Вот видите, они подумают. А сколько их величество думать будет? День? Два? Неделю? А нам туалет нужен сегодня!

Преподы отошли в сторону и принялись тихо совещаться, поглядывая издалека на Глазову. Твердов хотел отойти проверить Рому, но его окликнул Мохнатов.

– Саша, подойди сюда.

– Что-то у тебя, командир, дисциплина хромает, – дыхнул на него перегаром Полоскун, – чего у тебя бойцы вперед батьки в пекло лезут?

– Ну так переизберите, – равнодушно пожал плечами «Председатель», – вы сами на нее управу найти не можете, а чего тогда от меня требовать? Я в командиры не рвался.

– Так, ладно, свободен, – подмигнул ему Виктор Сергеевич и дернул за рукав собиравшегося что-то добавить Максима Сергеевича. – Все, Макс, пускай идет. Они ребята взрослые, школу закончили, сами без нас разберутся. А на счет туалета председателю скажем, прямо с утра и скажем.

Твердов развернулся и медленно пошёл в сторону мужского общежития. Дойдя до крыльца, обернулся и, не заметив за собой слежки, шагнул в тень дома и вдоль его стены быстро засеменил в сторону бани.

– Ух, хорошо! – розовый и отмытый Рома сидел в одних трусах на пороге бани и наслаждался прохладой.

– Ты чего наружу вылез, а? – оглянулся «Председатель», обшарив глазами все ближайшие кусты. – А вдруг кто увидит?

– А и пускай видят, – махнул рукой размякший Рома.

– Что значит «пускай видят»?! Я его там отмазываю, дежурным поставил, всем сказал, что ты приболел, а он тут в баньке частной парится. Ты знаешь, какой там хай Глазова подняла, что я тебя вне графика поставил?

– Опять эта Глазова. Все никак угомонится не может, что не ее командиром выбрали. Все лезет из нее эта гниль комсомольская.

– А ты что, не комсомолец? – покосился на него Твердов. – Аполитично рассуждаешь, товарищ.

– Комсомолец, только не такой идейный, как эта выдра. Все туда лезли, и я тоже, чтоб в институт поступить. Ты знаешь, что тех, кто в комсомоле не состоит, стараются в институт не принимать, по крайней мере, наш?

– Первый раз слышу. Что за бред?

– Это не бред, а суровые реалии. Ты знаешь, например, что…

– Давай после поговорим на эту тему, – Твердов нетерпеливо перебил Ромку. – Ты сейчас, как говорят местные, быренько собери манатки и как мы все уйдем, просочись в расположение. Ну, типа, ты тут был неподалеку. А после вместе с Тоней Бариновой идите на завтрак.

– А кто это Тоня Баринова? Что-то не припомню такую.

– Тихая, домашняя девочка, сегодня с тобой будет дежурить. Давай, пошевеливайся, мы минут через десять выступаем.

– Слышь, Саня, я на завтрак не пойду. У меня что-то и в самом деле горло болит, и, кажись, температура.

– С Мариной не хочешь, встречаться? – прищурился «Председатель».

– Ну да. Я, по ходу, простудился, сидя в этой яме.

Твердов ощупал лоб Ромы, он на самом деле пылал жаром.

– Да, плохи дела, – у тебя температура, надо в местный медпункт обратиться.

– Ой, только не нужно никуда обращаться. Мне мама с собой целый пакет всяких лекарств дала. Выпью аспирина, антибиотиков и к вечеру буду как огурец. Да и баня здорово прогрела. Было хуже.

– Ладно, зеленый и пупырчатый, пей лекарство, дежурь, и Тоню не обижай. Она девочка хорошая.

– А ты откуда знаешь?

– По глазам вижу. Все, я побежал.

«Председатель» торопливо вернулся назад в расположение лагеря. По пути завернул к сараю, где спал Серега. Толкнул дверь, она оказалась запертой изнутри. Через тонкие щели в стенах ничего, что творится внутри, разглядеть не удалось. Ребята уже стали его кричать. Отряд к завтраку полностью готов. Угрюмые Сергеичи поплелись в столовую вместе со всеми в конце колонны.

– Саш, а где Рома? – тихо поинтересовалась у него Марина, когда он со своим подносом подошел к стойке выдачи.

– Болеет, – буркнул «Председатель», старясь не глядеть ни на взволнованную Марину, ни на недовольную Ольгу. Последняя так и стреляла в него глазами. – Словно из пулемета в меня садит, – мелькнуло у него в голове.

Подошел председатель колхоза Савин, поздоровался и принялся что-то бурно обсуждать со скучающими на улице Сергеичами. На завтрак преподы не пошли. Видно было, что им сейчас не до еды. Твердов тоже хотел присоединиться к ним и озвучить накопившиеся проблемы, но Марина знаками показала, чтоб он задержался.

– Так что с Ромой? – с нескрываемой тревогой спросила его Марина, когда они оказались наедине. – Ты видел его?

– Это я должен спросить у тебя, что у вас вчера произошло? – ответил «Председатель», разглядывая в окно толпящихся у столовой насытившихся однокурсников. – Парень вроде как на свидание пошел счастливый, а обратно заявился крайне раздосадованный. – А о том, какой он пришел, «Председатель» тактично умолчал.

– Ты фильм когда-нибудь глядел «Формула любви»? Новый совсем, только год или два, как вышел, – Марина сделала строгое лицо.

– Ну, что-то такое мелькало по телевизору, а это-то здесь при чем?

– Не нукай, не запряг! Так там тоже деятели одни залетные в деревню прикатили и ну к деревенским девушкам приставать. Один сразу и говорит, приходи, мол, на сеновал.

– А, вспомнил, – улыбнулся Твердов, – слуги графа Калиостро, их Абдулов и Фарада играли. Да, отлично помню.

– А если помнишь, то там речь про кузнеца еще шла. «А кузнец нам зачем? Ну вы же предложение делать станете?».

– Ясно, – Твердов смел улыбку с лица, – у вас все только после свадьбы происходит. Только мне ты зачем это все говоришь?

– А что б ты Ромке своему передал, что я не такая доступная девушка, как он себе вообразил. А то раз из деревни, то сразу на сеновал надо тащить?

– Марина, разбирайся с ним сама, – скривился Александр, – я тебя никуда не звал.

– Как же я разберусь, если он вчера от меня постыдно удрал, а сегодня и носа сюда не кажет.

– Он тяжело и надолго заболел. Нагулялся с тобой под Луной и простыл.

– Что, правда? – переменилась в лице Марина. – И что у него болит?

– Горло, температура, озноб, слабость.

– Ой, а где он сейчас?

– В лагере, я его дежурным там оставил.

– Оля, – Марина повернулась к товарке, – я быстренько сбегаю, проверю Рому, и назад. Ладно?

– Сбегай, сбегай, – кивнула Ольга, бочком-бочком пододвигаясь к Твердову, – только не долго. Чтоб одна нога здесь, а другая там. И гостинцев возьми с собой: вон ватрушки еще от завтрака остались.

– А ты чего, дружочек, на меня ноль внимания сегодня? – облизнула сухие губы Ольга, вплотную пододвигаясь к «Председателю».

Ответить Александр не успел. Подъехал Михалыч на своем уже отремонтированном автобусе, и бойцы отряда стали неспешно в него загружаться. Ребята дружно замахали Твердову рукой, призывая проследовать за ними.

– Ладно, я пойду, – извиняющимся тоном произнес Саня, – зовут меня.

– Слышу, не глухая. Приходи на обед, договорим.

Через полчаса абитуриенты, разобрав рядки, без особого энтузиазма принялись собирать картофель. Преподы традиционно никуда не поехали, а порешав что-то с председателем, тихо и неприметно растворились.

Сегодня на поле с ними стояли две машины: одна Васи Сланцева, а вторая Вити Бурова, лысеющего мужика с огромным брюхом. Серёгу Клопа отправили на другой участок, где работали курсанты танкового училища. А почему? Никто не объяснил.

Часа через два, когда собрали и заполнили картофелем первый автомобиль, солнце уже припекало вовсю. Жара усиливалась, хотелось пить, а бак с водой взять с собой забыли. Его вчера пустым завезли в лагерь, да там и оставили. А утром никто не удосужился его наполнить и прихватить с собой, хотя автобус проехал совсем рядом.

Первой заполнилась машина Вити Бурова, на ней «Председатель» и решил махнуть в деревню проверить, как запишут на них собранный картофель, а заодно наполнить бак водой и проконтролировать, как там жертва несостоявшихся плотских утех поживает. Очень уж неважнецкий у него был видок, когда видел его в последний раз. Как бы и на самом деле не захворал.

Витя оказался прямой противоположностью балаболу Сереге Клопу – всю дорогу был нем, как рыба. Твердов даже усомнился, а он разговаривает?

– Ты чего все на меня косишься? – ухмыльнулся Витя. – Думаешь, не немой ли я? Нет, не немой. Просто не люблю языком чесать. Это вон, Серега Клоп, молотит, почем зря. Недаром говорят, что язык без костей. Так что не обижайся, студент.

– Да, я и не обижаюсь, – Твердов несколько расслабился, – просто не привычно как-то: все водители, с которыми я общался у вас, мягко говоря, любят поговорить.

– Что есть, то есть. Я, наверное, один тут такой молчун.

Дальше ехали молча, слышен был лишь звук работающего двигателя. Одним махом сдав картофель на овощехранилище, заехали в расположение абитуриентов. Витя заглушил двигатель и, открыв дверцу, принялся обмахиваться сложенной вдвое газетой «Сельские новости». Твердов спрыгнул на землю и вошел в калитку.

– Саня, кажется, у Ромы жар, – попалась ему навстречу Тоня Баринова, в руках у нее наполовину наполненное ведро с холодной водой.

– А это куда несешь?

– Полотенце намочить. Там эта девушка пришла, что со столовой. Марина, кажется, попросила принести.

Твердов перехватил у нее ведро и, поднявшись по ступенькам, вошел в расположение мужского общежития.

Абитуриент Попов лежал на кровати, на двух подушках, лицо его напоминало помидор: щеки алели, лоб пылал. Марина, бережно вытирала с его лица проступивший крупными каплями пот.

– Вас только за смертью посылать! – Марина наклонилась к ведру.

Намочив и слегка отжав вафельное полотенце, она положила его на лоб Роме.

– Саня, я кажись, того, и правда заболел, – голос у Попова стал низким и хриплым.

– Покажи горло, – попросил Твердов, деликатно оттеснив от пациента приросшую к месту Марину.

– Ну что? – все трое: Марина, Рома и Тоня, с надеждой посмотрели на «Председателя».

– Плохо дело, – Твердов снял кепку и засунул ее в задний карман джинсов. – Похоже, настоящая ангина.

Девушки переглянулись между собой, а Рома попробовал рукой свое горло и сделал несколько глотательных движений.

– Больно? – испуганно спросила Марина.

– Угу, – кивнул Рома.

– И где же тебя так угораздило? – Марина растеряно посмотрела на Рому, после перевела взгляд на молчавшего «Председателя», пока тот усиленно думал.

Рома вздохнул и ничего не ответив, отвернулся к стене. Твердов мучительно размышлял о том, что вначале стоит делать: отвезти парня в участковую больницу или сообщить преподам?

– Александр, ну долго тебя еще ждать? Сказал, что только возьмешь бак по воду, а сам пропал? – в комнату просунулось Витино пузо, а следом показался и сам хозяин «авторитета». – Там, поди, уже ваши ребята Васину машину доверху закидали.

– Что ты пристал со своей машиной?! – набросилась на него Марина. – Не видишь, человек умирает. А у тебя одна картошка на уме.

– Вот прямо-таки умирает? – Витя недоверчиво покосился на краснолицую Рому. – Да-а-а, дела, – протянул водитель, когда подошел поближе, – ему по-хорошему в больницу сейчас надо. Давайте, грузите его ко мне в кабину.

– Надо еще нашим преподам сообщить, – прервал свои размышления Твердов. – Вы пока с Мариной везите его в больничку, а я пойду поищу Сергеичей. Подскажите, где они живут. Ни разу там еще не был.

– А не нужно их искать, – Витя застегнул на рубашке не выдержавшую напора пуговицу, – они сейчас в больничке оба сидят. Наш доктор, Кирилл Егорыч Полисадов, учился с кем-то из ваших преподов. Вот они вчера у него весь день и просидели, даже каких-то больных осмотрели. А который хирург еще и операцию сделал. Наверное, и сейчас, скорей всего, там же.

– Ничего тут нельзя утаить, одно слово: деревня, – мелькнуло в голове у «Председателя», а вслух произнес, – ясно, тогда мы с Витей наберем и загрузим воду, а вы, девочки, пока соберите Ромку в больницу.

Минут через пятнадцать грузовая машина отъехала от лагеря. В кабине, кроме водителя, сидели ослабевший Рома Попов и поддерживающая Марина. Она все как-то принюхивалась к его волосам на голове, морщила носик, но ничего не говорила.

Твердов на скорую руку помог Тоне принести и нагреть кипятильником воды для мытья полов в обоих домах и выбрав две одинаковые по размеру деревянные чурки, что стояли возле печи, сделать из них скамейку. Нужны доска и гвозди. Немного поколебавшись, направился к сараю соседа Сереги.

Возле самого сарая нос к носу столкнулся с зевающей Ольгой. Девушка оглянулась по сторонам и за грудки притянула «Председателя» к себе.

– А ты почему не в поле?

– По делам заехал, Ромка заболел, – ответил он сквозь страстные поцелуи.

– Это какой такой Ромка?

– Да, тот, что у тебя в бане мылся. Мы его в больницу только что отправили.

– Молодцы, а сам что с ним не поехал, – шептала на ушко ему Ольга, прижимая его к себе обеими руками.

– А мне места в кабине не хватило, – вяло сопротивлялся «Председатель».

– А здесь чего забыл? Серегу решил проверить? Или по мне соскучился?

– Хочу скамейку сделать, Серега говорил, что у него и доски, и гвозди, и молоток где-то завалялись.

– Завалялись, – Ольга взяла мочку уха Александра губами и слегка подтолкнула его в обратную от сарая направлении, – пойдем, я тебе дам все, что нужно. От Сереги сейчас мало толку, он еще пьян в зюзю, даже со своего диванчика скатился, а назад не забрался. Так на полу и спит.

– А где у тебя все?

– Да, там, в бане.

– Что-то я не заметил.

– Видимо плохо искал, – усмехнулась девушка, закрывая за собой входную дверь в баню.

Примерно через час, раскрасневшийся и вспотевший Александр нетвердой походкой вышел из бани без доски, без инструментов. На лице блуждала загадочная улыбка.

– Саня, ты куда подевался? – набросилась на него Тоня. – Взялся помогать, так помогай, а нет, так пришли кого-нибудь в помощь, чего я одна тут корячусь, воду из колодца таскаю. Знаешь сколько ведер надо, чтоб только одну вашу избушку помыть? А нашу?

– Да, я это… доску искал, лавочку хотел сделать.

– После сделаешь, давай дуй за водой. Я вам все помыла, теперь нашу общагу нужно в порядок привести. Обед скоро, не хочется пропускать.

Часа два «Председатель» помогал Тоне: натаскал и разлил воду по умывальникам, чтоб нагревалась на солнце. Соорудил не одну, а целых четыре лавочки. Для чего раздобревшая Ольга выделила ему из своих запасов, предназначенные на ремонт крыши доски и гвозди. Подобрал примерно одинаковые по высоте чурки и прибил к ним доски. Не совсем ровно, но сидеть можно.

Приступил к рубке дров для печки. За этим занятием и застал его Полоскун. Теперь он был румян, бодр, энергичен и выдыхал едва уловимый запах медицинского спирта.

– Вот молодец! – похвалил его Максим Сергеевич, обозрев фронт работ, освоенных «Председателем». – Сам все сделал, не стал с поля человека снимать. Молодец!

– А вы знаете, что Рому Попова я в больницу отправил?

– Разумеется, знаю. Мы с Виктором Сергеевичем, как раз там были. Ведь местный доктор Полисадов оказался не только однокурсником, но еще и одногрупником Мохнатова. Представляешь, этот Кирилл Егорович как закончил институт, прошел интернатуру по терапии, так все эти годы здесь, на одном месте и трудится. Семнадцатый год в деревне! Вон, Мохнатов уже кандидат наук, докторскую заканчивает. Да-а, дела.

– Ну, он же не просто доктор, а наверняка главный врач.

– Ага, главный врач, – кивнул Максим Сергеевич, – участковой больницы где, кроме него, еще один педиатр и терапевт, и все. Предусмотрен, правда, хирург и стоматолог, но уже три года, как никого не присылают. Предыдущие отработали свои положение три года, смылись. И педиатр с терапевтом свой срок дотянут и тоже смоются. А Полисадов все никак не соберется. «Прикипел, – говорит, – не могу их бросить». Их – это он про Петровку и их жителей. Хороший он мужик, этот Полисадов, – улыбнулся Максим Сергеевич, – и доктор замечательный.

– Конечно, хороший, – подумал Твердов, – видишь, как тебя полечил, хоть тяга к жизни появилась. А то утром еле языком ворочал.

– Так что, Саня, – продолжил свой рассказ Полоскун, – он один и за терапевта, и за инфекциониста, и за онколога с дерматологом принимает. И операции мелкие делает. У него и операционная есть. Вот как раз сегодня ему Виктор Сергеевич помог два вросших ногтя прооперировать.

– Так что там с Поповым? – тактично прервал его Твердов, вернув препода к реальности. – Какой ему диагноз поставили? Ангину?

– А с Поповым, все не так просто, – ответил Полоскун, – тянет на двухстороннюю пневмонию. Причем какую-то молниеносную форму. Мы его в район переправили. Кирилл Егорович его лично в районную больницу повез. Там у них и рентген имеется. А тут-то нет ни черта. Говорит, что уже пять лет пытается рентген-кабинет организовать, но все что-то мешает. А что мешает? Бюрократизм наш российский, будь он не ладен! – Максим Сергеевич совсем расстроился.

– Так жить-то будет?

– Будет, будет! Долго и счастливо! – встрепенулся Максим Сергеевич, – куда он денется. Вот только мне непонятно, где он мог так простудиться? Сам Рома говорит, что искупался в озере. А там, мол, вода холодная. А что это за озеро такое? Знаешь, от него как-то нехорошо пахнет. Обычно озёрная вода тиной отдает, а тут как будто он в очко в туалете провалился. Такой, знаешь, запашок не из приятных. Странно все это? Не знаешь ничего про его купание?

– Не, не знаю, – яростно замотал головой Твердов. – Я вчера рано спать лег. И всю ночь проспал как убитый.

– Как убитый, говоришь? – прищурился Полоскун. – А, признаться, выглядишь ты так, словно всю ночь с бабами кувыркался. Вы там, часом, не вместе на озеро ходили?

– Нет, что вы, – напрягся «Председатель», – спал я.

– Ну, спал, так спал. Ты вот что, Александр, давай заканчивай здесь и двигай с Тоней на обед, а оттуда сразу на поле, а то там ребята совсем без контроля остались, а я здесь побуду. Надо теперь проверку ждать.

– Какую еще проверку?

– Как какую? Болезнь бойца отряда всегда ЧП. Жди теперь декана вашего курса, или еще кого повыше. Ты знаешь, кто у вас декан?

– Ну, так видел пару раз, когда инструктаж перед отправкой сюда проводили. Милый такой дядечка, кажется, по фамилии Петин. Он, если я не ошибаюсь, с основной частью курса поехал в Гавриловку.

– Не ошибаешься, поехал. И этот Петин, – ноздри у Полоскуна широко расширились, – между нами говоря, редкостная падла. Так что первое впечатление весьма обманчиво. Милый дядечка, на самом деле, приличный чудак, на букву М.

– Поэтому идите с Тоней на обед, а после мы с ней тут отшлифуем здесь все так, чтоб ни у какого Петина не возникло желание сделать нам замечание по поводу порядка. Он просто повернут на этой теме.

– А когда его ждать?

– Если Попова госпитализируют в ЦРБ, а я больше, чем уверен, что госпитализируют, то завтра, самое позднее послезавтра он примчится сюда. Не исключено, что и сегодня вечером.

– А зачем? Что ему тут проверять?

– Там узнаешь. Будет выяснять, почему он заболел. Иди уже, время поджимает.

– А вы разве не пойдёте?

– А здесь кто останется? – Полоскун широким взмахом окрестил лагерь.

Глава 7

Новость о неожиданном недуге, свалившем крепкого Рому Попова, произвела среди абитуриентов эффект разорвавшейся бомбы. За обедом все только и делали, что обсуждали его малопонятную болезнь. Дело выглядело довольно странным: молодой сильный парень искупался в каком-то загадочном озере и сразу же занемог.

– Это он, скорей всего, немытых помидоров поел, – с таинственным видом шептала напуганным девочкам Вика Глазова. – Я сама видела, как он у соседей наших на их огороде без спроса помидоры сорвал, вытер о штаны и прямо так, без соли сожрал и даже не поморщился. А кто его знает, чем эти соседи свои помидоры опрыскивают. Может гадостью какой, опасной для человека, чтоб другие не тырили.

– Да кому они нужны их помидоры, – присоединилась к разговору Инга Горячева, обедавшая за соседним столом, – тут у каждого деревенского жителя этих помидоров завались. Свои-то не знают куда девать, а еще у соседей воровать. И к тому же для чего опылять ядом? Ведь им самим же их потом есть придётся.

– Так яд можно легко водой смыть. Он же немытые помидоры ел, немытые!

– Фу-у, ерунда какая-то! Нет, девочки, тут что-то другое.

– А что другое? – перестала хлебать борщ со сметаной, сидевшая рядом с ней ее неразлучная подруга Зина Краснова.

– Мне кажется, тут скорей всего какая-то инфекция, – с умным видом сообщила Инга. – Только где он ее подцепил? Я видела вчера вечером, когда мы кукурузу варили, как Рома куда-то незаметно исчез со двора. И в спальном расположении его не было, я туда заглядывала.

– А чего ты туда заглядывала? – прищурилась Вика. – Что ты там забыла? Лешку Макарова высматривала, да?

– А твое, какое дело? – окрысилась Инга, – Ты за собой смотри: постоянно ко всем придираешься, постоянно всеми недовольна. Так станешь продолжать, то точно с парняу тебя не будет. Никто не посмотрит в твою сторону.

– Ой, не велика потеря, особенно, когда такие парни кругом, как наши суслики.

– Ты это кого сусликами назвала? – стиснула кулачки Инга.

– Ой, девочки, не надо ссориться, – произнесла Нина Долгая, приятная девушка с длинными пушистыми ресницами. – Еще не хватало нам из-за парней ругаться. Да, еще в столовой. Лучше давайте подумаем, что с этой Ромой произошло?

– Ладно, мы после поговорим, – прошипела Инга, подмигнув сидевшему на противоположном краю комнаты Леше Макарову.

Он исподволь наблюдал за ней, поправляя высокий ворот тонкой черной водолазки, искусно скрывавший смачный засос, оставленный вчера ночью любвеобильной Ингой. Он, правда, понимал, что в таком одеянии, в такую жару, выглядит нелепо. Но другой одежды, прикрывающий следы незабываемого свидания, он с собой в колхоз не взял.

– Точно вам говорю, тут какая-то злостная инфекция у него, – продолжила вслух рассуждать Вика, делая вид, что не заметила угрозы Инги. – А нам говорят, что простуда. Это специально, чтоб не посеять среди нас панику.

– Точно, девочки, инфекция, – встрепенулась Зина. – Что-то уж слишком все стремительно развилось: вчера был жив и здоров, а тут резко так взял и заболел, и его мигом изолировали. Кто из нас с ним плотно контактировал?

– А надо у нашего «Председателя» спросить, вон он идет, – кивнула Вика в сторону входившего в столовую Твердова. – Они последнее время тесно общались. Даже его дежурным оставил, вне графика. И утром куда-то самоустранился. Поехал за водой, и пропал. Водитель без него бак привез.

Саня, как мог, пытался успокоить однокурсников. Некоторые горячие головы требовали не скрывать от них правду, какой бы горькой она ни была.

– Саша, если это инфекция, то нас всех следует изолировать, – громко разглагольствовала стройная, невысокая девушка с толстой русой косой и приятным русским лицом, – и принять соответствующие меры.

Ее звали Галя. Она оказалась самой старшей среди бойцов отряда. В октябре ей будет 25 лет и к этому времени она успела закончить медицинское училище, шесть лет она отработала в инфекционном отделении военного госпиталя медсестрой.

– Ребята, не поддавайтесь панике, – возвысился над обедающими товарищами Твердов. Он старался говорить ровным и спокойным голосом. – Нет у Ромы никакой инфекции. Обычная простуда.

– А чего тогда от нас скрывают? – повысила голос Галя. – Почему не говорят, что за простуда? Для чего из всего делать тайну?

– Галя, вот ты, не дай Бог, если заболеешь, то мы рядом с флагом повесим плакат: «Галина Зимина страдает острым циститом. Посочувствуйте ей!».

– Что ты такое несешь? – Галина разозлилась.

– Я ничего не несу, а просто объясняю, что, во-первых, вы сами откуда-то узнали про Ромкину болезнь, а во-вторых, я не думаю, что Роме было бы очень приятно узнать, что о нем тут думают его товарищи. А ведь с некоторыми из вас, возможно, он после все шесть лет будет учиться в одной группе.

– И все же, где гарантия, что у Попова не инфекционное заболевание? – не сдавалась Галя.

– А тебе мало, что его Полоскун осмотрел. Ведь он, как-никак, инфекционист.

– А, что, Максим Сергеевич его тоже видел? – спросила бывшая медицинская сестра военного госпиталя.

– А как же! Все, ребята, довольно говорить глупости, Давайте доедайте и на поле. Надо норму выполнять, пока погода позволяет.

Разочарованные абитуриенты, стали неторопливо подниматься из-за столов, складывать в мойку посуду. Без особого энтузиазма все вышли на улицу. Большинство первокурсников до последнего было уверено, что у Ромы Попова все же приключилось какое-то серьёзное инфекционное заболевание, и их всем отрядом скоро изолируют в больницу, пускай и инфекционную. И пока их там обследуют, да лечат, колхозники урожай убрали бы без них. А так, снова придётся тащиться на это, уже ставшее ненавистным, картофельное поле.

– Да лихо ты подавил уже назревший бунт, – улыбнулась Ольга, подсев к обедавшему в гордом одиночестве припозднившемуся Твердову. – Не зря тебя «Председателем» кличут. И тебе к лицу эта кулацкая жилетка и цепка от часов. Молоток. Ты знаешь, что они тут в твое отсутствие заявляли?

– А, все равно, – махнул рукой Саня, – что бы там ни говорили, а Роме это уже не поможет. Кстати, а где Марина? Что-то я ее не вижу?

– Я бы тоже хотела знать, где эта вертихвостка лазает, – скрипнула зубами Ольга. – Как утром отпросилась Рому проведать, так и пропала. Теперь все одной приходится делать: и на раздаче, и посуду мыть. Видишь, какая гора скопилась? – он кивнула в сторону окна мойки, где возвышалась стопка грязных тарелок. – А еще и ужин надо начинать готовить.

– Наверное, скоро вернется.

– Не уверена. Тут Витя Буров, ваш водитель, заехал, сказал, что Маринка рванула в райцентр на больничной машине. Палисадов лично сопровождает вашего парня.

– Ну, отвезут, сдадут в больницу и приедут. До райцентра далеко?

– До райцентра шестьдесят км. Только если Палисадов лично поехал, то он же пока все свои дела не переделает, то не вернется. Получит лекарства, перевязочный материал, а уж если встретит кого из знакомых, то пиши, пропало. Пока встречу не обмоют, все новые сплетни не перетрут, он домой не вернется. Так что Маринка или на попутке доберется или на рейсовом автобусе. А он может к вечеру будет, по расписанию.

– Сочувствую, чем помочь?

– А чем ты мне поможешь? Пока тебе расскажешь, что тут и как, так проще самой все сделать. Ты лучше после ужина задержись. Мы с тобой винца выпьем, поговорим по душам, а? – Ольга погладила его по левой руке, лежащей на столе. А правой он хлебал теплый рисовый суп и чуть не подавился, услыхав окончание фразы.

– У нас же ровно в десять опускание флага, ты разве забыла?

– Вот ты заладил: флаг, флаг. Тебе что, живое человеческое общение дороже какой-то тряпки?

– Не какой-то, это же символ. Государства.

– Ой, Саня, брось, – повариха махнула рукой, – уж ты-то не строй из себя идейного борца за победу коммунизма во всем мире. Символ государства, ха! Я, думаю, тебе больше всех начхать на этот самый символ, так как два раза в сутки его приходится поднимать строго по расписанию.

– Оля, ну ты это зря, – Твердов сделал строгое лицо, а сам подумал, что она в общем то права.

– Ой, какие мы строгие! – всплеснула руками Ольга и рассмеялась. – Давай, начни меня еще воспитывать: пролетарии всех стран, соединяйтесь! Плавали, знаем. Только ведь, Сань, это все показуха. Флаг теперь только для фронтовиков еще символ. Они под ним в бой за Родину шли. А сейчас, когда у нас перестройка и гласность, многие вещи обесцениваются.

– Тебе бы не в повара надо было пойти, а, в министры, – Твердов отодвинул от себя пустую тарелку и с интересом посмотрел на собеседницу, – а то чего ты в столовой прозябаешь?

– А ты знаешь, и пошла бы. Я же не всю жизнь поваром работала. Три полных курса иняза успела закончить. Два языка: английский, немецкий.

– Серьёзно? – брови у «Председателя» поползли вверх, что за деревня такая: курящие коноплю старики, колхозницы с высшим или незаконченным высшим образованием. – А чего тогда тут делаешь?

– А я тебе вечером про себя расскажу, если придёшь, – подмигнула ему Ольга.

– Заинтриговала, – улыбнулся Твердов, – не каждый день встретишь повара в деревне со знанием двух языков.

– Так придешь?

– Попробую, – Твердов встал и взял со стола кепку, – только вот на счет флага ты не права.

– Саня, ну хоть ты не лечи меня, – поморщилась девушка. – Вон Ендовицкий, парторг наш, который мало того, что чтит советские законы и традиции, так еще и других в том же духе воспитывает. А тут на прошлой неделе пьяный зашел ко мне в столовую с дружком со своим, что числится в трактористах, а на самом деле комсорг колхоза. Оба в хлам. ««Дай мне, Оля», – говорит Ендовицкий, – котлеток на закусь. Мы пойдем в контору результаты последнего пленума ЦК КПСС обсуждать». А у меня тогда котлеты остались, вторая бригада полным составом не явилась на ужин. Они на рекорд пошли и им не до еды, все в поле остались. А вот бумаги, чтоб котлеты завернуть, нет. «Ничего, – ржет Ендовицкий, – у меня своя», и заворачивает жирные котлеты в газету «Правда», она у него из кармана пиджака торчала. А там портрет Ленина, вполовину страницы. Такой, знаешь, узнаваемый: в пиджаке, с галстуком в горошек, с блестящей лысиной и добрыми глазами. Так парторг котлеты прямо на лысине у вождя мирового пролетариата аккуратным таким рядочком выстроил. Лысина у Ленина жиром пропиталась. Я смотрю, а он хохочет: «Мы же не селедку в Ленина заворачиваем, а котлеты. Они не воняют». И Гена хохочет: «Ильичу не привыкать к неудобствам, авось не обидится». Да громко так ржет, что и не поймешь: то ли он перед Ендовицким прогибается, то ли ему на самом деле очень смешно, что котлеты в Ленина завернули. А ведь молодой еще парень: двадцать пять лет ему всего. Он тут одно время к моей напарнице, клеился. Но она его быстро отшила.