Текст книги "Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции"

Глава 3
За кулисами

Роль Октября 1917 г. в жизни России и мира очевидна, но в рамках нашей темы этот рубеж важен еще и тем, что начиная именно с этого момента сам А. М. Щастный отсчитывал время, когда он «непрерывно и непосредственно состоял при управлении Балтийским флотом»[134]134
  Последнее слово А. М. Щастного на суде 21 июня 1918 г. // РГА ВМФ. Ф. р-2244. Он. 1. Д. 10. Л. 15.


[Закрыть], несмотря на то что в дневнике И. И. Ренгартена – нашем главном источнике информации о закулисной деятельности в штабе флота – А. М. Щастный упоминается сравнительно редко.

После победы Октябрьской революции Совнарком оказывался, по сути, должником военных моряков, сыгравших важнейшую роль в вооруженном восстании в Петрограде и в установлении Советской власти на местах[135]135
  Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции… С. 242.


[Закрыть]. Реальная власть в Гельсингфорсе (главной базе Балтийского флота, где зимовали его основные силы) перешла к Центробалту, а командующий флотом и его штаб постепенно оказались не у дел.

В профессиональном руководстве флота начался разброд. 19 ноября на совещании штабных офицеров было решено не признавать Совнарком, но оставаться на своих местах до открытия Учредительного собрания, которое ожидалось 28 ноября[136]136
  [Ренгартеп И. И.] Октябрьская революция в Балтийском флоте…
  С. 66.


[Закрыть]. Новое совещание 20 ноября решило все же признать назначенного Советской властью капитана 1 ранга Модеста Васильевича Иванова (1875–1942) морским министром (в действительности он был назначен лишь одним из членов Военно-морской коллегии). В тот же день на заседании Центробалта состоялось формальное и неискреннее примирение А. В. Развозова и М. В. Иванова.

В течение ноября Центробалт и Военно-морская коллегия делали упорные попытки «навести мосты» между революционным и «старым» руководством флота. Однако у нас складывается представление, что к концу ноября П. Е. Дыбенко и непосредственно поддерживавшая его группа настолько уверились в собственных силах и возможностях, что «торг» с прежними руководителями флота сочли ненужным. Они решили ограничиться «наймом» некоторого количества технических руководителей из старых специалистов, полностью взяв руководство в свои руки[137]137
  Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции… С. 252.


[Закрыть].

Такой поворот событий поначалу вызвал бурный протест офицеров. 4 декабря на собрании офицеров в Гельсингфорсе «голосами всех против 2-х принята резолюция, от которой товарищи (то есть большевики и сочувствующие им. – К. Н.) пришли в ужас»[138]138
  [Репгартен И. И.] Октябрьская революция в Балтийском флоте… С. 89.


[Закрыть]. На другой же день начался разброд и шатание. Кают-компании (то есть офицерские коллективы) ряда кораблей заявили об отказе поддержать резолюцию протеста против коллективного руководства.

Нам кажется не случайным, что в разгар этого кризиса, 7 декабря, А. В. Развозов был снят с поста командующего флотом и уволен в отставку[139]139
  Приказ Верховной морской коллегии от 7 декабря 1917 г. № 88.


[Закрыть], а на флоте введено коллегиальное управление.

В итоге 17 декабря офицеры приняли резолюцию об отказе от единой позиции и о предоставлении каждому офицеру права самостоятельно решать вопрос об отношении к новым порядкам на флоте. Власть на флоте перешла к оперативному отделу Центробалта, при котором в качестве военного специалиста оказался капитан 1 ранга Александр Антонович Ружек (1877–1930)[140]140
  Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции… С. 254.


[Закрыть]. Штаб в прежнем составе (за исключением немногих ушедших офицеров) продолжал свою работу[141]141
  Белли В. Л. В советском военно-морском флоте… С. 31.


[Закрыть].

В конце декабря 1917 – начале января 1918 г. политическое влияние матросов и их лидера П. Е. Дыбенко достигло пика. По его инициативе и под его непосредственным руководством было разогнано Учредительное собрание. Матросы не стеснялись прямо нарушать или по-своему исполнять распоряжения В. И. Ленина, в то же время П. Е. Дыбенко все больше стремился к собственному единовластию в морском ведомстве и к игнорированию демократических флотских органов[142]142
  Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции… С. 260–275.


[Закрыть].

9 декабря 1917 г. А. М. Щастный был назван флаг-капитаном по оперативной части. В тот день на заседании Центробалта он оглашал «Временное положение о технической деятельности Центробалта»[143]143
  Протоколы и постановления Центрального комитета… С. 300.


[Закрыть].

В. А. Белли вспоминал: «Роль начальника штаба стал при нем (А. А. Ружеке. – К. Н.) исполнять А. М. Щастный, но я забыл, какую официальную должность он занимал, или, вернее сказать, как эта должность называлась. Оперативный отдел и главные специалисты бывшего штаба остались на своих местах и были органами управления флотом вместе с начальником военного отдела Центробалта»[144]144
  Белли В. А. В советском военно-морском флоте… С. 31.


[Закрыть]. Тогда В. А. Белли был начальником офицерского отделения Распорядительной части штаба флота, являлся близким сотрудником А. М. Щастного и хорошо знал, о чем пишет. Таким образом, А. М. Щастный занял положение второго по статусу профессионального моряка в Балтийском флоте.

В январе 1918 г. упоминается, что А. М. Щастный занимает пост первого помощника начальника военного отдела Центробалта А. А. Ружека. 13 января 1918 г. он делал в Центробалте доклад о демобилизации запасных и объяснял новым членам Центробалта, что побудило принять решение о переходе флота на вольный найм[145]145
  Там же. С. 362.


[Закрыть]. 17 января Щастный докладывал о событиях гражданской войны в Финляндии[146]146
  Белли В. Л. В советском военно-морском флоте… С. 369.


[Закрыть]. 22 февраля он «объяснял ход действия германского наступления» и зачитывал радиограммы, полученные от СНК и верховного главнокомандующего[147]147
  Там же. С. 418.


[Закрыть], в том числе, вероятно, и декрет «Социалистическое отечество в опасности». Фактически уже в середине января А. М. Щастный, оттеснив А. А. Ружека, оказался главным военно-морским специалистом, взаимодействующим с Центробалтом. Какими мотивами руководствовался А. М. Щастный в это время? Точно мы этого никогда не узнаем, но определенные предположения высказать можно.

В мемуарах В. А. Белли мы находим такую характеристику: «Он (Щастный. – К. Н.) был никаким революционером и службу во вновь образованном Красном флоте считал, должно быть, необходимой в целях спасения от гибели, от развала или от захвата самостоятельной Финляндией наших кораблей, то есть той материальной части флота, которая могла в будущем еще понадобиться России. Я делаю такой вывод, вспоминая сказанную мне однажды Алексеем Михайловичем [Щастным] знаменательную фразу. Это было близко к весне 1918 года. Мы вместе вышли с [флагманского судна] “Кречета” в город [Гельсингфорс]. В контексте с каким-то разговором я сказал: “Положительно невозможно становится работать”, – и на это получил совершенно для меня убедительный ответ: “Наш долг – доставить корабли в Кронштадт, а дальше каждый может поступать так, как он хочет (выделено нами. – К. Н.)”.»

Заметим, что подобную установку разделяли далеко не все офицеры. Многие из «команды» А. В. Развозова остались в Гельсингфорсе – К. В. Шевелев, Л. В. Сахаров, И. И. Ренгартен, М. Б. Черкасский, Ю. К. Старк, Ф. Ф. Довконт и другие. Особенно велик был соблазн остаться у офицеров финляндского и прибалтийского происхождения. Но были и противоположные случаи. Например, капитан 2 ранга граф А. Г. Кейзерлинг, командир эсминца «Десна», прекрасно проявил себя во время Ледового перехода: «по собственной инициативе для устранения беспорядка, получившегося при первом серьезном заторе у [навигационного] знака Таммио, [А. Г. Кейзерлинг] перешел на ледорез “Черноморский” № 2, на котором начал энергично распоряжаться очередью вывода кораблей, и, когда “Черноморский” № 2 вышел временно из строя из-за неисправности машин, уже по приказанию командования флота перешел на ледокол “Ермак”, получивший назначение комендантом торосов от знака Таммио до мигалки Альватинеми, на котором продолжал свою в высшей степени полезную деятельность»[148]148
  Проект приказа по флоту Балтийского моря об итогах операции по перебазированию флота из пределов Финляндии в Кронштадт. Не ранее 7 марта 1918 г.// Балтийские моряки в борьбе за власть Советов. Ноябрь 1917 – декабрь 1918. Л., 1968. С. 155.


[Закрыть]. И это несмотря на то, что семья А. Г. Кейзерлинга находилась на территории оккупированной немцами Прибалтики, а сам он не скрывал своих антисоветских взглядов. Тем не менее он покинул Красный флот лишь в июле 1918 г. и перебрался в Ригу. В 1919 г. граф некоторое время командовал кавалерийским эскадроном Балтийского ландвера, а затем пошел на службу независимой Латвии, став основателем ее флота, во главе которого стоял в 1924–1931 гг.

Далее В. А. Белли пишет: «Другой интересный разговор происходил в штабной столовой на “Кречете”. Мы были втроем: А. М. Щастный, я и сравнительно молодой мичман (в действительности лейтенант. – К. Н.), фамилию которого я забыл, кажется это был Щавел] Щавлович] Мудрох. Так вот, последний начал восхвалять белогвардейское движение в Финляндии. Я возразил, сказав, что для России более выгодна красная Финляндия, чем белая, ибо после совершившейся у нас революции белая Финляндия была бы нашим отчаянным врагом. А. М. Щастный посмотрел мне в упор в глаза и сказал: “Вы совершенно правы”»[149]149
  Белли В. А. В советском военно-морском флоте… С. 35–36.


[Закрыть]. Этот рассказ В. А. Белли был бы простым и понятным, если бы не ремарка «посмотрел мне в упор в глаза», которая намекает на какой-то скрытый смысл фразы А. М. Щастного.

Впрочем, такое отношение к гражданской войне в Финляндии не являлось признаком революционных симпатий – оно было достаточно широко распространено и среди тех, кто стоял во главе белого движения в России. Контр-адмирал Владимир Константинович Пилкин (1869–1950) записал в дневнике в январе 1919 г.: «Юденич сказал: “Когда здесь (в Финляндии. – К. Н.) дрались красные с белыми, мое сердце было на стороне красных”»[150]150
  Пилкин В. К. В Белой борьбе на Северо-Западе: Дневник 1918–1920. М., 2005. С. 96


[Закрыть].

В РГА ВМФ сохранились наброски неопубликованной газетной статьи о А. М. Щастном под названием «24-й час пробил. Щастный расстрелян», подписанной «Бывший сослуживец»[151]151
  РГА ВМФ. Ф. р-315. Оп. 1. Д. 46. Л. 4–7.


[Закрыть]. Возможно, автором этого текста был И. И. Ренгартен. В статье делается попытка дать характеристику политическим взглядам А. М. Щастного: «По всем органическим вопросам русской действительности А. М. [Щастный] имел определенные и твердо обоснованные взгляды. Он не был квасным патриотом (выделено нами. – К. Н.), но верил в Россию, в ее неисчерпаемые творческие силы. […] В самые безотрадные, безнадежные, казалось, дни жизни России и флота, когда мир еще не был заключен, а матросы и солдаты […] бросали фронт […], А. М. Щастный на уныние и сетования пишущего эти строки спокойно высказывал уверенность в грядущем возрождении обновленной России, не бросая камнем в рядовых (выделено нами. – К. Н.) виновников разрухи. А. М. [Щастный] находил естественным весь ход революционного движения – стремление солдат и матросов уйти в свои родные избы и поля. “Народ, – говорил А. М. [Щастный], – сначала должен устроить свои домашние дела, свою личную жизнь, пришедшую в хаотическое состояние. Поверьте, что когда это будет сделано, хотя бы вчерне, сам народ, без всякого понуждения, начнет железною рукою строить государственную жизнь (выделено нами. – К. Н.). Здоровый инстинкт народа найдет лучшие формы государственного устройства России, необходимые для охраны домашнего очага, для мощи и успешной эволюции России” […] Во всех его суждениях было много теплоты и живой веры в тот народ, который пугал русскую интеллигенцию разнузданностью своих страстей. Этот подлинный народ, за исключением, конечно, отдельных личностей (выделено нами. – К. Н.), никогда не вызывал в покойном Щастном злых чувств брезгливости или презрения. Думаем, что именно это отношение к себе, к своим винам и почувствовала матросская среда, избирая Щастного главным начальником. Только глубокая уверенность в том, что положение России еще не безнадежно, что русской народной душе еще доступно понимание необходимости возрождения России (выделено нами. – К. Н.), дали А. М. Щастному силу и возможность среди совершенно исключительных препятствий оставить после своей ужасной, поистине безвременной кончины, тот живой по себе памятник, который мы видим в лице сотен еще сохранивших боеспособность кораблей Русского Балтийского флота, стоящих в гаванях Кронштадта и заполнивших, почти до самого Шлиссельбурга, Неву»[152]152
  РГА ВМФ. Ф. р-315. Оп. 1. Д. 46. Л. 5–6.


[Закрыть].

Если учесть, что статья, очевидно, предназначалась для публикации в легальной печати в Советской России вскоре после расстрела А. М. Щастного, становится понятно, что автор должен был прибегать к эзопову языку. Фразу о том, что А. М. Щастный не был квасным патриотом, следует понимать так, что он не был черносотенцем. В то же время он готов был простить лишь «рядовых виновников разрухи», а не главных ответственных лиц. «Отдельные лица» из числа «народа» все же вызывали в нем чувство «брезгливости или презрения». В будущем А. М. Щастный считал неизбежным «железною рукою строить государственную жизнь», то есть прибегнуть к диктатуре, что позволит добиться «возрождения России». В принципе, с таким набором идей можно было бы искренне поддержать Советскую власть, которая как раз весной 1918 г. перешла к попытке «железною рукою строить государственную жизнь».

Например, капитан 1 ранга М. В. Иванов, произведенный в контр-адмиралы 1-м Всероссийским съездом военного флота и ставший членом ВМК, в декабре 1917 г. опубликовал письмо в гельсингфорсских газетах, в котором так писал о своем политическом выборе: «Получая многочисленные письма разного содержания, до приговоров к смерти включительно, и не имея времени и возможности ответить, считаю своим долгом пояснить ту цель, почему я вошел в коллегиальное морское министерство… Во время моего командования бригадой [крейсеров] не было ни одного случая оскорбления офицеров со стороны команд. Командиры были тоже выборные, и матросы с офицерами жили дружно. Но я ясно видел, что офицерство, отставая в политической жизни, все более и более обособляется и теряет связь с командою, то есть с народом. Мое мнение, что виною этому была безусловная рознь между штабом командующего флотом и высшей демократической организацией во флоте, то есть центральным комитетом Балтийского флота. Во время жгучих моментов (выступления Корнилова, отделения Финляндии и др.) голоса командующего флотом и его штаба не было слышно. Положение офицерства становилось критическим. Оно было в тупике… Вы спросите, почему я вступил в коллегию морского министерства[?].

Я отвечу вам точно: “Я надеялся и надеюсь найти общий язык между матросами и офицерами для создания будущего, может быть, национального флота”… (многоточие в оригинале. – К. Н.). Большинство из вас пишет, что мое имя будет прибито к позорному столбу истории… Я отвечаю: “Пусть будет прибито, но пусть также будет в будущем существовать национальный флот, как военный, так и коммерческий”»[153]153
  Иванов М. В. Письмо в редакцию // Прибой: Орган Финляндского областного бюро Гельсингфорсского комитета РСДРП. 23 декабря 1917 г. С. 4; Он же. Письмо в редакцию // Известия Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих. 1917. 29 дек. № 228. С. 4.


[Закрыть]. Таким образом, М. В. Иванов пришел к консенсусу с большевиками на почве поддержания «национального флота».

Однако А. М. Щастный твердо стоял на антисоветских позициях. Об этом можно судить по ряду фактов.

Лейтенант Д. Н. Федотов спустя много лет написал: «Автор хорошо помнит разговор со Щастным в начале 1918 года на льду гавани Гельсингфорса, когда судьба Балтийского флота висела на волоске и опасность попадания военных кораблей в немецкие руки была велика: “Большевики – немецкие агенты, они собираются попытаться передать флот противнику, чтобы он мог использовать его против союзников. Должно случиться что-то, чтобы остановить их… (многоточие Федотова. – К. Н.) Балтийский флот сделал большевистскую революцию возможной, Балтийский флот приведет большевистскую власть к ее концу”. Такова была суть его высказываний»[154]154
  Fedotoff White D. Op. cit. P. 78.


[Закрыть]. Мы полагаем, что этот пассаж Д. Н. Федотова мог быть сочинен им – ни один другой мемуарист не передает настолько откровенные высказывания А. М. Щастного, который, по общему мнению, был скрытным и осторожным человеком. Нам не известно ничего, что свидетельствовало бы об особо доверительных отношениях Д. Н. Федотова и А. М. Щастного. Однако мемуарист, излагая позицию А. М. Щастного, мог быть прав по сути. Подчеркнем особо, что полный аналог фразы А. М. Щастного в пересказе Д. Н. Федотова об установлении и свержении Совесткой власти силами Балтфлота прозвучал из уст матроса-эсера в мае 1918 г.: «3-й съезд Балтийского] фл[ота] имеет историческое значение, Балт[ийский] фл[от] поставил Советскую власть, и он ее должен убрать, потому что настало время»[155]155
  РГА ВМФ. Ф. р-174. On. 1. Д. 282. Л. 194.


[Закрыть].

А. М. Щастный оставался своим для М. Б. Черкасского, А. В. Развозова и других сослуживцев по штабу флота, заявивших о непризнании Советской власти в декабре и марте 1918 г. Вечером 2 апреля 1918 г. в Гельсингфорсе А. М. Щастный показывал князю М. Б. Черкасскому «документы, касающиеся [Октябрьского] переворота и последующих за ним дней»[156]156
  РГА ВМФ. Ф. р-342. On. 1. Д. 141. Л. 6.


[Закрыть]. Как мы увидим дальше, это были «документы Сиссона», «доказывавшие», что большевики – германские агенты. Вероятно, «бывший сослуживец» под ответственными за разруху лицами имел в виду именно большевиков, которые, получается, как раз и были теми представителями народа, которые вызывали у А. М. Щастного чувство «брезгливости или презрения».

Можно предположить, что семье А. М. Щастного были свойственны дворянские предрассудки, в частности антисемитизм, – судить об этом можно по реакции М. М. Щастного на брак его старшей дочери и по тому, что сам А. М. Щастный не включил Анну в свое последнее завещание, даже несмотря на то что она была единственной его родственницей, присутствовавшей на суде над ним. Вероятно, антисемитские чувства должны были подогревать антибольшевистский настрой А. М. Щастного. Это было особенно важно, поскольку еврей Л. Д. Троцкий сначала подписал «предательский» Брестский мир, а потом оказался руководителем флота, отдающим «предательские», по мнению части офицеров, приказы.

Несомненно, А. М. Щастный разделял антисоветские симпатии офицеров штаба, среди которых он был своим, но характерно, что он не выступал активно на их совещаниях и не попал в данном контексте на страницы дневника И. И. Ренгартена – нашего главного источника информации о положении дел в штабе Балтфлота во второй половине 1917 г.

На наш взгляд, ключевым моментом в формировании позиции А. М. Щастного было отношение к войне. Для подавляющей части офицерства (и интеллигенции, из среды которой происходило большинство офицеров) необходимость войны до победного конца рука об руку с союзниками по Антанте в 1917 г. не вызывала сомнений. Эта позиция была глубоко ошибочна, поскольку она исходила из непонимания глубины страданий народа и степени напряжения российской экономики. Она преувеличивала негативные последствия временной и частичной потери геополитических позиций в результате отказа от войны до победного конца. Постулат о необходимости продолжения войны неизбежно влек за собой требование поддержания боеспособности (а следовательно, дисциплины) вооруженных сил. Это требование логически перетекало в лозунг «восстановления порядка» в стране в целом. При этом теоретически носители такого комплекса идей могли признавать необходимость раздела земли между крестьянами, примером чему служила программа Союза воинов-республиканцев. Этот набор политических идей был характерен для широкой антисоветской коалиции, которая начала складываться еще весной 1917 г. и в полной мере выступила на политической сцене во время Гражданской войны. Главными «грехами» большевиков, с их точки зрения, были стремление к «предательскому» миру и «разрушение порядка». Разумеется, под «порядком» противники большевиков понимали не просто упорядоченность государственных институтов – ведь когда большевики начали «наводить порядок», это не оправдало их в глазах противников. Под «порядком» антисоветские силы понимали буржуазные порядки, а любые формы социализма воспринимались ими как «анархия». Ближайшей целью этих сил выступало «наведение порядка» (то есть свержение большевиков) и возобновление войны с Германией.

В январе 1918 г. в Финляндии началась гражданская война. Первые столкновения красных и белых финнов произошли 9 января в районе Гельсингфорсского вокзала. Уже 10 января подготовка белой гвардии к боевым действиям стала очевидной, из Выборга сообщали: «По всей Финляндии, в особенности, где есть русские гарнизоны, настроение тревожное. Отовсюду получаем известия о предполагаемом нападении белой гвардии. Некоторые из наших бывших офицеров принимают активное участие по организации белой гвардии, на границах Швеции снимают наши посты. По полученным только что сообщениям около Торнео сняли наш пост и контрабандой провозят оружие в Финляндию… Почти все население на стороне белой гвардии, кроме, понятно, рабочих. Некоторые из бедных крестьян из-за куска хлеба поступают в ряды белой гвардии»[157]157
  Разговор по прямому проводу о распоряжении народного комиссара но военным делам Подвойского по принятию мер против белогвардейцев (10 января 1918 г.)// Балтийский флот в Октябрьской революции и гражданской войне. М.; Л., 1932.
  С. 82.


[Закрыть].13 января началось белое восстание в Николайштадте (Васа) с нападения на части русской армии и флота[158]158
  Свечников М. С. Революция и гражданская война в Финляндии. 1917–1918 годы: Воспоминания и материалы. М.; Пг., 1923.
  С. 36–37.


[Закрыть]. Заметим, что белые финны одинаково жестоко относились ко всем русским – и к солдатам с матросами, и к офицерам. Наиболее одиозным проявлением белого террора по отношению к русским стала «Выборгская резня» 29 апреля 1918 г., жертвами которой стали около 400 человек.

Среди флотских офицеров лишь единицы перешли на сторону белофиннов. Наиболее яркой фигурой из них был Ирье (Георгий) Абелевич Роос (1891–1926), окончивший МК во втором, ускоренном выпуске 1914 г. Во время Первой мировой войны он заслужил орден Св. Георгия 4-й степени, что свидетельствует о несомненной личной храбрости. Будучи финским шведом, он принял активное участие в гражданской войне в Финляндии и отличился крайней грубостью по отношению к своим бывшим сослуживцам при захвате оставшихся в Гельсингфорсе русских кораблей. По воспоминаниям лейтенанта Льва Викторовича Камчатова (1889 – после 1923), «корабли, бывшие под коммерческим флагом, стал обходить лейтенант Роос (русского флота, георгиевский кавалер), сопровождаемый сильным нарядом белой гвардии с пулеметами, который требовал оставления судов экипажами не более чем в получасовой срок, заявляя, что суда реквизируются финским правительством за долги царской казны Финляндии. В случае отказа он требовал передачи корабля в пятиминутный срок, угрожая применить оружие. Сколько нам впоследствии ни приходилось встречаться с морскими офицерами, перешедшими на службу окраинных государств, мы никогда не видели подобного возмутительного отношения к своим недавним сослуживцам и к частям того флота, на котором еще столь недавно этот офицер заслужил высшую награду – Георгиевский крест»[159]159
  Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. М., 2009. С. 276.


[Закрыть]. Разумеется, среди матросов и речи не было о переходе на сторону белых финнов.

19 января (стар, ст.) пленарное заседание Центрального комитета Балтийского флота, местного флотского комитета, матросской фракции Исполнительного комитета совместно с судовыми и ротными комитетами флота рассмотрело ситуацию в Финляндии. Доклад об обстановке от имени Военного отдела Центробалта делал А. М. Щастный. В газетном отчете он назван «Счастным» – это означает, что его фамилия еще не была широко известна[160]160
  Среди моряков. Пленарное заседание Центрального Комитета Балтийского флота, местного флотского комитета, матросской фракции Исполнительного Комитета совместно с судовыми и ротными комитетами от 19-го января 1918 года // Известия Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих. 1918. 25 янв. (7 февр.) № 19. С. 3.


[Закрыть]. То было первое его публичное выступление, отраженное в прессе.

А. М. Щастный сообщил, что в ночь на 13 января Центробалт, заслушав представителей «высшей финляндской демократии» (красных) и финского Сената (белых), принял решение не вмешиваться в назревающий гражданский конфликт. 15 января Военный отдел Центробалта констатировал, что «фактически [белое] Финляндское правительство становилось в положение войны с Россией. Действиями белой гвардии был брошен вызов [русским] войскам и флоту»[161]161
  Там же.


[Закрыть]. Однако в русских войсках царили демобилизационные настроения: «Части, стоящие в Таммерфорсе, отказались идти в Николайстадт на поддержку окруженного и забираемого в плен гарнизона и морских частей… 17-го января… выяснилось положение наших сухопутных войск, которые не могли бы выдержать, за своей малочисленностью, натиска белой гвардии»[162]162
  Там же.


[Закрыть]. Поэтому «Центробалт принял политику выжидательную и постановил держаться политики самообороны, о чем было разослано воззвание по всем частям. Военным Отделом Центробалта, ввиду острого момента, принят ряд экстренных мер для ограждения судов от внезапных нападений и покушений, которые будут проводиться в жизнь флота. В свою очередь, Военный Отдел Центробалта рекомендует командам бдительность, строгую выдержку, энергичное сопротивление в случае нападения»[163]163
  Среди моряков. Пленарное заседание…


[Закрыть].

В первые недели конфликта казалось, что красные финны имеют перевес и одержат победу, – поначалу под их контролем оказалась территория Южной Финляндии, хотя и небольшая по площади, но на которой проживало ¾ населения страны. Следует подчеркнуть, что в случае победы красных финнов в гражданской войне вопрос об эвакуации Балтийского флота из Финляндии, очевидно, не встал бы и Гельсингфорс продолжал бы оставаться его главной базой. Если бы русские войска решительно поддержали красных финнов, то, вероятно, смогли бы победить уже в феврале 1918 г. Однако большинство русских частей заняло нейтральную позицию либо расходилось, бросая оружие[164]164
  Свечников М. С. Указ. соч. С. 42–44.


[Закрыть]. К тому же среди красных финнов существовало опасение, что активное участие русских в гражданской войне в Финляндии на стороне красных даст белым пропагандистские козыри и позволит утверждать, что они борются с иноземным игом.

Как раз в январе – феврале 1918 г. развернулось серьезное противостояние между Центробалтом и центральным руководством морского ведомства, фактическим главой которого был П. Е. Дыбенко. В его адрес сыпались обвинения в недемократичности и высокомерии. 15 января Центробалт даже вынес постановление об отзыве П. Е. Дыбенко[165]165
  Подробнее см.: Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции… С. 267–275.


[Закрыть]. Сам нарком был озабочен прежде всего вопросами снабжения флота и борьбой с внутренней контрреволюцией. Например, выступая 19 января (стар, ст.) на пленарном заседании Центробалта и судовых комитетов, он говорил об успешной борьбе с оренбургскими казаками Александра Ильича Дутова (1879–1921), донскими казаками Алексея Максимовича Каледина (1861–1918) и украинской Радой. Относительно немцев П. Е. Дыбенко был настроен оптимистично: «Совет Народных Комиссаров добивался немедленного освобождения оккупированных территорий войсками немцев, для свободного самоопределения народов без давления германского оружия. Если этого не будет, мы мира не заключим, но фронт распустим и заменим социалистической гвардией»[166]166
  Среди моряков. Пленарное заседание… С. 3.


[Закрыть]. П. Е. Дыбенко удалось восстановить доверие моряков к себе, решение Центробалта о лишении его полномочий от 15 января было отменено[167]167
  Там же.


[Закрыть].

22 января 1918 г. в своей докладной записке в ВМК Николай Федорович Измайлов (1891–1971) и Е. С. Блохин писали о необходимости создания Совета комиссаров Балтийского флота, члены которого были бы назначены, а не избраны[168]168
  Докладная записка // Балтийские моряки в борьбе… С. 74.


[Закрыть]. В Центробалте это вызвало бурю. 30 января 1918 г. было опубликовано «Временное положение о комиссарах Морского комиссариата»[169]169
  Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. р-342. Он. 1. Д. 467. Л. 61–62 об.; Ф. р-5. Он. 1. Д. 157. Л. 103. Приказ по флоту и морскому ведомству № 114.


[Закрыть], которое вводило назначение комиссаров вместо выборных матросских органов. Уговорить Центробалт подчиниться этому решению было совсем непросто. Через день, 14 февраля (нов. ст.), И. И. Ренгартен записал в дневнике: «12⁰⁰. Левушка [Сахаров] сообщил, что сегодня Центробалт должен сам себя распустить – совсем, во главе флота остается Комиссар (Измайлов) с 5 помощниками. 18⁰⁰. Центробалт не захотел распускаться и арестовал Измайлова и (сторонника единовластия) Блохина»[170]170
  РГА ВМФ. Ф. р-29. Он. 1. Д. 201. Л. 266; Там же. Д. 200. Л. 157; Там же. Оп. 2. Д. 125. Л. 127 об.


[Закрыть]. Эта информация полностью соответствует действительности[171]171
  Постановление Центрального комитета Балтийского флота № 117.14 февраля 1918 г.// Протоколы и постановления Центрального комитета… С. 406.


[Закрыть]. 18 и 19 февраля Центробалт вновь обсуждал вопрос о принципиальной допустимости назначения комиссаров, причем к этому моменту несколько комиссаров уже были назначены «от т. Дыбенко». Произошел раскол на практически равные группировки сторонников признания комиссаров и выступавших за сохранение выборного начала. Особенно выделялся оратор-анархист матрос Петр Маркович Скурихин (1895 – после 1936?), который говорил: «Не нужно падать духом. Нам нужно подняться, довольно нам дышать и кричать замогильным голосом, нам нужно сказать громко и звучно, чтобы [не было] никакого посягательства на избирательные права. Мы – члены [ЦКБФ], здесь сидящие, – должны громко сказать: пусть нам не назначают людей сверху. Наша идея – выдвигать управителей снизу […] Я предлагаю объявить по флоту, что нам дают кнуты; народные комиссары нам не доверяют сформирование нового флота, так пусть же они это скажут открыто»[172]172
  Протокол заседания ЦКБФ 19 февраля 1918 г. (нов. ст.) // Протоколы и постановления Центрального комитета… С. 411.


[Закрыть]. Сопротивление Центробалта распоряжениям из Петрограда вскоре привело к ликвидации этого органа.

Кризис удалось разрешить только после того, как приехавшая в Гельсингфорс Александра Михайловна Коллонтай (1872–1952) 19 февраля заявила, что комиссары назначаются лишь на переходный период от нового флота к старому, а дальше снова будут действовать выборные органы[173]173
  Там же. С. 413.


[Закрыть].

22 февраля появился приказ о вступлении в управление Балтийским флотом главного комиссара Н. Ф. Измайлова и начальника военно-морского отдела А. А. Ружека[174]174
  Приказ по флоту… № 77. // Балтийские моряки в борьбе… С. 84–85.


[Закрыть]. 4 марта Центробалт был объявлен несуществующим[175]175
  Приказ по флоту… № 108. // Балтийские моряки в борьбе… С. 86.


[Закрыть], хотя еще 1 марта в своем воззвании к морякам отвергал возможность сложения полномочий[176]176
  Протоколы и постановления Центрального комитета… С. 421.


[Закрыть]. При Н. Ф. Измайлове и А. А. Ружеке был создан Совет комиссаров Балтийского флота (Совкомбалт), тем не менее он состоял из выборных комиссаров, как и Центробалт, но в отличие от последних, после выборов они утверждались СНК[177]177
  Приказ по флоту Балтийского моря № 107. 4 марта 1918 г. // Балтийские моряки в борьбе… С. 85–86.


[Закрыть]. Таким образом, полную отмену выборов комиссаров провести в жизнь не удалось. Забегая вперед, заметим, что окончательный роспуск Совкомбалта произошел лишь в декабре 1918 г., когда на его место пришел полностью назначаемый сверху Реввоенсовет флота.

Несомненно, А. М. Щастный, наблюдавший процесс борьбы моряков в защиту своих выборных органов, должен был сделать вывод о том, что матросы продолжают оставаться реальной политической силой.

Вопрос о войне обострился после того, как 18 февраля немцы перешли в наступление. 23 февраля состоялось заседание ЦК РСДРП(б), на котором было принято решение о заключении мира на немецких условиях. На следующий день в Гельсингфорсе состоялось пленарное заседание местного совдепа, гарнизонного солдатского комитета, местного флотского комитета и представителей судовых команд, на котором рассматривался вопрос о войне и мире. «Дыбенко в своей речи выражал протест против заключения мира, сепаратного, похабного, совершенно закабаляющего Россию на долгие годы в лапы хищнической Германии. Народ[ный] Ком[иссар] призывал всех присоединиться к протесту и напрячь все силы, создать революционные добровольческие отряды к отражению врага. “Или умрем с честью, или победим”, – сказал в конце своей речи Дыбенко»[178]178
  В Совете депутатов // Известия Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих. 1918. 26 февр. № 35. С. 2.


[Закрыть]. Выступавший вторым левый эсер матрос П. И. Шишко поддержал лозунг «ни мира, ни войны»: «Пусть немец идет куда хочет (то есть наступает, оккупируя территорию России. – К. Н.), революция на Западе спасет нас; но пусть наша социалистическая революция останется чистой и незапятнанной»[179]179
  Там же.


[Закрыть]. Однако основная масса солдат и матросов выступила за немедленный мир. В резолюции, принятой 157 голосами против 18 при 30 воздержавшихся, говорилось: «Не являясь принципиальными сторонниками сепаратного мира, мы, при создавшейся обстановке политической и народно-хозяйственной жизни страны, считаем действия Совета Народных Комиссаров по направлению к заключению мира правильными»[180]180
  Там же.


[Закрыть].

Однако немецкое наступление продолжалось. В этих условиях П. Е. Дыбенко во главе крупного отряда моряков-добровольцев отправляется на фронт. Кроме необходимости остановить немцев, для него было важным доказать собственную состоятельность, поддержать свой авторитет. 2–5 марта 1918 г. в боях к западу от Нарвы матросский отряд П. Е. Дыбенко потерпел поражение[181]181
  Подробнее об этом см.: Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции… С. 288–295.


[Закрыть]. Это поражение было не только личным фиаско его предводителя (исключенного из партии большевиков 15 марта), но и сильнейшим ударом по идее революционной армии, построенной на началах добровольности и выборности командного состава. Руководство Советской России, прежде всего В. И. Ленин, повернуло на путь строительства более-менее традиционной регулярной армии, с назначаемым командным составом и с широким использованием военных специалистов[182]182
  См. об этом: Молодцыгин М. А. Красная Армия: Рождение и становление, 1917–1920. М., 1997.


[Закрыть]. Л. Д. Троцкий стал наркомом по военным делам (с 14 марта) и по морским делам (с 6 апреля), а в роли главного флотского военспеца при нем оказался контр-адмирал В. М. Альтфатер[183]183
  Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции… С. 299.


[Закрыть].