Текст книги "Королевство Хатуту"

– Шлюха. – Снова последовала пауза. Раздался звук пощечины. Затем раздался более сильный звук пощечины. И снова пауза. И тихий недоуменный голос мадам Туанасье:

– Ты меня ударил.

– Безусловно, – сказал он. – В ответ на твою пощечину. А ты ударила меня, потому что я дал точное определение. Как правило, всех шлюх привлекают смазливые мальчики с нулевым интеллектом.

– В данном случае нулевой интеллект это чистая страница, заполнение которой зависит от окружения.

– Пустые слова. Этот дикарь – примитив не потому, что он провел двенадцать лет среди дикарей, а потому что он примитив по своей сущности. И ты отлично это видишь. А насчет пустой страницы, какое пошлое выражение, он вполне заполненная страница. На острове он оставил жену и сына. И женился он там не на ком-нибудь, а на дочери короля племени. Это говорит о примитивном практицизме, который изначально заложен в характере. – В голосе Роже была высокомерная ирония. Мадам Туанасье понизила голос:

– Роже, до сих пор ты относился к нему весьма благосклонно. Ты меняешь оценки по личным мотивам. Это по твоему не примитивно?

– Ты стала много себе позволять. Я жалею, что зачислил тебя в состав экспедиции.

– Что? – возмущенно воскликнула мадам Туанасье. – Без давления нашего комитета министерство никогда бы не субсидировало твою экспедицию. – И мадам Туанасье направилась к выходу. Ее шаги удалялись. Роже чиркнул зажигалкой. Поль почувствовал запах табачного дыма, более горького, чем от сигарет мадам Туанасье. Роже подошел к пианино. Послышался шелест перелистываемых страниц. Это Роже перелистывал нотную тетрадь. Поль услышал, как Роже подсел к пианино, открыл крышку. Раздались звуки «Норвежского танца». Полю показалось, что Роже играет очень профессионально.

– Что это? – послышался голос мадам Туанасье. Судя по ее голосу она вернулась и стояла теперь в дверях. Точно так же она спросила, когда Поль в первый день приезда заиграл этот танец. И Роже ответил так же, как тогда ответил Поль:

– «Норвежский танец» Грига. – Поль услышал, как мадам Туанасье подошла к пианино. Роже прекратил игру.

– Откуда у тебя эти ноты? – спросила она.

– Лежали здесь, – ответил Роже. Мадам Туанасье обошла стол, подошла к флагу. Поль посмотрел вниз и увидел, что его голые ступни торчат из-под флага. Мадам Туанасье резким движением откинула полотнище. Поль мигнул от яркого электрического света. Роже и мадам Туанасье пораженно смотрели на него. Тут Поль почувствовал, что все французские слова, даже те, которые он хорошо помнил с детства, улетучились из его головы. И он сказал на языке Хатуту:

– Мне очень жаль, что я здесь. Я понимаю, что вам жаль, что я всё слышал, и мне очень жаль, что вам жаль, что я это слышал. Я не виноват, что я был здесь. – Мадам Туанасье повернула голову в сторону Роже.

– Что он говорит? – спросила она растерянно. Роже перевел:

– Он сказал, что очень сожалеет о своем присутствии при нашей конфиденциальной беседе, и что его присутствие непреднамеренно.

– Французский язык лаконичней, – серьезно заметила мадам Туанасье. – Очевидно, в языках Полинезии не такой уж и маленький запас слов.

– Дело не в количестве слов, – так же серьезно сказал Роже. – У них много суффиксов и приставок, даже по нескольку подряд, и сложная система предлогов. – И тут он засмеялся. Он смеялся искренне весело, откинув назад голову. Мадам Туанасье тоже стала смеяться. Поль всё стоял на месте, не понимая, что их так смешит, уж не обилие ли суффиксов и приставок. Они закончили смеяться, но выражение их лиц оставалось смешливым. Поль нерешительно подошел к пианино, взял нотную тетрадь и, чувствуя как знание французского языка возвращается к нему, сказал мадам Туанасье:

– Завтра я принесу ноты в библиотеку. Спокойной ночи. – Он направился к выходу, но Роже остановил его:

– Поль, вы забыли, – и он взял со стола ключ, протянул Полю.

– Спасибо, – сказал Поль.

У себя в каюте Поль вынул из кармана кисти от флага и при этом порезался лезвием бритвы, которое тоже лежало в кармане. Роже и мадам Туанасье, конечно, не заметили, что у флага нет кистей. Им, наверное, было не до кистей. Поль чувствовал некоторую неловкость. Но потом он подумал: – А нечего было говорить в кают-компании, это общественное место, говорили бы в своих каютах, – и вслух повторил новое слово: – Конфиденциально.

Глава 6. Панама. Паровоз. Голос мамы

Утром Поля разбудил стук в каюту. Это была Кларетт. На ней была форма стюардессы. На согнутой руке она держала чистое отглаженное белье.

– Доброе утро, мсье. Это к выходу в Панаму, – сказала она, вручая Полю белье. И, взглянув на его, как обычно по утрам, торчащий вверх член, официальным тоном добавила: – Если будет дождь, в кладовой есть плащи и зонтики, – и тут же вышла. Спросонья Поль не успел схватить ее за руку.

Перед завтраком Поль вышел на палубу. Было пасмурно. У перил стоял Антуан. Поль вспомнил, что вчера в этом же месте Антуан был с красивой девушкой-медсестрой. Поль встал рядом с Антуаном. Они поздоровались. С утра лицо Антуана не было красным, как это бывало к вечеру.

– Панама уже видна, – сказал Антуан, положив руку на плечо Поля. На горизонте виднелась полоска земли. – Ты раньше проходил Панамский канал?

– Нет. Мы тогда плыли через Индийский океан.

– А твои родители часто плавали в Полинезию?

– Три или четыре раза, – ответил Поль и поспешил перевести разговор на другую тему: – Как звать ту девушку?

– Которую?

– С которой ты вчера здесь стоял. Она медсестра. – Поль почувствовал, как рука Антуана застыла на его плече.

– Откуда ты знаешь, что она медсестра?

– Я видел ее в белом халате в приемной врача.

– Она тебя заинтересовала?

– Красивая девушка, – признался Поль. Сжав рукой плечо Поля, Антуан небрежно проговорил:

– Хватит с тебя Кларетт. – Это озадачило Поля, и он спросил:

– Кларетт что-нибудь тебе говорила?

– Нет, – так же небрежно ответил Антуан. – Я мало общаюсь со стюардессами. – Вспомнив разговор Роже с мадам Туанасье, Поль спросил:

– А тебе трудно было зачислиться в состав экспедиции?

– Я не в составе экспедиции. Я путешествую на свои деньги. Я убедил своих родителей, что это путешествие необходимо как приложение к курсу ботаники, который я прохожу в Сорбонне.

Хотя Поль был очень голоден, к завтраку он шел с некоторой опаской. Он не знал, как вести себя с Роже после ночной встречи. В киоске он купил плитку шоколада, предварительно поздоровавшись с улыбающейся Жустиной. Он тут же развернул обертку и съел половину плитки. Было потрясающе вкусно. Другую половину он тщательно завернул и положил в карман. За его столом уже все завтракали. Перед тем как сесть, он поздоровался и вежливо наклонил голову. Роже смотрел на него с улыбкой.

– Поль, у вас лицо в шоколаде, – сказал он.

– Прошу прощения, – сказал Поль, тоже улыбаясь, и стал вытирать лицо носовым платком, который получил от Кларетт вместе с бельем. И все за столом улыбались ему. И Поль подумал, что цивилизация белых людей не зря веками вырабатывала правила вежливости.

Сразу после завтрака Поль бегом направился в радиостанцию. Здесь был один Фернан, худой мужчина с проседью, который был в моторной лодке, забравшей Поля с острова Хатуту. Это было его дежурство. Он сказал, что радиостанция Бальбоа приняла запрос о местонахождении Сибил Дожер. Ответ придет не раньше вечера.

В бельевой была одна Кларетт. Она торопливо гладила простыни на гладильном столе. Она тут же отвела Поля в кладовую, и он выбрал короткий матросский плащ с капюшоном. Держа в одной руке плащ, другой рукой он взял за руку Кларетт.

– Кларетт, ты больше меня не хочешь видеть? – Она с обиженным видом отвернулась.

– Мсье Дожер, вы были очень грубы со мной. – И тут же кокетливо спросила: – С другими девушками вы тоже грубый?

– Я был с тобой очень нежный, – возразил Поль.

– Неправда, – сказала она игриво обиженным тоном. – Вам уже двадцать три года, и вы солидный мужчина. А мне еще нет девятнадцати. Вам надо было это учесть. А вы не учли. – И пониженным тоном, капризно надув губки, она пояснила: – После вас у меня всё болело. – Поль обнял ее одной рукой, в другой был плащ, сказал тихо:

– Теперь я буду с тобой очень осторожен. – Он хотел поцеловать ее, но послышались шаги, и она испуганно отстранилась. Вошел Сонар, спросил:

– Мсье Дожер, а зонтик вам не нужен? Будет сильный дождь.

– Нет, у меня плащ с капюшоном. – Сонар подозрительно посмотрел на Кларетт. – Кларетт, если ты собираешься на берег, тебе пора одеваться.

– Мне нужно догладить простыни. Я только выдала плащ мсье Дожеру. – И она вышла. Сонар сказал пониженным тоном:

– Мсье Дожер, должен вас предупредить: Кларетт очень порядочная девушка.

– Я это знаю, – сказал уверенно Поль.

Берег был уже отчетливо виден. Был виден порт Бальбоа с его доками и складскими зданиями, а правее виднелась столица Панамской республики город Панама с белыми башенками кафедрального собора. У трапа стояли люди, направляющиеся в Панаму. Отдельной группой стояли девушки стюардессы. Среди них была Кларетт, и еще была красивая медсестра, имя которой Антуан не пожелал назвать. Поль подошел к ним, сказал:

– Доброе утро, медам. – Девушки улыбались ему, некоторые ответили: – Доброе утро. – Медсестра спросила:

– Мсье Дожер, вы тоже в Бальбоа?

– Я в Панаму, – ответил Поль. – Мадемуазель, вы знаете мое имя, а вот я вашего не знаю. – Некрасивая девушка, которую Поль видел в столовой официанткой, сказала:

– А вы бы попросили мсье Сонара. Он старший стюард, он бы всех нас вам представил.

– Мсье Сонар представил мне только Кларетт, – и Поль вежливо наклонил голову в сторону Кларетт.

– Ей всегда везет! – воскликнула некрасивая девушка, и все девушки рассмеялись. – Кларетт, раз ты уже представлена, представь ему всех нас. – Кларетт скорчила величественную мину:

– Начну по порядку, – сказала она. – Мсье Дожер, разрешите вам представить: вот эта, – и она указала на медсестру, – которая вам так понравилась, – Мари.

– Очень приятно познакомиться, – и Поль наклонил голову в сторону Мари. Некрасивая девушка тотчас спросила: – А со мной вам тоже очень приятно познакомиться? – Девушки захихикали.

– Конечно, – галантно ответил Поль.

– Виолетт, – указала Кларетт, и некрасивая девушка присела в реверансе. Дело было в том, что у Виолетт, при ее некрасивом лице с утиным выступающим вперед носом и маленькими, близко посаженными глазами, была очень красивая фигура. Поль еще в столовой заметил ее легкую походку, когда она разносила подносы с тарелками. И шутливый реверанс у нее получился как у профессиональной балерины. А все девушки хихикали.

Внезапно раздавшийся сверху грохот заставил Поля поднять голову. Это летели два самолета. Соблюдая между собой постоянное расстояние, они круто развернулись вокруг парохода. Девушки тоже смотрели на самолеты.

– Военные истребители, – пояснила Виолетт. – Проверяют наш корабль. – И тут Поль увидел вертолет, приближающийся к пароходу. В детстве Поль видел вертолет только на картинке. Теперь он завороженно смотрел на обтекаемый корпус этого чуда. Вращающиеся лопасти винта слились в полупрозрачный круг. Вертолет завис над пароходом на некоторое время, а потом направился обратно к берегу. Два самолета тоже полетели в сторону берега. Поль провожал их завороженным взглядом, не замечая, что девушки продолжали свою болтовню. Кларетт спросила:

– Мсье Дожер, так что же вас больше привлекает, Мари, или самолеты? – Некрасивая Виолетт с красивой фигурой всё объяснила:

– На острове у него было много девушек, а самолетов не было.

Лейтенант Госсен объявил высадку, и люди стали спускаться по трапу. На причале стояли два человека с фотоаппаратами.

– Кажется, это репортеры, – сказал Роже Полю. – Хотите дать интервью?

– Нет, нет, – замотал головой Поль.

– Тогда не называйте себя. Они не знают вас в лицо. – и Роже обратился к присутствующим: – Не будем его выдавать. – Первой на причал ступила мадам Планше. Двое мужчин тотчас подскочили к ней.

– Мадам, прошу прощения, – сказал один из них с явно английским акцентом. – Мсье Дожер участвует в высадке на берег?

– Он вам нужен? – спросила мадам Планше.

– Небольшое поручение. Мне необходимо задать ему несколько вопросов.

– Мы направляемся в Панаму, – ответила мадам Планше. – А мсье Дожер в следующей группе, которая будет обозревать Бальбоа. Вы можете подождать его здесь. – Когда они направились к вокзалу, Роже с улыбкой сказал:

– Мадам Планше, вы блестяще справились с задачей. При следующей оккупации Парижа мадам Туанасье обязательно зачислит вас в ряды маки. – На вокзале вся их группа, около тридцати человек, выстроилась в очередь за железнодорожными билетами. Рядом с Полем оказался Бернар, у которого был фотоаппарат.

– Поль, если вас что заинтересует, скажите, и я сфотографирую, – сказал он. Вместо дождя выглянуло солнце, и Бернар надел шляпу, защищая свою лысину. Прямо от кассы, забыв о приличиях, Поль торопливо потащил за собой Бернара.

– Сфотографируйте только паровоз, – говорил он. – Это самое главное. – Все надежды Поля оправдались. За двенадцать лет конструкция паровозов заметно усовершенствовалась. Паровоз был больше, длинней, выше тех паровозов, которые Поль видел в детстве. Труба была короче, корпус был обтекаемый. Всё сверкало: корпус черным блеском, огромные поршни никелированным блеском, фонари зловеще-стеклянным блеском, колеса сразу и черным, и никелированным и красным блеском. Мощные железные полосы, отходящие от поршней, Поль не знал их названия, которые должны при движении быстро двигаться вперед и назад, вращая колеса, угрожающе застыли в своих сочленениях. И всё это гудело, шипело, испуская с громким свистом струи пара. Из трубы шел дым. Ошеломленный Поль так и не мог понять, из каких мест вырывается пар. Бернар щедро истратил четыре кадра пленки на это великолепное железное чудовище, и даже снял самого Поля на фоне этого чуда. Придя в себя, Поль стал перебегать с места на место, чтобы с других сторон осмотреть паровоз. Спереди паровоз выглядел сурово и непреклонно. Сверкающий холодным блеском фонарь впереди трубы смотрел прямо перед собой из-под железного козырька, как бы грозно вглядываясь в необозримую даль, и эта даль будет покорена. Выдвинутая вперед красная решетка готова была снести всё, что попадется на пути едущему поезду. Вдоль корпуса паровоза тянулся узенький мостик с перилами от кабины машиниста до самого переда. Идя по перрону вдоль паровоза, Поль представлял себе, что идет по этому мостику, и поднятой рукой держится за перила. А паровоз мчится с невероятной скоростью. Дойдя до переда паровоза, он представил себе, как во время движения опускается до самых буферов, здесь впереди тоже перила, а под ногами мощная красная решетка, под которую с бешеной скоростью уходят рельсы и шпалы. Кабина машиниста была низкой и длинной. Широкое окно, а вместо двери эллипсовидный проем. В окне был машинист. Там еще должен быть кочегар и помощник машиниста, но с наружи их не было видно. Ударил вокзальный колокол. Теперь уже Бернар заспешил, таща за руку Поля к вагонам. Паровоз издал мощный гудок, от которого перехватило дыхание. Бернар и Поль вскочили на подножку первого вагона, и поезд тронулся.

До вокзала Панамы была всего одна остановка, а в Панаме шел дождь. Тридцать французов из экспедиции и администрации протекторатов шли в плащах и под зонтиками по латиноамериканскому городу Панаме. Мокрые панели, мокрые бульвары и скверы, вода, брызжущая из водосточных труб невысоких домов с мокрыми черепичными крышами, пасмурное небо, – ничто не напоминало о хрестоматийно известных по рекламам карнавалах и ярких праздниках с танцующими мужчинами в сомбреро и темноглазыми женщинами в цветастых платьях. Поль чувствовал себя нелепо в матросском плаще с капюшоном. Было жарко. Но если снять плащ, промокнет одежда, а красивый пиджак потеряет элегантную форму. На Хатуту, когда шел дождь, все снимали тапы и ходили голыми. Что-то было лишнее в системе условностей белых людей.

Предводительствовала французскими подданными маленькая худощавая пожилая дама-лингвистка, которая вчера отчитывала Поля за то, что он сбежал с конференции. Звали ее мадам Колоньи. Она много путешествовала и знала Панаму. В беседке-ротонде на площади перед кафедральным собором все закрыли зонтики, сняли плащи. Мадам Колоньи рассказывала:

– Постройка этого собора была начата в тысяча шестьсот семьдесят третьем году. В течении последующих столетий собор несколько раз перестраивался. В оригинале сохранилась почти вся центральная его часть. – Поль смотрел на собор, а перед его глазами был паровоз. Захотелось ссать. Здесь ссать было нельзя, хотя дождевые потоки моментально бы смыли мочу в канализационные люки. Еще одна лишняя условность белой цивилизации. Затем все вошли в собор, где остановились перед мадонной кисти Бартоломео Мурильо. Полю стало скучно, как тогда в детстве, когда мать водила его по музеям, заставляя запоминать имена художников. Затем все направились в церковь святого Франциска. Дождь прекратился, проглянуло солнце, от мокрых мостовых пошел пар, и это напомнило Полю паровоз. После церкви святого Франциска был ресторан. Это было роскошное помещение, где Поль по-настоящему ощутил себя в цивилизованном мире. В ресторане все, и мужчины и женщины, первым делом сходили в уборную. Здесь были писсуары, которых Поль двенадцать лет не видел. Официанты были в белых смокингах. За обед Поль заплатил шесть долларов. С появлением солнца на улицах появились туристы. Мадам Колоньи объявила, что одной из достопримечательностей Панамы считаются знаменитые ночные клубы и кабаре, но они открываются вечером, а всем пора на корабль. Мадам Туанасье тут же заметила, что ночные клубы далеко не положительное проявление цивилизации, на что Роже возразил, что при любых политических мировоззрениях следует уважать маленькие человеческие слабости. Мадам Колоньи повела всех на площадь, где продавались в магазинах, а то и прямо на панели, различные сувениры. Все напокупали сувениров. Поль купил большую устрашающую индейскую маску, красиво разрисованную, украшенную большими перьями незнакомых ему птиц. Когда подходили к вокзалу, Поль почувствовал некоторое волнение: ему опять предстояло увидеть паровоз. Опередив своих спутников, он побежал к вокзалу, купил билет до Бальбоа. До прихода поезда оставалось несколько минут. Поль пошел по перрону до того места, где была надпись по-испански: «остановка паровоза». Он уже знал, как будет «паровоз» по-испански и по-английски. В перспективе уходящих рельс показался перед паровоза. И сразу раздался его гудок, и выплеснулась вертикальная струя пара при гудке. Из трубы шел дым. С боков, откуда-то из-под колес вырывались клубы пара. Паровоз приближался, сверкая черным обтекаемым передом с белыми буквами и цифрами. Два сверкающих фонаря и два черных буфера, а под буферами, впереди всего паровоза выдвинутая вперед мощная красная решетка. Паровоз замедлил ход, остановился рядом с Полем. И после этого откуда-то между колес оглушительно пыхнуло, выстрелив облако пара, на миг закрывшее колеса. Поль почувствовал на лице теплую влагу этого пара. Поль сосчитал красно-черно-никелированные колеса. Их было четыре. Четыре больших колеса, а спереди два поменьше. Раздалось мощное шипенье, и пар пошел откуда-то сверху. По всему корпусу паровоза проходили швы с черными, как и корпус, заклепками.

– Поль! – послышался голос Бернара. Он стоял на подножке вагона, за ним выглядывал Роже. Они махали руками. – Поезд отходит! – Поль, не спуская глаз с паровоза, медленно пошел к вагону. Когда они приехали обратно в Бальбоа, Поль первым спрыгнул с подножки на перрон, побежал к паровозу. Машинист стоял в дверях кабины паровоза, держась за блестящие поручни. Путевой рабочий в брезентовых перчатках и комбинезоне, надетом на голое тело, спрыгнул с перрона между тендером и первым вагоном. Поль подошел ближе, наблюдая как рабочий отцепляет вагон от тендера. Грохнула и повисла вниз тяжелая стальная скоба, снятая с массивной зацепки. Кочегар на тендере что-то прокричал путейцу, тот что-то ответил. Они говорили по-английски. Американцы. Зона канала – территория Соединенных Штатов. Машинист, стоя в дверях, не глядя, сунул руку внутрь кабины, и паровоз издал короткий, как восклицание, гудок вместе с выхлопом пара. Машинист был, вероятно, старше Поля лет на десять. Он был в аккуратной железнодорожной, форме, но лицо его было измазано не то сажей, не то грязным маслом. Из под фуражки на виске торчала рыжая прядь. Они встретились взглядами. Полю очень хотелось загаворить с ним, пусть на ломаном английском, но он не решился, поскольку этот живой человек был частью этого железного чуда. Паровоз, издавая свист и шипение, тронулся отдельно от состава, задвигались горизонтальные полосы, завращались сверкающие колеса. Поль проводил взглядом свернувший на боковой путь паровоз, перевел дыхание. Его спутники ждали его на перроне. До него долетел приглушенный голос мадам Колоньи: – … ему же до сих пор одиннадцать лет… – Когда он подошел к ним, Бернар протянул ему матросский плащ и бумажный пакет, из которого торчала индейская маска, о которых Поль забыл. У самого Бернара были в руках плащ, зонт и много пакетов: сувениры.

На пароходе Поль узнал интересную подробность. Оказывается, какой-то высокопоставленный чудак в порту узнал в пароходе немецкий военный корабль, и решил, что это фашисты после войны переквалифицировались в пиратов. По этой причине были подняты с военного аэродрома самолеты и вертолет, которые так поразили Поля. Оставив плащ, маску и пиджак в своей каюте, Поль побежал в радиостанцию. Здесь был один мсье Курбэ. Он сказал, что ответ на запрос о матери Поля уже пришел. Поль застыл на месте. Мсье Курбэ сказал:

– Формальный ответ на официальный запрос. И ничего о деле вашего отца, поскольку мы о нем не запрашивали. Сибил Дожер проживает в Париже на прежней квартире по Сан-Антуан, двенадцать. Из справочного бюро ей позвонили домой. К телефону подошла ее горничная и сказала, что мадам Дожер в театре. Она вернется домой не раньше одиннадцати. – После паузы Поль спросил:

– И что дальше?

– Дальше? – Мсье Курбэ пожал плечами. – Я думаю, в связи с уникальностью ситуации, из бюро позвонят ей после одиннадцати. Сейчас у нас шесть часов, в Париже как раз одиннадцать. Я думаю, после их звонка ваша мать пожелает немедленно связаться с нами. Думаю, есть возможность двусторонней разговорной связи. Вам следует ожидать. В случае, если радио Бальбоа соединится с Парижем по межконтинентальныму кабелю, я передам вам вызов по трансляторам на корабле. Так что вы постоянно должны находиться у какого-нибудь транслятора, – в вашей каюте, в столовой, в клубе.

– Я лучше подожду здесь, – сказал Поль. – Можно?

– Мы уже входим в канал. Все теперь, наверное, на палубе. Вы раньше не проходили Панамский канал?

– Нет.

– Это интересное зрелище. Особенно шлюзы.

– Я подожду здесь, – повторил Поль. – Можно?

– Пожалуйста, – мсье Курбэ указал на второе кресло. – Поль не сел в кресло. Он сел на пол, прислонившись спиной к стене. Он старался вспомнить мать, ее лицо. Ему казалось тогда, у нее очень красивые руки. Лицо ее он помнил лучше по фотографиям. Она в саду, около их дома на Ламбаль. Увеличенная цветная фотография, сделанная профессионалом фотографом. Она на пляже Ниццы в купальном костюме среди купающихся людей. Мокрый купальник блестит на солнце. Она на Вандомской площади. На этой фотографии Поль хорошо помнил стоящий автомобиль, но совсем не помнил лица матери. Еще он вспомнил свадебную фотографию матери с отцом. Он помнил, что на этой фотографии она очень худая, с короткой стрижкой и челкой. А лица на этой фотографии Поль не помнил. Воспоминания завели его на Орлеанский вокзал, откуда они ехали к бабушке в Версаль. Полю было не то три, не то четыре года. И он тогда впервые в жизни увидел паровоз. Мысли стали путаться, и Поль уснул. Его разбудил мсье Курбэ. Он стоял перед ним, согнувшись.

– Мсье Дожер, говорит Париж. – Во сне Поль растянулся на полу во весь рост. Он тут же вскочил на ноги. Мсье Курбэ говорил: – Они соединились с телефоном вашей матери. – Он подвел Поля ко второму креслу, надел на него наушники, сунул в руку микрофон.

– Говорите негромко, обычным голосом. – Поль молчал. Курбэ подсказал: – Ну, скажите «алё». Негромко.

– Алё, – сказал Поль в микрофон и услышал в наушниках собственный голос. – Алё, – повторил он, и одновременно повторился его голос в наушниках.

– Я хочу говорить с Полем Дожером, – послышался в наушниках женский голос. Поль сразу понял, что это его мать, хотя голос был неузнаваем.

– Я – Поль Дожер, – сказал Поль.

– Поль?

– Да, это я.

– Это мама говорит с тобой. Ты узнал меня? – Поль начал узнавать тембр ее голоса, хотя телефон искажал его. Он ответил:

– Да, я начал узнавать твой голос.

– Поль, я не узнаю тебя! – В ее голосе слышалось отчаяние. – Я понимаю. Ты взрослый. Боже! Взрослый! Поль, это ты?

– Да, мама.

– Боже… – ее голос прервало короткое рыдание. Слышно было, как она с усилием подавила рыдание, сделав всхлипывающий вдох, заговорила ровным, хотя и дрожащим голосом. – Когда сейчас мне сообщили, что у тебя был парашют, и ты спасся, я сразу поверила. А теперь… – она всхлипнула… – всё так нереально… Поль, говори, скажи что-нибудь. Ты не забыл меня?

– Не забыл. Я вспомнил твои фотографии. На Вандомской площади. Там был автомобиль.

– У меня есть эта фотография! – воскликнула она испуганным голосом.

– Еще фотография в Ницце. На пляже. Ты в мокром купальнике. Снято против солнца, лица не видно. Купальник мокрый блестит.

– Я помню эту фотографию. У меня ее нет… – Голос ее опять прервался рыданием. Поль сказал:

– Мама, не плач.

– Да, – сказала она и опять всхлипнула. – Поль, ты здоров?

– Да.

– У тебя всё в порядке со здоровьем?

– Да.

– Ты болел?

– Нет. Я всегда был здоров.

– Там, на острове? Здоров?

– Да, здоров. – Тут она заговорила очень торопливо:

– Поль, какой ты сейчас? Я хочу всё знать. Я знаю тебя только маленьким мальчиком. Какой у тебя рост? Ты высокий? – Поль помедлил. Маори низкорослые, поэтому на острове он считался высоким. Здесь на корабле он видел мужчин, которые были выше его. Но их было немного. Мужчин, которые были ниже его, было больше. И он ответил:

– Я, наверное, высокий.

– Какое у тебя лицо? – Поль снова помедлил. Он еще не привык к своему лицу, отраженному в зеркале. Он ответил:

– Взрослое.

– Я понимаю, – заговорила мать. – Ты вырос. Ты взрослый мужчина. Боже мой… – Послышались какие-то шумы, гудки, издалека снова всплыл голос матери: – Нас прерывают! У них со связью… – и опять шумы. Всё стихло. Раздался щелчек. И опять отчетливый голос матери: – Поль! Связь обрывается. Они говорят, что когда вы пройдете канал, связь… – и опять шумы. И опять голос матери: – Мимо порта Колона, они опять свяжутся. Я буду тебе говорить. Поль! Ни с кем не разговаривай, пока мы не переговорим! Это важно! Когда ваш корабль будет проходить мимо Колона… – И опять шум и рокочущее шипение. Мужские голоса. Английская речь. Поль посмотрел на Курбэ. Тот снял наушники. Поль тоже снял наушники.

– Связь прервана, – сказал мсье Курбэ. – Здесь американские военные аэродромы. У них мощные радиостанции. От них помехи. Действительно, когда мы подойдем к Колону, связь будет лучше. Там новый радиомаяк и хорошая связь с межконтинентальным кабелем.

За ужином Поль сообщил, что говорил по радио с матерью. Это вызвало бурный восторг присутствующих. Мадам Планше тут же поднялась с места, пошла сообщать радостную весть к другим столам. Люди подходили к Полю, выражали свое радостное сочувствие, спрашивали, как самочувствие матери. Поль чувствовал себя неудобно, отвечал, путаясь, что еще ничего не успел узнать о матери, что связь прервалась, и следующий разговор будет в районе Колона. Он понял слова матери «ни с кем не разговаривай, пока мы не переговорим». Безусловно, речь шла о следствии по убийству Томаса Диллона, о котором знали только капитан и радист мсье Курбэ. После ужина Антуан вывел Поля на палубу посмотреть на второй шлюз. Первый шлюз Поль пропустил, когда был в радиостанции. В ночном небе кое-где просвечивали звезды, их затмевали фонари, освещающие канал. Шлюз не произвел на Поля никакого впечатления.

– Ну и что тебе понравилось в Панаме? – спросил Антуан.

– Паровоз, – простодушно ответил Поль.

– Какой паровоз? – недоуменно спросил Антуан.

– Который вез наш поезд. – серьезно ответил Поль. Антуан расхохотался.

– А что собор семнадцатого века? А Мурильо?

– Ты же сам сказал, что все литиноамериканские соборы одинаковы. А Мурильо висит и в Лувре. Я, наверное, в детстве его видел. – Антуан положил руку на плечо Полю.

– Я тебя понимаю. Я тоже помню, как в детстве впервые увидел паровоз. Скоро их не будет. Их заменят дизельные локомотивы. А знаешь, где мы были в Бальбоа? Только ты не говори никому. В публичном доме. Американском. Они отличаются от парижских, не такие уютные, но зато какой размах! Американский джаз, профессиональные порно-шоу, бары, современно оборудованные отдельные кабинеты, девушки всех рас. Нас водил Конрад. Он уже был в Бальбоа. Ты бы не пожалел, если бы пошел с нами.

Поль вернулся в радиостанцию, надеясь увидеть Мадлен. Но там сидел незнакомый радист в матросской форме. Поль опять присел на пол у стены и задремал. Радист в матросской форме разбудил его, сказал, что они подходят к большому шлюзу Гатун. Всё называлось здесь Гатун. И озеро, и шлюз, и город у шлюза. Поль опять вышел на палубу. Здесь было много народу. Антуан тоже был здесь. Шлюз Гатун самый большой, двадцать шесть метров глубины. Пароход стал опускаться между стен шлюза, как в глубокую пропасть. Шлюз ярко освещался прожекторами. Антуан рассказывал о реактивных самолетах:

– Представляешь, скорость тысяча километров в час. В Германии реактивные самолеты появились еще во время войны: «хенкели». Теперь такие истребители делают в Америке и Англии. Скоро реактивные самолеты вытеснят моторные пропеллеры. – Поль молчал, а про себя думал, что если существует такое чудо, как паровоз, не удивительно, что самолеты будут летать без пропеллера, а одна бомба может уничтожить большой город. Пароход опустился до уровня океана. Впереди был Кристобаль, а за ним портовый город Колон. Не дожидаясь Кристобаля, Поль опять пошел в радиостанцию, чтобы никуда отсюда не выходить, пока не вызовет Париж. Здесь был мсье Курбэ. Оказывается, капитан следил за тем, чтобы разговоры с Парижем велись только в присутствии мсье Курбэ. Поль снова сел на пол у стены, раскрыл страшную книгу, которую захватил с собой. На фоне Триумфальной арки на площади Этуаль фашистские мотоциклисты. Арест еврейской семьи, не успевшей выехать из Франции до прихода фашистов. Летящие немецкие самолеты с фашистскими крестами на фоне панорамы Парижа с выделяющимся Нотр-Дамом. Поль уже с легкостью, как в детстве, читал текст. Если попадались незнакомые слова, он угадывал их по смыслу. Где была мать во время оккупации? Что стало с бабушкой и дедушкой, которые жили в Версале? Когда был жив прадед, у них была собака по кличке Нимф. Поль теперь не мог вспомнить, что стало с собакой. А что с тетей, которая жила в Ницце? Во время войны Ницца была на территории Виши. Американские войска высадились в Тулоне. Там были бои. А Ницца недалеко от Тулона.