Текст книги "У черного дуба с красной листвой"

Но вскоре мне было не до нее. Мысли ушли далеко вперед. Похоже, мне не дадут покоя в эту ночь. О сне можно забыть глубоко и надолго. На крыльце моего дома сидел Крэг Шу по прозвищу Дракончик и курил какую-то гадость.

– О! Преподобный, я вот тут вас и дожидаюсь, – обрадовался он моему появлению.

Отчего-то ответной радости я не испытывал.

– Что тебе надо? На часы ты хоть иногда смотришь, подбрось да выбрось.

– Так это. Я к вам по делу, – растерялся Крэг Шу.

– Дела могут и утра подождать. А моя подушка давно по мне соскучилась, – проворчал я. – Что тебе надо?

– Только поговорить. Ничего больше. Дайте мне пять минут, и все будут довольны. А овцы начнут сожительствовать с волками.

Я обреченно опустился в плетенное кресло, и достал из кармана пиджака пакетик с трубочкой и табаком. Неспешно набив трубку, я раскурил ее и, наслаждаясь ароматным дымом, помолчал, собираясь с мыслями.

– Теперь говори. И надеюсь твои новости сумеют развеять мою скуку.

– Не режьте меня без ножа и правды, Преподобный. Мне таки есть что сказать за последние чудовищные недоразумения, – развел руками Дракончик, достал из кармана куртки пачку сигарет, засунул одну в рот, подпалил и запыхтел.

– Слушаю тебя, Крэг и заметь, я всегда к тебе хорошо относился. Другого бы выставил давно.

– Во-первых, хочу сказать за тетушку Пью. Мы с ней уладили наши непонятки. Теперь она счастлива. Я счастлив. Все счастливы.

– Счастлив это слышать. Ты ради этого мне спать не даешь? – я выпустил густой дым в ночной воздух.

– Я пришел по поручению Обчества. Оно просит вам передать, Преподобный. Что сильно обеспокоено произошедшим. И заверяет, что ко всему этому беспределу не имеет никакого отношения. Ручаться за Зеленого и Злого не можем, поскольку они всегда отдельно от Обчества жили и бедокурили.

– Это все? – недовольно пробурчал я.

– Почти. Обчество просит передать, что если к ним в руки попадется негодяй, осмелившийся пугать честных граждан, то они его поймают и доставят вам или шерифу в целости и сохранности. Ну, разве что несколько ребер попортят, но это только в процессе транспортировки, – при этом Дракончик состроил такое честное выражение лица, что ему удалось бы провести суд присяжных, составленный из одних апостолов.

– Слушай внимательно. И передай Обчеству. Слышал, слушал, думал… много… одобряю, – сказал я, поднимаясь из кресла.

Дракончик тоже вскочил со ступенек.

– Может, у Обчества есть соображения, почему под раздачу попали Коля Факел и Марк Одержимый? – спросил неожиданно я.

– Так это. Обчество не знает. И я не знаю. Их вроде ничего не объединяло. И незнакомы они были. Правда, есть кое что. Оба любили выпить, да баб любили. И все время в одном и том же магазине затаривались. В Бублике.

– В Бублике говоришь, – задумался я. – Что ж, посмотрим на этот Бублик.

* * *

Следующие три дня прошли спокойно. Никаких тебе происшествий. Правда и никаких следов. Надежда была, что кентавры во главе с Джек Брауном выйдут на след преступника не оправдалась. Несколько часов они бегали по городу в мыле. В результате остановились напротив Храма, где след потерялся. В моем Храме все было чисто. Я проверил несколько раз. Даже кентавров пустил похозяйничать. Сильно рассчитывали мы и на Рика Шепота, который должен был попробовать вернуть к жизни Марка Одержимого. Только и у него ничего не получилось. Сказал Марк впал в закостенелую форму, так что его теперь или по прямому назначению использовать или на дрова рубить. Ему уже все равно. Он давно ничего не чувствует. А ведь мы так рассчитывали, что Марк придет в себя и расскажет, как все было. Вдвоем с Красавчегом мы совершили визит вежливости в Бублик, где Факел и Одержимый закупались провизией, но и тут нам ничего не светило. Продавщица, девушка прелестной внешности и девственной глупости, не смогла вспомнить ни одного, ни второго. Во время допроса все время сбивалась на гламурные сплетни из глянцевых журналов. В общем утомила наши мозги так, что мы позорно бежали из Бублика и поклялись без лишней надобности на полкилометра к этому заведению не приближаться.

Мы как раз подходили к Зажигалке, когда произошло третье преступление. На пороге бара нас нагнал Джек Браун, который торжественно задыхающимся голосом сообщил, что нас срочно ждут на 3-ей Травяной улице в доме номер девять. Больше он ничего не сказал, и хранил молчание до самого места назначения.

Сперва я хотел возмутиться, почему за нами не прислали машину, подбрось и выбрось. Можно было конечно и долететь, но жалко было попусту силы тратить, да и погода в последние несколько дней стояла нелетная. Как только Злой умудряется облака утюжить. Ведь не смотря на снега и дожди, каждый день взлетно-посадочную полосу тискает. Как выяснилось, зря я переживал. 3-я Травяная улица находилась всего в двух шагах от Зажигалки. Мы дошли за пять минут. При этом Джек Браун отказывался говорить, что стряслось, но постоянно повторял, что надо поторопиться, а то упустим.

Место преступления очень напоминало два предыдущих. Привычная холостяцкая квартира. Море хлама вперемежку с самым необходимым. Только одно отличало ее от того, что нам довелось видеть раньше. За похожим обеденным столом, накрытым на две персоны, за початой бутылкой коньяка и недоеденными закусками сидел человек. Если конечно, так можно было назвать альтера, которого сильно заколдовали. И я его знал.

Перед нами сидел Ром Пломбир, известный на весь Большой Исток хирург. Золотые руки, как о нем все говорили. Он сидел за столом, печально уставившись на коньяк. В его взгляде читалось сожаление, что он уже не сможет прикончить бутылку и сбегать за добавкой. Половину его тела и часть головы покрывал толстый слой льда, и прямо на глазах он медленно нарастал, покрывая собой все тело. Стоял треск, словно при ледоходе. Губы Пломбира тонко подрагивали, зубы отчаянно стучали морзянку, а ледяная смирительная рубашка закрывала его целиком. Еще чуть-чуть она затянет полностью голову, перекроет дыхательные проходы и настанет конец.

Вокруг несчастного столпились кентавры и мучительно смотрели на страдания обреченного.

– Чего застыли, подбрось да выбрось! Помогите ему! – рявкнул я.

– Сбивайте лед. Не дайте ему задохнуться, – отдавал распоряжения Красавчег.

Кентавры его послушались, обступили Пломбира со всех сторон и стали обкалывать ледяные наросты. Сперва им удалось расчистить половину тела, но вскоре стало видно, что все это сизифов труд. Чем больше они скалывали льда, тем больше он нарастал.

– Может Рика Шепота позвать? – предложил я.

– А он то чем поможет? Рик по метаморфам специализируется. Тут другое заболевание, – отмахнулся от меня Красавчег.

– Тогда что делать будем?

– Нам Пломбира не спасти. Видно же. Не могут же кентавры дл конца жизни обрабатывать Пломбира с утра до ночи. Даже если мне удастся выбить под это финансирование, вряд ли я найду достаточное количество добровольцев. Его же проще отпустить с миром, чем вечно спасать, – разочарованно процедил сквозь зубы Красавчег.

– Подбрось и выбрось, ну и положеньице. Надо спросить Пломбира, что он об этом думает. Может, наводку какую даст, что мы найдем негодяя.

– Мысль дельная, Крейн, – согласился со мной Красавчег.

Ник отдал приказ, и двое кентавров в мгновение ока расчистили голову Пломбира. От заморозки и переживаний Ром Пломбир поседел. Он усиленно стучал зубами и явно что-то хотел сказать.

– Ром, ты же меня знаешь не один год. Скажи, кто такое сотворил, и как у них это получилось? – спросил Ник Красавчег, сев напротив Пломбира.

– Ммммм…оооо…тттыыылллеееккк…. – сумел отстучать зубами Пломбир. При этом глазами он вращал так бешено, что у меня возникло опасения, что они сейчас выпрыгнут наружу.

Мотылек – информация полезная, только вот она нам ничего не давала. Она как сложное зашифрованное послание без ключа. И что с ним делать теперь? В Большом Истоке, и я это знал точно, нет никого по прозвищу Мотылек.

– Мотылек. Мотылек, – покатал на языке слово Красавчег и возмутился, – Какой такой Мотылек?

Ему это прозвище тоже было незнакомо.

– Оттттппппуууссттиттте ммменнняяяя, – отстучал Пломбир новое послание.

– Кто такой Мотылек? – настаивал на своем Красавчег.

– Ррриииттттааа Мммммоооотттыыыылллеееккк, – выдал несчастный.

– Отставить сбивать лед, – распорядился Ник Красавчег.

Он потянулся за бутылкой, налил коньяк по двум рюмкам и кивнул мне. Мол, присоединяйся.

Я не дал себя уговаривать и жахнул коньяк, как последнюю гранату в подступающего врага.

На наших глазах Ром Пломбир превратился в ледяную статую, и мы с этим ничего не могли поделать. Выпили за покой его души. Потом еще выпили.

– Подбрось да выбрось, а чем Пломбир был знаменит? – спросил я.

С Ромой мы знакомы не были и ко мне в Храм он никогда не приходил.

– Он людей морозил. Мог лед из ничего создать. Мгновенная заморозка.

– И что злоупотреблял своей силой?

– Какой там. Никогда ничего никому плохого не делал. Разве что замороженный сок в жару для ребятишек.

– Подбрось да выбрось, ничего тогда не понимаю. И кто это такая Рита Мотылек? У нас на районе отродясь никого с таким именем не было.

– Вот и я о том же. Три трупа, и ни одной зацепки. Не повесишь же на столбе объявление: Ищу Риту Мотылек. Просьба кто ее знает, обращаться к Преподобному.

– Ник, обязательно надо соседей расспросить. Может здесь хоть кто-нибудь что видел. И пусть обходом займется Джек Браун. У него нюх на все подозрительное.

Красавчег подозвал к себе умного кентавра и отдал соответствующее распоряжение. Браун козырнул и исчез.

Мы как раз допили коньяк, когда Джек Браун вернулся, ведя за собой подозрительного старичка замшелого возраста.

– Каков улов? – спросил я.

– Вот этот пень кое что видел, – ответил Браун.

– Но-но попрошу без оскорблений. А то вообще ничего не скажу, – проскрежетал старик.

До чего же у него был неприятный голос.

– А вы что-то видели, дедушка? – зацепился за слова старика Красавчег.

– Я же об чем и говорю. В гости я пошел к тете Бесе. Она напротив по лестничной площадке живет. У нее вкусный чай очень. И телевизор показывает всегда. А не то что мой хлам через раз и только две программы. Ночной канал для холостяков и магазин на диване. Мне сын уже сколько раз настраивал, но никакого результата. А зачем мне нужен ночной канал, если я уже давно забыл как это делать, а что самое главное зачем все это нужно. Да и от магазина на диване какой прок. Я вот в позапрошлом месяце не выдержал и купил у них набор ножей….

Похоже, старичок трудный оказался и с дефицитом общения. Если его не направить в нужное русло, то и к утру от него никакого толка будет не добиться.

– Дедушка, так что же вы видели? – перебил его Ник Красавчег.

– Видел? Я видел? Ничего я не видел, – возмутился старик и огладил бороду. – Хотя постой, мил человек. Конечно видел. Я же у тетки Бесе был в гостях. Она меня вареньем кормила и чаем поила. Ух у нее и чай дюже вкусный….

– Так что же вы все-таки видели, дедушка? – чувствовалось, что Ник Красавчег еще чуть-чуть и взорвется.

– Так видел я. Об чем и говорю, а вы меня все время перебиваете. И слова сказать не даете. По телевизору как раз передавали заключительную серию «Личное дело капитана Шевелящегося». Я его все время смотрю. Очень мне нравится актер, что главного героя играет. Чернявый такой, с бородкой с вечно хмельным видом….

– Дедушка, – взрычал Красавчег.

– Так вот и говорю я, серия закончилась то, я домой пошел, иду и вижу из квартиры вот ентой, где Ромушка проживает, выходит чемодан.

Или только мне одному показалось, но судя по злым лицам, все были такого мнения. Старик просто издевается над нами.

– Какой такой чемодан? Дедушка, вы заговариваетесь. Может, вам доктора позвать?

– Не надо доктора, – твердо сказал старик. – Говорю я вам из квартиры сперва чемодан вышел такой старый, кожаный. У меня такой лет пятьдесят назад был. Еще во время войны. Потом девушка появилась. Молодая, такая, красивая, модная….

* * *

Вот тебе и раз. Преступник у нас все это время под самым носом ходил, а мы на него внимания не обращали. Эта мысль глодала меня всю обратную дорогу. Судя по выражению лица Ника Красавчега она его тоже не оставляла.

– А ведь она мне сразу подозрительной показалась, – наконец, произнес Красавчег.

– Я ее тоже однажды видел. В общем оба хороши. Новое лицо в Большом Истоке, а мы даже не полюбопытствовали кто, откуда и чем человек дышит. А ведь сразу надо было связаться с Владом Таможенником и узнать, кто новый в Большом Истоке появился за последние несколько дней. Мы бы тогда сразу на эту Мотылек вышли, подбрось и выбрось.

– Не переживай, Крейн. Перехват уже объявлен. Скоро Мотылек будет сидеть у нас за решеткой, и мы тогда узнаем, зачем она учинила Большой Переполох.

Меня довезли до самого дома. Я пригласил Красавчега подняться ко мне, чтобы пропустить по стаканчику, но он отказался, сказал, что давно уже не спал в полную силу. Надо бы и отдохнуть. Завтра день трудный будет. Сил перед ним набраться следует.

Я вылез из черного служебного авто, попрощался с Ником и кентавром-водителем и направился по лужайке к дому. Открывая входную дверь, у меня появилось какое-то странное предчувствие. Списал его на усталость и вошел внутрь.

Она была тут. Сидела на первой ступеньки лестницы на второй этаж, обнимала старый кожаный чемодан. При моем появлении она встрепенулась и посмотрела на меня.

– Вы – Преподобный? – спросила она.

– Вы – Мотылек? – уточнил я, хотя и без расспросов все было понятно.

Она кивнула и печально улыбнулась.

– Мне идти некуда. Я подумала, что вы можете меня приютить, – тихим голосом сказала она.

Вот так поворот событий. Она что дурочка совсем, ничего не понимает. Каждый человек в Большом Истоке, даже новичок в курсе кто такой Преподобный Крейн. И прийти ко мне это равносильно сдаче с поличным.

А девчонка красива, очень красива. Неожиданно подумалось мне. Осиная талия, упругие бедра, красивая грудь, божественное личико, черные волосы. В такую можно и влюбиться.

И в этот момент я почувствовал, как во мне зарождается какая-то посторонняя энергия. Девушка вытаращилась на меня, из-за чего черты ее лица потеряли привлекательность. А меня корежило так, словно к мозгу подключили электростанцию и пустили постоянный ток.

Девчонка не сводила с меня глаз, которые увлажнились слезами. Вид у нее был испуганный. Она не желала мне зла, но при этом делала так, что скоро я отдам концы, подбрось да выбрось. Я рухнул на колени. Глаза сильно заболели. Я потер их, и обнаружил, что руки у меня в крови.

Девочка заплакала, схватила чемодан и бросилась на выход. Обежав меня, она потянулась к ручке двери. В это время входная дверь резко открылась и ударила ее в лоб. Взмахнув руками, она упала навзничь. И в то же мгновение я потерял сознание.

* * *

– Ты в счастливой рубашке родился, Крейн, – заявил мне Красавчег.

Мы сидели на крыльце моего дома, попивали кофе и наслаждались солнечным утром. А ведь это утро я мог уже не увидеть.

– Я и сам себе удивляюсь, подбрось да выбрось. Мы же Пломбира тоже живым застали в процессе обращения, а остановить не смогли. Он умер. А меня с того света вытащили. И ничего. Даже глаза не слезятся, – отхлебнул я кофе и взял в зубы трубку. Пыхнул, затянулся и глубоко вздохнул.

– Это все Рик Шепот. Я его все-таки позвал на место преступления, показал, что сталось с Пломбиром, – начал Красавчег.

– И что он стал с тобой разговаривать? – удивился я.

– Ну, я воззвал к его гражданской ответственности, – гордо заявил Красавчег. – Он осмотрел Пломбира. И дал наводку. Было о чем подумать.

– Когда же ты все это успел? – спросил я.

– Пока ты в бессознанке валялся. Кстати, пока ты был без сознания, и она тоже процесс обращения не шел. вот мы вас в искусственную кому ввели. Так Мотылек этот до сих пор в ней находится. Есть подозрение, что если она очнется, ты начнешь умирать.

– Печально слышать, – сказал я.

– И все-таки. Преступника мы задержали, но я так не могу понять, как она это делала. И зачем ей все это было нужно? – сокрушенно вздохнул Красавчег.

– Да не делала она ничего такого. Тут в другом совсем дело обстоит, – вздохнул я.

– Так разъясни, Крейн. А то моя голова пухнет, словно тесто в квашне.

– Пока ты там возился с кентаврами, а я отлеживался от вчерашнего происшествия, я сделал то, что мы должны были сразу сделать. Связался с Таможенником и навел справки. Правда пять дней назад в Большой Исток приехала новая небольшая партия альтеров. Пять человек. И среди них девушка – Рита Мотылек. Я пошел дальше, и раздобыл ее личное дело. Ничего примечательного. Девушка как девушка. Родилась, училась. Росла нормальным ребенком. Несколько месяцев назад у нее на глазах умер человек. Перед этим у них было свидание. Девушку задержали, допросили и отпустили. Против нее ничего не было. Потом было еще два подобных случая, когда здоровые мужики вдруг сердцем начинали страдать до летального случая. Оба раза Рита была с ними. И тогда ею заинтересовались инквизиторы. Рассказывать тебе об этих тварей не надо. Они ищут таких как мы и отправляют в Большой Исток. Если случаются эксцессы, то убивают. Девушку поймали, убедились в том, что она альтер, окрестили Мотыльком. Она постоянно переезжала с места на место. Видно за это и получила прозвище. И отправили к нам. В особенностях ее дара никто не разобрался.

– Глубоко копаешь, Крейн, – одобрительно покачал головой Ник. – Только все равно не понимаю, что же это было.

– Я и сам не понимаю до конца. Могу сказать одно. Рита попала к нам в город и попыталась найти себе место. Но видно с деньгами было туго. Никого из знакомых. А Таможенник в тот день пил как сапожник и забыл о подъемных. Потом искать ее стал, да поздно. Она пошла по улицам в поисках ночлега. Набрела на Колю Факела. Он же был не дурак с девчонками пошалить.

– Это понятно. Но зачем она его? – спросил Красавчег.

– От испуга. Я сам это почувствовал. Разговаривал с ней за жизнь, все хорошо было. Стоило подумать о ней, как о женщине, тут меня и корежить начало, подбрось и выбрось.

– То есть пока Коля ее просто угощал, да про красоты Большого Истока распинался, все было хорошо. Стоило ему попытаться подбить под нее клинья, так он сразу в тень на стене и превратился?

– Именно так. А Рита испугалась и убежала. Тоже повторилось с Марком, а потом и с Пломбиром. Потом и со мной.

– Хорошо, Крейн. Понятно почему, но не совсем понятно как она это делала?

– Тут еще одно но, Ник. Она не контролирует свою силу. Это происходит независимо от того, хочет она контакта с мужчиной или нет.

– Почему ты так считаешь?

– Вспомни первые свидания, подбрось и выбрось. Она была на них по доброй воле.

– Может она просто деревенская дурочка и не понимала, что с ней происходит? – предположил Красавчег.

– Это вряд ли. Я с ней разговаривал. Не похожа она на деревенскую дурочку, – поспешил я его разочаровать.

– И тогда остается вопрос, как она все это делала?

– Именно в этом и состоит ее дар. Она обращает внутреннюю энергию против ее обладателя. В случае с альтерами, эта энергия их талант, их уродство с точки зрения обычных людей. Так Коля Факел остался всего лишь выжженной тенью на стене. Метаморф Марк превратился в стол и не смог вернуться назад, а Ром Пломбир обратился в ледовую статую.

– А ты?

– А мне Рита чуть не устроила спекание мозгов. Подбрось да выбрось, я до сих пор чувствую ее силу внутри себя.

Я долил из кофейника в чашку горечи и приложился. Пару глубоких глотков. Наслаждение.

– Что нам с ней теперь делать? – спросил Красавчег.

– Пока не знаю, Ник. Любая сила это в первую очередь ответственность. Но Рита как Мотылек летает повсюду, совершенно бездумно. Она не знает ответственность, потому что не умеет контролировать свою силу. Если бы она научилась контролировать себя, ее можно было бы оставить жить среди жителей Большого Истока. А так… всем будет лучше, если она пока поспит в Доме Покоя. Может быть, мы придумаем способ контролировать ее силу и тогда разбудим ее.

– Мне это кажется жестоким, Крейн, – заметил Ник Красавчег.

– Подбрось и выбрось, у нас просто нет другого выхода, – выругался я, пыхтя любимой трубкой.

Уютный летний денек. Наконец-то долгожданное спокойствие. Надолго ли оно?

История третья
Песочница

Над проспектом низко пролетел Злой и огласил окрестности диким зловещим хохотом.

Стало не по себе. Пробрало до косточек, так что захотелось выпить. Но сегодня нельзя, да к тому же рано еще для ежедневных возлияний. Вот вечером можно будет в «Зажигалку» заглянуть, да накатить по-маленькой, чтобы душа пела и смеялась. А то в последнее время в Большом Истоке тихо, как в могиле. Ни черта не происходит, даже Зеленый притих. Поговаривают, что пить забросил. Даже на свою любимую «Протоку № 3» больше не смотрит. Не иначе как осенняя хандра вступила ему в мозжечок. А тут еще и Ник Красавчег пропал. Наш шериф в последнее время зачастил к вдове Чернусь, которая, истосковавшись по сильному мужскому плечу, бросала в сторону Ника не двусмысленные взгляды. Вот он и осел у нее на квартире, лег, как говорится, на дно. Подбрось, да выбрось. А мне тут без него даже поговорить не с кем. Тоска зеленая.

Я дождался зеленого цвета светофора и перешел улицу. Навстречу мне двигался Дима Стекляшка – твердый и ни грамма не прозрачный. Стало быть трезвый, что с ним вообще-то редко случается. Есть у него такая особенность, как выпьет начинает терять свое тело. Постепенно становится прозрачным и превращается в полного невидимку. При этом невидимый, но продолжающий потреблять алкоголь Стекляшка зрелище не для слабонервных. Водка в пустоту льется, как в бездну. А уж когда с утра на Стекляшку похмелон нисходит, зрелище страшное и завораживающее. Он начинает мерцать. То исчезает, то проявляется из пустоты, при чем первым возникает лицо с гримасой отчаянья и вековых страданий. Довелось мне однажды видеть это воочию. Такое не забудешь.

Стекляшка к нам не сразу попал. Он первые двадцать пять лет от колыбели в рот ни капли спиртного не брал, а потом жена бросила, с работы выперли, вот и приложился. Тогда талант свой и открыл. Поговаривают, что его замели не потому что он свою непохожесть показывал, это как раз всем до одного места было, а вот полюбил он по-пьянке по чужим карманам наживу искать. То мелочишко какое прихватит (не жалко), то телефон чужой заграбастает (обидно, но терпимо), но однажды его бес попутал бумажник у большого человека умыкнуть. Тот обеспокоился, легавые завертелись, началось следствие. Тогда и всплыла инаковость Димы, и его под белы рученьки в Большой Исток и спровадили. Тут он запил не по-детски, а нам теперь мучайся.

– Приветствую, преподобного, как ваше самочувствие? Не изволите ли хворать? – учтиво поинтересовался Стекляшка, кланяясь.

Есть за ним такая особенность. Когда трезв до омерзения, становится язвительным и неприятным. Но деваться некуда. Улица узкая, сделать вид, что не заметил Диму не удастся.

– Спасибо. Все в порядке, – ответил я, намереваясь обойти его стороной.

– Мне надо посоветоваться с вами, преподобный. Есть одна проблема… не знаю, что и делать, – скорчил жалостливую физиономию Стекляшка.

– Приходи вечером, послушаю, что у тебя на душе наболело, – попытался я от него отделаться.

– Не могу я вечером. Совсем мне плохо. Может, и не доживу, не дотерплю, – сказал Стекляшка и всхлипнул.

Ну как тут не помочь. К тому же срочных дел в ближайшее время не наблюдалось. Можно и поговорить с человеком, зачем собрата мучить.

– Ладно. Уговорил. Пойдем, сядем куда-нибудь, да поболтаем, – предложил я.

Стекляшка тут же согласился и обрадовался, как ребенок, выпросивший нежданно дорогую игрушку у скупых родителей.

До ближайшего бара пара десятков шагов. Но показалось, что мы шли целую вечность. Дима еле ноги переставлял. Топлива ему для жизненного мотора явно не хватало. Я уже думал предложить ему долететь последние метры, да только побоялся говорить. Вдруг согласится, в воздух поднимется, да тут же об землю шмякнется. Сил ему не хватит. Что-то с мужиком творится нехорошее. Подбрось, да выбрось.

Бар «Зеленый фонарь» на углу 3-ей Морской и Песочного переулка пользовался дурной репутацией. По вечерам там любили собираться новички, которые только недавно появились на районе. Они всех боялись, поэтому старались держаться вместе. Пили много и вели себя довольно агрессивно. Они еще до конца не могли привыкнуть к тому, что Большой Исток теперь их дом, а окружающие их повсюду альтеры, которых в большом мире они привыкли ненавидеть, или по-крайней мере недолюбливать, добрые соседи. И от них никуда не деться, и их никуда не деть. Пройдет пара месяцев, а может и лет, новички пообвыкнутся, найдут себе работу и постепенно разбредутся по другим районам, а в «Зеленый фонарь» придут новые люди. Их будет не так много. За последние два года Большой Исток прирос всего на две улицы.

Но днем в «Зеленом фонаре» вполне спокойно. Можно и по душам поговорить и рюмочку пропустить, если уж очень захочется.

Стекляшка услужливо открыл передо мной двери, пропустил вперед себя. Из него мог бы выйти отличный швейцар, только у нас гостинец нету, да и рестораны, кабачки славятся своими вольностями.

Я вошел в уютное зеленое помещение, нашел глазами свободный столик в самом углу и направился к нему.

Наше появление не осталось незамеченным. Возле столика уже нарисовался невысокий пухлый мужчина в белом фартуке и черных брюках с довольной плотоядной улыбкой, выглядывающей из пышной бороды.

– Чего изволите, преподобный. Не часто вы нас балуете своим визитом.

– Так все некогда. Да и с вашими малышами встречаться особо не хочется. Нрава они у вас дикого. Подбрось, да выбрось.

– Что есть, то есть. Отрицать не буду. Вы покушать, или просто посидеть, чтобы не беспокоили?

– Правильно понимаешь, – оценил я.

– Тогда принесу пару кружек пива, – предложил хозяин.

А ведь я с ним знаком. Как же его зовут? Кажется, Леня Хвост. Причем Хвост это не прозвище, а фамилия. А может я что-то путаю.

Я обратил внимание, что при упоминании пива Стекляшка вздрогнул, словно его током дернуло. Если ему сейчас пива накатить, он же станет прозрачным, и как с ним разговаривать. Люди посторонние решат, что преподобный совсем остатки разума растерял, с пустотой задушевные беседы ведет.

– Обойдемся без пива, – сказал я. – Принеси нам лучше чайничек зеленого чаю с мелиссой.

– Будет исполнено.

Хвост удалился, а я расположился за столиком, наблюдая за своим спутником. Уж больно сильно он нервничал. Словно с родителями невесты решил познакомиться. А интересно есть ли у Стекляшки невеста.

– О чем ты хотел поговорить? – спросил я, устав ждать, когда Дима сам наберется смелости и начнет разговор.

– Я… это… пить больше не могу… – сказал осторожно Стекляшка.

– Подбрось и выбрось, – воскликнул я в сердцах, – и это все!

Нашел чем фокусника удивить. Несколько месяцев назад Ник Красавчег тоже завязал на время. В рот ни капли не брал из эгоистических соображений. Пытался вдову Чернусь охмурить, а она выпивающих мужчин, даже по большим праздникам, очень уж не любила. А от запаха «Протоки № 3» у нее случались обмороки. Может, поэтому у нее не сложилась любовь с Зеленым. Он к ней тоже стрелки подбивать пытался.

– Так, я правда больше не могу. Ну, совсем ни капли. В рот не лезет.

– И что такого трагического? Не можешь не пей. Можешь, пей. От меня-то тебе что надо?

– Так я вот подумал. Если я пить больше не могу, стало быть в невидимку обращаться больше не буду. Тогда получается я теперь совсем нормальный. Может, мне разрешат вернуться на Большую землю, – умоляюще попросил Стекляшка, словно от одного моего слова зависело вернут его на родину или нет.

– А чего это ты вдруг к обычникам запросился?

– Маму давно не видел. Хочу обнять напоследок.

– Никак ты помереть собрался, – удивился я.

– С чего бы? – возмутился Стекляшка. – Скажете тоже, преподобный. Ну, как вам не стыдно такие ужасы разговаривать. Мамаша у меня старенькая, того и гляди прикажет поминки справлять. Боюсь не успеть. В последний раз я ее лет десять назад видел. Хотелось бы напоследок…

– Так в чем проблема, не понимаю. Ты же имеешь право на ежегодный отпуск на Большой земле. Сходи к шерифу, он тебе пропуск выпишет. Успеешь и с матушкой своей попрощаться и мир посмотреть, – предложил я.

Пышнобородый принес большой чайник и две кружки, наполнил их и с достоинством удалился.

– Тут дело такое, тонкое. Мама моя не знает, что я альтер, – тихо произнес Стекляшка, так что я с трудом понял, о чем он говорит.

Ничего себе новость. Он что получается стесняется своей необычности. Такое редко встречается на улицах Большого Истока. Стекляшка у нас не просто пьяница беспробудный, он еще и чрезвычайно деликатный и стеснительный человек. Вот никогда бы не подумал.

– Подбрось да выбрось, как ты умудрился от матери это скрыть? – спросил я.

– Так она у меня давно с головой не дружит, с тех пор как портвейшком увлеклась. Обмануть ее труда не составило.

– И где ты тогда все эти десять лет пропадал? Что матери-то скажешь? Она небось тебя давно похоронила.

– Это как раз не проблема. Она считает, что я в лунной экспедиции, осваиваю наш недружелюбный спутник. Вместе с другими героями строю лунную базу. Об этом постоянно по новостям крутят. А я ей время от времени письма пишу и отправляю.

– Ну, ты даешь, – выдохнул я изумленно и сделал глоток чая, он показался мне очень терпким.

– А что мне оставалось делать. Мама с детства не любила выскочек. А тут я, весь такой из себя необычный. Совсем бы со мной разговаривать не стала. Прокляла бы, как есть, – возмутился Стекляшка.

Хлопнул в сердцах кулаком по столу, чуть весь чай не расплескал.

– Потише. Не буянь, – поспешил я его успокоить.

Стекляшка тяжело вздохнул, взял в руки чашку, отхлебнул чай, огорченно уставился на напиток и снова тяжело вздохнул. Да, это далеко не предел мечтаний старого пьяницы. Сейчас бы ему водочки немного, или крепленого пару бокалов. Я читал его настроение, словно открытую книгу. И, кажется, догадывался, почему Стекляшка вдруг пить бросил. Решил нормальненьким прикинуться. Может, все дело в тоске по умирающей матери (с чего я взял, что она умирает, Стекляшка известный врун), а может свободы мужику захотелось, погулять вволю. Но чем я мог ему помочь? Сколько он сможет продержаться? Год-два или пару месяцев, а потом сорвется и возьмется за старое. В лучшем случае его к нам назад запихнут, в худшем прикончат при аресте. Но все равно во всем обвинят меня, да шерифа. Мол, недоглядели, выпустили опасного необычника, а он на свободе вон чего натворил. Нельзя так. От таланта своего отречься не получится. Все равно природа верх возьмет.