Текст книги "Томмелиса. Заблудившаяся в лабиринте траншей"

Глава 5

Нарядно одетая, завитая, накрашенная, словно коллекционная кукла, Томмелиса в сопровождении Жукова ехала на бал.

За то время, пока шли приготовления к торжеству, событие со сбитым листовками самолётом, стало уже национальной гордостью. В срочно изданных выпусках газет Томмелису именовали Фюнской девой и даже Ангелом спасителем, спустившимся с небес.

Автомобиль, скрипнув тормозами, остановился, и водитель чёрного роллс-ройса выскочил, чтобы услужливо открыть дверь и подать молодой даме руку.

Томмелиса вышла из авто. Увидев Дом офицеров, она замерла от восторга. Здание было впечатляющим. Тяжёлый серый камень фасада украшали золочёные кариатиды, держа на своих хрупких женских плечах огромный стеклянный купол, вершину которого венчал шпиль с развевающимся стягом Единого Королевства. Мраморные ступени, покрытые красной ковровой дорожкой, вели к высоченным дверям, которые любезно распахнули перед гостьей два лакея в расшитых золотом ливреях.

Томмелиса и старший комиссар авиационной бригады Жуков последовали внутрь.

– Вот это лестница! – ахнула девушка, увидев парадную внушительных размеров.

Лестница была сделана целиком из дуба, и её витые балясины плавно переходили в перила, а от перил вверх устремлялись своего рода отростки. Переплетаясь, они образовывали подсвечники, в которых горели свечи, томно роняющие капли воска на дорогой паркет.

– У меня дочь твоего возраста, она сейчас с матерью живёт в городке под названием Кызылорда, на Сырдарье. Сырдарья – это река такая, она течёт далеко-далеко отсюда. К ним нынче и на самолёте не долететь.

Сан Саныч грустно вздохнул, поднимаясь по дубовой лестнице. Он легонько поддерживал Томмелису под руку. Она хотела что-то спросить, но в этот момент её нога ступила на мраморный пол второго этажа. Оглушительно и бравурно пророкотали медные трубы. Трубачи элитного кавалерийского полка с поклоном отворили белоснежные двери, инкрустированные золотом. Сан Саныч с Томмелисой вошли в залу, полную людей в военных мундирах и дам в лисьих манто.

Мажордом поставленным голосом представил входящих:

– Авиатор Александр Жуков с мисс Томмелисой, она же Фюнская дева!

В зале сразу стало так тихо, что было слышно, как от дуновения ветерка позвякивают хрустальные подвески в огромной люстре, свисающей с прозрачного купола.

А затем вся почтенная публика разразилась овациями и криками «Браво!».

Томмелиса от неожиданности попятилась назад. Авиатор, щёлкнув каблуками, ухватил сбегающую девушку и, склонив голову в поклоне, шепнул ей:

– Кланяйся!

Томмелиса присела в глубоком реверансе.

Их тут же окружили офицеры, похожие в своих парадно-выходных кителях на кузнечиков, и дамы в разноцветных платьях, с туго обтянутыми жирными бочка́ми, напоминающие гусениц.

Несколько таких дам сразу захватили внимание Жукова, увлекая его в сторону.

– Александр, девочка была ниспослана вам с неба?

– Александр, я сгораю, от нетерпения, расскажите, как всё произошло!

– Алексан-н-др! Ответьте мне, вы летаете так высоко, вы видели Бога?

А какой-то усатый хлыщ, взяв Томмелису под руку, прошептал:

– Вы танцуете мазурку? ОН будет с вами танцевать, так что будьте готовы…

В это время засвистел микрофон, и все взоры обратились на сцену.

Чёрный фрак, белоснежная манишка, длинная чёлка и пижонские усики. Томмелисе в какой-то момент показалось, что на сцене стоит Адик. Ведущий поцокал в микрофон и объявил:

– Дамы и господа! Почтеннейшая публика, поздравляю вас со взятием неприятельской крепости Форт-Браун и удивительной воздушной победой, совершённой сегодня юной леди по имени Томмелиса или, как её теперь называют, Фюнской девой!

Зал наполнил гром оваций, сквозь которые пробился голос конферансье:

– В честь этих побед, для вас поёт обворожительная, чарующая, несравненная Енни Линд! Встречайте!!!

Звуки музыки заставили затихнуть ликующий бомонд. Енни Линд вышла на сцену в переливающемся платье с завораживающим взоры декольте, на которое было небрежно наброшено белое боа.

Под топот армий, гром орудий,

Под «ньюпоров» гудящий лёт

Все то, о чём мы, как о чуде,

Мечтали, может быть, придёт.

Огонь сраженья,

Огонь отмщенья,

Кровавый след

Блистательных побед!

Так слишком долго мы коснели

И длили Валтасаров пир!

Пусть, пусть из огненной купели

Преображённым выйдет мир!

Огонь сраженья,

Огонь отмщенья,

Кровавый след

Блистательных побед!

И пусть падёт в провал кровавый

Строенье шаткое веков, —

В неверном озаренье славы

Грядущий мир да будет нов!

Огонь сраженья,

Огонь отмщенья,

Кровавый след

Блистательных побед!

Пусть рушатся былые своды,

Пусть с гулом падают столбы;

Началом мира и свободы

Да будет страшный год борьбы!

Тишина, а затем гром аплодисментов.

Енни Линд, галантно поклонившись публике, изящно упорхнула, оставив после себя белое пёрышко, выпавшее из боа. Оно, кружась в беззвучном вальсе, опустилось на лакированный ботинок ведущего.

– Я приглашаю на сцену победительницу воздушного боя, несравненную Фьюнскую деву по имени Томмелиса! – прокричал конферансье, манерно откидывая со своего бледного лица чёлку.

Возле Томмелисы опять возник неприятный усатый тип. Потной рукой он взял её под локоть и, подобострастно улыбаясь, повёл к сцене. Поднимаясь по приставной лесенке, хлыщ наклонился к Томмелисе и, щекоча усами, жарко прошептал:

– ОН здесь! После вашего выступления ОН выйдет на сцену, скажет речь и вручит вам награду, а когда конферансье объявит мазурку…

Усатый замолчал, так как они подошли к микрофону. Ослепительный свет рампы и ждущая публика заставили Томмелису в нерешительности замереть перед микрофоном. Аплодисменты стихли. В наступившей тишине стало явственно слышно, как несколько дам шёпотом обсуждают Томмелису:

– Что не говори, а могли бы найти девочку с более ангельской внешностью.

– Баронесса, я с вами абсолютно согласна. Могли бы взять блондиночку, а это худая брюнетка с царапиной на всю физиономию меня раздражает.

– Она ещё и туповата – разве можно столько молчать? Наверняка же ей дали текст…

К обсуждению подключилось ещё несколько дам. Змеиный шёпот пополз по залу, становясь всё громче и громче.

Томмелиса сделала решительный шаг к микрофону. Гул затих.

– Так получилось, что волею случая я оказалась на этой сцене. И так вышло, что я не вписываюсь в окружающее великолепие. Я не буду докучать вам своим видом, я лишь хочу попросить вашей помощи…

В этот момент Дом офицеров потряс мощный взрыв. Кариатиды с трудом удержали стеклянный купол, который, качнувшись, лопнул, осыпавшись тысячью режущих осколков. Взрыв сорвал с потолка огромную люстру, и та, переливаясь стразами, устремились вниз. Стеклянный дождь и трёхтонная люстра рухнули на головы орущего бомонда.

К невероятной удаче Томмелисы, сцена, на которой она стояла, располагалась на периферии овального зала, поэтому гигантская люстра с градом осколков не причинили ей никакого вреда.

– Бежим! – заорал кто-то, хватая Томмелису за руку.

Соскочив со сцены, девушка, влекомая кем-то, устремилась к открытой двери и сразу оказалась в коридоре, наполненном дымом, паникой и людьми. А затем ещё один оглушительный взрыв отбросил её в темноту беспамятства.

Глава 6

Две с половиной недели Томмелиса провалялась в госпитале с контузией. За это время город захватил неприятель. Палаты стали переполняться тяжелоранеными, поступающими с фронта. Томмелису в срочном порядке выписали, выдав ей справку о контузии. Её одежду найти не удалось, поэтому девушке дали чью-то гимнастёрку, маломерные штаны и ботинки, которые были на размер больше.

Уцелел ли авиатор Жуков и что стало со Шметтелем, она не знала. Попытки выяснить это или отыскать хоть какие-то мало-мальски нужные сведения, способные на всё пролить свет, ни к чему не привели. Домой Томмелиса попасть не могла, ведь она оказалась в тылу врага. А справка, выданная в госпитале, была её единственным документом, по которому вряд ли пропустят через линию фронта. Томмелисе пришлось остаться в оккупированном городе, надеясь на лучшее.

Безжалостный артобстрел и авианалёты превратили стройные улицы и уютные парки в руины и пепелища. Чудом уцелевшие здания сразу были заняты оккупантами под их нужды. Мирные жители и бывшие хозяева домов ютились в подвалах и в жалких лачугах, со страхом ожидая прихода зимы.

Томмелиса не знала, что ей делать и как жить дальше. Денег не хватало, она с трудом наскребала на пропитание, соглашаясь даже на самую грязную и низкооплачиваемую работу. Ночевать ей приходилось на «двухпенсовых подвесах».

Вместо кроватей в таких ночлежках были натянуты верёвки. Заплативших два пенса усаживали на длинную лавку, натянув перед ними канат, который удерживал спящих. Это было лучше, чем спать на улице, на холодном каменном полу. В пять утра человек, которого насмешливо называли камердинером, снимал канат и выпроваживал всех из подвала на улицу, где в тусклом утреннем свете стелился жидкий туман.

– Ты, милочка, пока молода и хороша собой, нашла бы офицера и сожительствовала бы с ним, – свесив руки с каната, советовала Томмелисе старая проститутка Аиша.

У Аиши был горбатый нос и полностью отсутствовали передние зубы, но она все ещё считала себя красивой и привлекательной. Сейчас у неё был плохой период. Из-за комендантского часа нельзя было выходить на улицу позже одиннадцати вечера, и её ночной бизнес нёс большие убытки.

– Идти в бордель я тебе не советую, будешь рвать задницу на британский флаг, а все деньги заберёт мадам, якобы за содержание…

– Мадам? – не понимая переспросила Томмелиса.

– Да. Хозяйка заведения. А вот найти офицерика – это хорошо… Помню, был у меня один матросик. Мичман второй статьи, – Аиша закатила глаза, мечтательно покачиваясь на «двухпенсовой» верёвке.

– Хватит треньдеть! – хрипло возмутился неприятный тип, «висящий» рядом. Его провалившийся нос был перевязан серой тряпкой, пиджак измят, брюки забрызганы, ботинки сбиты и грязны.

– Захлопни хлебало! – резко осадила его Аиша. – Ещё вякнешь, я тебя пёрышком так пощекочу, что кишки не соберёшь!

Ханурик поскрипел верёвкой, устраиваясь таким образом, чтобы во время сна не упасть на пол, потом что-то невнятно буркнул и затих.

– Или двигай через линию фронта, – продолжила Аиша, повернувшись к Томмелисе, – одно лучше погибнуть от случайной пули, чем заживо загнить здесь… Долбаный Лондон!

Лето стремительно убегало, словно вода из железного ведра, пробитого шальной пулей.

Дни становились короче, ночи холоднее. Осенний ветер всё чаще завывал, словно голодный пёс, и яростно набрасывался на одиноких прохожих, пытаясь сбить их с ног.

Томмелиса в изодранной гимнастёрке, обхватив руками худенькие плечи, печально смотрела в небо. В рваных прорехах сизых туч, словно искорка надежды, блеснули фюзеляжи стальных «ласточек». Звено, выполнив боевое задание, возвращалось домой.

Томми посмотрела по сторонам. Разбитые и разрушенные дома, грязные люди в рваных одеждах, ищущие пропитание и кров, серый дым, уходящий в такое же серое небо, и далёкий погребальный стон колокола. Томмелиса бросила на землю мешок, в который собирала всякий хлам, и не оглядываясь пошла прочь.

Незамеченной она прошмыгнула мимо КПП, пролезла через разбитое взрывом колючее заграждение и оказалась на загородной дороге. Дорога была пустынная, лишь изредка по ней проносились грузовые машины с крытым верхом. Завидев их, Томмелиса пряталась в придорожных, уже изрядно поредевших кустах. Чем дальше она уходила от города, тем больше встречалось на её пути подбитой бронетехники.

Понимая, что здесь, на открытой местности, она может стать отличной мишенью, Томми свернула с ровной дороги и пошла по пересечённой местности в сторону леса.

Холод пробирал её насквозь. Старый платок, которым она перевязалась, уже не согревал, гимнастёрка прохудилась, левый ботинок был обмотан проволокой, так как подошва у него оторвалась и хлябала.

Лес, через который пошла девушка, быстро поредел и неожиданно закончился. Томмелиса оказалась перед большим полем. Хлеб с поля никто не убрал, и пшеница тихо осыпа́лась, роняя золотые слёзы на землю. Здесь было ещё холоднее, чем в лесу. Томмелиса совсем замёрзла, пробираясь через высохшие жёсткие стебли. Ботинки натёрли ноги, голова кружилась от усталости и голода.

Прижавшись к холодной броне подбитого танка, который, словно уродливое чёрное пугало, стоял посреди поля, Томмелиса замёрзшими руками растёрла колоски и, сдув шелуху, начала жевать пшеничные зёрна, чувствуя, как к ней постепенно возвращаются силы.

По полю пронёсся рокот. Осторожно выглянув из-за обгоревшего борта, Томми увидела ползущие на неё танки. Это были Мk IV с ротой пехотинцев, намеревающихся прорвать оборону противника на данном участке фронта.

– Наши! – радостно вскрикнула она, еле сдерживая себя, чтобы не броситься им навстречу.

И в это же мгновение, правее метров на шестьсот от того места, где Томмелиса вышла из леса, раздался батарейный залп, с шелестом навстречу танкам понеслись бронебойно-зажигательные снаряды. Грохот, огонь, падающие комья земли!

Ответный залп танков и ружейные выстрелы пехоты заставили Томмелису прижаться к земле, осознавая, что она оказалась между молотом и наковальней. Лёжа возле гусениц, Томми почувствовала, как по ней кто-то пробежал, она подняла голову и увидела несколько крыс, выскакивающих из открытого нижнего люка. Томмелиса, перекатившись в сторону, по-пластунски заползла под брюхо танка. Не дожидаясь особого приглашения, забралась внутрь. В танке было темно, душно и смрадно.

Когда глаза привыкли к полумраку, Томми увидела рядом с собой обгоревший и объеденный труп танкиста. Он сидел, прижавшись к стальной переборке, и в его животе копошились крысы. Эта картина буквально вывернула желудок Томмелисы наизнанку.

Прийти в себя она толком не успела. Рядом раздались несколько винтовочных выстрелов и в броню дробно застучал град пуль. Кто-то вскрикнул, и через секунду артиллерийский снаряд, пущенный из вражеского орудия, по касательной зацепил башню подбитого танка. Она загудела словно чугунный колокол. Томмелиса зажала уши, перед её глазами всё поплыло, завращалось, теряя контуры и очертания. Не в силах больше этому противостоять, девушка упала на холодное дно железной машины.

Залпы, взрывы, крики о помощи, свист пуль и пылающая пшеница – всё это было совсем рядом и одновременно очень далеко. Мир кружился, вертелся и никак не мог остановиться.

Томмелиса пришла в себя от того, что её кто-то больно укусил за руку. Открыв глаза, она застонала и, придерживая гудящую голову руками, поднялась. С недовольным писком в сторону отбежало несколько крыс.

– Пошли вон! – зашипела на них Томмелиса, потом осторожно, чтобы не наступить на мёртвого танкиста, забралась на место командира экипажа и, откинув башенный люк, опасливо выглянула наружу.

Подслеповатое осеннее солнце, заходя за горизонт, осветило выжженное поле, изъеденное воронками, горящие танки и трупы солдат. Едкая дымовая пелена, гонимая ветром, ползла прочь.

Томмелиса спустилась обратно и спокойно осмотрелась. В танке было три обгоревших трупа, они лежали там, где их застала смерть, а чёрные крысы скакали по ним. Томми топнула ногой, пытаясь отогнать мерзких падальшиц. Но крысы, не обращая на неё никакого внимания, с отвратительным похрустыващим звуком продолжали пожирать человеческую плоть. Не в силах больше это видеть Томми бросилась вон из боевой машины, превратившейся в жуткий склеп.

Она бежала мимо подбитых танков, убитых солдат, запинаясь и падая на обгоревшие стебли пшеницы, а по ней, захлёбываясь от злости и ярости, стрелял вражеский пулемёт.

Глава 7

– Простите… где я?

– Ух ты, оклемалась! А я уж думала, ты того… Лежи, лежи я сейчас заварю тебе чаю и всё расскажу!

Женщина в сером комбинезоне встала, отошла от кровати, в которой, укутанная и обмотанная несколькими одеялами, лежала Томмелиса. Хозяйка подошла к буфетному шкафчику, достала какие-то бумажные пакетики и, шурша ими, занялась приготовлением чая.

Женщина была немолода. Волосы с проседью, лицо бледное, нос длинный, а верхняя губа короткая настолько, что передние зубы торчали как у грызуна.

– Так вот, отвечаю на твой вопрос, – и женщина, взяв прихватку, сняла с плиты вскипевший чайник, – если есть на этой грешной земле рай, то ты в раю! Это убежище номер 13.

Она наклонила чайник, и он, плюясь и шипя, наполнил железную кружку кипятком. По кухне поплыл сладковатый запах липы.

– А где это находится?

Задавая такой вопрос, Томмелиса пыталась вспомнить, как далеко сумела уйти от Лондона.

– Мы глубоко-глубоко под землёй, здесь царит мир, покой и порядок. Это спокойствие и защищённость от внешнего мира даровал нам господин Молман.

– Мы под землёй?

– Да! И кстати, твоё счастье, что я вышла смазать створки шлюза.

– Шлюза?

– Ага. Выхожу я, значит, с маслёнкой, гляжу, а кругом красота. Всё белым-бело. И тишина… Снежинки кружатся, кружатся и падают. Только хотела начать промазывать, вижу, возле дверей кто-то лежит, а первый снег, словно саван, укрыл бедолагу. Ну, я так, для полной уверенности, ногой тёп. Тут этот кто-то и застонал. Я снег смахнула и вижу – девочка. Взяла тележку для мусора и еле живую приволокла тебя в свой жилой отсек.

Женщина помогла Томмелисе подняться и, усадив её, подала чашечку:

– Пей не торопясь, чай очень горячий!

– Спасибо!

– Пей-пей, не болтай. Ты спала целую неделю. Я тебя специально на кухне устроила, возле печки, чтобы отогреть.

Она присела рядом на деревянную табуретку, рассматривая Томмелису как диковинную зверушку.

– Ты, если листики попадут, сплёвывай, ситечка у меня нет. Тебя зовут-то как, зяблик?

– Томмелиса…

– Красивое имя. А меня – Грета.

– Очень приятно…

– И откуда ты взялась, такая вежливая?

– Я из Оденса.

– Вот это да! А я в девичестве жила в Блюменнслюсте, представляешь?!

– Вы тоже из провинции Фьюн?!!

– Как же тесен мир! Слушай, а сюда-то тебя как занесло?

– О, это долгая история, мадам Грета. – И Томмелиса закашлялась.

– Ты пей, пей, не торопись. Потом расскажешь. Я страсть как люблю интересные истории.

Грета встала с табуретки и подошла к плите, на которой в большой кастрюле что-то варилось, пуская лёгкий парок.

– А меня прямо из тихого и провинциального Блюменнслюсте привёз сюда, в Редхилл, мой муж Фредерик. У Фредерика на юге Редхилла был небольшой свечной завод. Перед самой войной мы его успели продать, а вырученные деньги перевели в пай и внесли его на строительство убежища. Теперь у меня спецталоны на питание и свой отсек с отдельным выходом наружу. А у других только каморы, но они и этому очень рады. Господин Молман, владелец всех убежищ, он такой дальновидный!

– А где сейчас ваш муж?

– Господь прибрал его к себе…

Грета вздохнула и, промокну́в повлажневшие глаза рукавом комбинезона, добавила:

– Тяжело одной. Но ничего, справляюсь. Опять-таки, спецталоны очень выручают.

Грета забрала у Томмелисы кружку, поставила в железную мойку, потом, нагнувшись, открыла нижний ящик буфета и достала какой-то свёрток.

– Сейчас я дам тебе свой старый комбинезон. Запомни, ношение комбинезонов – это обязательное правило! Здесь с этим очень строго. Пока походишь в моём, а потом закажем специально на тебя. Договорились?

– Как скажете, мадам Грета.

– Вот и славно!

Грета подала Томмелисе серый комбез с большим чёрным номером 13 на спине. Томми выбралась из одеял, которыми она была укрыта, и стала облачаться в новую одежду.

– Ах ты, бедняжка, как исхудала. Ну ладно, я тебя сейчас куриным супчиком покормлю. Главное, что в себя пришла, а остальное – дело поправимое. Мы своих не бросаем, правильно я говорю, зяблик?!..

Томмелиса понравилась Грете, потому что была скромна и послушна. Она помогала ей по хозяйству и каждый вечер рассказывала о внешнем мире. Грета любила эти истории, некоторые она даже просила повторять по нескольку раз. Томми поведала ей войне, о приюте, о том, как ей хорошо жилось у матушки и как одним ранним утром её, Томмелису, похитили мародёры. И о неожиданной помощи молодого бойца Шметтеля, а вот что она его знала ранее и другие подробности, Томми опустила. Рассказывала о смелом авиаторе Жукове и об удивительном воздушном бое. Очень красочно и подробно рассказывала про удивительный бал и его невесёлый финал. Говорила о тяжёлой жизни в разрушенном Лондоне, побеге…

Потом она умолкала, подбрасывала несколько сухих поленьев в прокопчённую печурку и долго смотрела, как, пытаясь вырваться из тесного плена, бьётся огонь.