Текст книги "Закон свободы"

Я нажал на спусковой крючок… но выстрела не последовало. Твою ж душу, проклятые китайские патроны! А ведь еще должна была остаться треть магазина! Ладно.

Понимая, что ничего более не смогу сделать, я швырнул в лицо здоровяку свой автомат – который он, разумеется, рефлекторно отбил в сторону. Правда мою ногу, летящую ему в лицо, он уже отбить не успел.

Встречный боковой удар с ноги – страшная сила. Подошва моего берца врезалась в подбородок здоровяка, отчего голова хитреца запрокинулась назад чуть не до лопаток. Автомат выпал из его рук в грязь, следом туда же рухнул его хозяин. Что и требовалось доказать.

Признаться, я даже воодушевился столь очевидным успехом. Надо же, можно сказать, одной левой кучу «зеленых» отоварил! Так, глядишь, отобьюсь и от остальных!

Я бросился к автомату, оброненному «вольным» после удачного удара в челюсть, наклонился, чтобы поднять – и краем глаза успел заметить, как прямо ко мне летит сверкающий пропеллер, очень напоминающий изогнутый нож-кукри. Твою ж душу!

Будь я как раньше полон сил, глядишь, и удалось бы мне уйти от смертоносного удара. Навыки не подвели, я честно рванулся в сторону, но ослабленный организм отреагировал чуть медленнее, чем обычно. Совсем немного… но вполне достаточно, чтобы тяжелый кукри достиг своей цели.

Я понятия не имею, куда вонзился нож с широким клинком, по функционалу больше напоминающий топор. Думаю, Касси метнула его правильно – так, чтоб достичь не чужой, а именно своей цели. Помнится, она хотела, чтоб меня завалили «зеленые», и поняв, что у тех какие-то свои резоны, взяла дело в свои руки.

Хрясть!

Область чуть ниже моего правого уха взорвалась адской болью. Я почувствовал, что лечу куда-то, увидел, как стремительно приближается ко мне раскисшая земля Зоны…

И это было последним, что я увидел перед тем, как меня накрыла тьма.

* * *

– Не, ну я фигею. Этот козлина Коляна Хромого и Ваську Сколопендру завалил вглухую, Тимоху Батарею ранил, ласты ему прострелил…

– И старшой наш до сих пор в хомуте как конь ходит, гы-гы.

– Дебил, мля, «гы-гы». Сам ты конь! Это не хомут, а орто… мля… пе… дический воротник, короче.

– Педический?

– Я те щас в глаз дам, достал. Короче, у старшого травма шеи, и челюсть свернута. А мы, значит, должны этого урода охранять. На хрена спрашивается? Добить нах, и выкинуть за ворота, мутантам на радость.

– Или не добивать, так выкинуть. Ближе к ночи полюбасу сожрут. Я тогда в ночную спецом попрошусь, поглядеть со стены, как его рвать станут. Орать небось будет как резаный.

– Мля, Барсук, ты в натуре псих больной. Какой кайф смотреть, как живого человека твари рвут?

– Прикольно же. Говорят, в округе сталкерокота видели, я б глянул, как он этого однорукого хавать будет.

– Сталкерокота? Это еще что за хрень?

– Здоровенный кошак с человечьими повадками.

– Типа, шибко умный?

– Ну да. Покойный Васька Сколопендра рассказывал, упокой его Зона. Типа, смотрит на тебя такая тварь, и ты вкуриваешь, что у нее глаза человечьи, прикинь?

– Ага, смотрит, а сама за пистолетом тянется. Не смеши мои подметки своими байками. Я хз, что там курил Сколопендра, но, по ходу, это было что-то запредельно забористое…

Я через силу открыл глаза, примерно представляя, что увижу. Скорее всего, это будет ад, где два приблатненных черта обсуждают мою дальнейшую посмертную судьбу.

И я не ошибся. По ходу, это был тот самый ад, из которого, как я полагал, меня навсегда выдернул тяжелый нож, брошенный не по-женски сильной рукой. Та самая распроклятая чернобыльская Зона, будь она неладна. Значит, кукри не воткнулся в меня летально, а долбанул рукояткой в точку нокаута, расположенную под ухом и описанную еще Гомером в его бессмертной «Одиссее». Что ж, Касси, я лучше о тебе думал.

Насчет чертей я тоже не ошибся. Двое типов, вольготно развалившихся возле костра, внешним видом напоминали персонажей, занимающих одну из самых нижних ступеней в неформальной иерархии заключенных – так называемых «чертей» или «чушков». Такие типы выполняют в местах не столь отдаленных самую грязную работу, не заботясь при этом о своем внешнем виде.

По ходу, в группировке «вольных» охрана пленников как раз и считалась грязной работой. Причем что в прямом, что в переносном смысле.

Я валялся в какой-то вонючей клетке, связанный по рукам и ногам. Руки спеленали оригинально, перехватив локти выше суставов. Хорошо еще, что спереди связали, а не за спину завели так называемой «египетской» вязкой, от которой некроз предплечий и кистей начинается через несколько часов. Плечи тянет, но терпимо. И слегка дергает культю. Незначительно так, но ощутимо. Блин, неужели все мои страдания пошли мифическому сталкерокоту под хвост, и гангрена поползла выше?

Само собой, «Бритву» с культи срезали, и – что странно – обрубок руки перевязали заново не новым, но хорошо отстиранным бинтом, на котором даже пятна от чужой крови были не особо заметны. Плюс около меня стояли две алюминиевые плошки – одна с водой, другая с чем-то типа каши. Очень интересно, на кой это я «зеленым» облокотился, что они так обо мне заботятся?

Однако и пить, и есть хотелось. Видимо, организм смирился с потерей части руки, и потребовал свое. Правда, интересно, как они себе представляют процесс принятия пищи со связанными конечностями?

– Эй, охрана, – прохрипел я. – Руки развяжите.

– О, инвалид очнулся! – удивленно проговорил Барсук, воззрившись на меня, будто увидел впервые. – Руки ему развяжи, ага. Обойдешься. Так лакай, по-собачьи.

Я усмехнулся, вместо слюны сплюнув на загаженный пол комок свернувшейся крови.

– Боитесь инвалида, который вдобавок в клетке сидит?

Барсук схватился было за потертый, видавший виды СКС, но напарник, пихнув его в плечо, отобрал карабин.

– Не положено тебя развязывать, – сказал он, кладя оружие рядом с собой. – Больно уж ты ловкий и хитрозадый. Хочешь жрать – пожрешь как-нибудь. Не хочешь как-нибудь, значит, не хочешь жрать. Всё, тема закрыта.

И принялся нанизывать на шомпол куски колбасы, чтоб поджарить их над костром. Скотина. Чтоб ты своей колбасой подавился.

Ладно, мы люди не гордые. Лакать я, конечно, не стал, просто изловчился и, пользуясь тем, что руки были связаны спереди и в локтях, сумел подцепить миску с водой и напиться, пролив при этом всего-навсего две трети содержимого. Кашу таким же манером употребил лишь наполовину. Сваренная на воде «дробь шестнадцать» пища на вкус отвратная, но сытная, измученному организму половины плошки вполне хватило. Ладно. Попил, поел, теперь можно спокойно ждать, что будет дальше.

Долго ожидать не пришлось.

Из темноты возникла третья фигура – здоровенный жлобяра с мордой, похожей на хорошо отбитый стейк, в который для красоты ввернули два свинячьих глаза. При виде данного персонажа мои секьюрити встрепенулись и вскочили на ноги, забыв о колбасе. Мордатый жлоб, ни слова не говоря, показал на клетку, после чего ткнул пальцем в темноту.

Моя охрана намек поняла, метнулась к клетке, вытащила меня и, ухватившись за веревки на руках и ногах, поперла следом за мордатым.

Излишне говорить, что каждый их шаг отдавался нешуточной болью в незажившей культе, которую вдобавок начало дергать заметно сильнее. На свежей повязке проступила кровь. Но я держался, стиснув зубы и стараясь не потерять сознание. Там, куда они меня прут, оно мне наверняка понадобится.

Наконец впереди стало светлее, и меня вынесли на свежий воздух. Прищурившись, я огляделся.

Понятно. Я находился на территории комплекса производств «Вектор», бывшей базы «боргов», отбитой у них «вольными». Причем, не без моей помощи. Правда, после этого у меня с «зелеными» возникли некоторые разногласия, в результате которых мы с Виктором Савельевым были вынуждены с этой базы экстренно сваливать, оставив позади себя пару трупов.

И вот, снова здрасте, приехали. «Вольные» зачем-то приперли меня обратно на теперь уже свою базу, ночь продержали в каком-то отстойнике, и сейчас увлеченно прут куда-то. Зачем? Не проще было пристрелить там же, возле Нахаловки?

Видимо, не проще. Сейчас «зеленые» с упорством тягловых мулов тащили меня к самому большому ангару на территории комплекса, за полузакрытыми воротами которого слышался приглушенный гул.

Как ни хреново я себя чувствовал, но любопытство пересилило. Извернувшись, я бросил взгляд на верхнюю часть ангара. И тут же понял всё, ибо над его высокими воротами белой краской было выведено одно-единственное слово: «Арена».

Может, это со времен пиратов повелось, а может и раньше появилось. Чем больше и беспредельнее шайка вооруженных отморозков, тем активнее в ее рядах насаждается ну очень свой кодекс чести. Мол, это мы такие офигеть благородные. А все остальные, кодекса нашей чести не признающие – дерьмо крысособачье, которое трясти на хабар совершенно не западло.

«Вольные» в этом плане недалеко ушли от своих криминальных предшественников. Для них арена была чем-то вроде «божьего суда» для кремлевских жителей из параллельной вселенной. Кто в бою победил, тот и молодец. Типа, Зоне виднее за кем правда, ибо она практически для всех сталкеров этих мест и бог, и судья в одном флаконе.

То есть, «зеленые» решили устроить для меня образцово-показательную казнь, чтоб другим неповадно было мочить членов их группировки. Однажды я уже был на их арене, и выжил лишь чудом, благодаря своей способности некоторым образом ускорять свое личное время – тогда еще не осознанной. Теперь же у меня этой способности больше не было. Так что вкупе с отсутствием руки и жесточайшей слабостью ввиду нехилой кровопотери, шансов выжить на арене у меня просто не было.

Наверняка «вольные», как и в прошлый раз, выведут против меня какого-нибудь педального коня, типа того жлоба, что впереди идет, сунут ему в руки пулемет и проинструктируют, чтоб подольше гонял меня на арене. Развлечений в Зоне мало, поэтому арены это прежде всего кровавая потеха, а уже сильно потом элемент весьма сомнительного правосудия.

Ангар, в который меня несли, похоже, был модернизирован по образу и подобию того, в котором я воевал ранее на старой базе «зеленых». Сбоку от огромных запертых ворот находилась небольшая дверь, через которую внутрь ангара по одному и целыми группами заходили «вольные». Увидев нас, трое бойцов остановились.

– Эй, Морда, это что за нах такой? – удивленно вопросил один из «зеленых». – На фига инвалида на арену прёшь, да еще и связанного?

– Это не инвалид, а сегодняшний боец, – хмуро бросил жлоб с погонялом, как нельзя более соответствующим его внешности. И тут же поправился: – В смысле, инвалид конечно, но опасный – жуть. Тот, который двоих наших завалил. Его батька приказал связанным волочь до самой арены. Чисто ради безопасности.

– Тьфу, мля, – сплюнул второй «вольный». – Так и знал, что зря я сегодня сюда поперся. Охрененное будет шоу на сегодняшней арене, называется «добить полудохлого». А против него кто выйдет? Третьеклассник с погремушкой?

– Вроде как Сармат должен выйти, – неуверенно произнес Морда.

– Ну все, я пошел отсюда, – сказал «зеленый», сплюнув вторично, на этот раз гораздо более смачно, чем ранее.

– Мы тоже, – эхом отозвались его товарищи. При этом один из них тихонько добавил: – Совсем у нашего гетмана крыша поехала.

«Интересно, что ж это за Сармат такой? – вяло подумал я. – Чемпион по пулевой стрельбе, метанию ножей и выковыриванию глаз чайной ложкой?»

Впрочем, большинство членов группировки явно не разделяли пессимистических настроений предыдущей троицы. Народ с интересом поглядывал на то, как Морда с подручными затаскивают меня внутрь ангара, но уходить никто больше не собирался.

Сразу за дверью находился тамбур, этакий длинный пенал, сваренный из стальных листов. Вдоль пенала, как и раньше, стояла оружейная пирамида, частично заполненная разнообразным огнестрелом. Возле нее – стол, рядом со столом – длинный ящик с откинутой крышкой. За столом сидел тот же самый, что и ранее, рябой хмырь, блестящую лысину которого уродовал длинный старый шрам.

– Здрав будь, Копилка, – с ноткой уважения в голосе произнес Морда.

– И тебя тем же по тому же месту, – буркнул рябой. – Какое оружие есть при себе, сдавай.

Морда сгрузил в ящик пистолет, извлеченный из подмышечной кобуры, и засапожник, вытащенный из-за голенища берца.

– Все малой артиллерией пробавляешься, заплечных дел мастер, – криво усмехнулся Копилка. – Куда безрукого прешь? Никак на арену?

– А то ты не слышал, – окрысился Морда, явно разобидевшийся на реплику рябого.

– Слышал, – почесал подбородок Копилка. – Думал брешут… Э, да я его знаю! Это ж тот самый сталкер, что Секача из пистолета с пятидесяти метров завалил! Легендарный бой был, «макар» против «Вала».

– Был, – отрезал Морда. – Да весь вышел. По ходу, сегодня будет не менее легендарный.

– Ну да, ну да, – скривился рябой. – Только это не бой ни хрена, а убийство. Тупое мочилово для маньяков-извращенцев. Лучше б по-тихому пристрелили мужика, или прирезали, чтоб не позориться.

– Батьке виднее, – наставительно произнес Морда. И прикрикнул на своих подручных: – Чего встали, слоняры? Шевелите веточками, пока я их вам из задниц не повыдирал на хрен!

Тамбур, как и ранее, заканчивался широкой железной лестницей, ведущей наверх, и прямоугольной дырой в рост человека прямо под ней.

– Закидывайте тело туда, – распорядился Морда. – И нож его туда же бросайте. Дальше пусть выпускающие сами разбираются.

Пристяжь «заплечных дел мастера» приказ восприняла буквально. Раскачала меня и зашвырнула в дыру.

Я упал на бетон, изрядно приложившись лопатками – аж дыхалку перекрыло на пару секунд. Рядом со мной что-то звякнуло об выщербленную плиту пола. Неужели «Бритва»?

– Охренеть, – раздался голос над моей головой. – На кой такого-то вязать?

– Начальству виднее, – отозвался второй голос. – Суд есть суд, и опасных преступников положено связывать. Этот как раз и есть особо опасный.

– Ага, по нему и видать. Для своих вшей он может и опасный. Особенно для тех, что слева у него на башке сидят. До правых он от слабости, пожалуй, и не дотянется.

– Ты еще слезу пусти, – рыкнул второй голос. – Разрезай веревки и загоняй тело на арену.

Мои глаза уже привыкли к полумраку, и я разглядел то, что и ожидал увидеть: небольшой шлюз, перегороженный мощной стальной плитой, и двух пулеметчиков в фильтрующих масках, вооруженных потертыми РПК. Один из них свой пулемет прислонил к стене, подошел ко мне, нагнулся, поднял нож, лежавший рядом со мной, и разрезал веревки. При этом его напарник, отойдя к противоположной стенке, держал меня на прицеле.

Путы спали. Я с трудом сел. Пулеметчик протянул мне нож.

Не «Бритва». А жаль. Хотя мой старый добрый «Сталкер» все-таки лучше, чем ничего. Хотя не очень представляю, как я с ножом выйду против своего палача, вооруженного огнестрелом. Или это у них так принято, дать в руки хоть что-то, типа, мы его не казнили, у него был шанс? Сволочи.

– Только Сармату в глаза не смотри, не любит он этого, – прогудел пулеметчик через свою маску, причем в этом гудении слышались хорошо различимые нотки сочувствия. – Может, быстрее убьет, хоть мучиться не будешь.

– И это все? – криво усмехнулся я. – А как же стандартный инструктаж? Типа, как там у вас, если мне память не изменяет: «за одним и тем же ящиком больше минуты прячешься – предупреждение. Больше двух – штрафной выпуск волкопса или снарка»?

Пулеметчики переглянулись.

– Иди уж, завсегдатай арены, – сказал второй. – Делай что хочешь. Один хрен ты отсюда живым не выйдешь, упокой тебя Зона.

За стеной загудели электромоторы. Плита, отгораживающая шлюз от арены, дернулась и нехотя поползла вверх. Помнится, в прошлый раз я себя накручивал, прокачивал, готовил к бою. Сейчас же все это сто процентов бессмысленно. Меня сюда не судить привели, как тогда, а казнить. Разница очевидная.

Но странное дело. После слов пулеметчика «упокой тебя Зона» меня вдруг зло разобрало. Так в этих местах говорят о покойнике, поминая его ненароком в беседе. То есть, для них я уже стопроцентный труп, безвольное мясо, предназначенное на убой.

– Ну вот уж хрен тебе по всей маске, – сплюнул я кровью на берц пулеметчика. – Рано хоронишь. Живой я.

– Поверь, это ненадолго, – рыкнул тот. – Вот гад, а! Я ж только-только обувку почистил…

Но мне было плевать на причитания из-под маски, которые остались позади меня. Плита поднялась, и я без дополнительных приглашений шагнул на вытоптанную, обильно удобренную свернувшейся кровью землю арены.

По ходу, этот ангар достался «вольным» по наследству от «боргов», которые наверняка устраивали тут аналогичные игрища. Слишком уж сильно провоняла арена гнилой кровищей, пропиталась страхом жертв и азартом зрителей, разместившихся на втором этаже, сваренном из стальных профилей.

В остальном эта арена также почти один в один копировала ту, на которой я некогда схлестнулся с Секачом. Те же упаковочные ящики самых различных размеров, разбросанные тут и там, автомобильные покрышки, обрезки толстых бревен, выкорчеванные пни. Только пол не бетонный, а земляной, да ржавого «Запорожца» посредине не хватает.

Кстати, на противоположном конце шлюз тоже открылся, и на арену вышел…

Ктулху.

Здоровенный человекообразный мутант, перевитый мышцами, словно канатами, с длинными когтистыми конечностями, лысой башкой, глазами, горящими ненавистью ко всему живому, и длинной «бородой», состоящей из щупалец.

«Так вот ты какой, Сармат», – мысленно усмехнулся я.

По ходу, грамотную казнь придумал мне гетман группировки «вольных». И развлекуха для подчиненных, и познавательно: наверняка далеко не все видели, как ктулху питается. Зрелище не для слабонервных. Но, с другой стороны, когда знаешь, чего ожидать от опасного мутанта, всяко легче с ним справиться. Наверно… В основном для несчастных, которые видели вблизи, как кушает ктулху, это было последним зрелищем в их жизни – до тех пор, пока мутант не высасывал жидкость из глаз наблюдателя, вылупленных от ужаса.

Словно сознавая значимость возложенной на него миссии, Сармат расправил плечи и, поигрывая мышцами, не спеша направился ко мне. Вот ведь грёбаная тварь! Прям заправский артист. По ходу, привык тут позировать, нравится ему внимание публики. Ну и безоружные жертвы тоже наверняка по кайфу. Это в Зоне можно нарваться на тройку смельчаков, которым по фигу гипнотический, немигающий взгляд мутанта, реально способный парализовать не особо храброго ловца удачи. От таких и свинцовых маслин из трех стволов можно схватить в брюхо, и даже не переварить, несмотря на бешеную регенерацию. А тут выпустили какого-то задохлика с ножиком вместо настоящего оружия, который для ктулху что-то вроде мышиного зуба для удава. В общем, не битва предстоит, а обычная кормежка.

– Сталкерятинки захотел? – негромко проговорил я, чувствуя, как злость медленно поднимается к горлу, затапливая страх, нерешительность, инстинкт самосохранения, прямо-таки вопящий во весь голос: «Беги! Спасайся!!!»

Да пошло оно всё! Я ж, блин, добрый по своей натуре – если меня, конечно, намеренно не бесить. Но сейчас «вольные», их гетман, и вот этот мускулистый мутант-выпендрежник, уверенный в своем абсолютном превосходстве, разозлили меня до крайности. А когда я очень злой, экстремально злой, и вдобавок понимающий, что выхода нет и быть не может, у меня вообще башню срывает на хрен. Вплоть до того, что я могу полоснуть себя ножом по верхней губе – глубоко, до зубов, так, чтоб лезвие по ним скрежетнуло – и пойти навстречу неминуемой смерти, слизывая собственную кровь, от вкуса которой у любого нормального мужика сумасшедшая, экстремальная злость начинает зашкаливать, словно гнилую одежду срывая с сознания последние ошметки цивилизации, разума и здравого смысла.

Ктулху от такой моей наглости даже офигел слегка. Остановился, и, склонив голову чуть набок, принялся меня рассматривать. Так, наверно, паук мог бы смотреть на шибанутую муху, запутавшуюся в паутине, которая на мушином языке крыла б его отборным матом, обещая порвать ту паутину к чертям крысособачьим, оторвать бравому охотнику все его восемь волосатых членистых ног, и засунуть их ему же в ротовое отверстие.

А я просто шел навстречу собственной неминуемой смерти, до боли в ногтях сжимая ребристую рукоять «Сталкера», глотая собственную кровь, и уже не видя перед собой ничего, кроме этой морды со щупальцами, которую я сейчас буду кромсать ножом и рвать зубами, завывая при этом, словно я сам и есть самый настоящий ктулху…

Результат боя часто зависит от того, как себя накрутить. Но боя с более-менее равным соперником. Но одно из самых страшных порождений Зоны сравнивать с человеком глупо. Вот и сейчас ктулху, по ходу, надоело на меня пялиться. Он просто скользнул ко мне, качнулся в сторону, небрежно уходя от удара ножом, схватил меня поперек туловища, приподнял над землей и надавил.

Я буквально услышал, как трещат мои ребра. От боли потемнело в глазах. Я махнул ножом куда-то – и, разумеется, не попал. А мутант, хмыкнув в бороду из щупалец, перехватил меня поудобнее, подтянул к себе поближе и, продолжая давить, уставился мне в лицо своими желтыми, ничего не выражающими гляделками. Его осклизлые щупальца коснулись моего лица и шеи, словно мутант выискивал на них самые нежные, вкусные места. Дегустировал, тварь такая!

«Только Сармату в глаза не смотри, не любит он этого», – всплыли в моем гаснущем сознании слова пулеметчика. Ишь ты, скотина, не любит он…

Додумать я не успел – мой организм все сделал помимо моей воли. Слишком уж сильно давил Сармат, вот мой ослабленный усталостью, стрессом и кровопотерей желудок и не выдержал. Тошнота подкатила к горлу, и я душевно так блеванул сегодняшней кашей прямо в глаза ктулху.

Мутант то ли рыкнул, то ли всхлипнул, когда содержимое моего желудка залепило ему и гляделки, и пасть, и щупальца, свисавшие до самой груди. Вот уж чего-чего, а такого сюрприза от подлого хомо он точно не ожидал. Отбросив меня в сторону, тварь принялась протирать глаза, совершенно по-человечески плюясь и отхаркиваясь при этом наполовину переваренной кашей, попавшей ему в присоски заместо сладкой крови.

Я довольно чувствительно хрястнулся спиной на землю, но разлеживаться не стал. Вскочил на ноги – и ринулся вперед, можно сказать, на звук харканья, так как перед глазами плавала кроваво-черная муть, в которой лишь угадывался силуэт ктулху.

Впрочем, мне этого было достаточно.

Не знаю, откуда у меня силы взялись – хотя ненависть и злость есть самые лучшие натуральные стимуляторы боевого безумия. В общем, я подпрыгнул, и со всей силы всадил нож в морду мутанта, стараясь попасть в глаз. Не знаю, попал или нет, но мой «Сталкер» явно скользнул по кости, с треском распарывая тугую кожу, после чего смачно врубился в плоть. Я привычно провернул клинок в ране и успел ударить еще дважды, прежде чем мощный удар когтистой лапы отбросил меня в сторону.

Что-то хрустнуло в районе правого плеча – не иначе, ключица сломалась под лапой мутанта, словно спичка. Плевать! Та рука без кисти мне не особо нужна. Главное, что левая функционирует, а этого вполне достаточно, чтобы вскочить на ноги, подбежать к мутанту и еще раз ударить его «Сталкером». Потом еще раз. И еще. Куда – неважно, лишь бы бить, резать, кромсать тварь такую, которая так же чувствует боль, как и любое другое живое существо…

На этот раз удар был страшнее. Я не почувствовал, а услышал, как, словно бумага, с треском рвется одежда и плоть под ней в районе живота. А потом мне на ноги хлынуло что-то тяжелое, мокрое и горячее, мгновенно промочившее мне штаны на бедрах. Твою ж мать! Я лишь мельком глянул вниз, и хоть глаза почти ничего не видели за кровавой мутью, понял – ктулху своей когтистой лапой выпустил мне кишки. Сука такая!!! Мать его… Хрена ты угадал, падлюка, я и с распоротым брюхом тебя достану.

Я рванулся вперед и берцем зацепился за собственную кишку. Блин, не вовремя! Пнув болтающуюся осклизлую петлю, я сделал шаг, второй – и снова ударил. На вой, ибо ктулху сейчас выл раненым волком: будь ты хоть сам жук-медведь, но получить в глаз ножом это тебе не хухры-мухры. А я все-таки, похоже, не промахнулся.

Тем не менее, щупальца живучего мутанта все-таки облепили мою голову и шею. Я почувствовал, как тысячи, миллионы крошечных игл вонзились мне в кожу, пробили ее легко, как стилет протыкает тонкую бумагу, и принялись высасывать из меня жизнь. Известно, что при этом ктулху впрыскивает в жертву достаточно приличную дозу нейротоксина, дабы еда не дергалась, пока мутант превращает ее в высушенную мумию. Но я все равно продолжал вонзать нож – не в щупальца, а выше, туда, откуда они росли, чувствуя, как хлещет мне в лицо вонючая кровь мутанта, смешиваясь с моей кровью…

А потом вдруг все кончилось.

Я понял, что падаю куда-то. Куда? Да по фигу в общем. Все мое тело охватила приятная безмятежность. Я мог пошевелиться… наверное. Но мне совершенно не хотелось этого делать. Зачем, когда тебе хорошо и совершенно все устраивает? Перед моими глазами колыхался плотный белый туман, из которого, по идее, вскоре должна была появиться лестница, ведущая вверх, где прохладно и скучно. Или вниз, где жарко и куча старых знакомых. А, может, все не так, как говорят на Большой земле, и погибшие воины на самом деле отправляются в Край Вечной войны, чтобы не бить баклуши в раю или аду, а и после смерти заниматься тем, что они умеют делать лучше всего…

Впрочем, в полной мере насладиться безмятежностью мне не дали. Из глубины тумана до меня доносился какой-то невнятный шум. Я невольно прислушался – и понял, что слышу чьи-то возбужденные голоса. Ангелы удивляются, как это меня к ним в рай приписали? Или черти готовятся к встрече, обсуждая, где взять котел повместительнее, чтоб разместить меня со всеми удобствами? А, может, за мной из Края Вечной войны в качестве группы сопровождения выслали толпу тех, кого я убил незадолго перед смертью? Приличная шайка получится, кстати, как бы не затоптали ненароком мою заблудшую душу…

А потом я разобрал слова – и настроение мое порядком испортилось. Неужто я все еще жив, и белый туман – это всего лишь нежелание моего мозга воспринимать окружающую информацию?

– Твою мать, пацаны, он реально Сармата завалил!

– Да не, не завалил, видишь – дергается ктулху. Может, сейчас регенерировать начнет.

– Какой регенерировать, вон у него мозги лезут оттуда, где раньше морда была! Это ему Снайпер всю башку ножом разворотил.

– А тот ему брюхо. Я, например, ни фига не пойму, где тут в этой куче кишки Снайпера, а где отрубленные им щупальца Сармата.

– Да блин, оно нам надо понимать-то? Добить обоих, и дело с концом. Чтоб не мучались. Оба не жильцы, очевидно же.

– Логично.

Длинная автоматная очередь прогремела в тумане, который от резкого звука выстрелов начал помаленьку рассеиваться. Вот ведь, блин. Ни разу это не Чистилище, а все та же арена, будь она неладна вместе с Зоной, в которой находится.

– Ну всё, теперь Сармату точно крышка.

– Уверен?

– А не заметно? Поверь, с половиной магазина в башке даже ктулху гарантированно подыхает. Теперь надо бы и Снайперу помочь, чтоб не мучился. Для его же пользы. Ну-ка, расступитесь, пацаны, а то мозги все штаны вам забрызгают…

– Стоять на!!!

Голос, прозвучавший над ареной, был молодым и звонким, такой не услышать ну никак не получится.

– Стоять сказал, мля!

Голоса вокруг меня глухо заворчали.

– Ты это, полегче, парень. Мы, конечно, в курсе, кто ты, но свои «мляканья» прибереги для «боргов».

– Это чтоб услышали. Вас по-другому не пробьешь. А ну-ка, отойдите.

– Не нукай, не запряг.

– Да ладно, отойди, видишь, ему зачем-то этот труп нужен.

Сквозь белесую пелену я увидел, что надо мной наклонилась чья-то тень. Сестра? Хорошо бы, а то мне, признаться, уже осточертели как эта Зона, так и все остальные, между которыми меня то и дело бросает злодейка-судьба.

Но моим надеждам не суждено было сбыться.

– Он не труп, – решительно сообщил молодой голос. – И он не умрет.

– С какой это стати? – загудела толпа вокруг. – Казнь есть казнь, и согласно Закону свободы…

– Согласно Закону свободы этот человек должен был выйти на арену с тем оружием, что было при нем. Я лично присутствовал, когда его брали возле Нахаловки, и хорошо помню, что у него при себе было два ножа. Где второй нож? Почему его не дали приговоренному?

Вокруг меня разом повисла мертвая тишина.

– На фига однорукому два ножа? – неуверенно проговорил чей-то голос. – Одного достаточно.

– А ты, Клим, по ходу собрался трактовать на свой лад Закон свободы? – осведомился молодой голос, который все больше и больше казался мне знакомым. Блин, где я мог его слышать?

– Да мне ваще по барабану, – съехал с темы невидимый Клим. – Делай что хочешь…

– И сделаю.

Послышалось шуршание, потом раздался щелчок открываемого замка.

– Охренеть! – хором выдохнула толпа. – Это же…

Что там было дальше, я не расслышал, так как мой живот внезапно пронзила жесточайшая, нереальная боль. Сознание немедленно дернулось в сторону отключки, но не тут-то было! Его словно поймали за шкирку и мертво зафиксировали невидимые железные пальцы, обрекая меня на безумно болезненные конвульсии, ибо я по-прежнему не мог пошевелиться, вероятно, парализованный нейротоксином ктулху.

– Эх, молодо-зелено, – откуда-то издалека прозвучал голос – похоже, это Копилка был опять чем-то недоволен. – Кто ж «синюю панацею» в раненого пихает, когда у того половина кишок порваны и раскиданы по всей арене? Замещать требуху чем? Из воздуха плоть брать?

– А… что делать? – немного растерянно поинтересовался молодой голос.

– Что делать, что делать. Вон ктулху валяется с разлохмаченной рожей. Нарежь с нее щупалец да напихай в брюхо сталкеру. Будет «панацее» из чего новые кишки лепить.

– Ладно.

Я не знаю, сколько прошло времени. Я без понятия, проходило ли оно вообще, ибо белесый туман снова сгустился, и в нем, словно в вязком болоте, растворилось чувство времени и реальности. Однако я все-таки почувствовал, как там, где-то очень далеко внизу, в чью-то развороченную брюшную полость с чавканьем упал целый пучок мерзких отростков, осклизлых от чуждой, нечеловеческой крови.

– Во, это другое дело, – сказал голос Копилки, немыслимым образом принявший форму тумана, в котором слова свивались в причудливые фигуры, похожие на переплетения щупалец ктулху. – Смотри, как она оживилась. Разлагает и лепит, разлагает и лепит. Любо-дорого посмотреть.

– Ы-ык!..

Часть тумана слева скривилась, окрасившись гнойно-желтым. Похоже там, в ином мире звуков и привычных форм, кто-то посторонний увлеченно блевал.

– Охренеть… – колыхались многочисленные белесые щупальца, свиваясь в замысловатые спирали удивления. – Мать моя Зона, воистину велика сила твоя и безмерна. Прости нас, рабов грешных, за то, что воруем дары твои…