Текст книги "Закон сталкера"

– Вот не пойму, мы с тобой на «ты» или на «вы», – прищурился профессор. – А то как встретимся, ты со мной то так, то эдак.

– На «ты» когда мне грохнуть тебя хочется, да так, что сил нет, – признался я. – Так-то я вежливый вообще-то. И очень добрый. Если меня не злить. В этом мы с Виктором очень похожи, ага.

– Точно. Похожие как два старых «берца». Грязные, вонючие и тупорылые.

– Чего ты сказал? Повтори! – сквозь зубы прошипел Савельев.

– Тихо, тихо, не заводись, – дернул я его за рукав. – Пусть говорит что хочет. Лишь бы что-то дельное сказал.

– Но-но, полегче, – хмуро качнул стволом Кречетов. – Ладно, беру слова обратно. Я тоже живой человек, и нервы у меня не железные. Особенно когда вас вижу, сдают они сильно… Короче, думаю, есть шанс восстановить Монумент.

– Странно, что его Зона сама не восстановила, – вставил я давно вертевшееся на языке. – А то я, помню, когда антенну взорвал, так она…

– Трудно додуматься, сталкер? – вздохнув, перебил меня Кречетов. – Монумент – это основной генератор аномальной энергии. Ничего без него Зона восстановить не может. Неужели не понятно?

– Теперь понятно, – покладисто кивнул я. – Ну и что там за шанс?

– Всё просто, – хмыкнул Кречетов. – Саркофаг это, выражаясь словами Карлоса Кастанеды, место силы. Доставьте туда фрагмент другого Монумента, а дальше Зона сама всё сделает. Причем фрагмент не мертвый – там под Саркофагом до сих пор осколки Монумента валяются, тусклые, словно бутылочные стекла. Живой кусок Монумента нужен, светящийся, полный энергии. Тогда, надеюсь, можно будет что-то сделать.

– Не понял, – нахмурился Японец. – Это как? Расколоть аномалию и приволочь ее светящийся кусок при том, что, будучи разбитыми, они не светятся, как ты сам только что сказал.

– Да по мне хоть целый Монумент притащите, мне без разницы, – пожал плечами Кречетов. – От горелой спички костер не развести. Целая нужна. Надеюсь, аналогия понятна?

– Понятна… – почесал я в затылке.

– Ну, если понятна, то и проваливайте отсюда, – нелюбезно сказал Кречетов. – А то у меня палец на спуске уже минут пятнадцать как чешется, сил нет. Боюсь не удержаться и нажать. Монумент это, конечно, не возродит, но хоть моральное удовольствие получу.

– Всё-всё, уходим, – примирительно сказал я. И потянул за рукав Японца, угрюмо смотревшего на Кречетова. – Пошли уже.

Виктор неохотно подчинился. За нашими спинами тяжело захлопнулась стальная створка.

– И что теперь? – недовольно поинтересовался Савельев. – Пришли ни с чем – ни с чем и уходим? Где нам теперь тот другой Монумент искать? По ту сторону границы миров, откуда не возвращаются?

– Я там был, и не раз, – сказал я. – И, как видишь, вернулся. Так что попытаться можно…

Мы вышли из здания Института. Неподвижные тела охранников по-прежнему валялись вдоль до-роги.

– Это ты типа красиво так шел, швыряя сюрикены или что там у вас положено швырять, а они даже автоматы поднять не успели? Или все-таки от пуль уклонялся?

– Ты поменьше всякие бредовые книжки читай, и кино американское смотри в меру, – посоветовал Савельев. – Это я тупо вон на то дерево залез, что по ту сторону забора, и из фукии их всех отработал.

– Из чего?

– Из духовой трубки. Дротиками, отравленными разбавленным ядом из подглазных желез жабы хикигаэру. Полежат еще с полчаса, очнутся, проблюются – и будут как новенькие.

– Понятно, – кивнул я. – Чего ж тут непонятного.

Признаться, мне было немного завидно. Вот идет рядом человек, напичканный древнеяпонскими сюрпризами, словно автоматный магазин патронами. И мочить никого не надо, и даже калечить необязательно. Пришел, сделал всё, что хотел, и ушел себе. При этом все живы, здоровы, и крайне довольны этим фактом. Потому что в случае чего этот жилистый парень может очень эффективно работать не только с разбавленными ядами, но и с неразбавленными. А также со своими мечами, рукоятки которых выглядывают у него из-за плеч.

Однако холодняк холодняком, но вооружаться нам нужно было более серьезно. Предстоял поход в Зону, где хорошие мечи-ножи, конечно, уважают, но сильно после даже самого хренового огнестрела. И правильно делают, кстати.

Я подошел к охраннику, валяющемуся в отключке, и поднял лежавший рядом с ним тупорылый MP5. Оружие неплохое для ближнего боя, под пистолетный патрон 9×19 миллиметров, изобретенный более ста лет назад. То есть, проверенный временем… но – пистолетный. То есть, маломощный, которым завалить человека вполне можно, но вот для битв с крупными мутантами лучше, конечно, обзавестись чем-то посолиднее.

О чем я Виктору и сказал.

– Ну и где нам тут искать это «посолиднее»? – поинтересовался Савельев, проигнорировав протянутый мною второй автомат.

– Есть одно место, – сказал я. – Надеюсь, там в помощи не откажут.

* * *

Проникнуть в Зону оказалось проще, чем я рассчитывал. Третьего и Второго кольца обороны, окружавших Зону, больше не существовало.

Порванные заграждения, словно через колючую проволоку прошел танк… Пустые пулеметные вышки… Мусор, разбросанный по желто-серой траве… И гильзы. Много стреляных гильз, валяющихся под ногами. Очень много. В некоторых местах земля была буквально завалена ими, будто ковром, тихо позвякивающим под нашими подошвами.

– Гон тут прошел, – сказал Японец, ткнув пальцем на следы огромных когтистых лап, глубоко вдавленных в почву. – Мутанты шли. Здоровенные. Я таких в Зоне не видел.

– Надеюсь, их остановили возле Киева, – сказал я. – Танками. Иначе, думаю, никак бы не вышло. Жуков-медведей вряд ли по-другому получилось бы тормознуть.

– Жуков-медведей?

– Муты из вселенной Кремля, – пояснил я. – Думаю, стая пролезла через тот разрыв, про который говорил Кречетов. Ну и рванула через кордоны…

Так за беседами-разговорами-разглядываниями следов мы дошли до Первого кольца, которое местные сталкеры называли кордоном.

На севере Зоны кордон представлял собой настоящее укрепление: бетонная стена, бронеколпаки, крупнокалиберные пулеметы под ними, генераторы излучения, препятствующего избыточному выделению энергии, зенитные автоматические пушки – и многие другие прелести, препятствующие проникновению в Зону, а также несанкционированному выходу из нее. Строили Стену американцы, охраняя свою зону влияния на зараженных территориях. Это и понятно – пиндосы всегда ревностно оберегают то, что приносит им доход. Не удивлюсь, если гон жуков-медведей был без особых проблем отфутболен от северного кордона.

С юга же всё обстояло намного проще. Забор из колючей проволоки, смонтированный на воткнутых в землю стальных трубах, и пустые консервные банки на нем, которые типа должны громыхать, когда сталкер снаружи или мутант изнутри попытается штурмовать заграждение.

Вдоль ряда «колючки» тянулась грунтовая дорога, по которой периодически туда-сюда катались БТРы, патрулируя периметр. Видно было, что на довольно обширном участке забора намотана свежая проволока без признаков ржавчины. Значит, муты прорвали заграждение, которое военные быстро восстановили. В этом, конечно, «колючке» не откажешь. Дешево, плюс вернуть всё как было можно легко и непринужденно.

К кордону мы подошли, скрываясь в березовой роще, раскинувшейся неподалеку от КПП «Дитятки». Несложное занятие в сумерках, особенно когда местность знаешь. Я – знал, потому обнаружить нас было практически нереально. До тех пор, пока на дорогу не выйдем, конечно, и в Зону пролезть не попытаемся.

– Дождемся, пока БТР проедет, – негромко сказал я. – Потом мухой рвем вперед. Я «Бритвой» режу заграждение – и мы в Зоне.

– А пока ждем, невредно будет кое-что обдумать.

И мы принялись обдумывать кое-что, предложенное Японцем в ответ на мой простой и бесхитростный план. Причем через несколько минут я был вынужден признать, что «кое-что» Савельева хоть и безумно на первый взгляд, но не лишено практического смысла.

Вскоре послышался шум двигателя, и мы синхронно заткнулись. Мимо нас, переваливаясь по разбитой в хлам дороге, неторопливо протащился древний БТР-80, оставшийся украинским военным в наследство от разваленного Советского Союза. На броне сидели двое снулых бойцов с автоматами на коленях, всем своим видом демонстрирующих полное отсутствие желания тащить службу. Но при этом я знал точно – несмотря на скорбный вид, эти бойцы не преминут вскинуть стволы и начинить свинцом любой двуногий кусок мяса, решивший пробраться на запретную территорию.

Из-за деревьев мы понаблюдали за тем, как бронетранспортер скрылся за поворотом дороги, после чего, как и было мной озвучено, рванули.

Добежав до забора из колючей проволоки, я уже совсем было собрался рубануть по нему «Бритвой», как Виктор с мощным выдохом врезал ногой по ближайшей стальной трубе-опоре, на которую была намотана «колючка».

Признаться, я и не думал, что так можно ударить! Не, я и сам вполне могу кому-нибудь в челюсть с ноги зарядить, да так, что мало не покажется. Но одно дело нокаутировать живого человека – и совершенно иное ударом ноги согнуть чуть не пополам толстую стальную трубу, которую вдобавок вырвало из земли и отбросило в Зону на пару метров. При этом, естественно, ряды колючей проволоки порвались словно гнилые нитки.

Проход был открыт.

– Куда? – коротко бросил Японец.

Я ткнул пальцем в направлении относительно недалекой заброшенной деревеньки, и мы побежали. С максимально возможной скоростью, потому что патрулирующие кордон БТРы имеют свойство появляться в самый неподходящий момент.

Возле крайней развалюхи мы остановились перевести дух. Вернее, я остановился восстановить дыхание. Савельев же кажется мог пронестись как сайгак через всю Зону ни разу не запыхавшись. Причем туда-сюда, и не один раз.

– На фига? – спросил я, продышавшись после километрового забега.

– Что именно?

– На фига с ноги бил? Я б ножом разок рубанул и…

– И любой охранник тут же сообразил бы, что это сталкер в Зону проник. И если б оплавленные края проволоки рассмотрел, то мог и догадаться, кто это вернулся в Зону с ножом, умеющим резать стальную проволоку словно паутину. А так вполне можно предположить, что это вернулся в Зону один из громадных недобитых мутантов, недавно прорвавших кордон.

– Логично, – признал я.

Деревеньку, на краю которой мы оказались, я знал довольно неплохо. Бывал здесь, приходилось. Можно сказать, путь свой сталкерский с нее начал, приняв драгоценный подарок умирающего Странника… вместе с его смертельно опасной миссией в придачу. И даже разок типа сам с собой тут встретился, м-да…

На старых картах Генштаба это селение, изрядно разрушенное временем и взрывами, обозначалось как Андреевка. Печальное зрелище.

Некоторые дома обветшали сами собой и вросли в землю до слепых окон с разбитыми осколками стекол в рамах. Другие разметали то ли гранаты, то ли снаряды, оставив на месте человеческих жилищ лишь посеченные осколками кирпичные печи. Причем бревенчатые стены уцелевших домов словно ходами жуков-древоточцев были сплошь изъедены пулевыми отверстиями. И свежими, и не очень. Здесь воевали часто и увлеченно. Без этого никак. Можно сказать, что Андреевка – это ворота в Зону, которые каждый военный, как и каждый член многочисленных местных группировок, считает своими.

Но сейчас в деревне было тихо. Как в склепе. Будто поумирали все разом в Зоне. Даже воро́н не слышно, даже ветер не пытался расшевелить чудом сохранившийся ржавый флюгер на гнилой, местами проваленной крыше соседней избы. Затишье. Которое, как гласит народная примета, обычно случается перед бурей…

Однако настораживаться, анализировать и призадумываться времени у нас не было. Потому что когда нет нормального оружия, всё это без толку. Или пристрелят, или сожрут без него, третьего не дано. Исходя из чего, действовать надо было быстро.

– Ну, я пошел, – сказал я. И, на всякий случай короткими перебежками от одной избы к другой, рванул через деревню. В том деле, что я наметил, Японец мне был не нужен. Тот, к кому я шел, незнакомых гостей к себе в берлогу не пустит ни под каким видом.

…Берлога та находилась за околицей деревни, между лесом и вонючим болотом. По другому и не скажешь, берлога и есть, запрятанная в недрах искусственного холма, скрывающего контору одного из самых предприимчивых и хитрых торговцев Зоны, которого все звали Петровичем. В глаза. А меж собой кроме как Жмотпетровичем этого барыгу почти никто иначе не называл. Заслуженно. Такого расчетливого скупердяя нужно было еще поискать. Хотя когда Жмотпетрович чувствовал хорошую перспективу, мог и в кредит обслужить. И еще не было случая, чтобы кто-то ему в Зоне долг не вернул. Уважали его в этих местах даже самые распоследние мародеры. Причем не как человека, а скорее как легенду Зоны. Некий символ ее что ли, типа трубы Саркофага, без которой и Зона не Зона, а так, не пойми чего.

Холм, в котором окопался Жмотпетрович, со стороны смахивал на летающую тарелку, приземлившуюся здесь в незапамятные времена и успевшую густо обрасти мохом, травой и сорняками. Обычный человек прошел бы мимо, в пяти шагах ничего особенного не заподозрив: холм и холм, на который помимо всего прочего ветры Зоны нанесли всякой дряни – опавших листьев, сухих веточек, а также мелкого мусора, выметенного с улиц недалекой заброшенной деревни. Даже неполный скелет мутировавшей собаки валялся на склоне, недобро скалясь всё еще зубастыми челюстями.

Опытный же сталкер, немало повидавший на своем веку, отметил бы правильную геометрию этой странной возвышенности, ее тактически грамотное расположение, позволяющее контролировать территорию как минимум в радиусе двухсот метров, отсутствие посторонних предметов в границах этой территории, за которыми можно было бы укрыться, а также утоптанную тропинку, ведущую к холму и пропадающую точно возле его подножия. Где сейчас и стоял я, пристально изучаемый видеокамерой, вмонтированной над стальной дверью, искусно выкрашенной в маскировочный зелено-желтый цвет.

Фиг знает от кого Жмотпетрович так конкретно шифровался, но его холм был укреплен и замаскирован профессионально. И с безопасностью тут всё было в полном порядке. Чуть что не так – и из длинных амбразур, опоясывающих холм по периметру, немедленно примутся молотить пулеметы. Один из которых сейчас, например, весьма недвусмысленно был нацелен мне в лицо.

Но, видать, моя физиономия охранников устроила, так как после минутного изучения меня наконец зажужжали сервомоторы, и тяжелая стальная дверь отъехала в сторону, открывая вход в недра «холма».

Всё это было уже в моей биографии. Узкий коридор со ступеньками, ведущими вниз. Электрические кабели вдоль стен, выкрашенных в защитный зеленый цвет. Вмонтированные в потолок стеклянные плафоны, горящие мертвым, белым светом. И вторая бронированная дверь, неохотно отворившаяся при моем приближении, за которой открылась до боли знакомая картина – маленький «предбанник», в котором еле-еле мог разместиться один человек – и решетка от пола до потолка, отгораживающая тот «предбанник» от подземного склада с оружием, боеприпасами и снарягой.

За решеткой сидел хозяин всего этого богатства – седовласый крупный мужик, со времени нашей последней встречи явно прибавивший в весе. Вернее, сидел он не только за решеткой, но еще и за столом, на котором стояли древний как сама Зона радиоприемник, антикварная настольная лампа времен Второй мировой войны, и современный ноутбук с изображением огрызка яблока на крышке.

Ничего не поменялось за то время, когда я был тут в последний раз. Совсем ничего. Зона меняется, мир меняется… Но порой кажется мне, что даже если всю планету накроет гигантский выброс, и всё живое на ней передохнет, то единственный, кто выживет и по-прежнему будет сидеть в своем бункере, – это барыга Жмотпетрович, который и на полностью вымершей планете найдет способ как-то нажиться, повернув безвыходную ситуацию в выгодном для себя свете.

– Ну здравствуй, Петрович, – сказал я.

– Здоро́во, Снайпер, – невозмутимо произнес торговец, словно расстались мы с ним несколько часов назад. – Вернулся?

Блин, одни и те же слова… А может он не живой вовсе? Сидит себе за решеткой биоробот, запрограммированный кем-то на выкачивание наличности из нашего брата-сталкера… Всё может быть, на то она и Зона.

– Типа того, – сказал я. Традиция есть традиция. Одни и те же вопросы, одни и те же ответы, словно в старой компьютерной игре, которую проходишь снова и снова. И которая этим похожа на Зону. Вроде и надоела она уже, и знаешь что сейчас будет – а все равно тянет играть в нее снова и снова… Например, я даже знаю, что сейчас спросит Жмотпетрович после стандартного обмена любезностями.

– Хабар принес? – заученно поинтересовался торговец. – Или так, в гости по старой памяти?

И тут я традицию нарушил. Ответил не так, как раньше.

– Не первое, и не второе, – покачал я головой. – Нету у меня сегодня хабара, Петрович. И денег нет. Пустой я, как консервная банка со свалки.

Несколько секунд барыга смотрел на меня, переваривая услышанное. После чего широко зевнул, демонстрируя полное отсутствие интереса к моей персоне. Позади Петровича хором хмыкнули двое его неизменных охранников, вооруженных новехонькими «калашами» и обряженных в тяжелые армейские бронекостюмы.

– Ну и чего ты тогда сюда приперся? – спросил Петрович тоном, каким обычно посылают собеседника по известному адресу.

– Снаряга нужна, – сказал я. – И оружие.

– Ты что, пьяный? – приподнял брови барыга. – Вали отсюда с глаз долой.

– Мне очень нужно, – с нажимом сказал я. – Ты ж меня знаешь, я в долгу не останусь. Верну все деньги за товар, причем с процентами.

– Ты не врубаешься? – раздраженно произнес Петрович. – Мне нужен товар, а не обещания. Или деньги. Впрочем…

Торговец задумчиво почесал второй подбородок, расположенный над третьим.

– Впрочем, есть вариант. Выполнишь для меня пару заданий – и считай заработал себе на усиленную куртку и не новый ПМ. Нормальная сделка. Что скажешь?

Я покачал головой.

– Нету у меня времени на твои задания.

Торговец хмыкнул.

– Ну тогда иди отсюда, сталкер, не мозоль глаза. Если, конечно, не надумал обменять свою «Бритву». За нее я дам тебе…

– Тьфу на тебя, Петрович, – в сердцах сплюнул я. – Сколько я тебе денег переплатил в свое время, а ты в кои-то веки помочь не можешь?

– Я торговлей занимаюсь, а не благотворительностью, – отрезал торгаш, брезгливо проводя рукой по шее. – Харкаться, слюнями брызгать и возмущаться в ближайшей аномалии будешь, понял? Вали отсюда по-хорошему, сталкер, пока мои ребята тебя… блин… да что это такое?

Глаза торговца помутнели. Он поднял было руки, чтобы их протереть, но у него ничего не вышло. Наполовину поднялись они – и бессильно рухнули на стол.

– Снайпер… сволочь… – прохрипел Жмотпетрович. – Валите его, парни…

Он еще только проговаривал всё это стремительно немеющими губами, когда мои руки скользнули в карманы моей поношенной куртки – и выскользнули обратно с зажатыми в пальцах невзрачными серыми шариками.

Которые я с силой бросил себе под ноги.

Два мощных хлопка слились в один – и меня мгновенно окутал густой туман, в котором утонуло небольшое помещение «предбанника», включая стальную решетку, находящуюся от меня в одном шаге.

Впрочем, мне и не надо было ее видеть для того, чтобы, выхватив из ножен «Бритву», резко присесть – и рубануть понизу ножом, умеющим одинаково свободно рассекать и сталь, и пространство между мирами.

То, что я присел, не было излишней предосторожностью. В тумане слабо замигали вспышки, и две очереди резанули по тому месту, где я только что стоял. Мерзко завизжали пули, рикошетом отскакивающие от бетонных стен. Ну и дебилы охранники у Петровича! Самим-то им по фиг рикошеты, армейский броник от них защитит запросто. А вот работодателя, не защищенного ничем кроме имиджа легенды Зоны, могут зацепить как не фиг делать. Я уж не говорю о себе – себя мне всяко жальче, чем всех барыг Зоны вместе взятых.

Поэтому я не теряя времени четырьмя размашистыми движениями вырезал из решетки большой кусок, вполне достаточный для того, чтобы я мог пролезть на склад торговца. Что я и сделал, быстро, но аккуратно вынув кусок решетки и тихо положив его на пол. Конечно, просто швырнуть было б быстрее, но я не хотел, чтобы автоматчики среагировали на звук и принялись стрелять туда, откуда он донесся. Оправданный риск в подобной ситуации, ибо рикошет бьет всяко слабее пули, выпущенной прицельно по твоей тушке с короткого расстояния.

Я катнулся вперед, потом еще раз – и выкатился из тумана прямо под ноги стрелков, которые сейчас как раз меняли пустые магазины на полные. Ториноко – дымовые шашки синоби, которыми меня снабдил Виктор – дают облако густого тумана, заполняющего очень незначительную площадь, достаточную лишь для того, чтобы скрыть в нем одного человека. Но мне этого оказалось вполне достаточно. И теперь надо было действовать. С ножом против двух бронированных противников, которым оставалось сделать три движения – присоединить магазин, дослать патрон в патронник и нажать на спусковой крючок…

Для рук, привычных к такой работе – секунда, не более. Однако я не дал им этой секунды…

Один размашистый удар – и в руках охранника оказался автомат, разрубленный надвое. А следующий я наносить не стал, просто приставив клинок к горлу второго бойца. И быстро произнес:

– Я не хочу вас убивать. Не вынуждайте.

Автоматчик скользнул взглядом по оружию товарища, из обрезков которого на пол неторопливо высыпались мелкие стальные кусочки, и расслабил руки. Его совершенно целый АК с присоединенным магазином грохнулся на пол.

– Не так много платит мне Жмотпетрович, чтоб ради него подыхать, – пробасил охранник. – Кстати, ты его грохнул?

– Нет, – качнул я головой, не торопясь отводить нож от его горла. – Плюнул. Иглой, отравленной разбавленным ядом одной японской жабы. Целый час учился, прикинь? Искусство фукуми-бари называется. Так что ничего страшного с вашим жмотом не случится. Скоро очухается.

– Ну ты ж понимаешь, что с тобой теперь будет?

– Ага, – сказал я. – Понимаю. Я затарюсь снарягой и оружием, а перед этим вы скуете друг друга вон теми наручниками. Петрович очнется – освободит. Как тебе такой вариант?

– Да по фиг, как скажешь. Банкуй, твоя карта, – пожал плечами боец. – Только ж теперь за тобой вся Зона гоняться будет. Петрович такого не простит.

– Мне не привыкать, – усмехнулся я. И после того, как охранники защелкнули браслеты на запястьях друг друга, нажал на одну из кнопок, вмонтированных прямо в стол Жмотпетровича. Ту, над которой имелась надпись «Вход в бункер». А потом и вторую, обозначенную как «Вторая дверь». Там еще много кнопок было. «Подача газа». «Вытяжка газа». «Пулемет № 1» – и далее «2», «3», «4». «Потайной выход». «Вызов «Борга». «Вызов «Воли». «Вызов бандитов»… Целый пульт.

Вот уж не думал, что Жмотпетрович обладает таким влиянием в Зоне, что одним нажатием кнопки может выдернуть себе на подмогу штурмовую группу из любой группировки. Впрочем, с учетом того, что каждая из этих группировок назначила за мою голову неслабую цену, мне еще один враг в лице влиятельного торговца все равно что для опытного сталкера слабокислотный дождь. Неприятно конечно, но в целом на фоне остальных прелестей Зоны – по барабану.

По ступенькам вниз спустился Японец. Окинул взглядом окружающую обстановку, и одобрительно кивнул.

– Неплохо для гайдзина[6]6
  Гайдзин (яп.) – «иностранец». Без дополнения «коку» («страна») слово приобретает презрительный смысл «чужак», «неяпонец». Применяется в основном к европейцам, в отличие от более близких к японцам по менталитету китайцев или корейцев.


[Закрыть].

– Ну да, я гайдзин, а ты прям чистокровный японец, родившийся в кратере Фудзиямы, – фыр-кнул я. – Пошли лучше экипировкой займемся, пока Петрович не проснулся. А то забрызгает нас слюнями ярости, хрен потом отмоешься.

– Или подмогу вызовет, – заметил Савельев, становясь на колено и ножом-танто перерезая пучок проводов, уходящий из-под стола в стену бункера.

– Или так, – буркнул я, мысленно поставив себе жирный «минус». Вроде недолго шатался я по Москве, да и жарковато было там порой. А всё ж цивилизация с ее навороченными гаджетами, роскошными ресторанами и дорогими автомобилями расслабляет. Думаю, до своей поездки в столицу России я б такого косяка не допустил. Вывод? Держи ухо востро, сталкер, и резче вспоминай, чему тебя Зона учила. А то ж тем, у кого память короткая, она ее еще больше укорачивает. Примерно на длину одной бестолковой головы, за которой давно уже охотятся любители легкой наживы.

С тех пор, как я был в бункере Жмотпетровича последний раз, тут ровным счетом ничего не изменилось. Подземелье по-прежнему напоминало продуктовый склад, совмещенный с армейской оружейкой. Вдоль стен громоздились ящики с надписями на разных языках, означающих одно и то же – «Тушеное мясо», «Гранаты Ф-1, 20 штук», «Сухой паек», «Патроны. Калибр 7,62»… На них лежали стопки нераспакованных камуфляжных костюмов, усиленных бронепластинами, какие-то баллоны, картонные коробки…

А еще здесь было оружие. Гранаты, винтовки, армейские ножи в чехлах и без. И автоматы. На любой вкус. Какие-то явно бывшие в употреблении, со сбитым воронением и пятнами ржавчины. Другие новые, блестящие от заводской смазки…

Они-то нас и заинтересовали больше всего. Я, не долго думая, выбрал себе «нулевый» АКМ в консервационной смазке, думаю, пролежавший здесь не одно десятилетие, дожидаясь меня. Японец же отдал предпочтение компактному «Вихрю» – машинке без сомнения достойной, но, на мой взгляд, лишенной такого неоспоримого достоинства, как доступность боеприпасов. Ибо найти в Зоне спецпатроны СП-5 и СП-6 зачастую задача неразрешимая. В отличие от «акаэшной» «семеры», которую таскает с собой по зараженной земле каждый второй бродяга, даже «калаша» не имеющий. Потому как патроны калибра 7,62 это не только боеприпас, но и очень популярный товар, чуть ли не аналог разменной монеты.

Само собой, шмот я тоже сменил, от носков и труселей до «горки», комплектуемой дополнительным анатомическим нейлоновым чехлом под относительно легкие керамические бронепластины, ко всему прочему снабженным кучей кармашков, подсумков и креплений. Плюс удобный рюкзак в комплекте из той же ткани того же цвета. Короче, продуманная помесь броника и модульной транспортно-боевой системы, мечта любого сталкера, имеющего достаточно наличных для того, чтобы позволить себе эдакую роскошь. Конечно, полноценный бронекостюм надежней легкой экипировки, но я всегда предпочитал мобильность и скорость передвижения тяжелым доспехам, превращающим тебя в некое подобие ходячей крепости.

Виктор свой мешковатый костюм цвета утреннего тумана менять ни на что не стал. Оно и понятно – в его хламиде всяких потайных карманов, пожалуй, побольше будет, чем в моей модульной системе. Я особо не приглядывался, что он там себе за пазуху сует, но мельком заметил, что Савельев прихватил пару гранат и неслабое количество укупорок с дефицитными патронами. Понятно. Не мечом единым силен нынче ниндзя в Зоне, когда, отбросив средневековые понты, вооружается по-человечески. И это правильно, ибо пуля летит всяко дальше сюрикена и отравленной стрелки.

Само собой, я тоже приобщился к гранатно-патронному пайку, и жратвы с водой набрал, чтоб дня на три хватило. И уже когда рассовывал по подсумкам последние магазины, а по карманам – высококалорийные батончики, услышал позади требовательное «Мрррям!».

Мы с Японцем синхронно обернулись на звук, у Савельева немедленно меч в руках обозначился. Но прежде, чем он им воспользовался, я успел дернуть его за рукав и сказать:

– Стоп! Это мое.

Совершенно бесшумно спустившееся по ступенькам вниз «мое» стояло и требовательно смотрело на меня, нервно подергивая ушами с кисточками. Понятно. Даже имея длинные когти и устрашающего вида зубы вскрывать ими консервы все равно неудобно.

– Что, крыс в Предзонье мало оказалось? – проворчал я, открывая килограммовую банку тушенки и вываливая на пол ее содержимое. Немедленно в моей голове нарисовался образ – две здоровенные крысы величиной с кошку каждая, белка с зеленоватой шерстью и хомяк-мутант с шестью лапами. Потом я «увидел» следующий «кадр»: кучу костей, обрывков шкурок, мотки кишок – и лужу блевотины рядом. Натурально так «увидел», аж самого затошнило.

Понятно. Отравленная радиацией и аномальным излучением фауна Предзонья пришлась Лютому не по вкусу. Всё что поймал и заточил – тут же вытошнил, после чего моему котэ срочно понадобился хозяин.

– Зачем оно тебе? – приподнял брови Виктор, что в его случае выражало крайнюю степень удивления. – Это ж мутант. От них одни проблемы.

– Знаю, – вздохнул я. – Но это мой мутант. И проблемы, получается, тоже мои.

– Лучше б канарейку завел, – проворчал Савельев. – Или лысого чернобыльского ежа. Удобно. Положил в карман – и забыл про него. Ты ж глянь, сколько он жрет? Почти целое кило тушенки за минуту счавкал.

– Это он с непривычки траванулся, – без особой уверенности сказал я. – Вот пооботрется в Зоне, и будет хавать всё, что шевелится.

– А если не будет, то придется тебе второй рюкзак с тушенкой на себе тащить, – сказал Виктор.

– Он уникальный зверь… – попытался я было «впрячься» за Лютого.

– Не спорю, – пожал плечами Савельев. – Лично я в первый раз вижу рыжего ушастого леопарда, владеющего искусством харагэй[7]7
  Харагэй (яп.) – здесь: «искусство души», общение без слов.


[Закрыть]. Но по мне так в Зоне тушенка гораздо нужнее таскающегося за тобой мутанта, который помимо того, что жрет как крокодил, еще и ментально канифолит тебе мозги своими проблемами.

Лютый поднял голову от недоеденной кучи жратвы, показал Виктору клыки и вибрирующе-грозно зарычал. На что Савельев задумчиво посмотрел на мутанта. Пару секунд они стояли замерев на месте, словно статуи, глядя друг другу в глаза, после чего Лютый, еще раз рыкнув для порядку, опустил голову и вновь принялся за еду.

– Поговорили? – осведомился я.

– Типа того, – слегка озадаченно произнес Японец. – Он… твой друг? Серьезно?

– Да, – сказал я. – Самый настоящий. Который мне жизнь спас. Как и ты в свое время. А у любого нормального сталкера сам знаешь какой закон – друг это всё. Сам сдохни, а кореша выручи. Так что…

– Можешь не продолжать, больше вопросов не имею, – произнес Виктор. И на полном серьезе сказал, еще раз внимательно посмотрев на Лютого: – Не обессудь, братан, непонятка вышла.

Лютый, не отрываясь от еды, вяло махнул хвостом – мол, ладно, чего уж тут, проехали.

* * *

Мы вышли из бункера Жмотпетровича, и окунулись в украинскую ночь. Которая совершенно не очаровательна, как некогда описывал ее классик. Со стороны болота тухлятиной воняет, с другой стороны – гниющей мертвечиной. Все небо усыпано звездами, словно стена старого тира отметинами от пуль. Столько их просто не бывает на нормальном небосводе. И никто не знает, что это там такое наверху просвечивает сквозь тучи, заливая зараженную землю призрачно-потусторонним светом.

Зато по ночам в Зоне всё видно. Почти. Например, избы Андреевки вполне можно разглядеть без прибора ночного видения. И то, что между ними никого нет – тоже. Ни вояк с кордона, желающих прогнуться перед уважаемым торговцем, ни сталкеров, которые никогда не прочь подзаработать. Вот и ладушки, вот и хорошо.