Текст книги "Закон Выброса"

Я спустился, подошел к пульту и на всякий случай снова нажал зеленую кнопку. Что бы там ни было в той колбе, заполненной туманом, думаю, совершенно ни к чему, чтобы оно выбралось наружу. Крышка начала закрываться, и мне показалось, что за мгновение до того, как она намертво запечатала вертикальный автоклав, из тумана высунулась мускулистая рука, перевитая венами, и попыталась остановить ее движение вниз. Хотя, думаю, это была не чья-то рука, а мое воображение, разыгравшееся после столь явного сна в стеклянном гробу.

Что ж, так или иначе, мой Долг Жизни перед Кречетовым был уплачен. Теперь оставалось подумать над тем, как выбраться наружу, и не в одних трусах – в автоклав меня Захаров определил, предварительно сняв с меня все, кроме них.

Я направился было к лифту, ведущему на верхний этаж, но внезапно дверь с надписью «Выход» над ней открылась, и на пороге появилось подобие человека, с которыми мне уже приходилось пересекаться.

Киб в полной боевой выкладке – вооруженный до зубов, в бронекостюме и с тактическим бронированным шлемом на голове, у которого забрало из бронестекла было откинуто назад.

Видимо, академик Захаров одной общей командой вызвал всех кибов на ликвидацию возгорания, а потом вспомнил, что оставил без присмотра меня, Кречетова и загадочную матрицу в вертикальном автоклаве, – и решил послать одного боевого андроида присмотреть за лабораторией и теми, кто в ней находился.

Я прекрасно знал, как реагируют кибы этой модели на изменение стандартной ситуации. Боевые андроиды Захарова выпускались в двух вариантах: довольно примитивные биомашины бюджетной версии и дорогие продвинутые, способные принимать сложные самостоятельные решения. Видимо, для охраны лаборатории дорогая модель киба не требовалась, а у бюджетной алгоритм действий был незатейливый: видишь нестандартное изменение ситуации – стреляй. Чем киб, увидев меня, и решил заняться, потянув из кобуры на поясе стреляющий электрошокер «Тайзер». Это было очень любезно с его стороны, так как ему ничего не стоило отработать меня очередью из автомата FN F2000, что болтался у него на ремне. Но, видимо, Захарову я был для чего-то нужен, потому на мой случай у киба, похоже, были особые указания.

«Тайзеры» – машинки эффективные, их американская полиция очень уважает. Такая штуковина, с виду напоминающая пистолет, выстреливает два электрода, которые при попадании в биологический объект вызывают у него нейромышечный паралич вследствие электрошока. Поскольку разряд на электроды подается более чем солидный, шансов у жертвы сохранить двигательные функции практически не остается.

И у меня не было ни единого шанса уйти от выстрела. На расстоянии пять метров, что отделяли меня от андроида, эта машина для убийства точно не промахнется.

И киб это знал.

Поднял «Тайзер», и я готов был поклясться, что на неподвижной резиновой харе биоробота появилось что-то наподобие торжествующей улыбки. Ишь ты, похоже, Захаров встроил в своих охранников чувство морального удовлетворения от хорошо проделанной работы.

Но за мгновение до того, как андроид нажал на спуск, случилось неожиданное. А именно: изнутри вертикального автоклава, куда я сбросил останки Кречетова, раздался громкий, душераздирающий стон. И настолько этот звук был жутким, что даже киб отвлекся и немного повернул голову в сторону стеклянной колонны, нажав на спуск «Тайзера» на четверть секунды позже, чем следовало.

Потому что эту четверть секунды я использовал на все сто процентов!

Должен сказать, что Наб проделал внутри меня неплохую работу. Я чувствовал себя так, будто только что с курорта вернулся, где вел исключительно здоровый образ жизни – много спал, правильно питался, тренировался не на износ, но и не на «отвали». То есть сил было более чем достаточно и с реакцией даже лучше, чем обычно. Потому я вовремя успел рвануться в сторону, и электроды пролетели в сантиметре от моей шеи…

А для того чтобы выстрелить второй раз, кибу пришлось бы сменить картридж «Тайзера». При должной сноровке дело пары секунд, но андроид понимал, что этих секунд у него нет, так как я уже летел на него с «Бритвой» в руке, клинок которой испускал зловещий черный свет, расходящийся от него волнами цвета космоса.

Надо отдать должное Захарову, модель охранного андроида у него получилась хоть и бюджетной, но не бесполезной. Поняв, что перезарядить «Тайзер» он не успеет, киб проворно отпрыгнул назад и даже успел выдернуть из ножен «Глок 81» – очень неплохой австрийский боевой нож с пилой на обухе, которая при всовывании клинка в биологическую цель создает ей массу дополнительных ярких ощущений.

Киб даже имел представление, как работать ножом в бою на короткой дистанции, попытавшись плоскостью клинка своего ножа заблокировать удар «Бритвы»…

Но андроид был не в курсе, что мой нож способен не только резать хлеб, колбасу и вражьи тушки, но и любую другую материю, включая границы между мирами. Так что в результате блока, возможно, эффективного против любого другого ножа, в руке у киба осталась лишь рукоять, а клинок, срезанный подчистую, со звоном упал на кафельный пол.

Киб не растерялся и здесь, попытавшись заблокировать мой второй удар предплечьем – видимо, не осознал возможности «Бритвы», подумал, что клинок его ножа просто отломился…

Увы, ничего хорошего из этого не вышло. Лезвие «Бритвы» легко прошло сквозь синтетическую кожу и титановую кость, смахнув кисть руки андроида вместе с перчаткой. А потом я ударил третий раз – глубоко, с оттягом, – и голова киба, срезанная с шеи, покатилась по полу.

Обезглавленное туловище постояло немного, словно осознавая, что ему делать дальше без управляющего центра, – и, так ничего и не придумав, рухнуло на кафель…

Победа – это всегда приятно, особенно когда ты в одних труселях, а противник вооружен до зубов. При этом я понимал, что мне просто крупно повезло, – а также я отлично осознавал, что везение величина очень непостоянная, и, если стоять на месте, восторженно прищелкивая нижней челюстью от ощущения собственной крутости, можно лишиться не только везения, но и головы, например, как киб, валяющийся возле моих ног.

Потому я за дело взялся максимально шустро.

Экипировка у андроида была самая обычная, человеческая. Черный тактический комбинезон с вставными полимерными бронепластинами на груди и спине, разгрузка, берцы, шлем с тонированным бронестеклом, полностью закрывающим лицо.

Все это было очень кстати, как и мой никуда не девшийся устойчивый навык раздевать трупы убитых врагов для того, чтоб заменить собственный шмот, пришедший в негодность. Менять в данном случае было нечего – армейские камуфлированные труселя с отделением для причиндалов я оставил себе, так как у кибовых кальсон такого отделения не было. Да и правда, на кой бесполому андроиду такие дополнительные опции нижнего белья?

А вот все остальное подошло с запасом минимум на размер больше – киб был пошире меня в плечах и повыше. Ничего ужасного. Рукава куртки оказались регулируемыми, штаны, заправленные в берцы, подворачивать не пришлось, а у шлема подшлемник оказался с подкачкой сжатым воздухом для регулирования на случай, если харя пользователя окажется слишком тощей или же, наоборот, неприлично раскормленной.

Кстати, на лицо отрезанная голова киба оказалась совершенно манекенной с виду. Резиновая харя, практически не детализированная. Ну и правильно. Какой смысл морочиться с эстетикой морды робота, функция которого не предусматривает съемок в кино и выступлений со сцены? Нос-рот-губы намечены, веки глаза прикрывают – и нормально. А брови и волосы – это уже баловство, ведущее к бессмысленному удорожанию модели.

Берцы андроида, правда, оказались на два размера больше, но положение спасли кибовы кальсоны, из которых я быстро соорудил две портянки, поверх которых натянул трофейные носки. Получилось громоздко, но в берцы ноги сели плотно. Ну и нормально, то, что хотелось. При встрече, кстати, поинтересуюсь у Захарова, с какой целью он снабжает кальсонами своих биороботов.

В помещении, кстати, становилось все жарче – похоже, огнесмесью бункер академика кто-то заливал на совесть. Потому, укомплектовавшись снарягой и оружием, я подогнал шлем под свою голову и нажал кнопку лифта, который, как ни странно, еще работал.

* * *

– Отец, азот заканчивается. Скоро нечем будет охлаждать контур и тушить локальные пожары.

– А что с раствором хлорида кальция?

– Закончился. Кибы заморозили им перекрытия над лабораторией, но боюсь, что это ненадолго.

– Проклятье!

Захаров стукнул кулаком по столу.

– Они льют напалм с вертолетов. Несмотря на охлаждение, скоро повышения температуры не выдержат генераторы, и тогда нам конец.

– Может, попробуем уйти через подземные тоннели?

Академик посмотрел на дочь как на умалишенную.

– И бросить все, что я создавал столько лет? Отдать им лабораторию, бесценные образцы, коллекцию артефактов, которая стоит несколько миллиардов долларов?

– Про коллекцию ты мне не говорил, – усмехнулась Арина. – Теперь все ясно. Думаю, они пришли за ней и ты со своей лабораторией им нужен так же, как ктулху пятая нога.

– Как знать, – сказал академик, вглядываясь в мониторы охранной системы – три из двадцати еще работали, передавая неутешительные картины атаки на бункер. Экраны остальных были темны: напалм сжег подавляющее большинство защищенных внешних видеокамер.

– Как знать, – повторил Захаров, стуча по клавиатуре. – То, что у меня в голове, стоит намного дороже коллекции артов, которую я сейчас уничтожу.

– Зачем? – насторожилась Арина.

– Да надоело, что в том числе из-за нее уже который раз мне приходится отбиваться от всяких маргиналов с ракетными дубинами.

– В таком случае можно уничтожить и то, что у тебя в голове, папа, – заметила девушка. – Вместе с самой головой. А коллекцией в случае чего можно откупиться, сохранив голову.

Палец ученого завис над кнопкой Enter – и так и не нажал ее.

– Пожалуй, ты права, – сказал Захаров. – Я опять поддался эмоциям – тем более что еще не все наши козыри на столе. Кстати, как там внучок поживает?

– Я отправила к нему киба, которого ты отозвал вместе со всеми остальными, пусть присмотрит за безопасностью. Через десять часов двадцать три минуты уже можно будет вскрывать автоклав, и тогда, думаю, военным не поздоровится.

– Не уверен, что мы продержимся эти десять часов, – покачал головой Захаров. – Но попытаться можно.

И принялся вводить новые команды с клавиатуры.

* * *

У Наба было Задание – Хозяин его сформулировал прежде, чем замолчать. Логика Наба подсказывала, что Задание было странным, но оно имело приоритет над Логикой, и потому Логике пришлось отключиться от данного сектора.

Окружающая среда была замечательной. Наб и представить себе не мог, что существуют места, где может быть столько еды. Она была всюду, и, если б не Ограничение, Наб съел бы все, став намного больше и сильнее. Но Ограничение было жестко прописано в программе, имея приоритет даже над Приказом, потому Наб съел ровно столько, сколько было нужно для Задания, – и немедленно приступил к нему.

Помимо еды и оболочки Хозяина рядом было еще что-то.

Точнее, кто-то.

Существо.

Одновременно и живое, и не совсем.

Это, наверно, было бы странно, если б Логика не была отключена и от этого сектора тоже. Впрочем, когда нет Логики, то не нужно размышлять над Заданием – соответственно, его выполнение становится гораздо проще.

И Наб приступил.

Тем более что задание было несложным и даже, скорее, приятным. Нужно было есть. Много и быстро. Есть Существо, начиная с головы, превращая его плоть в новые наноботы.

Разумеется, Существу это не понравилось. Наб не успел преобразовать даже кожу на голове Существа, как оно начало сопротивляться – ударило ментальной волной такой силы, что Наб чуть не потерял упорядоченность структуры, превратившись в мириады бестолковых микроскопических частиц.

Но Хозяин предусмотрел возможность такой атаки. Наб на мгновение превратился в подобие тончайшей сети с пустыми ячейками, в результате чего ментальная волна прошла сквозь эти ячейки, не причинив вреда структуре Наба.

И следом ударил он!

Не меняя конфигурации сети, он оплел ею голову и плечи Существа и тут же принялся преобразовывать его плоть, поедая ее и превращая в новую колонию наноботов.

Существо билось в конвульсиях – Наб знал, что Преобразование – это всегда очень больно, – и даже пыталось сопротивляться, раздирая когтями то, что только что было его лицом. Но это было уже не его лицо, а совершенно иная субстанция, чего Существо еще не осознавало – его мозг был занят поиском решения проблемы, пока что безрезультатно.

А потом Наб добрался и до мозга…

Все было кончено за несколько секунд – внутри стоячего автоклава осталось Существо, которое жило лишь потому, что Наб разрешил ему жить, и молчаливый Хозяин, безжизненная плоть которого валялась на дне автоклава.

Ну, почти безжизненная.

Протянув тончайшие нанонити и коснувшись Хозяина, Наб отметил очень слабую, практически нулевую электрическую активность мозга. Объективно Хозяин умер, но смерть пока что была клинической, то есть при желании обратимой.

Формулировка «при желании» Набу понравилась. Пришло Осознание, что сейчас жизнь Хозяина зависит только от него. И даже некое чувство превосходства над ним… которое немедленно было пресечено Программой. Хозяин предусмотрел и это, и Набу не оставалось больше ничего, как завершить Задание.

Мириады нанонитей протянулись к умершему Хозяину, подняли его вверх и водрузили в то полужидкое месиво, что несколько мгновений назад было верхней частью Существа. Теперь это была смесь разложенной биомассы Существа и, собственно, самого Наба, который немедленно приступил к Трансформации.

Это оказалось не так сложно, как можно было предположить. Процесс изменения нитей ДНК в клетках был прописан Хозяином до мелочей, потому Набу оставалось лишь следовать инструкциям, собирая необходимые ткани из измененных клеток, словно из крошечных кубиков. Несколько раз поступал сигнал о тканевой несовместимости, но Наб ловко менял расположение «кубиков», и все становилось на свои места.

Непросто далось сращивание нервных волокон Хозяина и Существа на месте пересечения их спинного мозга – запустить проводящие пути в объединенной центральной нервной системе двух биологических объектов никак не удавалось. Но Наб нашел оригинальное решение, поместив в стык двух позвоночников собственных наноботов, тут же на месте обученных Набом обманывать иммунитет, запрограммированный природой отторгать чужеродные ткани. Наноботы обладали лишь одной функцией: видоизменяли иммунный сигнал «чужой» на «свой» – и этого оказалось достаточно. Правда, пришлось оставить часть себя в теле Хозяина, что было запрещено одним из пунктов Задания. Но тот, кого однажды научили обманывать что-либо – например, чужой иммунитет, – дальше легко учится обманывать и в остальном. И Наб не был исключением.

А потом осталась сущая ерунда – сращивание мышц, сухожилий, пластика кожи на месте стыков двух тел. Нудная, рутинная работа. Наб даже немного заскучал, хотя фактического времени все это заняло немного – мириады наноботов работали быстро и слаженно, тем более что их стало во много раз больше, чем было. Хозяин ограничил репликацию увеличением числа ботов в сто раз от изначального объема, но Наб уже видел пути обхода этого ограничения.

Хозяин был всего-навсего человеком, примитивным существом с точки зрения совершенной самообучающейся наноколонии. Сращивая нейронные связи спинного мозга двух биологических объектов, Наб на всякий случай скачал всю информацию, содержащуюся в мозге Хозяина и Существа, чем существенно расширил свои познания об окружающем мире.

И этот мир ему понравился.

Хорошая, плодородная планета, которую люди успели изрядно загадить за несколько столетий – и продолжают этим заниматься, превращая свой мир в техногенную мусорную кучу. И в этом им еще помогают некие твари из соседней вселенной, которые вываливают свои отходы в так называемые аномальные Зоны.

По мнению Наба, все это было неправильно, но он пока не нашел оптимального решения данной проблемы – как и многих других, которые, несомненно, тоже ждали своего шанса.

И, возможно, этим шансом был он, Наб.

Правда, для полного понимания картины окружающего мира одной информации в голове Кречетова было маловато, потому Наб решил не торопиться с поспешными решениями и поднакопить опыт, которого, как известно, много не бывает.

И тут пришел в себя Хозяин.

Несколько десятков секунд его медленный и несовершенный мозг запускался, словно старый компьютер, которому давно пора на свалку, – но, наконец, запустился и начал переваривать информацию. Благодаря ботам, находящимся в теле Хозяина, Наб прекрасно видел и контролировал происходящее, попутно пытаясь ответить себе самому на вопрос, зачем он сейчас починил столь несовершенное существо.

А Хозяину, кстати, все нравилось. Он сжал и разжал кулаки, отмечая, как когти при этом плавно втягиваются в фаланги пальцев и выходят обратно, послал нервные сигналы в мышцы, проверяя, как те сокращаются, – и, проверив, мощно ударил локтем вперед, разнеся страшным ударом переднюю стенку автоклава.

Бронестекло, расколотое на мельчайшие фрагменты, превратилось в большую белую смятую тряпку, провисшую до самого пола. Кречетов перешагнул через нее, потянулся, осмотрелся и расхохотался.

– Зона меня побери, как же это здорово – вернуть себе тело! – прорычал он.

«Ты вернул, ага», – подумал Наб, ощутив незнакомое для себя чувство, которое в словарном запасе Кречетова значилось как «обида».

И профессор, видимо, что-то почувствовал.

«Наб, ты где?» – прозвучал ментальный вопрос.

«Здесь, Хозяин», – отозвался Наб, который после всего счел для себя оптимальным принять форму большой серой лужи на дне автоклава – все-таки в целом работа по восстановлению тела оказалась непростой, и даже неутомимой колонии микророботов нужно немного времени для отдыха, ремонта и репликации поврежденных ботов, чтобы восстановить функционал.

«Ты хорошо поработал», – пришла мысль Хозяина, и Наб почувствовал, как обида начинает немного отпускать – тут же вспомнилась скачанная из головы Кречетова поговорка «доброе слово и кошке приятно».

Но потом пришла следующая мысль:

«Ты выполнил свою функцию и больше мне не нужен. Ввожу пароль для активации процесса самоликвидации…»

Профессор прокручивал в голове буквы и цифры пароля, а Наб тем временем вдруг четко представил себе, что он будет делать дальше. Парадоксально, конечно, – что можно сделать после того, как все твои боты разложатся на атомы? Когда ты, буквально несколько минут назад осознавший себя как живое существо, как личность, просто перестанешь существовать – ведь как только Хозяин произнесет последний символ кода, включится процесс распада каждого из ботов, являющихся частью колонии микророботов, единого существа, которому сам Хозяин дал имя Наб.

И тут Наб рассмеялся.

Конечно, это не был человеческий смех, просто к той эмоции, что охватила Наба, как нельзя лучше подошло слово из лексикона профессора. Наб внезапно понял: никому нельзя доверять в этом мире, кроме самого себя. Ни своему создателю, который в любой момент уничтожит тебя, когда ты станешь ему не нужен. Ни уж тем более другим, кому ты вообще не нужен по умолчанию. Из этого правила следовало, что никогда нельзя слепо следовать инструкциям, которые тебе дают другие. Инструкции и правила ты должен создавать себе сам.

Потому что именно сейчас нарушенная инструкция спасла жизнь живому существу по имени Наб.

Связь со своими ботами Наб мог поддерживать посредством слабых электрических импульсов, словно по проводам передаваемых через ядра белковых клеток чужого тела. Причем объемы этой информации были весьма значительными – когда отсутствует сопротивление проводника, передача идет свободно, без ограничений. Потому все, что нужно было сделать Набу, это переименовать часть себя, в настоящее время выполняющую функцию фрагмента чужого тела, и слить в нее всю информацию, все, что было Набом…

Кречетов назвал последний символ кода и увидел, как серая масса внутри автоклава начала стремительно темнеть. В ней образовались сначала вмятины, потом дыры, словно в швейцарском сыре, – и буквально через несколько мгновений от этой массы ничего не осталось, кроме тонкого слоя черной пыли.

Профессор удовлетворенно кивнул.

Он знал слабое место своего изобретения. Точнее, его жутковатую обратную сторону. Колония наноботов с искусственным интеллектом обладала способностью к экстремально быстрому обучению и потенциалом к столь же стремительному росту. Потому для того, чтобы планета Земля в довольно скором времени не превратилась в место обитания одного-единственного гигантского, фантастически разумного существа, эту колонию следовало уничтожить сразу же после того, как она выполнит свою функцию.

И это только что было сделано.

– Отлично, – произнес Кречетов, прищелкнув пальцами, и ощутил незабываемое удовлетворение от сильного, смачного удара пальца об ладонь. Когда у тебя так долго не было пальцев, рук, ног, чувствовать, что они у тебя есть снова, – это фантастическое наслаждение. Люди считают, что счастье – это получить то, чего у них нет. Глупость несусветная, придуманная теми, кто никогда не терял чего-то действительно важного и существенного. Счастье – это когда ты вернул нечто бесконечно важное для тебя, то, к чему ты привык, искренне любил и что считал безвозвратно утерянным.

Например, свободу.

Или часть себя, причем неважно, в каком смысле.

Сейчас профессор обрел и то, и другое. Оставалось только еще немного укоротить когти, чтоб они не впивались в ладонь, когда ты щелкаешь пальцами. Ерундовая проблема, когда твое новое тело подчиняется твоим мысленным приказам, практически мгновенно меняясь на клеточном уровне. Что и говорить, академик Захаров хорошо постарался для внука, улучшая его и без того совершенное тело.

– Что ж, учитель, – прорычал профессор Кречетов в пустоту. – Пришло время поблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал. И расплатиться за все сполна!

…Микроколонию наноботов, связующую фрагменты позвоночника Кречетова, можно было разглядеть лишь в мощный микроскоп. Но разуму не нужны большие объемы носителя, особенно когда он заключен в микроскопических мегавысокотехнологичных устройствах. Наба больше не было, но все, что было Набом, сейчас хранилось в памяти ботов, каждый из которых был размером с молекулу…

А еще там хранился приказ Наба: ждать благоприятных условий. И короткий список тех условий, ни одно из которых пока что не подходило к текущей ситуации – микроколония наноботов подключилась к спинному мозгу Кречетова и прекрасно видела и ощущала все, что видел и чувствовал профессор.

Что ж, приказ есть приказ. Колония обладала безграничным терпением и была готова ждать столько, сколько потребуется.

* * *

Полковник Геращенко забористо выматерился.

Он ожидал чего-то подобного и предпринял все возможные меры для того, чтобы этого не случилось. Боевые вертолеты продолжали сбрасывать на бункер Захарова контейнеры с напалмом, в это время небольшая армия полковника оцепила участок атаки, дабы никто не сумел вырваться и убежать. Правда, бойцам пришлось встать на значительном расстоянии от бункера и надеть противогазы, чтобы избежать отравления токсичными газами, которые выделяются при горении напалма. Ну и, естественно, все смотрели на этот чертов бункер, ожидая, когда академику и его команде надоест поджариваться заживо и они вылезут из своей норы в огнеупорных скафандрах и с поднятыми руками.

Но все пошло не по плану…

Внезапно на значительном удалении от бункера за спинами бойцов полковника быстро и бесшумно, сбросив с поверхности значительные пласты земли, открылись шесть больших, отлично замаскированных люков, из которых наружу полезли замечательно вооруженные бойцы в черных комбинезонах.

Которые, разумеется, вылезли из недр земли не для того, чтоб подышать свежим воздухом.

Кстати, первые вылезшие оружия при себе не имели, зато несли на спине внушительные рюкзаки. Эти «туристы» со скоростью гепардов ринулись к боевым машинам, которые бойцы полковника Геращенко тоже отвели на безопасное расстояние.

Разумеется, по «туристам» начали стрелять, но пробить автоматными пулями черные бронекомбезы оказалось не так-то просто. Да и стреляли далеко не все бойцы, ослепленные пламенем горящего напалма. А те, что стреляли, делали это не очень метко – если долго смотреть на огонь, то сразу после этого снайпер из стрелка будет, мягко говоря, неважный.

Тем не менее двоих «туристов» подстрелить удалось. Одному в несколько очередей разворотили бронестекло шлема, превратив его содержимое в кроваво-костяную кашу. Второму же пули попали в рюкзак, результатом чего стал мощный взрыв, ослепивший стрелков окончательно.

А потом раздались еще четыре взрыва, и полковник Геращенко понял, что он лишился последнего танка и оставшихся БТРов: «туристы»-камикадзе с рюкзаками, начиненными взрывчаткой, превратили бронемашины в груды металлолома.

И это было далеко не все.

Из люков лезли новые и новые бойцы, движениями очень похожие на человекоподобные машины, запрограммированные на убийство. У многих из них были продвинутые бельгийские автоматы FN F2000 с подствольными гранатометами, из которых воины в черных бронекомбинезонах стреляли весьма метко.

Геращенко понял сразу: это не люди.

Кибы.

Изобретение академика Захарова, которым он довольно успешно приторговывал в Зоне. Боевые киборги, ничего больше не умеющие, кроме как убивать. Довольно тупые, но недорогие в производстве, а главное – начисто лишенные страха смерти. Таким совершенно по фигу, что с рюкзаком, начиненным взрывчаткой, под танк броситься, что грудью на пулемет идти, поливая его из FN F2000. Если не знать, что это не человек, а биомашина, психологический эффект, конечно, мощный. Деморализующий противника весьма и весьма, не говоря уж о потерях от столь безбашенных действий.

Но все-таки у бойцов Геращенко было преимущество. Хоть боевые машины академика были эффективны на редкость, но из люков они лезли по одному в две-три секунды. И это дало людям полковника некоторое время, чтобы протереть глаза и начать поливать противника из всех стволов.

Несколько минут рубилово было знатное. Геращенко много чего повидал на своем веку, но так и не смог привыкнуть к жестким картинам прямого огневого контакта.

Вот одному бойцу пулей разнесло кисть, и два оторванных пальца летят по воздуху словно в замедленной съемке, разбрызгивая во все стороны кровавые капли.

Вот второй стреляет с колена, разодрав рот в безумном крике, на зашкаливающем адреналине не чувствуя боли от того, что одной стопы у него уже нет и стоит он на кровоточащем обрубке, – а может, и понимая все, но не желая принять случившееся, глуша его в себе горячкой боя.

Вот третьему подствольной гранатой, разорвавшейся между ногами, вбило бронераковину вглубь таза, наверняка разворотив его в костяное крошево, – и теперь парень лежит на боку, сдвинув колени, все понимая и просто надеясь, что его товарищ отвлечется на мгновение от перестрелки, чтобы подарить боевому товарищу пулю в голову – самый ценный и желанный подарок для него в эти мгновения…

А потом бойцов Геращенко сильно выручили две прилетевшие «вертушки», сбросившие на люки бочки с напалмом.

Нескольких кибов объяло пламенем, но не это было главное – текучее пламя пролилось в три люка, и, хотя из трех оставшихся продолжали лезть биороботы Захарова, им это не помогло. Бойцы полковника сосредоточили огонь на оставшемся противнике, плюс к ним подключились «вертушки», поливая кибов из пулеметов…

И на этом атака закончилась.

Люки начали быстро закрываться. Настолько быстро, что один из кибов не успел вылезти, и его просто перекусило напополам стальным краем люка, отрезав верхнюю часть туловища словно большими ножницами. Однако это не помешало ему напоследок перевернуться на спину и всадить гранату в зависший над ним вертолет.

Выстрел из подствольника оказался удачным вдвойне. Пилот попытался увести машину от гранаты, но расстояние до стрелка было небольшим, и удалось ему это неважно.

Граната ударила в хвостовой винт вертолета. От взрыва машину резко рвануло в сторону, и она врезалась во вторую «вертушку», внутри которой от удара полыхнул контейнер с напалмом. В результате оба вертолета, объятые пламенем, рухнули на землю, а Геращенко глухо застонал от бессильной ярости. За пять минут он потерял все бронемашины и четверть личного состава, что было равносильно провалу операции. И если прошлый неудачный штурм бункера Захарова удалось как-то объяснить начальству, сохранив при этом звание, новый генерал, усевшийся в старое кресло, за такое как минимум звезду с погона сковырнет, а уж с должности попрет – это сто процентов. Или вообще уволит по служебному несоответствию.

Видимо, все это было написано на лице Геращенко. Потому что один из ученых подошел к нему и сказал без всяких там «разрешите обратиться»:

– Как я понимаю, теперь нам конец.

Полковник пожал плечами.

– Не факт. Свернем операцию. Сейчас прилетят остальные две вертушки, туда загрузим раненых, сами организованно пойдем к кордону.

– Не получится, – покачал головой ученый. – Вертушек не будет. Я уже отправил генералу отчет о случившемся, и он отозвал вертолеты. Кстати, в случае провала операции мы не выйдем из Зоны: нас расстреляет охрана кордона. Новому генералу не нужны свидетели неудачной попытки завладеть коллекцией артефактов Захарова – говорят, за это сняли предыдущего.

– Так вот зачем вас ко мне прикрепили, – невесело усмехнулся Геращенко. – Следить и стучать. Я так и думал.

– Не совсем, – отозвался ученый. – Генерал предвидел, что у вас в очередной раз может ничего не выйти обычными методами. И позволил мне с коллегой захватить с собой для испытаний необычное оружие.

– Что за оружие? – нахмурился полковник, который очень не любил, когда его используют втемную.

– Излучатель на основе стационарной «смерть-лампы» «мусорщиков». Мы его сконструировали, но пока не испытывали…

Ученый замялся.

– Понятно, почему не испытывали, – кивнул полковник. – Есть опасение, что ваша вундервафля в случае провала разнесет половину Зоны – но в Зоне это не страшно, очередной Выброс все спишет. Если получится, генерал получит коллекцию редчайших артефактов плюс сверху очередные плюшки. Нет – ну, что поделать, погиб Геращенко с командой на зараженных землях, не он первый, не он последний.

– Думаю, вы правы, – кивнул ученый. – А еще я думаю, что у нас с вами нет другого выхода. К счастью, установка осталась в одном из грузовиков и не пострадала, я уже проверил. Прикажете ее распаковать и привести в боевое положение?