Текст книги "Кукла ходит по земле"

6

В общем, теперь Степа втирал мне, что видел Сивую Маску, а я ему не верил. К нам в город, конечно, иногда приходят из тундры оленеводы – шкуры оленьи продавать или там на оленьи бега по праздникам… Но они все без масок. И вообще не страшные. Маленькие и прикольные. А дети-то у них какие мелкие! Прямо крохи. Очень забавные в своих шубках с узорами.

В общем я, чтобы Степа наконец успокоился, соврал, что – верю, ладно. И он тогда сразу спросил:

– Если появился – значит, какие-то события предвещал! А какие?

– Тьфу ты, – говорю. – Предвещал, что ты меня сегодня достанешь! Смотри вон, что у меня есть! – И балалайку ему показываю.

Степа так Сивой Маской был напуган, что даже и не заметил инструмента.

– Ух ты! А чего это? – спрашивает.

– Балалайка! – говорю. – Я теперь в оркестре играю. В «Струнах Севера». Слышал?

– Не-а, – говорит Степа.

– Ну и дурак, – говорю. – Это известный такой оркестр! Из разных школ собирают, кто играет на инструментах разных или у кого музыкальные способности просто… И потом выступают везде! Вот и я выступать буду.

– Круто! – восхищается Степа.

Вот потому я с ним и дружу, ему – все круто.

Другой бы сказал: подумаешь, балалайка! Вот если бы электрогитара, да какая-нибудь рок-группа, а это – ерунда, мол! А Степе – не ерунда. Хороший он друг. Хоть и Сивая Маска ему везде мерещится.

И мы со Степой еще долго стояли и болтали – он мне про Сивую Маску, я ему – про балалайку и про оркестр…

Так вот и играю теперь. Репетиции, концерты – то в школе какой-нибудь, то на культурном мероприятии, то в воинской части… Все из разных школ, и в основном все выпендрежные, к сожаленью. Особенно Жмакин и Малюк. Еще бы, они тут единственные студенты: первокурсники музыкального колледжа! Вот и чувствуют себя королями. Такие прямо крутые – ну да, у них балалайки примы, а у меня – секунда… Секунда – она не такая важная, как прима, конечно… И поменьше, и используется в основном для тремоло… А тремоло не так часто бывает нужно, как, скажем, бряцание… Но все равно – оркестру без нее никуда! А эти примы прямо сидят и гордятся, что они среди балалаек самые главные! И смотрят на меня презрительно. Ненавижу таких. Но терплю.

А еще с нами в оркестре играют домры. И там один парень – не знаю, из какой школы и сколько лет ему, – все время как-то странно бормочет. И однажды, когда Игорь Николаевич нам что-то объяснял, было довольно тихо – и я услышал, как этот парень сзади повторяет:

– Уж. Уж. Уж обыкновенный.

Я вообще не понял сперва, что это значит и к чему. Про ужа. Думал, он кому-то отвечает на что-то.

А потом смотрю – он все время про этого ужа бормочет. Сам с собой. Вот просто сидит и повторяет как заведенный:

– Уж. Уж обыкновенный. Уж. Уж.

Мне как-то не по себе становится, когда это слышу. Зачем он так повторяет все время? Я на других смотрю, но никто почему-то не обращает внимания на этого «ужа»… Но ведь явно что-то не то с этим домристом! При чем тут уж, да еще обыкновенный?

Каких только ненормальных нет на свете! Даже в наши «Струны Севера» затесались.

И вот Игорь Николаич улыбается в бороду и говорит:

– Господа балалайки, опять отвлекаетесь?

Но это не нам, секундам. Это примам – Жмакину с Малюком. Потому что они болтают, как обычно. То болтают, то в телефонах копаются. Но Игорь Николаич терпит, потому что так-то играют они хорошо, да и вообще он добрый. И, может, они со временем перестанут быть такими расхлябанными. Соберутся как-то. Первый курс – это только раскачка, а вот со второго все серьезно становится. Могут и выгнать из колледжа, если двоек нахватаешь. И будешь тогда, как Игорь Николаич говорит, «на базаре с шапкой играть». Ну, в смысле, чтоб в шапку тебе деньги кидали… Та еще перспективка.

А мы, секунды, не отвлекаемся. Мы смотрим в ноты и стараемся. Хотя получается фигово. У меня. Но стараюсь. Как-то не очень мне чтение с листа дается. И поэтому иногда просто делаю вид, что играю, а сам смотрю на Снежану. Пытаюсь понять, чего она играет, чтобы подхватить.

Снежана рядом со мной сидит, она тоже балалайка секунда.

Она, как и я, в очках и так сильно щурится, глядя в ноты, что мне ее даже жалко. И я однажды не выдержал – прямо во время концерта подвинул пюпитр к ней поближе. Но, конечно, я такой неуклюжий – и пюпитр чуть не опрокинул, и ноты разлетелись! И все это прямо во время номера!

Снежана разозлилась, зашептала:

– Ты что сделал?!

– Да я… помочь хотел… – говорю испуганно. – Чтоб лучше видно…

– Спасибо, помог! – и раздраженно очки поправила.

Я бросился подбирать эти дурацкие ноты, надеюсь, из зала не очень было заметно, да залу и все равно было, думаю… Это мы для младших школьников выступали. Дети шумели и бесились, и плевать им было на нас. Но Игорь Николаич, конечно, все заметил и с осуждающей улыбкой на меня посмотрел. Это только он так может – даже осуждая, улыбаться.

Я подобрал в итоге все ноты, быстренько их расставил, и мы со Снежаной и другими снова заиграли, она – раздраженно щурясь, я – мысленно посыпая себе голову пеплом: помог, называется! Неуклюжий болван.

Но нам все равно потом долго хлопали, и Игорь Николаич долго раскланивался и все показывал на нас – на свой оркестр, мол, это все мы, а он ни при чем. Это все мы – и даже я, который уронил все ноты.

А потом директриса той школы вышла на сцену нас благодарить, у нее еще такое имя странное было – Радуга Леонтьевна… И, пока она говорила, в зале было довольно тихо – видно, ученики эту Радугу боялись, и в тишине я слышал, как за мной странный парень-домрист все повторял про своего ужа:

– Уж. Уж.

Помолчит и опять:

– Уж обыкновенный.

Бр-р. Может, я совсем сбрендил – и один это слышу? Почему все так спокойно реагируют? Точней, вообще никак. А с другой стороны – как им реагировать? Ну, уж. Ну, обыкновенный. Играет-то парень нормально. Мало ли какие у кого причуды. Кто про ужа повторяет, кто, как Степа, Сивую Маску везде видит. А я, например, моли боюсь. Тем более мы же – творческие люди, а у творческих личностей причуд еще больше. Вот у меня папа, например. Он артист, поэтому прямо очень творческий. Пьеро мне сделал вместе с приятелем-бутафором. Настоящую куклу-марионетку.