Текст книги "Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году"

Глава III

В посольстве. – Представление Султану в Дольма-Бахче. – Султан отдает визит его высочеству. – Святая София. – Сераль. – Высокая Порта. – Евнухи. – Ворота блаженства. Багдадский киоск. – Библиотека. – Киоск Султана Абдулмеджида. – Хранилище драгоценностей. – Вековые платаны. – Арсенал в храме святой Ирины. – Атмейдан. – Египетский обелиск. – Змеиная колонна. – Обелиск Константина Багрянородного. – Сулеймания

Много чудес в Константинополе; много памятников и свидетелей глубокой старины. Для того, чтобы все осмотреть, нужно много времени. Мы пробыли в городе 3 дня, и, конечно, видели лишь только самое замечательное, и то вскользь. В 7 часов утра явились назначенные состоять при Великом Князе Али-Низампаша и Гафиз-бей, чтобы представиться Его Высочеству.

Начальник Военной Академии Али-Низам-паша, родом из Ангоры, в Малой Азии, говорит отлично по-немецки, по-французски, и 25 лег тому назад кончил курс Венской военной школы. Полковник Гафиз-бей кончил курс Артиллерийской школы в Бельгии, говорит свободно по-французски, но с своеобразным выговором. После чаю мы сходили в посольскую церковь, а оттуда на балкон полюбоваться видом Константинополя.

Дом нашего посольства, или, вернее дворец, построен в Пере, на главной улице, по кряжу холма. Южный фасад обращен к Босфору; пред ним расстилается великолепнейшая панорама: у подножия Топ-Хане, вправо Галата, влево Дольма-Бахче, потом Босфор, обставленный сотнями судов, начиная от тяжелых броненосцев и купеческих транспортов до легких, как ласточка, каиков; а на последнем плане: берег Малой Азии со Скутари и кипарисовым лесом, Мраморное море с лиловыми силуэтами Принцевых Островов, Золотой Рог и Стамбул с сералем, Св. Софиею и несчетными куполами мечетей и минаретов.

В 10 часов приехал представиться Его Высочеству великий визирь, а вслед за ним обер-церемониймейстер, маленький, как шарик, турок с круглою седенькою бородкой.

После завтрака нас усадили в четырехместные ландо, присланные за нами, чтоб ехать в Дольма-Бахче для представления Его Величеству Султану. У Великого Князя ландо было запряжено четверкою серых, у нас парами. На козлах кучера и выездные были одеты в синих, богато шитых золотом куртках и шароварах, в шорные сапоги, на головах красные фески. Предшествуемый конвоем поезд из пяти экипажей, среди густой толпы, двинулся по главной улице Перы, мимо казарм к спуску на площадь пред дворцом Дольма-Бахче, что в переводе значит «огуречный сад».

Дворец построен при Султане Махмуде II, около места, где Императором Константином был поставлен золотой крест в память своего Обращения. Он стоит на самом берегу Босфора; фасад из главного корпуса и двух крыльев украшен мраморною колоннадой дорического ордена с широкою лестницей. Со стороны площади дворец обнесен двумя стенами и монументальными воротами с бронзовою вызолоченною решеткой.

На первом дворе стоял караул с хором музыки. Второй же более обширный двор покрыт газонами с цветниками и красиво рассаженными группами стриженных деревьев. Мы остановились пред широкою и белою, как снег, мраморной лестницей. У дверей встретил Великого Князя сам Султан, и мы пошли посреди чинов двора и флигель-адъютантов, стоявших на небольшом друг от друга расстоянии, со сложенными на крест руками. По мере приближения они наклонялись, касаясь правою рукой полугруди и лба, и оставались в таком положении, пока не проходил Султан.

Впереди его и Великого Князя шел маленький обер-церемониймейстер, не оборачивая спины, а быстро и ловко отступая назад, причем он кланялся на каждой площадке и на порогах. Взойдя на лестницу и пройдя две роскошные залы, мы остановились в небольшой приемной, а Султан с Великим Князем и принцами взошел в гостиную, где они сели на кресла, поставленные полукругом. Султан – мужчина среднего роста, полный, с большими карими глазами и русою бородой, приятной наружности, не лишенной даже величия, несмотря на полноту всей фигуры. Одет он был весьма просто, в черном сюртуке известного турецкого покроя, белых широких шароварах и красной феске. Разговор происходил через переводчика, которым был министр иностранных дел Халиль-Шериф-паша.

– Его Величество Гос ударь Император, – сказал Великий Князь, – поручил мне поклониться Вашему Величеству и передать свою надежду, что отношения обоих государств останутся также дружественны, как были до сих пор.

– Я, – отвечал Султан, – очень счастлив слышать из ваших уст эти слова Государя и рад возможности передать через вас Его Величеству мое уверение в неизменности наших взаимных отношений.

– Оно тем более желательно, – заметил Великий Князь, – что этого требуют наши общие интересы.

– Совершенно справедливо, – добавил Султан. – Я очень рад видеть у себя Ваше Высочество и надеюсь, что вы останетесь довольны вашим пребыванием в моих владениех. Сожалею лишь об одном, что оно слишком кратковременно.

– Посетить Восток было моим давнишним желанием, – сказал Великий Князь, – и я так рад, что мог наконец привести его в исполнение. Но, признаюсь, не ожидал таких встреч повсюду, начиная от Рушука. Позвольте поблагодарить за это Ваше Величество.

– Я, – любезно ответил Султан, – повелел сделать лишь то, что подобает для встречи брата Государя, такой могущественной страны.

Потом перешли к обыкновенному разговору. Султан спрашивал, нравится ли Его Высочеству Босфор, Константинополь и тому подобное; затем нас позвали в гостиную, и Великий Князь представил Султану свою свиту, называя каждого из нас по имени.

После представления распростились и тем же порядком прошли до выхода. Церемониймейстер также катился, как шарик, пред Султаном, придворные преклонялись, и ничто не нарушало торжественной тишины, даже звук наших шагов пропадал в мягких коврах.

По возвращении домой нам сообщили, что сейчас явится первый секретарь Султана и привезет всем нам ордена, а затем он сам приедет отдать визит Великому Князю. Получив по чинам ордена «Османие» и «Меджидие», мы тотчас же их надели и собрались для встречи у подъезда.

В 2 часа приехал Султан в закрытом ландо, запряженном великолепною четверкой; его сопровождали скороходы и конвой. Войдя в большую гостиную, опять сели полукругом.

– Позвольте, Ваше Величество, поблагодарить вас за пожалование меня и моей свиты орденами, – начал разговор Великий Князь.

Султан поклонился, сказавши: «Очень рад, что мог этим доставить вам удовольствие».

Его Высочество свел разговор на войска.

– Я любовался баталионом и эскадронами, которые встретили меня в Шайтанджике, люди отличались здоровым видом, прекрасным сложением и отличною выправкою.

– Не угодно ли будет Вашему Высочеству, – предложил Султан, – посмотреть мой здешний гарнизон, в день, который вы сами соблаговолите назначить.

Великий Князь поблагодарил за предложение, выразив, что это ему доставит большое удовольствие.

– Сын мой, – добавил Султан, – представит вам войска.

– Я буду очень рад этому случаю, – сказал Великий Князь, – чтобы познакомиться с Его Высочеством. Генерал Игнатьев говорил мне, что он очень хорошо командовал и распоряжался маневрами.

– Не он командовал, – с усмешкою заметил Султан, – вели ученье и маневры офицеры Генерального Штаба, а он только ездил и смотрел.

После отъезда Султана мы переоделись, сели в те же коляски и поехали осматривать Св. Софию, сераль, древний гипподром и сулейманию. Чрез Перу мы спустились в Галату и далее по деревянному мосту на Золотом Роге проехали в Истамбул. Предместье Пера лежит на холме выше Галаты и Топ-Хане. Оно основано генуэзцами, которые в видах многочисленных постов греческой церкви, завели рыбные промыслы в Крыму и Кафе; а для сбыта своего товара выпросили позволение устроить рынок близ Константинополя. Теперь это квартал гостиниц, пансионов, посольских дворцов, иностранных магазинов и кофеен. В нем есть также театр, клубы, типографии и читальни.

В Галате, основанной также генуэзцами, находится центр торговли, таможня и склады товаров. Это место генуэзцы получили в подарок от Императора Михаила Палеолога, а при Иоанне Кантакузене им позволили обнести его стенами. С той поры, до завоевания Константинополя Магометом II они были совершенно самостоятельны, управлялись своими подестами и однажды осмелились даже арестовать императора за долги. Над Галатою высится построенная ими башня (в 140 футов вышины), с которой подают сигналы в случае пожара.

По мосту мы ехали шагом, возбуждая любопытство останавливавшихся пешеходов и экипажей. Я не знал, куда смотреть, глаза разбегались между пестрою толпой и чудесным видом Константинополя. С моста мы въехали в узкие, грязные улицы, обитаемые исключительно магометанским населением.

Выехав на площадь, коляски наши остановились у Св. Софии. Великого Князя встретили улемы, и мы пошли за ними через двор, устроенный пред южным портиком. При греках, посреди этого двора, стояла конная статуя Юстиниана; а на четырех пилястрах наружной стороны портика красовались знаменитые кони Лизиппа, вывезенные из Коринфа и потом похищенные латинянами в Венецию, где и теперь еще украшают портал Св. Марка. Снаружи храм имеет очень тяжелый вид, обезображенный пристройками, подкрепляющими здание. Под главным куполом громоздится каменная масса стен, куполов, полукуполов и контрфорсов, как будто предназначенная, чтобы только поддержать его.

Пред входными дверями, отлитыми из бронзы, с сохранившимся над ними изображением креста, нам одели туфли на сапоги. Мы вошли. Я остолбенел от невыразимого, величественного и могущественного вида храма Премудрости Божией. Как потрясающе действует на душу архитектура этого храма, можно заключить, например, из того, что когда Магомет II завоевал Константинополь, дикие орды его бросились грабить город, перерезали христиан, искавших спасение в Св. Софии, и стали разорять храм. В это время вошел Магомет. Суровый воин, ревностнейший поклонник Пророка, ненавидевший христиан и уничтожавший все, что только напоминало это имя, он так был поражен величием этой постройки, что немедленно остановил истребление. Решившись обратить ее в мечеть, он приказал замазать живопись и закрасить стены; крест заменить полумесяцем, снять колокола, построить минарет, а на месте алтаря поставить хранилище для корана. Затем все осталось в таком же виде, как при Юстиниане, и даже впоследствии турки приняли Св. Софию за образец всех своих мечетей, не обращая внимание на расположение крестом, которое составляет основной план постройки.

Дивясь величию, изяществу и красоте этого великолепнейшего памятника византийского зодчества, я припомнил послов Владимира Святого. Мне стало понятно впечатление, какое должен был произвести на них, привыкших к бедным деревянным постройкам, этот необъятный, выходящий из всякого сравнения храм.

Я читал много описаний Св. Софии, видел много рисунков, а все-таки действительность далеко превзошла все мои ожидания. План храма представляет крест, заключенный в квадрате, которого каждая сторона равна 33 саженям. Над средоточием креста возвышается пологий купол, лежащий на огромных столбах, связанных с двух сторон хорами, которые продолжаются и вдоль поперечных корпусов. В вершине креста (место алтаря) выведен полукупол с тремя громадными нишами. Над основанием креста – галерея, с которой открывается перспективный вид на всю колоссальную внутренность Софии. Дуга главного купола равна одной шестой его поперечника, а вышина от помоста 180 футов. Он построен из чрезвычайно легковесных материалов: пемзы и родосского кирпича. Все здание поддерживается 80 колоннами и 104 столбами. Стены покрыты разноцветным мрамором, яшмою, порфиром и мозаиками. Из последних совершенно открыты все узоры и херувимы огромного размера, с закрашенными только лицами. Над горним же местом сквозит лик Богоматери, которая сидит на пурпурном одре, с подле стоящим младенцем Иисусом.

Св. София воздвигнута Юстинианом, в 532 году, на том месте, где Константин выстроил первую христианскую церковь (в 325 году). Работы продолжались шестнадцать лет, причем участвовало до десяти тысяч рабочих. Юстиниан, между прочими украшениеми, поставил в Св. Софию восемь порфировых колонн, взятых из Рима, куда они были привезены Императором Аврелианом из Баалбека, и шесть колонн зеленой яшмы из храма Дианы в Ефессе. Многие из императоров украшали и поддерживали храм; самый купол был исправлен после землетрясения при Василие Вулгароктоне. Андроник укрепил его внешними пристройками. Затем его обновили Императоры Кантакузен и Палеолог. При Султане Абдулмеджиде он был вполне реставрирован двумя братьями Фосатти, причем эти архитекторы освободили его снаружи от излишних подпор, а внутри – чудесную мозаику от извести. Теперь все открыто, за исключением ликов.

Для меня внутренность Св. Софии есть невыразимый идеал художественной красоты и чудо архитектурного искусства по легкости и воздушности всей постройки, несмотря на колоссальность ее размеров. Сферические куполы и арки так пологи и так соединены между собою, что, где бы ни стать, их очертания далеко разбегаются в своих основаниях, производя то же впечатление как сфера небесная. Глаз не в состоянии сразу охватить весь купол, всю ширину какой-либо арки, но может обозреть в одно время только одну известную часть, а потому он также блуждает, как при обозрении неба, и оттого это удивительное впечатление необъятности, которое только испытываешь, рассматривая небесный свод.

В настоящее время кафедра и место, где хранится коран, обращены к Мекке. Даже циновки, которыми устлан весь храм, положены перпендикулярно к тому же направлению. По столбам, на которых утверждены куполы и арки, развешаны огромные круглые щиты, с золотыми шифрами царствовавших султанов, писанными по зеленому полю. Все устройства и переделки турок носят на себе характер временного приспособления, и если Магомет II замазал грубою известью всю мозаику, то мне кажется, он этим как бы нарочно предохранил ее от неизбежного разрушения. Теперь мозаика постоянно осыпается и если б она не простояла около трех столетий под известкою, то вряд ли бы сохранилась до нашего времени.

Обходя храм и все хоры, мы останавливались во многих местах, любуясь его красотами. Хоры украшены перилами с изваяниями орлов и цветов. В одном месте на перилах сохранилась глубоко вырезанная надпись, гласящая, что здесь место Феодоры, именитой патрицианки. На память всякий из нас купил несколько камешков от осыпавшихся мозаик, которые продают служители мечети.

Из Айя-Софии мы проехали в Сераль. Он занимает вершину треугольника, на котором лежит Константинополь и стояла древняя Византия. Во время Греческой империи здесь находились дома громадного причта Св. Софии. С одной стороны Сераль омывается водами Мраморного моря, с другой – Босфора и Золотого Рога, третья же сторона отделяется от города стеною, в которой устроен большой павильон с высокими воротами. Прежде Сераль был недоступен иностранцам, но эта завеса пала с тех пор, как Султан Махмуд, истребитель янычар, построил дворец в Дольма-Бахче и оставил ненавистный ему по воспоминаниям Сераль.

Последний пожар истребил старый дворец, так что теперь нельзя себе составить о Серале полного понятия: мы видели сады, аллеи, киоски, минареты, но в некоторых местах будто чего-то недоставало.

Остановясь у павильона, охраняемого привратниками, мы вышли из колясок и переступили порог Высокой Порты. Во времена могущества Турции, когда Европа едва удерживала ее завоевательные стремления, чрез эти ворота впускали иностранных послов в Сераль, где были сосредоточены все правительственные учреждения Отоманской империи, и вот причина, по которой это правительство получило название Высокой или Блистательной Порты.

За этими воротами находится обширный двор, посреди которого в былое время выставлялись головы сановитых преступников, между тем как головы простонародья или носы и уши пленных сваливались пред павильоном Высокой Порты и украшали ниши, устроенные по обе стороны ворот. За первым двором идут другие дворы, у входа в которые стояли ряды черных и белых евнухов. Эти несчастные вообще производят чрезвычайно тяжелое впечатление, но видеть целые ряды таких изуродованных людей более чем возмутительно.

На одном дворе нам показали небольшую, богато отделанную комнату, в которой султаны принимали иностранных послов. Эта комната устроена в воротах, носящих название Ворот Блаженства, хотя по справедливости их бы следовало назвать «порогом эгоизма», так как все это блаженство относится лишь к одному лицу. Затем начинается гарем, или женское отделение, окруженное садами, бассейнами, фонтанами, киосками и банями.

Мы зашли в киоск, выстроенный багдадскими художниками и рабочими, которых вызвал в Константинополь один из султанов, пленившийся красотою причудливых построек, облицованных разноцветными кафелями. Цвета и узоры этих глазированных кирпичей чрезвычайно ярки, но так искусно составлены, что эта пестрота не рябит в глазах, а сливается в одно прелестное, гармоническое целое.

Внутри киоск украшен самыми изящными, бесконечно разнообразными узорами и уставлен диванами. Пред ним мраморная терраса, с большим бассейном и фонтаном; кругом ее – группы разнообразной зелени, между которой сквозят стены дворцовых зданий, обитаемых женами покойного Султана Абдулмеджида. Из Багдадского киоска мы перешли в библиотеку, которая помещается в отдельном киоске. Книги, в цветных кожаных переплетах, уставлены по шкапам в осмигранной зале. Говорят, что в ней хранится много восточных рукописей, но, кажется, нет каких-либо остатков византийской письменности.

Из библиотеки нас повели в роскошный киоск Султана Абдулмеджида с превосходным видом на Босфор и Мраморное Море. Окна наружного фасада с зеркальными стеклами в то же время служат дверями на открытую и убранную цветами террасу, которая высится на краю холма. Внизу стоят древние византийские стены, а между ними и берегом Мраморного моря положены рельсы железной дороги. Внутри киоск состоит из нескольких гостиных, богато убранных голубым штофом, позолотою и европейскою мебелью. Нам предложили длинные трубки с превосходными янтарями, различные прохладительные напитки и кофе в фарфоровых скорлупках, помещенных в серебряные чашечки, усыпанные бриллиантами. Отдохнув, пошли в хранилище дрогоценностей, всевозможного оружия, седел, конских уборов, сервизов и редкостей, представляющих образцы восточного искусства, богато отделанные каменьями. Между последними некоторые рубины и изумруды поражают своею величиной. Тут же хранится одежда Магомета.

Затем нас повели к храму Св. Ирины, обращенному в арсенал. Мы прошли мимо двух огромных платанов, современных Греческой империи. Из них один имеет семь сажен в окружности. Против этих живых свидетелей старины устроен монетный двор, а немного дальше – арсенал в церкви Св. Ирины. Церковь эта была сооружена Константином Великим во имя мира (по-гречески «Ирина» значит «мир»). Она построена базиликою. По стенам и хорам, закрашенным желтою охрою, расставлены всевозможные оружия и манекены, представляющие костюмы и вооружение янычар. В этом храме, при Феодосии, происходил второй Вселенский Собор 150 православных святителей, установивший догмат об исхождении Духа Святого от Отца. К западной стороне храма примыкает небольшой двор с овальным бассейном, который носит название Златоустовой крещальни. На дворе и в примыкающем коридоре собраны саркофаги и остатки древностей, но все это перемешано и свалено без всякого порядка и системы.

Из Сераля нас повели на Атмейдан или мясную площадь, носившую во времена Восточной Империи название Гипподрома. Она была окружена амфитеатром и украшена памятниками и произведениями искусства. На ней производились конные ристалища, игры и бои гладиаторов с дикими зверями. Мы остановились, чтоб осмотреть три уцелевшие с того времени памятника: Египетский обелиск, Змеиную колонну и обелиск Константина Багрянородного.

Египетский обелиск привезен из Фив в Рим, а оттуда в Константинополь при Императоре Феодосии I. Он поставлен на мраморном пьедестале, украшенном барельефами, представляющими Феодосия с его семейством. Самый обелиск имеет 60 футов вышины, покрыт иероглифами и так сохранился, что кажется, будто время его щадит и не хочет к нему прикоснуться.

Рядом с ним стоит Змеиная колонна, древнейший из известных в мире бронзовых памятников, в виде столба, свитого из трех змей. Он находился в Дельфийском храме и служил подставкою золотому треножнику, принесенному греками в дар Аполлону. Змеиный столб на настоящее его место поставлен Константином Великим. Магомет II отрубил у него одну голову, а две другие украдены в начале прошлого столетия.

Обелиск Константина Багрянородного, в девяносто четыре фута вышины, был покрыт медными вызолоченными досками, которые сорваны турками. Все эти памятники окружены решетками и стоят в ямах, потому что нынешний уровень площади гораздо выше их оснований, и может быть, если порыться в этой насыпи, нашлись бы кое-какие остатки и следы гипподрома.

С восточной стороны площадь замыкает Св. София, а с южной – красивая мечеть Ахмета I, с шестью минаретами и большим садом; с других сторон к ней примыкали казармы янычар. В былое время на этой площади происходило много бурных и кровавых сцен. Здесь начинались споры и драки партий цирка, носивших название по цвету возниц на ристалищах. Так, например, в правление Анастасия I во время драки погибло до трех тысяч человек, а при Юстиниане I вражда между «голубыми» и «зелеными» дошла до того, что после пятилетних споров, Император, принадлежавший сам к партии голубых, вынужден был вызвать Велисария и истребить эти обе, соединившиеся против него партии. При этом погибло до 300 000 человек. Это же место служило поприщем беспрестанных возмущений янычар, и здесь же, 4 июля 1826 года, Султан Махмуд истребил это разнузданное войско. Рассказывают, что во время резни было брошено в Босфор до 25 000 трупов; переменившийся ветер прибил их к берегам, разнося зловоние, заразу и болезни; а от рыбы жителям пришлось надолго отказаться.

С Атмейдана нас повезли по улицам и рынкам в мечеть Солимана. Улицы действительно грязны, но не везде и, во всяком случае, не в такой степени, как обыкновенно кричат про Константинополь. Ведь и в наших городах кварталы, занятые бедным населением, не отличаются особенною чистотой, к тому же у нас нет такой уличной жизни, как на Востоке, где большинство населения живет, работает, отдыхает и ест на улицах или в открытых лавках. В этом главные причины зловония и грязи больших восточных городов. Зато в мечетях, на окружающих их дворах, в садах и на кладбищах соблюдается чистота и опрятность, а для большинства проживающих на улицах эти места имеют то же значение, как наши гостиные и кабинеты.

Внутренность Сулеймании, несмотря на свою красоту, уже не могла восхитить меня, я только что был очарован Св. Софией, с которой Сулеймания представляет не более как копию. Зато снаружи она чрезвычайно красива: куполы, стены, окна, решетки, аркады прелестно связаны и нагромождены друг на друга, в противоположность к уносящимся в небо минаретам. Вся эта постройка, окруженная зеленью маститых платанов и темных кипарисов, переносит в мир фантазии и мечтательности.

По осмотре мечети мы зашли в тюрбе Султана Солимана-Законодателя, прозванного европейцами «Великолепным», и рядом стоящий тюрбе знаменитой его супруги Роксоланы. На султанском саркофаге утвержден шар, покрытый чалмою с драгоценными каменьями; пред ним лежит коран, из которого муфти обязан прочесть ежедневно несколько стихов. Вот что я вспомнил, глядя на этот саркофаг: «Солиман, в угоду Роксолане, позвал своего старшего сына, любимца войск и народа, и при себе велел его задушить». Между тем стало смеркаться. Мы возвратились в Перу и закончили день обедом у нашего посла, к которому были приглашены: великий визирь, министры и состоявшие при Его Высочестве Али-Низам-паша и Гафиз-бей.