Текст книги "Путанабус. Лишние Земли лишних"

– Ответ неправильный. – Я принял позу Цицерона[73]73
  Цицерон Марк Тулий (106 – 43 до н. э.) – древнеримский государственный деятель, писатель, философ и знаменитый оратор.


[Закрыть] на его процессе против Катилины[74]74
  Катилина Луций Сергий (106 – 62 до н. э.) – древнеримский политик, увековеченный благодаря речам Цицерона (подробнее – см. Глоссарий).


[Закрыть]. – В наличии имеется группа невооруженных гражданских людей, даже не нон-комбатантов[75]75
  Лица, находящиеся в зоне боевых действий, но не принимающие в них участия: врачи, журналисты, сотрудники Красного Креста и проч.


[Закрыть], большинству которых нет двадцати одного года. То есть они по международным правилам – несовершеннолетние. Они насильственно вырваны из привычной среды обитания и лишены свободы вооруженными людьми по предварительному сговору. К примеру, по законам штата Нью-Йорк это тянет от двадцати лет отсидки до пожизненного срока. Пожизненного лично вам, мисс Майлз, как главному организатору этого киднеппинга. Это в случае статуса заложников. Тогда у нас к вам нет никаких претензий, кроме возбуждения против вас уголовного преследования. Если же мы военнопленные, пусть даже депортированные гражданские лица, то в этом случае вы, согласно международным правилам, обязаны нас содержать: поить, кормить, предоставить жилье и медицинскую помощь. В этом случае действует Женевская конвенция, согласно которой вы, в случае гуманного обращения с пленными, можете и избежать наказания.

– Вы лоер?[76]76
  От англ. Loer – букв. законник. Адвокат.


[Закрыть] – усмешка мисс Майлз была очень ехидной.

– Нет, мисс, не имею такого статуса. Но право учил в университете хорошо.

– К чему вы ведете?

– К тому, старая стерва, что мои несовершеннолетние девочки не спали уже больше суток и последний раз ели больше восьми часов назад. А именно ты, как руководитель всего этого бардака, оторвала их от дома, от родных и близких, от работы, от сбережений, обрекла на страдания голодом и пыткой лишения сна. И после этого стоишь тут довольная, сытая, выспавшаяся, не испытывающая жажды и измываешься над детьми. Я смотрю, вы тут плотно забыли основные ценности не только демократии и гуманизма, но и паблик рилейшнз. Общественностью это может быть расценено, как пытки детей лицом, злоупотребляющим своей властью и имеющим садистские наклонности.

– Ты, кондом[77]77
  Кондом – иное название презерватива.


[Закрыть] штопаный, – взревела Майлз: видать, где-то я ее все же зацепил за живое, – ты здесь никто. И не тебе мне указывать, что мне с вами делать. На это у меня есть утвержденная инструкция, и я действую точно по ней.

– И в ней конечно же прописано, как похищать людей и применять к ним пытки? – это я произнес с издевательской ухмылкой. – Что-то сомневаюсь. Кстати, я могу увидеть эту инструкцию?

– Нет. Она для служебного пользования.

– Я так и думал, – еще шире усмехаясь ей в лицо. – Я могу видеть прокурора?

– Нет. Такового здесь нет. – Мисс Майлз вернула мне усмешку.

– Я могу увидеть судью?

– Нет. На Базе такого не предусмотрено.

– Я могу увидеть атторнея?[78]78
  Англ. Attorney – термин английского юридического языка, служащий для обозначения особого рода адвокатов (подробнее – см. Глоссарий).


[Закрыть]

– Нет. Такого тоже не предусмотрено.

– Я могу увидеть коронера?[79]79
  Дознаватель.


[Закрыть]

– Нет. Такого здесь тоже не предусмотрено.

– Я могу увидеть местного шерифа?[80]80
  Избираемый населением начальник полиции города или округа.


[Закрыть]

– Нет. Такового здесь не предусмотрено.

– А кто здесь предусмотрен?

– Я. – Майлз как будто привстала на пьедестал.

– Вот как… – констатировал я. – Значит, никакой демократии, никакого правового и гражданского общества у вас тут нет, а в наличии только голимый тоталитаризм и вождизм мисс Майлз. В таком случае именно вы и ответственны за все. Я могу связаться с вашим прямым начальством, фюрерин[81]81
  Игра слов. Немецкое слова «фюрер» употреблено в женском роде, в намеке на то, что Майлз – фашистка…


[Закрыть] Майлз?

– Нет, – ответила она твердо. – Советую вам всем оформить статус переселенца и не устраивать тут Жакерию[82]82
  Крупное крестьянское восстание во Франции в 1358 г.


[Закрыть].

Вот это стерва! Надо отдать ей должное – умеет держать удар. Я просто в восхищении.

– А то что? – продолжил свой нажим. – Вы нам уже угрожаете? Чем? Необоснованными репрессиями? Вы нас расстреляете? Или будете публично вешать? Я этому уже не удивлюсь, ведь пытки к нам вы уже применили.

– Не валяйте дурака, мистер законник, – вновь высокомерно заявила Майлз, как бы отмахиваясь от меня, – оформляйте статус переселенца. В этом случае каждый из вас получит пособие от Ордена в размере одной тысячи экю и сможет свободно реализовать все свои планы по поводу еды, ночлега и прочих потребностей. Другого все равно вам никто не предложит.

После этой тирады она победоносно окинула нас презрительным взглядом и вышла в стеклянную дверь.

За ней, не глядя на нас, молча, ушла Беляева, которая после синхронного перевода стояла за Майлз тенью.

Ну что ж, один-ноль.

В пользу Майлз.

Но, как пел Высоцкий, «еще не вечер».

Оксана, оставшаяся одна на посту разбираться с нами, только развела руками, показывая нам, что она тут вообще ни при чем и ничего другого для нас сделать, увы, не может.

– О’кей, – сказал я, не обращаясь непосредственно ни к кому, – значит, мы все же заложники, а вы, – я указал пальцем на Оксану, – вооруженные террористы. Так вышло, и прошу не судить строго нас за последствия. Никакого бизнеса, это уже личное[83]83
  Перифраз из романа Марио Пьюзо «Крестный отец» – «Ничего личного, только бизнес».


[Закрыть].

Новая Земля. Территория Ордена, База по приему

переселенцев и грузов «Россия и Восточная Европа».

22 год, 22 число 5 месяца, понедельник, 10:05

Включенный мотор на холостом ходу раскручивал кондиционер, который не сразу охладил успевший нагреться автобус, и некоторое время в нем было еще душно.

Встав в проходе, я привлек к себе внимание «пионерок» и заявил:

– Дамы…

Девчонки засмеялись. Уже хорошо. Похоже, у них уже сформировалась стойкая нейролингвистическая реакция на это слово.

– Вокруг происходит что-то непонятное, но мы «эту сову разъясним» обязательно. Должны разъяснить. Пока же нам следует держаться вместе, ибо по отдельности они нас всех дожмут и все сделают, как хотят. Первое, что необходимо, – это на всякий случай уточнить список нашего «пионерского отряда».

Тут девчата снова засмеялись. Отлично. Лучше пусть смеются, чем плачут.

– Список как нас самих, – продолжил я, – так и наших претензий к этой Базе. Я лично не верю, что нет пути назад. Не бывает такого. Но даже если это и так, то стрясти с них компенсацию за оставленное нами имущество и прочий моральный вред просто необходимо. Иначе нас уважать тут никто не будет. Давайте по одной ко мне. Я уточню ваши специальности, где учитесь, брошенное имущество и тэ дэ и тэ пэ. Первая будет… Ты, – ткнул я пальцем в красивую девушку экзотической таежной внешности народов Севера.

– Комлева Дюлекан, – тут же представилась она. – Можно просто Дюля, – и вышла в проход.

Пока она до меня шла, я вынул из борсетки маленький блокнот и гелевую ручку.

Дальнейшее собеседование вел полушепотом, чтобы другие «пионерки» не услышали, так как некоторые вопросы, которые я задавал, были не совсем уместны для общения вслух. Но весьма и весьма необходимы: по крайней мере, для меня. Мне нужна была информация и определенность: с кем я оказался в этом непонятном месте и что мне от них ожидать.

Дюле было 19 лет, почти 20. Родом она была из Хабаровского края. По национальности эвенка. Она особо подчеркнула, что не эвенкийка, в эвенка.

– Это близкие, но разные народы: как русские и белорусы, к примеру, – заявила она достаточно четко.

Деревенская. Выросла в тайге. В Москве учится на последнем курсе Пищевого колледжа по специальности «ихтиология и рыбопереработка», хотя сама очень хотела учиться на охотоведа, но колхозу – или как он там теперь называется – нужен был рыбный технолог, консервы делать. А так как колхоз же за ее обучение платил, то он и выбирал специальность. И в кредитном договоре прописал, что Дюля обязана отработать после обучения не менее пяти лет в этом же колхозе.

Жила в общежитии колледжа. Эскорт для нее был вполне необременительной подработкой. Но чисто эскорт или промо-акции. Проституцией в общепринятом понимании этого термина она не занималась, но временами бывало, что вступала в интимную связь за деньги. При этом, как красавица, могла выбирать таких партнеров сама.

Второй на собеседование попала Татьяна Бисянка, 17 лет, тоже девочка экзотическая. По национальности оказалась орочанкой. Хотя я сам первоначально склонялся к мысли, что она скорее казачка, с некоторой восточинкой в крови. Однако когда она ко мне подошла, я неожиданно для себя ляпнул:

– Ты не эльфийка ли, случаем, из волшебного леса Средиземья?[84]84
  Вымышленная страна из цикла романов Толкиена «Властелин Колец».


[Закрыть]

А что? Под красивыми черными бровями вразлет ее большие фиолетовые, скорее даже фиалковые, широко расставленные, чуть раскосые глаза с длиннющими ресницами поражали своей необычностью. Такой цвет глаз я видел только у Элизабет Тейлор на широком экране в кинофильме «Клеопатра», и больше ни у кого. Волосы у нее были черные, с благородным антрацитовым отливом, длиной чуть ниже лопаток. Под косой челкой овал лица утоньшался к острому подбородку. Прямой аккуратный носик. Со вкусом прочерченная линия губ. Точеная фигурка на стройных ножках была настолько гармонична, что издали даже не скажешь, что она небольшого росточка – всего где-то метр шестьдесят. А грудь – третий номер.

– Нет, – засмеялась она. – Могу уши показать. Не эльфийка я – орочанка.

Хорошо она смеется. Заразительно, и в то же время мелодично.

– Мы, орочи – маленький народ, – продолжила Таня несколько застенчиво. – Всего-то нас осталось чуть больше тысячи, по последней переписи населения, из которых треть живет уже на Украине. Чуть-чуть в Москве, а все остальные – на Дальнем Востоке. Из родственных народов у нас только манчжуры и чжурджени. Но их тоже немного осталось.

Господи, подумал я, что такой классной девочке делать в дикой тайге? В глухомани. Я просто не понимал. Ей в актрисы идти, а она учится на охотоведа в Тимирязевской сельхозакадемии, заканчивает первый курс и реально желает работать по специальности. Причем только на Сахалине, откуда родом.

Жила в общаге. Сирота. Родители погибли на морской охоте на нерпу, когда ей было семь лет, и потом ее до своей смерти в 2000 году воспитывал дед – промысловый охотник и герой Великой Отечественной войны. Там он был снайпером и заслужил «полный бант» ордена Славы – все три степени[85]85
  Кавалеры всех трех степеней ордена Славы приравнивались в СССР к званию Героя Советского Союза со всем почетом и льготами, положенными Героям.


[Закрыть].

Потом ее отдали в школу-интернат (других близких родственников не было, а дальним оказалась не нужна – лишний рот), которую она закончила экстерном на все пятерки за год, потому как там ей не нравилось, и она старалась скорее оттуда выбраться. Хоть куда. В академию поступила сама, на «бюджет».

Эскорт – подработка, потому как кроме стипендии у нее других доходов нет. И то она попала на такую работу во второй раз, а весь первый курс прожила впроголодь, на стипендию. Проституцию отрицала.

Третьей была Галина Антоненкова из Екатеринбурга, точнее – его пригорода Верхняя Пышма; по метрике русская, а так – полная смесь разных кровей. Чалдонка, в общем. Видно, что даже фамилия переделана из украинской. 19 лет. Голубоглазая шатенка. Впрочем, это видно только по корням волос, если приглядываться, а так – окрашена в радикальную блондинку. Очень высокая девушка – метр восемьдесят четыре. Длинноногая. С острыми коленками.

Учится в Московском институте стали и сплавов за счет акционерного общества «Уралэлектромедь», где ее отец работает ведущим инженером. Специальность – инженер-технолог ферросплавов.

Эскорт – подработка. Проституция – да, но элитная. По панели не ходит. В Интернете объявления не вешает. Был узкий круг клиентов, которые постоянно приглашали ее на эскорт.

Далее отвечала Анфиса Иванова, 20 лет, зеленоглазая рыжеватая чувашка. Из деревни под названием Три избы, что под городом со смешным названием Кошки. Колхоз развалился. Все пьют. Школу не закончила, уехала в Москву. Нигде больше не училась. Плетет разные народные фенечки[86]86
  Фенечка, фенька от англ. thing – «вещь, штука» – браслет или иное изделие ручной работы из бисера, кожи, шнурков, пеньки, лент или ниток (подробнее – см. Глоссарий).


[Закрыть], которые продает реконструкторам средневековья на их фестивалях. Учит их носить онучи[87]87
  Портянки под лапти. Как правило, из льняного полотна.


[Закрыть] и лапти[88]88
  Плетеная обувь из лыка.


[Закрыть] на мастер-классах. Шьет и вышивает им аутентичные рубашки и порты. Тем по большому счету все равно, какой орнамент на рубашке – русский или чувашский; да и похожи они, если внимательно не приглядываться. Ну и тусуется с ними для души. Но это все проходит по графе «хобби и подработка», реально на жизнь зарабатывает эскортом и проституцией. Снимает с подругой двухкомнатную квартиру у метро «Нахимовский проспект». Путанили парой.

За ней были две татарочки.

Сюембюль Айзатуллина, 19 лет, из Казани. Откликается также на Бульку. Маленькая, черненькая, с глазами-маслинами темно-орехового цвета, миниатюрная, с маленькой грудью. Очень красивая. Очень улыбчивая. О родителях и прочем говорить не захотела категорически.

– Достаточно того, Жора, что я не скрываю, что проститутка. И этого достаточно. Все остальное никого не должно интересовать.

И ее подружка Альфия Вахитова, 18 лет, мещера, пепельная сероглазая блондинка, из крепкой татарской деревни под Касимовом. Высокая – метр семьдесят семь ростом, с длиннющими ногами и осиной талией.

Обе они после школы нигде не учились.

Эскорт – профессия. Проституция – подработка.

Снимают они одну квартиру на двоих на «Соколе».

Седьмой подошла чеченка Сажи Радуева, 17 лет. Темная шатенка с длинными вьющимися локонами. Глаза темно-темно-зеленые, почти карие. Ее я запомнил еще с конкурса, как раз из-за национальности. В эскорте чеченка – экзотика, да еще такая юная. Все чеченские проститутки, которые попадались на моем пути, были уже лет за двадцать пять и, как правило, вдовы с детьми.

Сажи – беженка из Грозного, еще в первую войну. Потом, уже в России, родители по-глупому погибли в автокатастрофе под Воронежем. Дорога была скользкой, и перед их «мерседесом» развернуло фуру дальнобойщика. Скорость была высокой, и тормозного пути им не хватило. Так и живет с пятнадцати лет одна, благо от родителей осталась в Москве хорошая трехкомнатная квартира.

Школу бросила, образование – семь классов.

– И как? РОНО[89]89
  Бюрократическое сокращение. Районный отдел народного образования.


[Закрыть] тебя с милицией не ищет, почему в школу не ходишь?

– А мы оттуда документы на перевод в другую школу, в Грозный, взяли, и с концами.

– Значит, родственники на Кавказе есть?

– Родственники есть, но лучше бы их вообще никогда не было. Они все мной торговать хотят. А я второй или третьей женой к козлобородому амиру[90]90
  Искаженное араб. слово «эмир» – повелитель. В мусульманских странах титул, который приравнивают к князю. В Чечне «амир» – полевой командир.


[Закрыть], который вроде как племенной вождь половины аула из сорока домов, не пойду ни за какие коврижки. Что я в этих горах забыла? Стирать его грязные подштанники без горячей воды? Или доить его тощих коров? В шахидки тоже не собираюсь. Я специально крестилась, чтобы они все от меня отстали.

– И отстали?

– Отстали, но прокляли. Наверное, из-за этого проклятия вы все тут и оказались со мной.

Смотрю ей в глаза. Взгляд у нее уверенный, точно верит в проклятие.

– Проституцией занимаешься?

– А на что еще мне жить? – возмущается в ответ. – Фамильное золото я еще два года назад продала, как дура, в ломбард. Задешево. Профессии нет. А на тех работах, что предлагают, денег даже на коммунальные услуги не хватит. Да и там все норовят сразу под юбку залезть, причем на халяву. Лучше уж по-честному путанить.

За ней шла Наташа Синевич из Белоруссии, из славного города Гродно. 22 года. Студентка Московского педагогического государственного университета, бывшего Ленинского[91]91
  В СССР до 1990 года МПГУ назывался Московским государственным педагогическим институтом (МГПИ) имени В.И. Ленина.


[Закрыть]. Учится по специальности «дефектолог-логопед» на платном отделении. Остался последний курс. Живет в общежитии. Родители помогают как могут, но что той помощи для такого дорогого города, как Москва – слезы.

Наташа – высокая девушка, почти метр восемьдесят, но это ее нисколько не портит, так как она очень пропорциональная и стройная. И очень красивая. Глаза, так просто васильковые, настолько насыщенный синий цвет их радужки. Русая. Красивые грудь и бедра. Узкая талия. Плоский живот и ноги с круглыми коленками. Такой красавице только Купаву играть в опере «Снегурочка»[92]92
  Опера Н. Римского-Корсакова по сказке Н. Островского.


[Закрыть]. Аншлаг обеспечен.

Эскорт для нее – хорошая подработка, чтобы не вгонять родителей в лишние траты. От занятий проституцией открещивается, но думаю, что, скорее всего, в этом она мне врет. Стыдится.

Девятой была самая старшая девушка моего «пионерского отряда», 23-летняя Ингеборге Прускайте, литовка, жемайт[93]93
  Литовцы (литувисы) делятся на две народности: аушкайты и жемайты (историческая жмудь), к историческим литвинам имеют только то отношение, что входили территориально в Великое княжество Литовское, Русское и Жмудское.


[Закрыть] из Клайпеды. Темная шатенка, голубоглазая, кровь с молоком, большая упругая грудь, узкая талия и широкие бедра. Черты лица немного крупноватые, впрочем, ее внешность это не портило, а добавляло перчику. Рост: метр семьдесят.

– Девяносто-шестьдесят-девяносто? – спросил я.

– Нет, – гордо заявила в ответ. – Девяносто два – пятьдесят восемь – девяносто.

Просто Сольвейг[94]94
  Главная героиня пьесы Г. Ибсена «Пер Гюнт». Символ северной красавицы.


[Закрыть] легендарная. На улице на нее, наверное, все оборачиваются.

– Откуда так хорошо знаешь русский язык?

– Так у нас Клайпеда – русский, считай, город. А до войны был немецкий Мемель. Жила бы в Каунасе – совсем бы вашу мову не знала. Школы у нас, что в Клайпеде, что в Каунасе – одинаковые, литовские. Просто у меня полкласса было русских.

– Странно, твои соотечественники все обычно в Ирландию рвутся уехать на заработки, а ты в Россию. Нестандартно как-то, не находишь?

– А что я в этой занюханной Ирландии забыла? – От возмущения даже румянец на щеки пробило, что сделало ее еще привлекательней. – Кверху попой весь день на грядке стоять за десять евро в час? Где единственное развлечение – это танцы в деревенском пабе с местными алконавтами?

Съездила разок. Как заработала на обратный билет, так сразу и вернулась. И на всю жизнь зареклась возвращаться в эту страну лицемерных жадюг. Не с моей красотой грядки полоть, а другой работы там для нас нет. Будь ты хоть доктор наук. К тому же они все упертые католики, особенно бабы.

– А литовцы разве не католики? – искренне удивился этой ее эскападе.

– Католики, – подтвердила, – но не настолько же. У ирландцев от папы Римского просто крышу сносит. Это надо видеть. Эротическое наслаждение для них. Круче пип-шоу[95]95
  П и п-ш о у – вид стриптиза, когда девушка публично ласкает себя и по-настоящему доводит до оргазма. А также демонстрируются всяческие трюки с помощью гениталий.


[Закрыть].

– Ну а в Москве чем лучше? – прибавил я в голос скепсиса.

– Да всем. В Москве я сначала попыталась поступить в театральный. Чем я хуже тезки? Документы подала сразу в несколько приемных комиссий. Но никуда не взяли из-за акцента. Нет, ничего такого, там и русских с говором не берут. Профнепригодность.

– А как же Дапкунайте со своим ярко выраженным акцентом?

– Так она же и начинала как литовская актриса в Каунасском театре. В ее литовском языке никакого акцента нет, – ухмыляется, – это уже потом, когда она в Литве прославилась, ее стали приглашать сниматься на русских киностудиях.

– А дальше как жила?

– Сначала проедала «подкожный запас». Потом меня знакомый преподаватель из ГИТИСа[96]96
  Государственный институт театрального искусства имени А.В. Луначарского в Москве, ныне – Российский университет театрального искусства (РАТИ-ГИТИС).


[Закрыть] на первую мою вечеринку олигархов запихнул. Пять сотен долларов, как с куста, за выходные на шикарной даче. Это тебе не на ирландской грядке, где вечно пьяные трактористы с немытыми руками.

– Так уж и вечно пьяные? – не поверил я.

Пьяных в лохмуты лондонцев, мочившихся по всем углам на Пикадилли и «отдыхающих» на улице, я видел. Но вот, к примеру, в Оксфорде, где я учился, народ пил не больше остальных.

– Ну пьют они совсем не так, как литовцы, под заборами не валяются. Но с утра они уже под градусом. И весь день по чуть-чуть догоняются. К вечерним танцам в пабе уже лыка не вяжут. И так ежедневно. Без выходных.

– М-да… – почесал я репу. – Кто-то из умных сказал, что в СССР алкоголизм острый, а в Европе – хронический.

– Похоже на то, – поддакнула литовка.

– А теперь что делаешь?

Ингеборге посмотрела мне прямо в глаза и сказала неторопливо с четкой аллитерацией. Я бы даже сказал, что заявила с неким вызовом:

– А теперь я раздвигаю ноги за двести евро в час. И ко мне очередь стоит из приличных, обеспеченных, хорошо одетых и воспитанных людей, которые терпеливо ждут, когда я в эскорте заработаю на масло под их черную икру и освобожу окошко в своем графике. Так вот. Зимой возят меня на горные лыжи в Куршавель[97]97
  Дорогой лыжный курорт во французских Альпах.


[Закрыть] или в Аспен Маунтин[98]98
  Популярный лыжный курорт в США.


[Закрыть]. Ну это там, где катается Антонио Бандерас. Летом на Канары или в Ниццу. Или на яхте по произвольному маршруту. Под парусом. Так что квартиру в Москве себе я уже заработала. В хорошем новом доме на проспекте Вернадского. Высоком таком.

Исчерпывающий ответ. Дальше ее допрашивать не стал.

Потом собеседовал с двумя украинками. Такими внешне неодинаковыми, будто они принадлежат разным народам.

Ярина Урыльник, с хутора из-под Ивано-Франковска, 18 лет. Типичная чернявая западенка[99]99
  Так на Украине называют жителей западных областей страны, присоединенных к УССР в 1939 году по пакту Молотова – Риббентропа. В Западной Украине этот день почитается днем объединения Украины.


[Закрыть], кареглазая, очень красивая, хоть и небольшого росточка. Ей бы ноги чуток вытянуть – цены б не было. Этакая дынька: ткни спичкой – сок брызнет.

Закончила школу, и с подругами, наплевав на всю украинскую незалежность, сразу поперлась завоевывать Москву: с барахлом, узлами, кастрюлями и даже чугунными сковородками, как на вечное поселение. Только их там – таких красивых, никто и не ждал, аж обидно. Сначала работала на рынке возле Киевского вокзала продавщицей. Но быстро поняла, что подставлять свою белую задницу под черных хозяев палаток, да еще за просто так – не есть хорошо, когда налицо реальный денежный спрос на ее красоту.

Теперь самостоятельная. Квартиру снимает. В эскорте недавно. В активе только работа на автосалоне промо-девочкой.

– А для всех кавказоидов у меня пятидесятипроцентная надбавка. За прошлое, – гордо завила она напоследок.

Мол, смотри, какая я умная. И мстительная.

Вторая украинка, Оксана Кончиц, была из Днепропетровска, точнее – заводского поселка городского типа под Днепропетровском. 19 лет. Длинноногая, светлая шатенка, с большими чувственными глазами благородной оленихи. Маленькой пикантной родинкой на верхней губе у крыла аккуратного носика. Красивый рисунок губ. Идеальная фигура.

После школы кем только не работала в Днепропетровске, но долго нигде не задерживалась: все хозяева доставали со своей «любовью», чтобы денег меньше платить.

– Хотя, по идее, должно быть все наоборот, – возмущается.

В московский эскорт ее зазвали в прошлом году какие-то залетные рекрутеры[100]100
  Специалист по рекрутингу – поиску и привлечению необходимого персонала. Иногда еще их называют хедхантерами – охотниками за головами.


[Закрыть]. И, что самое странное, не обманули: устроили как обещали. Даже квартиру ей сняли недорогую.

– Проституция? Иногда. По случаю. Очень задорого.

Отвечает твердо, раздельными фразами и смотрит на меня при этом гордо. Прям королева. Но посмотришь на такую красотку – и не возникает даже мысли не поверить.

Под номером 12 выступала молдаванка Екатерина Лупу из деревни Бэлэбэнешь. 19 лет. Яркая, эффектная девушка. С шикарной копной каштановых волос. Черными глазами и ярким ртом, без следов помады. Грудь такая, что лифчиком ее только унижать. Притом что все выпуклости у нее на месте, Катя производит впечатление гибкой тростиночки, при росте в метр шестьдесят восемь.

Карьера ее была зеркальна той, что у западной украинки. Сначала торговка на московском рынке, потом проститутка без отрыва от производства, так как все родственники постоянно яблоки привозили на продажу багажниками. Год назад рынок бросила, устроила на свое место подросшую двоюродную сестру. Ей за это тетка еще в ноги кланялась, благодарила.

– Дура старая. Привезла любимую дочку в вертеп и рада, что «пристроила хорошо». А не пристрой я ее туда, так я бы была еще плохой, – возмущается.

Потом вскинулась глазами, накрутила себя и выдала:

– Со мной как в анекдоте, – смеется. – «Девушка, с вами можно познакомиться поближе? Катя. А если еще и с подружкой? Две кати».

Но смех ее при этом был какой-то надрывный.

Завершала эту чертову дюжину путан еврейка Роза Михайловна Шицгал, 18 лет. Коренная москвичка, что характерно. По крайней мере, ее семья живет там с двадцатых годов прошлого века. Небольшая, но очень фигуристая. Лицо типично семитское: смуглая, нос чуть вислый с горбинкой, большие черные глазищи с поволокой, узкая талия, большая упругая грудь и красивая попа. У родителей в наличии есть все: квартира, машина, дача… Средний класс, короче.

– Это у родителей. А у меня самой «MINI»[101]101
  Микролитражка английской автомобильной компании British Motor Corporation, выпускается с конца 1950 года. Модель периодически переживает всплеск культовости.


[Закрыть], юзаный[102]102
  Подержанный (сленг).


[Закрыть], правда, – заявляет гордо. – И дача советская в шесть соток с садовым домиком от бабушки в наследство досталась. Зато всего в сорока километрах от Москвы, рядом с Ленинскими Горками.

Папа у нее – профессор в московском вузе. Мама – бывший кинокритик, в настоящее время – правозащитник.

– Это у нее не иначе как с недотраха, – прокомментировала Роза. – Так как те мелкие гранты с пиндосского Госдепа трудно считать заработком.

Учится в Московском химтехе, где папа и профессорствует. Но основное занятие – эскорт и элитная проституция. А учеба – чтоб диплом был, как и положено интеллигентной женщине.

– Просто нравится мне это дело. За мой же кайф мне еще и бабки платят, – смеется, а глаза масляные, уже мутнеют.

Глаз она на меня уже положила, как пить дать. Ага, вон уже и белой туфелькой на пальчиках ноги поигрывает. Верный разведпризнак.

– Ладно, садись пока на место, интеллигентная женщина, сейчас собрание у нас будет. Пионерский сбор, – потеребил я конец ее красного галстука.

Но прежде чем что-то вещать, надо определиться. Итак, что мы имеем с гуся, кроме звиздюлей от дедушки?

Мы все – в некоем неизвестном месте, где все в руках непонятной военизированной организации под названием «Орден». Какой Орден? Католический, масонский, иллюминатский? Нет информации. Зато известно, что он тут всем рулит. Это раз.

На руках у меня чертова дюжина баб. Из которых три скромницы и десяток вполне отвязных особей, из которых пара-тройка – вообще безбашенных. В любом случае – пассив, обуза. Это два.

Из активов – один автобус. Это три.

Главное – домой дорога заказана, как декларировано вооруженными сотрудниками этого самого пресловутого Ордена.

И все.

Но прорываться все равно придется с тем контингентом, который есть; тут главное – употребить его правильно.

Тут же с глубины души всплыла и затрепетала подлая мыслишка: бордель открой элитный, Жорик. И живи не тужи. Путаны прокормят. Но я ее тут же загнал обратно, потому как бордель – это, как правило, еще и криминал на холке. А где криминал, там мне не место. Проверено в «ревущие» девяностые. Тошнит.

Впрочем, и от роли сутенера еще больше тошнит.

Будущее в тумане. Пока об этом мире (если это действительно другой мир) мы еще ничего конкретного не знаем. То есть вообще ничего.

Оглядел я притихших девчат – все же они очень красивые.

И это все теперь мне?

Подсознание тут же выдало древнюю народную частушку:

 
Эхма,
Как бы денег тьма —
Купил бы девок деревеньку,
Да и ё… бы помаленьку.
 

Даже улыбнуло конкретно. Ощущение петуха в курятнике… Все, все… Отставить слюноотделение, пора уже и собрание открывать.

Решил начать с шутки. Ну типа обстановку разрядить и девчат подбодрить:

– Сбор нашего пионерского отряда объявляю открытым, – заявил голосом бодрячка-комиссара из нашистского движения[103]103
  Российское молодежное движение «Наши» (сленг).


[Закрыть]. – Слово для доклада имеет пионервожатый Жора. Прошу занести в протокол: Жора заявляет: картина Репина «Приплыли».

Шутка юмора не прошла. У нее, когда я еще был маленький, уже была большая борода.

Девчонки смотрели на меня предельно внимательно во все глазищи и ждали чего-то серьезного. По крайней мере, определенности.

Сероглазая татарка с пепельной гривой волос выразила общий вопрос, который читался в глазах каждой:

– Жора, скажи нам правду: мы где?

– Где, где… В Караганде. Когда всем объясняли – уши затыкала? – нахамил в ответ, но неожиданно вспомнил ее имя, и это, как ни странно, настроило на более конструктивный лад. – Вот ты сама, Альфия, что по этому поводу думаешь?

– Нам думать не положено, когда у нас мужик есть, – съязвила мелкая каштановая шатенка Сажи, не спуская с меня глаз цвета спелой маслины.

А вот Альфия промолчала.

Я внимательно посмотрел в глаза чеченке и вдруг осознал, что она не прикалывается, а на самом деле так думает.

– Вот мы и ждем, что наш мужчина решит. Как скажешь, Жора, так и сделаем, – поддержала ее еврейка Роза. Что характерно, тоже без всякого следа обычного своего ерничанья.

И вот тут мне реально поплохело. Брать на себя ответственность за чертову дюжину отвязных баб мне крайне не хотелось. Хотя каждая из них и вызывает во мне разные эротические фантазии, но только по отдельности, а не всем скопом. Да и что я с ними делать буду посреди неведомого дикого мира, если все действительно тут так, как иммиграционный боец Оксана расписывала.

Они же делать ни черта не умеют, кроме макияжа.

Обуза, одним словом, в любом случае, кроме открытия борделя.

Вот черт, что же этот бордель ко мне привязался-то?

– Силянс! – Я возмущенно выставил вперед ладонь. – Давайте сразу расставим все точки над «ё». Я не ваш мужчина. И тем более – не ваш сутенер.

– Был не наш, – поддержала Розу литовка Ингеборге, она по-русски говорила с неуловимым, но очень притягательным акцентом, – час назад. А теперь, как видишь, все вокруг кардинально поменялось. И отношения поменялись. Остались только мы и ты, как единственный наш мужчина. Но я думаю, что мы из-за тебя не подеремся. Не тот случай. Правда, девочки?

Девочки промолчали. То ли в знак согласия, то ли в преддверии драки. Не понять. Слишком они напуганы, чтобы читать по лицам другие эмоции.

Однако надо их для начала просто успокоить, а там, как говорят в Одессе, будем посмотреть.

– Девочки, давайте не будем упиваться грядущими бедствиями, – начал я свою речь, перебегая глазами по их лицам, ловя малейшие изменения мимики. – И не надо гнать преждевременно волну. Думаю, что все еще образуется. Наверное, произошла какая-то ошибка с этой их новой охранной системой, – это я уже тут за соломинку хватался и гнал эту парашу, не столько их, сколько самого себя подбадривая. – Мы еще все вернемся домой. И все у нас будет хорошо. Еще пройдете по Москве сексуальным ураганом.

– Такой большой, а все в сказки верит, – с заднего ряда сидений засмеялась молдаванка Катя, невеселым таким смехом, на грани истерики.

– Вот когда вернемся назад, тогда все и обратно перевернем, как было, – захихикала высокая красивая деваха из второго ряда.

Ой, что это я? Они тут все красивые.

– Ты же сам выбрал нас. Причем из многих. Придирчиво, как на невольничьем рынке, – вставила свои «двадцать копеек» черненькая татарочка Буля. – Вот теперь и заботься о нас, мой господин. Мы теперь – твой гарем.

Вот так, заветное слово сказано. Слово, определяющее наши взаимоотношения на ближайший период времени.

– А зачем мне гулящий гарем? – выразил свое удивление, но, наверное, неубедительно.

– А мы тут гулять не будем. Мы только с тобой будем спать. Хочешь – сразу со всеми, хочешь – по очереди, – выдала чернявая хохлушка со смешной фамилией Урыльник, и мерзенько так захихикала.

Пора перехватывать инициативу, а то они меня просто массой сметут.

– Да, озадачили вы меня. Назначили, значит, на должность товарища Сухова[104]104
  Главный герой кинофильма режиссера Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни», красноармеец Федор Сухов, с заданием отвести «до наших» гарем басмача Абдуллы.


[Закрыть], а меня и спросить забыли. Как мне теперь с вами… Это… – секунд тридцать припоминал: – Зарина, Джамиля, Гюзель, Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай! Так, что ли? А может, мне сразу «талах» произнести?

– Нет!!! – решительно вскрикнула половина девчат, явно знакомых с мусульманской культурой. – Не бросай нас тут одних. Пожалуйста! Нам страшно!

– Кстати, ты нам вовсе не Сухов теперь, – заявила, счастливо улыбаясь, Дюля. – Сухов ты был ТАМ, а ЗДЕСЬ ты нам – как раз Абдулла[105]105
  Герой кинофильма Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни», басмач, антагонист товарища Сухова.


[Закрыть]. Вернее, вместо Абдуллы.

– А может, у меня своя Катерина Матвеевна[106]106
  Героиня кинофильма Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни», жена товарища Сухова.


[Закрыть] есть? Вы об этом не подумали? – Это я уже за соломинку хватался.

– Так она там осталась: считай, что умерла; а мы уже здесь, в наличии, – утвердила Ингеборге.