Текст книги "Священная военная операция: от Мариуполя до Соледара"

30 марта 2022 года. Батальон «Восток» пробил путь в город

«ДОРОГА ЖИЗНИ» НА ВЕРЕВКЕ

В это утро микрорайон «Восточный» Мариуполя пах вкусно – жареными семечками. На гигантской маслобойне без малого месяц дымились многотонные залежи необработанного подсолнечника, и целый месяц бойцы батальона ДНР «Восток» наслаждались этим восхитительным запахом. «В рот подсолнечное масло больше не возьму», – заметил водитель нашей драной «девятки». Стекла в машине были истерзаны мелкими осколками так, что осыпалась зеркальная тонировка, казалось, все сиденья в каких-то новогодних блестках. Еще неделю назад на этой машине катались нацисты из батальона «Азов» и не успели забрать ее, отступая. Не до того им было.

В квартале под ногами хрустит военный мусор – куски оконных рам, осколки, гильзы, какая-то декоративная обшивка и вездесущий утеплитель. А девятиэтажки – самые обычные, такими застроен весь Мариуполь. Вот только взять эти здания было мудрено. Я спотыкаюсь о толстый бельевой трос, растянутый поперек улицы. Как ни странно, это символ мужества наших бойцов.

Помню, как один из батальонных завхозов рассказывал мне, как прочесывал все небогатые магазины в округе, пытаясь найти нормальную веревку. Зачем? В одной из девятиэтажек 22 дня в полном окружении сражалась так называемая «группа Люгера», два десятка бойцов батальона «Восток». «Азовцы» по стандартной тактике пропустили их в глубь квартала и отрезали от своих, надеясь постепенно выбить разведчиков или заставить их сдаться, когда закончатся боеприпасы. С ходу разблокировать ребят не удалось – потеряли БТР: он потом много дней стоял посередине Таганрогского шоссе. Но самое главное, потеряли ребят из деблокирующей группы. Один из парней весь световой день пролежал в чистом поле, в неглубокой воронке от 120-мм минометной мины. К нему прилетал наш коптер, и боец аккуратно помахал оператору рукой и утром вышел к своим.

С заблокированной группой все было сложнее. Почти сутки ребята из авиаразведки «Востока» с помощью квадрокоптера забрасывали окруженным бойцам трос – первую «дорогу жизни». А потом в девятиэтажку в пустых пятилитровых бутылях по воздуху поползли гранаты, патроны, продукты, газ для горелки, вода и лекарства, батареи для рации. В ответ разведчики присылали трогательные записки на кусках обоев. Командир батальона «Восток» собрал эти послания и сохранил: «Для истории». Иногда, «азовцы» пытались штурмовать здание, и наши ставили заградительный огонь, осколки рвали «дорогу жизни», наши заводили новый трос, а бандеровцы включали РЭБ и пытались отжать батальонный квадрокоптер…

Буквально несколько дней назад «группу Люгера» разблокировали и вывели, а дома освободили и зачистили. Теперь в квартале можно передвигаться, не пригибаясь, не прижимаясь к стенкам. Разведчик Роман показывает мне, как он выразился, «чудо войны»:

– Видишь, на предпоследнем этаже, на кухне, стоят стол, стулья и кастрюлька? Приходи и усаживайся…

Внешней стены у дома нет, и совершенно непонятно, как уцелел этот простецкий кухонный быт. Роман мне показывает на черные зияющие провалы межквартирных коридоров, уходящих в глубь здания:

– Мы почему ребят разблокировать не могли и взять соседние «девятины» не получалось? Как начинался обстрел, фашики сразу же отходили в эти коридоры, и получалось, их снаружи прикрывали сразу три-четыре стенки…

Квартал взяли, лишь положив в него десяток корректируемых снарядов «Краснополье», точечно выбив все огневые гнезда. «Азов» откатился на другой рубеж, оставив после себя трупы.

ЧУДО И МУЛЬТИКИ

Еще за несколько дней до начала спецоперации, принимая меня в батальон вольноопределяющимся, командир «Востока» выставил мне условие: «Под ногами у воюющих не путаться». Я согласился и «не путался». Понимал, что сидеть у ног бойца, стреляющего в окно, так, чтобы тебе за шиворот сыпались горячие гильзы, – это, конечно, здорово. Но читателю, который пытается через тебя понять происходящее в Мариуполе, такие «боевые сюжеты» не дают никакой информации. Мне и читателям нужны были истории.

Поэтому этим утром, еще по темноте, меня подняли со словами: «Хотел историй?»

Оказывается, несколько часов назад бойцы «Востока», осматривая освобожденные дома, обнаружили в одной из девятиэтажек семью, которая прожила весь месяц боев в своей квартире на первом этаже: отец Вячеслав, мать Наталья и девятилетняя дочка Арина. Чуть позже к этой семье присоединилась соседка Марина со взрослой дочерью. Марина жила на пятом этаже, пока ее не ранило. Пуля вошла ей в грудь так удачно, не задев ни легких, ни сердца, ни костей, что врачи батальона только развели руками – «чудо». Единственный след: Марина очень бледная, прямо серая и иногда морщится от какой-то внутренней боли. После ранения Марина с дочкой переехали на первый этаж: последние жители подъезда собрались вместе. В подвал они не спускались, все обстрелы пережидали в простенках у лифта и в коридоре подъезда. Спали все вместе, застелив одеялами полы в большой комнате – «так не страшно».

Тысячи раз в Донбассе я замечал, как городские, атомизированные жители-индивидуалисты в экстремальных условиях мгновенно образуют общины. Чужие люди становятся названными родственниками – так проще выжить. Хотя «проще» – не точное слово, только ТАК можно выжить.

Для этой общины у нас были хорошие новости. Все собрались на кухне, чтобы их услышать. Для начала командир «Востока» Александр Ходаковский выложил на стол еду и обрадовал собравшихся:

– У нас рядышком будет пункт связи с генератором, закинем вам кабель. Планшеты зарядите, мультики ребенку включите.

При слове «мультики» Арина радостно вскинулась и подергала Наташу за рукав: «Мама! Мультики!» При этом дом буквально трясся от разрывов снарядов, бетонная плита под ногами вибрировала, но ребенок не обращал на это никакого внимания…

«СИДЕЛИ, ДНИ СЧИТАЛИ»

Наши зачищали соседние кварталы, война уходила все дальше и дальше от многострадальной многоэтажки на улице Таганрогской. И можно было попробовать вспомнить недавнее прошлое. Спрашиваю:

– Что здесь было, когда стоял «Азов»?

Вячеслав, оказывается, очень внимательно наблюдал за боевыми действиями в своем дворе:

– Они заселились в квартиры в шахматном порядке. Устраивали там склады. Я заблокировал железную дверь нашего подъезда, тогда «азовцы» забрались на второй этаж по решеткам на окнах. Потом мы слышим шаги возле нашей квартиры, у всех начинается мандраж… У девочек моих вообще речь отнялась, когда они кувалдой начали выбивать тамбурные двери. Мы не открываем. Я слышу, говорят нам: «Мы знаем, что вы здесь». Они поняли, у нас на лестнице мангал стоял, мы на нем готовили. Мы решили открыть, из автомата бы лупанули по замкам, они так открывали двери…

Вячеслав замечает, что пришельцы были экипированы очень хорошо, с опознавательными знаками – синей лентой на рукаве. Тут очень эмоционально начинает рассказывать Наташа:

– Мы у них попросили помощи, Марина уже была ранена. Они ее осмотрели, связались по рации, а им сказали – пусть уходят.

Но мои собеседники не ушли, а потом уже было поздно бежать. Вячеслав рассказывает и показывает через последнее стекло в окне:

– Вон там была позиция танка, выезжал, шмалял, пламя – метра три! Не знаю, может, в танке меня заметили? Он отстрелялся и дуло развернул на меня, я спрятался в тамбур.

Наташа говорит, что из дома, который прикрывал их девятиэтажку от наступающего ополчения, «азовцы» всех людей согнали в подвал:

– Какой-то мужчина начал кричать. Может, с ума сошел, может, паника началась, они его из автомата сразу расстреляли. Сказали: «Что за придурок?» – и убили. Его вон за детской площадкой похоронили. Все на наших глазах.

Наташа спохватывается, берет Арину за плечи, выпроваживает ребенка из кухни и говорит дальше:

– Понимаете, мы сидели, дни считали. Тридцать два дня насчитали. Нам еще повезло, людей, которых выгнали из квартир в подвалы, «азовцы» обратно не пускали – ни за едой, ни за вещами. Просто начинали стрелять, когда их просили пустить в квартиру. Люди выходили из подвалов костер разжечь, что-то приготовить, они стреляли им под ноги. В подвал нам гранату забросили, женщина погибла, тоже за домом закопали… нельзя сказать, что похоронили, так не хоронят людей. Загорелись этажи в соседнем доме, люди пошли к их командиру, говорят: мол, вы же в доме сидели, воевали, из-за вас загорелось, помогите потушить!

– А что «азовец»?

– Молча развернулся и ушел.

«МАМА С ПАПОЙ ГОЛОСОВАЛИ ЗА ДНР»

Пока офицеры согласовывали с этими натерпевшимися людьми посещение батальонной бани, я решил поговорить с Ариной. Она рассказала мне, как поссорилась с подружкой, «перед тем как началось», и очень верит, что, раз «все закончилось», обязательно с ней помирится. Я, конечно, спросил ребенка, внутри себя поморщился, но спросил:

Мариуполь. Очередь за гуманитаркой

– Ты жила мирной жизнью, вдруг – бах! Бах! По двору ездит танк, ты думала – кто с кем воюет и почему?

Закадровым фоном к этому вопросу шла нескончаемая канонада. Арина ответила очень разумно, она вообще мне показалась какой-то взрослой, не по годам:

– Мне мама объясняла, что Мариуполь – это не Украина. Что мама с папой голосовали, чтобы Мариуполь был ДНР. И сейчас дээнэровцы отвоевывают свою землю.

Мы стояли под стеночкой с командиром «Востока» (зевать здесь по-прежнему не стоит), и Александр Ходаковский прокомментировал этот длинный бой за девятиэтажки:

– Сразу же, как у нас пошли локальные успехи, мы натолкнулись на такое упорное сопротивление… Здесь был организован полноценный укрепрайон, и воевали в нем люди грамотные, вооруженные средствами для борьбы с бронетехникой. И самое главное, они работали в связке со своей артиллерией и «смежниками», стоящими на дистанции в два километра. И чуть что, открывали перекрестный огонь, мы голову поднять не могли! И мы понимали, что, пока держится этот укрепрайон, стоит и весь кусок линии фронта.

– А что теперь?

– Как только создалась угроза отрезания восточной части Мариуполя, они сразу же оттянулись к «Азовстали», у них там есть боеприпасы и всё для выживания. Сейчас мы практически соединились с нашими южанами, с теми, кто наступает от моря. В ближайшие дни зачистим освобожденные районы, потому что наступали мы быстро и есть вероятность, что там кто-то сидит еще в окружении. Какие-то группы «азовцев», не получившие приказа на отход. Сейчас обезопасим себе тылы и пойдем дальше.

Когда будет освобожден весь Мариуполь, я не стал спрашивать. Ответ известен. Ответ назрел. Скоро. Это уже чувствуется.

3 апреля 2022 года. Освобожденный Мариуполь и следы Украины

К субботнему утру боевые действия в Мариуполе неумолимо двигались к логичному финалу. Остались три очага сопротивления: «Азовсталь», куда оттянулись основные силы «Азова», нацгвардии и ВСУ. Завод имени Ильича на севере города и Приморский район, где до недавнего времени работала посадочная площадка для вражеских вертолетов, пока их не начали сбивать. На практике все оказалось сложнее, и разбираться в ситуации пришлось лично на месте.

Ночью в Сети появился ролик, снятый нашей коллегой со «Звезды» Наданой Фридрихсон в захваченном или «освобожденном» здании Мариупольского СБУ. Судя по найденным в здании женским парикам, комплектам парадной формы и флагам «Правого сектора» (запрещенная в РФ организация), симбиоз украинских спецслужб и экстремистов закончился плачевно.

Интернет знал, где находится СБУ в Мариуполе, – улица Георгиевская, 77. Рядом сквер со взорванным Драмтеатром, мелькнула мысль: «Зайдем и туда заодно». Сейчас. За ночь обстановка в районе, куда мы направлялись, поменялась. Первое, что поразило, – на въезде в Мариуполь с Запорожского шоссе вдруг исчезла бесконечная толпа, бредущая прочь из города. Мы насчитали лишь десяток беженцев, везущих вещи в чемоданах на колесиках или в универсамовских тележках. Исчез поток машин с плакатами «Дети» и обрывками простыней на зеркалах. Бойцы на въездном блокпосту объяснили это просто:

– Все, кто хотел и мог, уже уехали. А еще в «Метро» уже неделю всем гуманитарку дают, смысл уезжать из своего дома и где-то там мыкаться…

Смысла в этом не было никакого, шкуру беженца редко кто примеряет добровольно. За исключением конченых корыстных сволочей и тех, кому нужно покинуть зону боевых действий любой ценой. Знающие люди предупредили нас: мол, возможны захваты журналистов и волонтеров-гуманитарщиков в заложники. Но реальных примеров нам привести не смогли. Люди, ехавшие со мной в СБУ, были повоевавшие, и я думал: «Отобьемся». Навигатор, зажатый в моей потной ладошке, отсчитывал по 100 метров до адреса. До СБУ оставалось ровно два километра, рукой подать, но на очередном блокпосте немолодой железнодорожник из Ясиноватой сообщил нам:

– А дальше, ребята, никаких наших постов уже нет. Тут до линии фронта метров триста. Слышите?

Мы вылезли из машины послушать «музыку войны». Это только на первый взгляд она хаотична и деструктивна. Ничего подобного. После стрелкового концерта минут так на 15 бойцы брали паузу, чтобы откатиться или спрятаться, затем включалась артиллерия. Потом цикл повторялся – выявление огневых точек, корректировка, обстрел. С той стороны дураков тоже не было, поэтому дело шло туго и долго.

ШКОЛА ГЕРОЕВ

Мы залипли на этом перекрестке с мобилизованными ополченцами. Их с недавних пор стали выставлять на блокпосты, сообразив, что от пожилых и, как правило, невоевавших людей толку мало. Мобилизованные искренне хотели нам помочь, но на все конкретные вопросы отвечали противоречиво:

– Мужики, честно, в душе не … что там дальше. Мы уже тут неделю стоим, озверели. А! Вон наш командир едет!

В очередной раз подивился молодости командиров, лет 25 от силы, но толковый. Не удивился, что его бойцы на блоке ничего не знают.

– Милые мои человеки, резервисты-мобилизованные. Они даже званий своих не знают и должностей. Если их враг в плен возьмет и будет пытать, они же ничего ему не скажут!

Я в тон ответил:

– Так и выковываются герои.

Командир хмыкнул и заглянул в карту:

– Район не зачищен, только что в штабе говорили за него. Наши проскочили чуть вперед, а что сзади оставили – не очень понятно. И нацики как еще делают – мы их днем кошмарим, они отходят, а ночью возвращаются на те же позиции. Так что не лезьте туда пока, от души советую.

К нам на блокпост заглянул местный житель Станислав. Молодой парень в потертой, но опрятной спецовке одной известной автомобильной марки. Что было понятно – вокруг нас по улице находились автосалоны разных брендов. Центр Мариуполя, «дорогой» район. И Станислав нас смог удивить:

– Скорее всего, репортаж этот снимался из другого здания СБУ, в другом районе. Их у нас было два. Вот это, на Георгиевской, куда вы хотите попасть, считается «старое», они там сидели всегда. И было у них еще новое здание. Там сидели пропагандисты и те, кто посты в Сети отслеживал и комментарии. У меня знакомые так попали.

– И что с ними было?

– Двоих просто оштрафовали, а двое исчезли. Непонятно, куда их вывезли, я не знаю.

Станислав посоветовал нам съездить в две точки, благо они были в поле зрения. Во-первых, в Мариупольский университет. До него по прямой было метров 300. Для городских боев – очень много. Но ополченцы подтвердили, что наши через университет проходили, хотя саперы там не работали. А сидели в этом учебном заведении нацгвардейцы и вездесущий и бесконечный «Азов».

– И вон в то двухэтажное здание сходите, – сказал нам Станислав, – там был реабилитационный центр «Пилигрим», содержали его американцы и детей все время к себе возили. Еще у них была детская организация «Путь Махно».

– Дети там остались?

– Половину примерно вывезли вначале, а остальные с «Азовом» ушли.

Мы попрощались и помчались вперед, пытаясь объезжать ямы и свисающие оборванные провода. Перед издырявленным грузовиком с телом водителя, пытавшегося спрятаться под машиной от обстрела, мы свернули в университетский двор.

ГРОЗНЫЙ, КАК НАДЕЖДА

В искалеченном «градами» университете было мало чего интересного. Трепетали украинские флаги, рваные и закопченные. Под елками, на срубленных осколками ветвях, лежал труп «азовца» или нацгвардейца, в тельняшке и камуфляжных штанах. Сам исторический факультет университета был завален касками, бронежилетами, цинками с патронами и разгрузками с надписью «Национальная гвардия».

Везде по углам валялись удостоверения национальных гвардейцев и участников АТО, их даже не рвали – просто выкидывали. На заднем дворе, ежась от невидимых взглядов из окон многоэтажек (там еще был противник), мы подобрали пусковой контейнер от противотанкового комплекса NLAW. Спецы просили привезти для изучения. Судя по тому что сгоревших танков в округе не наблюдалось, хваленую технику использовали вхолостую или не по назначению. Может, не попали. Из-за сгоревших машин виднелась поучительная надпись на заборе: «Один завоюю весь мир». Но тут явно что-то пошло не так с завоеванием. Вообще все пошло не так.

В последней пятиэтажке перед «Пилигримом» мы остановились поговорить с местными жителями. Фасад пятиэтажки просто осыпался от взрыва чего-то тяжелого – это был «ураган» или «смерч». Реактивный снаряд забрал жизни сразу шести горожан, среди них было двое мальчишек-подростков. Поговорил с Анной, библиотекарем из техникума. У нее было удивительно чистое и светлое лицо. Не знаю, как можно было сохранить его в этом аду.

– Родня в России есть, но не близкая, – рассказывает мне Анна и постепенно успокаивается, – уезжать с мужем не хотим. Старые люди никому не нужны. Никогда и нигде. И оставаться страшно, и уехать невозможно.

Пытаюсь доказать собеседнице, что Мариуполь быстро должны восстановить. Привожу в пример Грозный, и Анна замечает, что в последние дни с соседями они именно Грозный и обсуждают. Он для них пример и надежда.

– Спасибо за гуманитарку от России и ДНР, – говорит мне Анна, – остался один вопрос: где нам жить? Пока живем в подвале на лежанках, можете зайти посмотреть.

Анне с гуманитаркой повезло, а ее соседка, присоединившаяся к разговору, заметила, что она записана в очереди на получение продуктов под 3623-м номером, это ждать до выходных… Про нациков местные жители мало что могут нам рассказать, кроме того, что они сидели в этом чертовом реабилитационном центре «Пилигрим».

ПОЧИНИТЬ ГОРОД

Бойцы, стоящие метрах в ста за центром, очень напряглись, увидев нас на пустой улице. Напряглись – это значит стали целиться в нас из автоматов. Быстро опознали другу друга. Под стеночкой, за постом ополчения, сидел молодой паренек с фингалом под глазом и в тельняшке. Документов у него при себе не было, только военный билет. Говорить он не хотел, отворачивался от камеры и, наверное, понимал, что сейчас его заберут спецслужбисты и ничего хорошего в ближайшем будущем его уже не ждет. Жалеть этого человека после увиденного в Мариуполе не было никакого желания. Мы предупредили бойцов, что будем лазать по «Пилигриму» и, если найдем там что-то подозрительно-тревожное, им сразу же сообщим. Ополченцы, дядьки в годах, как-то очень тепло просят нас быть осторожнее.

«Пилигрим» на первый взгляд закрыт со всех сторон. У центрального входа, в окне, огневая точка, выложенная кирпичом. С противоположной стороны одно окно все исклевано пулями, видно, что из него долго отстреливались. Рядом с нами останавливается пожилой мужчина и говорит очень жестко:

– Лучше бы эти дети так на вокзалах и наркоманили, хоть пожили бы еще…

По словам мужчины, сразу, как началась спецоперация, все воспитанники записались в территориальную оборону. Он показывает нам метки из желтого скотча на заборе.

– Заправлял этим «Пилигримом» священник из ВСУ капеллан Мохненко. Не знаю, чего он там капеллан, в церковь они не ходили. Окопы копали. И в 14-м году копали, и в 18-м году, и сейчас.

– Дети копали?

– Ну как дети, лет по 15–16 им было, здоровые лбы. Сам этот Мохненко сбежал из Мариуполя. У него было 33 усыновленных ребенка, их он вывез, а остальных тут оставил. Они с «азовцами» и ушли, когда бои начались, повоевали немного и ушли.

Из здания приюта осторожно выглядывает мужчина, гладенький такой, осторожный. От сигареты отказывается: мол, не пьет и не курит, потому что сильно верующий. Говорит, что никакого «Азова» или военных тут не было, наговаривают. Но в укромном углу двора мы находим джип, весь в синих опознавательных лентах ВСУ или Нацгвардии. Заметив наш интерес к машине, говорит:

– Машина не брошена, у нее хозяин есть, приходил недавно.

И тут мой товарищ Влад, тихий, спокойный, интеллигентный инвалид третьей группы, оставивший на войне молодость и здоровье, неожиданно вызверивается на скользкого мужичка:

– Ты нам бейцы тут не крути, машина в опознавательных знаках ВСУ. Где хозяин? Что за хозяин, адрес?

Я думал, этот человек сейчас закрутится юлой и провалится под землю, так его напугали эти вопросы. Мужичок уверяет нас, что просто пришел навестить бабушку, которая живет здесь в подвале, потому что у нее дом разбомбили. Влад остывает:

– Ладно, мы не следователи, открывай здание.

Беглый осмотр показал, что в здании прибрались основательно. Даже в комнатах, где воевали, нет стреляных гильз. Ни одной, хотя все оконные проемы исклеваны пулями. Про документацию, пропаганду и прочее говорить нечего. Хозяева организации подготовились к вопросам, которые им будут задавать после окончания военной операции.

Единственное, что здесь осталось от «Азова», – противотанковая мина, лежащая прямо в холле на центральном входе. Очень странная мина. Ее доработали. Сверху она обклеена скотчем, под который подложена квадратная пластина. Еще под миной проходит толстый белый кабель – просто мрак. Даже зябко стало, пока я фотографировал маркировки мины. Может быть, она поставлена на неизвлекаемость, может быть, под скотчем специальный взрыватель с радиоприводом – не знаю, не специалист.

Назад, в батальон, ехали молча. Я думал о том, сколько всякой погани осталось на освобожденных территориях, сколько сокрыто грязных тайн. Где вот сейчас воспитанные в бандеровской идеологии подростки из «Пилигрима»? Ответ очевиден – сидят на «Азовстали» и ждут смерти. А где дядечка, который их воспитывал? Сидит в Киеве. С него-то спросят? Не знаю. Не факт.

У выезда из Мариуполя стояли джипы МЧС. Подъемный кран разбирал баррикаду из многотонных булыжников с надписями «Слава Украине». Баррикада эта полностью перегораживала улицу, и ее давно все прокляли вместе с Украиной. Офицер МЧС очень внимательно отнесся к нашей информации о странной мине, пообещал выехать на место вот прямо сейчас и предложил нам поехать вместе. Но нам еще предстоял долгий путь через паромные переправы, по жутким дорогам в объезд огромного города. Огромного и искалеченного, истерзанного боями. Но все, что сделано человеком и им же сломано, можно починить. К городам это тоже относится.

Чуть позже я узнал, что «капеллан Мохненко» благополучно выехал в США. Что стало с остальными подростками – неизвестно, среди пленных, сдавшихся на «Азовстали», их не было.