Текст книги "Священная военная операция: от Мариуполя до Соледара"

Мы мчимся с Витторио домой. Через Еленовку нас не пускают – обстрелы, и мы опять отправляемся в объезд, хотя до Донецка было десять минут езды. Темнеет стремительно.

– Не успеваю, – сокрушенно говорит мне Витторио. – Сыну завтра три года исполняется, а подарок не успел ему купить.

– Так ты, получается, совсем донецкий?

– Полностью!

Я объясняю Витторио, где находится игрушечный магазин, в котором я уже восемь лет, после каждой командировки в Донбасс, покупаю дочке игрушку. Наверное, я тоже давно донецкий.

12 апреля 2022 года. Мертвые пляжи Мариуполя

Уже в минувшую субботу я догадывался, что «азовцы» будут пытаться покинуть город любой ценой. На Запорожском шоссе, заходящем в Мариуполь, в кюветах валялись два одинаковых темно-серых «фольксвагена» с буквами Z из медицинского пластыря. Машины были новенькие, чистые, скорее всего, их утащили еще до начала боев из автосалона и припрятали до поры до времени. У каждой машины на заднем стекле – по десятку пулевых отверстий точно в районе головы и тела водителя. Как мне рассказали неофициально, это сработали «секреты» на пустоватом с виду Запорожском шоссе. Осажденные нацисты пытались «пробить» выход из города. Не получилось.

Еще одна попытка выхода случилась в ночь с воскресенья на понедельник на трассе H20. «Азовцы» и армейцы собрали «бронекулак» из 30 машин и танков и примерно 700–800 человек, готовых попытать счастья и попробовать на прочность кольцо окружения Мариуполя. По словам командира батальона «Восток» Александра Ходаковского, наша авиаразведка отследила этот прорыв еще на стадии сборов. Технику частью пожгли, частью бросили, а нацисты разбежались или вернулись в Мариуполь. Все наши части, окружающие город, ночью были подняты по тревоге…

Разумеется, возвращаться обратно, в ловушку мариупольской промзоны, нацисты не стали. Они рассеялись по пригородам и только что освобожденной многоэтажной застройке.

С утра я выдвинулся к «Азовстали» по побережью моря. С пляжа напротив кафе «Ивушка» прекрасно просматривались знаменитая рукотворная шлаковая гора «Азовстали», порт, трубы и корпуса заводов. В прилегающих кварталах шел бой по привычной схеме: перестрелка из автоматического оружия, затем подавление огневых точек артиллерией. Море было затянуто плотным туманом, и было слышно, как из этого серого киселя по «Азовстали» бьют наши корабли, отрабатывая какие-то цели. Куда-то попали, и над промзоной встал столб жирного черного дыма.

Решили подняться из частной застройки Левобережного района в многоэтажки и по пути заглянули в храм Архистратига Михаила. Храм строили почти 20 лет, собирая деньги по крупицам. И практически приготовили внутренние помещения к росписи… Храм выдержал почти десяток попаданий снарядов. Монастырский корпус зияет огромными дырами. На смотровой площадке перед храмом тремя минами разбили вдребезги памятник митрополиту Иллариону. Нас встретила «храмовая бабушка» по имени Татьяна:

– Я же понимаю, ребятки, что по-другому их из города не выкурить. У меня у самой в квартире одной стены нет. Выбило снарядом.

Пытаюсь ее утешить:

Место боев в исторической застройке Мариуполя. Цитата смотрится странно

– Вставляют такие выбитые плиты, думаю, не со зла выбили, случайно.

Но бабушка не соглашается:

– У меня никогда никто по чердаку не ходил. А с марта я вдруг стала слышать – топ-топ, ходят. Несколько человек. Вот их и выбили. А сами бы и не ушли, мы же понимаем…

Машину мы поставили за храмом, чтобы вся громада собора прикрывала нас от Мариуполя. Но стрелять по нам стали совершенно с противоположной стороны. Мне повезло, что ребята, которые были со мной, не просто воевали. Им еще нравилось военное дело, занимались тактической стрельбой, военкор Влад Евтушенко и в соревнованиях участвовал. Поэтому я успел услышать только два выстрела, относительно близко, может, метрах в двухстах, потом крик военкора Медведева: «Снайпер!» Секунда, и я оказался в самом безопасном месте – за двигателем и колесом машины. Как потом признался военкор Медведев, действовали мы правильно, вот только ему не хватило душевных сил бросить термос с кофе. Термос стоял на крыше машины.

По большому счету, пока мы забирали термос, заводили машину… снайпер нас там всех и прикончил бы на этой голой площадке на вершине холма, зажатых между машиной и стеной храма. Но его спугнули чеченцы на бронеавтомобиле. Они тоже слышали выстрелы, бросились в машину и погнали в частный сектор, раскинувшийся на следующем холме, – зачищать.

Осталось совсем немного. И можно предположить, что упертость осажденных на исходе. Как сказал мне один знакомый боец «Востока»:

– Дима, ты можешь мне объяснить, за что они там сидят, на этой «Азовстали»? За кого? Вот и я не знаю. После боевых действий разберемся.

15 апреля 2022 года. Хлеб дороже жизни, снайперы и катакомбы

ПОВАРА РВУТСЯ ИЗ ОКРУЖЕНИЯ

После серии неудачных попыток выйти из Мариуполя «азовцы» и вэсэушники оттянулись обратно, в промзоны и на их границы в городской застройке. Поле для маневра у них сокращается с каждым днем: промзона завода Ильича практически зачищена, в порту еще идут бои, но исход понятен. Держится только промышленный мегаполис – «Азовсталь»: военные из России и ДНР оставили его «на сладкое», собирая всех гадов в кучу – в одном месте. Но не все боевики хотят умереть в Мариуполе…

Вчера в располагу нашего батальона ДНР «Восток» хозяйственники пригнали медицинский фургон на базе американского «хаммера». В него набились два десятка «азовцев», пытавшихся выбраться из окружения под прикрытием красного креста.

– Мы пробили ему колесо, он слетел в кювет, практически перевернулся, – рассказывает мне боец «Востока». – А потом они бросились врассыпную. Но, понимаешь, они четко разделились на две группы по десять! Одна сразу ушла в промзону, обратно. А вторая – мы уже потом выяснили – ворвалась в дом в частном секторе. Хозяина практически насмерть забили, жену его закошмарили.

– Зачем?

– А чтобы, если что, говорила, что в доме никого нет. Просидели там несколько часов, сбросили рюкзаки, зарядки для раций, аккумуляторы, пайки и ушли на Запорожье. Попытались уйти.

Город сейчас заблокирован для гражданских на въезд – слишком много нацистов пыталось вырваться из Мариуполя на гражданских автомобилях с кусками простыней на антеннах и дверных ручках. Поэтому стандартный вопрос на каждом блокпосту к людям, сидящим в таких машинах: «У всех все в порядке?» Проверяющий машину боец при этом внимательно вглядывается в лица женщин, пытаясь считать сигнал о помощи. Выехать можно только после многочасовой проверки. Нелегальная «служба такси», вывозящая из Мариуполя людей за большие деньги, завяла сама собой.

Уже на подъезде к Мариуполю нас останавливает патруль комендатуры. Разговорились с молоденьким военным полицейским, который рассказал, как ОНИ выходят из практически убитого города:

– Видишь вон поле с холмами? Смотрим сегодня утром, идут четыре тела. Еле ноги тащат…

В Приазовье сейчас дожди, и каждый шаг по целине – три кило грязи на ботинках, не побегаешь. Боец продолжает:

– Мы к ним, на перехват, тоже еле ползем по грязи. Трое, в камуфляже, со стволами, сразу припустили и забежали в заброшку, ушли. А третий остался стоять, он был по гражданке. Говорит: «Мужики, не вбивайте, оружия нет, в Марике сбросил, документов нет, я вэсэушник, повар».

«Комендач» заразительно смеется, мы тоже. Обилие взятых в плен поваров, водителей и связистов просто поражает! Это шутка недели. С кем бились в Мариуполе месяц – загадка. Прощаемся, желаем друг другу осторожности и победы, так теперь принято в последнее время.

На Запорожском шоссе, уже в считаных километрах от Мариуполя, прибавилось машин, которые «срубили» наши секреты. Шоссе пустое, прямое, как стрела, и окруженцы почему-то думают, что этот путь из города для них открыт. Поразила старая «японка» с расстрелянным лобовым стеклом. Ее со всех сторон изукрасили буквами Z, потеряв при этом чувство меры. На капоте корявая надпись из баллона: «Работайте братья!».

Братья и сработали, без обид. Боевики не ушли…

УДАР В ДУШУ

В гипермаркете на въезде привычная картина: тысячи горожан получают гуманитарку, едят, набирают воду из поливальных машин. На нас сразу повисают люди, вопросов у них два: «Когда все это кончится?» и «Что там на фронте?». На второй вопрос нанизывается все остальное: «Можно ли проехать в Запорожье?», «А в Херсон?», «А в Крым?».

Я внутренне морщусь от простой мысли: «Ну что вам стоит, дорогие местные власти, вывешивать в таких местах на обычной бумаге ежедневную сводку Минобороны РФ и Народной милиции ДНР? Даже распечатать и раздать, люди же из рук в руки будут передавать! Вслух читать! Да я сам буду развозить!» Надеюсь, меня услышат. Потому что в последние дни в Мариуполе из-за РЭБ (системы радиоэлектронной борьбы) не работают не то что сотовая связь и телевидение, а даже радиоприемники: мне жаловались люди, что «одно шипение, делали антенны, не помогает».

Стоп. А, собственно, где городские власти? Безуспешно ищем. Находим еще несколько пунктов раздачи гуманитарки – это хорошо. У школы № 53, где неделю назад выбирали нового мэра, двор затянут дымом костров. Люди сделали полевые кухни в загончиках для мусорных баков – у них есть крыши и подобие стен.

Немолодой мужчина граблями рыхлит землю на газоне. Неужели будет огород? Нет, тут смерть косила – по газону разбросаны кресты. Мужчина не поворачивается к нам, кажется, он видит нас спиной, говорит через рыдания:

– У меня жена погибла. Из-за вас. Бегали тут с оружием, теперь снимаете, что получилось? Привет своим родителям передавайте.

Мы разворачиваемся. У Влада лицо просто опрокинулось, говорит, что ему так погано на душе не было давно. Для понимания: Влад из Полтавы, ушел в 2014-м воевать, был ранен танковым снарядом под Донецким аэропортом, осколками в висок, садится зрение, плохо с моторикой. Инвалидность перебили со 2-й группы на 3-ю – не потому, что Влад поправился, так меньше проблем с бюрократией. Мать не видел много лет. Ей, как нам в сердцах посоветовали, даже привет не передать: ее Служба безопасности Украины пасет…

На проспекте Металлургов находим Центр занятости. Мужики в спецовках вставляют стекла, завтра здесь заработает администрация города – это почти центр. С другой стороны проспекта ревет военный экскаватор, кран тягает поломанные плиты и сбрасывает их в грузовик. Целый блок квартир закопченной многоэтажки обрушился вместе с подъездом, от крыши и до самого низа.

Спрашиваю у эмчээсников: мол, все, готовите дом к реконструкции? Действительно, хорошая новость! Спасатель бьет меня в самую душу, второй раз за 15 минут, так получается:

– Братик, ну какая реконструкция. В этот дом две недели назад двадцать наших донецких резервистов забежали на первый этаж. А укропский танк сложил подъезд… Вот они там так и лежат… Мы долго еще будем ковыряться, приезжайте завтра, будем доставать.

СНАЙПЕР И БОЖИЙ ПРОМЫСЕЛ

В Драмтеатре Мариуполя, по слухам, под обломками тоже лежат задавленные люди. Я не могу попасть в него уже вторую неделю. Приезжаю всегда в момент, когда у театра начинается бой. Кварталы вокруг считаются «серой зоной», их давно прошли саперы. И сам я тут был – в соседнем здании СБУ. А потом проходят сутки, и в полуразрушенных домах вдруг начинают работать «тройки» нацистов: снайпер, гранатометчик и автоматчик для прикрытия. И в этот раз тоже не получилось добраться до места чудовищной провокации. (Драмтеатр подорвали «азовцы», собрав тут сотни людей и объявив, что его разбомбила русская авиация.) Если рассматривать все происходящее в Мариуполе как Божий промысел, то все было предопределено ради того, чтобы мы спасли раненую снайпером девушку Татьяну. Слишком много совпадений, они цеплялись друг за друга.

Проспект Мира, архитектурная ось города, упирается в этот несчастный Драмтеатр. Ехал осторожно, машина виляла между невообразимого железного хлама с крыш и фасадов, срубленных осколками фонарей и висящих проводов. Последний перекресток, пересечение с улицей Нильсена, чуть ниже по этой улице – СБУ из моего прошлого репортажа. И тут мне под колеса бросается бабушка, еще одна героиня того текста. Та самая, которой я отдал припрятанную в машине «на самый крайний случай» буханку хлеба. Она еще придерживала меня за рукав птичьей лапкой, чтобы я не убежал, не передумал отдать ей хлеб. Жива бабушка! Опускаю окно, она кричит:

– Скорее, девушка ранена! Отвезите в больницу, прошу!

Влад, бывший фельдшер скорой, начинает возиться в тесной машине, расстегивая медицинскую укладку, и тоже кричит:

– Быстрее! Показывайте дорогу!

Бабушка добегает до угла улицы Нильсена и замирает, прижавшись к стене, дальше не идет. Все ясно: улицу простреливают. Машет рукой:

– Там! Туда!

Показывает на въезд во двор, до него метров 20, и сразу же нас закроет торец дома. Примериваюсь, чтобы проскочить одним броском, мотор ревет, мы не слышим свиста пули, но хорошо слышим визг рикошета от металла на другой стороне проспекта, уже за нами.

Во дворе нас ждут грязные, зачумленные в подвалах люди. Стелю плед на заднее сиденье, из подвала вытаскивают Татьяну, она вскрикивает при каждом шаге. Выше колена на бедре пятно крови, но артерия и вены не задеты, повезло. Поражает маникюр Татьяны на серых, почти черных руках. Еще одна примета подвальной жизни, единственное утешение мариупольских женщин. Татьяна просидела в этом подвале 52 дня. Начались дожди, она вышла из двора подобрать куски металла, сорванные с крыш, – закрыть окна… Спрашиваю: кто будет сопровождать? Муж Татьяны Игорь:

– У меня нет документов!

Документы у семьи сгорели вместе с квартирой, и мало кто понимает, какая это беда в воюющем Мариуполе. Обещаю, что договорюсь с блокпостами и привезу обратно – еще одна проблема города без транспорта. О том, что мне придется еще три раза проскакивать этот угол проспекта Мира, я пока стараюсь не думать. По дороге до печально известной областной больницы Татьяна рассказывает, что у нее был маленький магазинчик. Отец – подполковник в отставке, живет в Ростове. Муж Игорь пенсионер, бывший судья, и он зря боялся проверок документов. На блокпостах достаточно крикнуть «Раненый!» – и нам машут руками: «Быстрее проезжайте!»

«ВРАГИ» И «СВОИ»

В той самой несчастной больнице, где месяц назад живые лежали в коридорах вперемежку с мертвыми, а трупы складывали кучами в пустых палатах, что-то неуловимо поменялось. К лучшему. Потому что хуже уже не бывает. Минута – и появляются волонтеры в белых костюмах. Под ними спрятаны бронежилеты. Приносят окровавленные носилки, еще через пару минут Татьяна на операционном столе. Мы все переводим дух. Говорю с волонтером Алексеем. Он мариупольский, пришел в больницу сам, привел друзей. С будущим он определился:

– У меня все надежды только на Россию.

Уже без камеры Алексей кратко, матом, характеризует нынешнюю Украину и то, что она сделала с его родным городом. Появляется Татьяна, прыгает на одной ноге, но не вскрикивает, ее обезболили. Показывает пакетик с пулей 7,62, а Влад для сравнения выщелкивает из магазина патрон 5,45. Говорит: «На излете была, поэтому в ногу, шла на снижение, и сил у нее не было сломать кость». Мы не оставляем Татьяну в этой больнице, говорим ей, что «в подвале будет лучше». Обещаем свозить на перевязку в понедельник. Возможно, снайперов в этом районе уже не будет. Надеюсь.

Возвращаемся обратно. Нас встречают всем двором, благодарят, наперебой рассказывают, как жили в последние месяцы. Я запомнил фразу: «Хлеб сейчас дороже золота, а еще дороже только курево». Показывают, как били по их двору снайпер и гранатометчик – дождались, пока все соберутся с мисками возле общей кастрюли. Кузнец с «Азовстали» Виталий говорит:

– Я тогда добежал до ополченцев, пробрался ползком. Пришли, поставили ДШК (крупнокалиберный пулемет Дегтярева – Шпагина), влупили так, что снайпер аж через подоконник вниз головой свесился (его выкинули из окна рикошеты от стены в спину. – Авт.)!

Потом нас ведут смотреть маленькое дворовое кладбище возле украинского пропагандистского памятника «Жертвам голодомора». Их после 2014 года лепили во всех русскоязычных городах Украины в назидание «москалям», «вате» и «сепарам». После случившегося в Мариуполе этот символ «новой Украины» вызывает только праведную злобу. На обратном пути замечаю, что угол двора расчищен, а цветочные грядки вскопаны и на них уже пробиваются первые ростки. И при виде этих грядок никаких слов не нужно, чтобы понять, как здесь хотят мира.

Соседи Татьяны, старожилы города, объясняют нам, откуда берутся эти снайперские группы глубоко в тылу:

– Центр Мариуполя стоит на катакомбах. По легендам, их еще казаки копали, во время Крымской войны их тоже использовали. Просто камень добывали для строительства. Все, кто рос в центре, знают, где из них выходы. Один – как раз на нашей улице, еще два – тоже рядом, на улице Куинджи и в Горсаду. Но их больше, конечно, весной ходы обычно в балках открываются.

Разумеется, «азовцы», готовившие Мариуполь к обороне целых 8 лет, не могли не знать про эти катакомбы. А мы, к сожалению, услышали про них только сейчас. И это стоило много крови.

На прощание Татьяна говорит нам: «Бог послал мне сегодня и врагов, и своих» – самые дорогие слова за этот день, мы их не ждали, на них не рассчитывали… Чуть позже, в машине, мой товарищ, Влад с Полтавы, замечает, что его отпустила «черная тоска». Мне тоже стало как-то легче.

От дома Татьяны мало что осталось, жить в нем пока невозможно, хотя никто и не сомневается, что восстанавливать исторический центр Мариуполя будут. И очень скоро. Татьяне с мужем повезло: под Мангушем у них дача, войны там не было, и весной семья переехала из города. Я заезжал в этот двор, мне передали телефон Татьяны со словами: «Звоните ей, она будет рада».

19 апреля 2022 года. Мариуполь: оживающий Сталинград

До нынешнего дня этот людской потенциал Мариуполя был скрыт в подвалах. Буквально один день затишья – и мариупольцы вышли на свет. На бульваре Шевченко закопошились уличные торговцы с ящиками, как в 90-х. Торгуют макаронами из пайков, домашней консервацией и даже – внимание! – еще советскими запасами сахара! Товары можно купить, но можно и обменять, например батарейки к фонарику на карту-«пополняшку» для республиканского сотового оператора. В городе появилось несколько точек, где берет связь, и в одном месте даже работает Интернет. На серфинг по новостным сайтам его не тратят, только на видеосвязь с родными – показать, что живы.

Первый открывшийся бизнес – маленький шиномонтажный павильончик. К нему очередь. Перебрать колесо стоит 100 гривен, но могут взять и 600 рублей. Российские деньги в диковинку, мало кто их видел. Хозяин шиномонтажа, веселый бородач Николай, рассказывает, что основной доход его бизнесу приносят осколки от «градов». Открылся он в минувшее воскресенье – и сразу очередь! Просит записать видеообращение к сестре, живущей в Москве. Начинает бодро:

– Дорогая сестричка! – но тут же голос ломается, и Николай машет рукой, говорит: – Потом, не могу сейчас, не готов.

Договариваюсь, что заскочу в ближайший день и перезапишем.

Заезжаю в знакомый двор на проспекте Мира, я обещал свозить Татьяну, раненную снайпером в прошлый четверг, на перевязку. Других вариантов добраться в больницу у нее просто нет. И еще я привез в этот двор хлеб, целый багажник хлеба, и мешок самых дешевых фонариков с запасными батарейками. Фонарики разбирали трясущимися руками, чуть не порвав пакет. Люди по-прежнему живут в подвалах, в темноте, потому что квартиры на верхних этажах просто выгорели или вместо потолков там небо. И неизвестно, что лучше.

Компания детей в углу двора печет на решетке от духовки яблоки. И все они хотят в школу, невиданное дело!

Перевязка Татьяны заняла буквально десяток минут. Усаживаем ее в машину, медленно еду сквозь толпу людей, набирающих питьевую воду. Татьяна говорит удивленно:

– Сколько знакомых! Я думала, они уехали, вот не ожидала, что эти люди останутся в городе!

Спрашиваю: что за люди? Татьяна показывает на одного, второго – этот чиновник, этот крупный бизнесмен… Лохматые, в одежде, обтертой о подвальные стены до однотонного серого цвета, со связками пятилитровых бутылок, они терпеливо ждут своей очереди. Война и беда всех уравняла.

КОГДА ПО-ДРУГОМУ НЕЛЬЗЯ

В минувшее воскресенье нацистам, засевшим на «Азовстали», дали последний шанс сдаться. С шести утра до часа дня действовал «режим тишины». «Гуманитарные коридоры» в Левобережном районе даже обозначили красными флагами: мол, «ласково просим». Не вышел никто, более того, в узкой полоске частной и многоэтажной застройки по границам промзоны «Азов» воевал как ни в чем небывало, и тогда на завод посыпались бомбы. Последний район Мариуполя, Приморский, который еще контролировал враг, был частично зачищен, а остатки разделены на совсем мелкие очаги сопротивления. Была попытка выйти из этого котла на «Азовсталь» колонной из 40 машин, но ее пресекли – технику сожгли, противника уничтожили или рассеяли. Теперь по-старому, историческому Мариуполю можно ходить, не прижимаясь к стенам домов. То, что земля сейчас содрогается от взрывов в промзоне, никого уже не пугает – «это не по нам, не для нас».

Но мы все равно не спешим, сверяемся на каждом перекрестке с постами, выясняем обстановку, постепенно спускаясь по улице Георгиевской к «Азовстали». Одна из труб завода видна точно по осевой разметке улицы. С нами отправился муж Татьяны, судья-пенсионер Игорь. Говорит: «Один бы я не решился выйти со двора». Показывает на шпиль «сталинской высотки», улыбается:

– Мы, когда в подвале сидели, все гадали – уцелеет ли шпиль? Можно ли его восстановить? А он стоит!

Пожалуй, шпиль этот – заколдованный, потому что все, что вокруг, никак не напоминает прошлый, достаточно зажиточный приморский город, не имевший налета южной провинциальности. От вида издырявленного осколками и пулями фургончика с надписями «Дети» просто бросает в дрожь. Я, приготовившись к самому страшному, открываю заднюю дверь: куча детской одежды, но крови нет. Еще какое-то время идем молча, слушаем, как морской ветер мелодично звенит сорванным металлом. Я вижу, как наш провожатый потемнел лицом от увиденного – искалеченные кварталы не думают заканчиваться.

И я говорю осторожно:

– Игорь, вы понимаете, что по-другому их нельзя было выбить из города? Нет вариантов, не придумали иных методов!

Игорь говорит, что он понимает все последствия, когда огневую точку устраивают в жилом доме.

Мы выбрали удачное место для разговора. Слева от нас уткнулся в стену наш БТР-82, скорее всего, морской пехоты. Граната попала ему под порог десантного люка. Еще одна – в лобовую броню. Машина выгорела, по асфальту растекся серебряными лужами свинец из аккумуляторов. Рядом валяется офицерский планшет, наполовину обгоревший, компас без стекла, записная книжка, «Справочник сержанта»… Если посмотреть направо, через перекресток, то моментально вычисляется окно в старинном многоэтажном доме, огневая точка гранатометчика. Окно было прямоугольное, а стало круглым после попадания танкового снаряда. Чуть выше сгоревшего бронетранспортера улица засыпана короткими гильзами от танковых снарядов. Расчистив дорогу, пехота и броня пошли дальше, на «Азовсталь». Как воевать в городе по-другому, пока не придумали.

ПОЖАР, ГРАБЕЖ И ПРОВОКАЦИЯ?

Мариупольский краеведческий выгорел почти дотла. Лишь скифские каменные бабы у входа такие же, как и тысячу лет назад. Они видали всякое, их ничем не удивить, смотрят безглазо мимо людей. Замок в музейной двери выбит автоматной очередью, я только собираюсь ее открыть, и в эту же секунду сзади женский голос:

– Дмитрий! Здравствуйте! Я все ваши стримы из Мариуполя смотрела!

Это директор музея Наталья Капустникова, говорим, похрустывая выбитыми стеклами под ногами. Спрашиваю главное: коллекцию успели спасти? Нет.

– Нас бросили, просто бросили! – почти кричит Наталья. – Уже 25-го числа руководство города сбежало. На 24-е была назначена встреча с замом мэра Мариуполя, коротко поговорили об эвакуации и все. Шестьдесят тысяч единиц хранения. Жалованная грамота Екатерины Второй, личные вещи митрополита Игнатия…

По словам Натальи, от всей экспозиции остался только пепел. И это странно, все сгорает только в домне. Вполне могли вывезти экспонаты и замести следы. Впрочем, на первом этаже музея уцелела уникальная библиотека. Наталья просит на прощание:

У входа в краеведческий музей, разграбленный и сожженный

– Дмитрий, напишите, сообщите властям, пусть хоть какую-то охрану дадут, хотя бы книги сохраним!

Возвращаемся к машине через тот самый Драматический театр. Последний спектакль, судя по уцелевшей афише, – «Собачье сердце» – ставил еще в 2013 году, до войны, Валерий Золотухин.

У пожарного гидранта театра люди набирают техническую воду, предупреждают нас:

– Не вздумайте пить, ребята. Только мыться и мыть посуду.

Мы опросили немало горожан о том, что случилось в этом театре в день его подрыва. Ответы были логичные: «Я в трехстах метрах в подвале сидел, ничего не видел», «Мы из подвала неделю носа не высовывали». Вообще, есть большие сомнения, что кто-то на момент взрыва театра был в зрительном зале. Люди в театр шли прятаться от обстрелов. Смысл сидеть в огромном пустом объеме и ждать, когда прилетит в здание? Но в театральных подвалах жили сотни людей. Мы обошли их по кругу, прошли под всем театром. Сотни матрасов, одеял, детские игрушки и горшки, еда. И десятки воздушных шаров, возможно, они продавались в фойе и их принесли детям, чтобы как-то их успокоить, утешить. В одной из подвальных комнат, закинутая одеялом, лежит погибшая женщина. Скорее всего, здесь повторилась история с роддомом № 3, о котором я писал: объект взорвали так, чтобы обвинить Россию в авиабомбардировке. Только у роддома в землю заложили фугас, чтобы получилась большая яма для картинки, а здесь взорвали зрительный зал. Если судить по огромным кускам кровельного железа, их выдавило изнутри, не порвало, не посекло осколками…

В ставшем уже своим мариупольском дворе сталкиваюсь с девочкой лет десяти. На груди у нее два беджа: «Оптик-консультант» Татьяна и такой же, но с именем Анна. Спрашиваю:

– Так как тебя зовут?

Девочка смеется:

– Вероника!

Татьяна вышла нас проводить из подвала, стоит, опираясь на палочку, объясняет:

– Вон, прямо над нами, магазин «Оптика», когда начались бои, они его просто разграбили. Вынесли все, до последней оправы!

– А с вашим магазинчиком что?

– А его просто расстреляли из автомата. Там магазинчик-то… и кофейня была при нем.

Татьяна показывает одной рукой размер магазинчика, в другой у нее старушечья палочка. Понятно, что магазинчик небольшой, крохотный. И пока до него ей не дойти, тянет раненую ногу. Но я все равно говорю ей:

– Как откроетесь, мы придем к вам кофе пить. Специально приедем.

Татьяна отвечает совершенно серьезно:

– Всегда буду вас ждать.

Конечно, краеведческий музей разграбили – на сортировке «Азовстали» мне показывали «козацкую шаблюку», которую бросили украинские морпехи. В одном из университетов города я нашел кованую кольчугу, настоящую, не современную реплику из шайб-гроверов, нет, на этой кольчуге стык каждого колечка был закован кузнецом. И так по всему городу, на бывших позициях «захистников» постоянно встречались артефакты из обворованного музея…