Текст книги "Эра бедствий: чума и войны XIV века – Европа и Русь"

Процесс века

Якобы найденные тамплиерами «Скрижали Завета» оставим на совести французского исследователя, но вот прочие приведенные им факты, действительно, трудно объяснить, не привлекая «тамплиерскую версию». Но чем же они помешали королю Филиппу Красивому? Или рыцари, и правда, были виновны в предъявленных обвинениях. А они действительно были тяжкими. Тамплиеров, согласно дарованным им некогда папой привилегиям, могли судить только братья по ордену, либо сам римский понтифик. И в роковой для ордена час на его престоле оказался человек, подконтрольный французскому королю.

Рид пишет: «Какова же причина столь очевидной приверженности Климента V интересам Франции? Два итальянских летописца, Аньоло дель Тура и Джованни Виллани, писали, что кардинал Никколо да Прато присутствовал на знаменательной встрече с Бертраном де Го, когда тот еще был архиепископом Бордоским, и Филиппом Красивым. На этом приеме король выдвинул четыре условия поддержки кандидатуры кардинала на папский трон: примирение с Колонна и всеми участниками скандала в Ананьи; официальное осуждение Бонифаций VIII; пополнение Папской курии за счет кардиналов-французов; и еще один секретный пункт – как он выразился, “крайне важный и загадочный”, – который он собирался сообщить Бертрану де Го позднее. По словам хронистов, Бертран будто бы смиренно ответил королю: “Вы приказываете, я подчиняюсь”».

Не был ли «крайне важный и загадочный пункт» делом тамплиеров? Ну а что касается упомянутого Ридом «скандала в Ананьи», то это инцидент поистине беспрецедентный. На предыдущего папу Бонифация, откровенно недружественного французскому королю, было совершено нападение, в котором участвовали его злейшие враги из римской семьи Колонна и представители Филиппа во главе с его канцлером Гильомом де Ногаре. Как сейчас сказали бы, операция была проведена «с особым цинизмом» – престарелому понтифику дали пощечину. Вскоре от перенесенного потрясения он скончался. И руки у Филиппа оказались развязаны.

Атака на Тампль началась с распространения разных нехороших слухов. Так была расставлена ловушка для великого магистра. Уверенный в своей правоте и своих правах Жак де Моле в 1307 году приезжает с Кипра (где закрепились рыцари, изгнанные из Палестины) в Париж, чтобы снять все эти нелепые, с его точки зрения, подозрения. С просьбой разобраться в этом вопросе магистр обращается к папе.

Рид сообщает: «Удовлетворенный тем, что его просьба о расследовании уважена, Жак де Моле отправился из Пуатье в Париж, где 12 октября 1307 года со всем двором присутствовал на похоронах Екатерины де Куртене, жены брата короля Карла Валуа. Но уже на следующий день, в пятницу 13 октября 1307 года, он был арестован прямо в Тампле, резиденции ордена в пригороде Парижа. Руководили арестом министр Гильом Ногаре и королевский казначей Рено Руа.

Три недели спустя Филипп Красивый разослал тайные инструкции своим бальи и сенешалям по всей Франции задерживать храмовников за “странные и неслыханные преступления, которые жутко не только вообразить, но о которых страшно даже слышать… о столь мерзких и отвратительно позорных делах, которые выходят за пределы человеческих понятий, по сути являясь абсолютно бесчеловечными”. Его распоряжения были выполнены необычайно оперативно: всего за один день в королевстве арестовали около пятнадцати тысяч рыцарей, сержантов, капелланов, а также слуг и хозяйственных работников. …Точно так же, как ранее в истории с ломбардцами и евреями, все имущество ордена Храма изъяли в пользу короля».

Часто атаку на орден объясняют алчностью Филиппа, зарившегося на богатства ордена. Действительно, до рыцарей король ограбил евреев и ломбардских банкиров, и действительно, тамплиеры были богаты. Точнее, богат был Тампль, который направлял свои ресурсы как на подготовку нового крестового похода (возглавить его обещал Филипп), так и на строительные проекты и помощь неимущим. Каждый же отдельный рыцарь ничем не владел, но распоряжался порой весьма серьезными суммами.

Шарпантье рассказывает:

«Развитием коммерции тамплиеры занимались много: строили дороги, склады, гостиницы, что, безусловно, содействовало торговой циркуляции.

Однако рост коммерческих связей невозможен без своевременной доставки денег, и это момент исключительный.

В ту эпоху не фабриковали бумажных купюр – легко представить трудности перевоза увесистого монетарного металла на гужевом транспорте: прибавим капризы погоды и постоянную угрозу ограбления.

Дабы избежать подобной головной боли, тамплиеры ввели систему вексельного учета, которая практиковалась в Ломбардии и Венеции. Система простая: некто оставляет определенную сумму (в металле, не забудем), скажем, в командорстве Парижа. Взамен бухгалтер выдает вексель на другое командорство – в Тулузе, допустим, и некто по предъявлении документа получает там эквивалент своего депозита в любой “валюте”.

Устраняются, таким образом, тяготы транспорта и прочие дорожные проблемы крупного негоцианта: при себе у него только бесполезный для воров вексель».

То есть орден, действительно был уникальной организацией – духовной, военной, финансово-хозяйственной. Его даже не назовешь «государством в государстве». Он был «государством» поверх любых границ. И именно этот его статус был абсолютно неприемлем для Филиппа. Пока рыцари сражались в Святой земле, их еще можно было терпеть. Но теперь, когда позиции на востоке были утрачены, и их возвращение очень мало волновало французского короля, его весьма и весьма стала беспокоить мощь ордена.

Ведь он никоим образом не контролировал военно-финансовую силу, которую какой-нибудь новый, недружественный папа мог направить против него. Да, устав ордена запрещал рыцарям поднимать меч против христиан. Ну а если понтифик отлучит короля от церкви? Если обвинит в ереси? Филипп был человеком стратегического мышления и решил сыграть на опережение, обвинив в ереси самих храмовников.

Какие же обвинения им были предъявлены? Рид сообщает:

«По словам королевских прокуроров, орден Храма состоял на службе у самого дьявола. Каждого новобранца будто бы принуждали во время инициации (процедуры вступления) заявлять вслух, что Иисус Христос является лжепророком, которого распяли не во искупление людских грехов, а в наказание за собственные преступления. Вступающему в орден полагалось отречься от Христа и плюнуть или помочиться на распятие, а затем поцеловать рыцаря, который принимал клятву у новобранца, в рот, пупок, ягодицы, копчик, а “иногда и в пенис”. После этого сообщали, что ему не просто “дозволяется вступать с братьями в половые отношения”, а предлагается всячески “стремиться к подобным братским связям по взаимному согласию”, но что это “для них не считается грехом”.

Дабы подчеркнуть свое неприятие Христа, священникам-тамплиерам якобы полагалось во время мессы пропускать все слова, связанные с его прославлением. Обвинители утверждали, что у тамплиеров существовала некая тайная церемония службы демону по имени Бафомет – в виде кошки, черепа или скульптурного изображения головы с тремя лицами. На поясе рыцари носили веревки или ремни, “освященные” прикосновением к подобной голове. Утверждалось также, что это делалось “большинством и повсеместно”, а тех, кто отказывался, либо убивали, либо бросали в темницу.

Наряду с этими главными беззакониями существовали и другие странности, которые также вызывали подозрение общественности. Заседание тамплиерского капитула всегда проводилось тайно, ночью и под усиленной охраной. Великий магистр – вместе с другими старшими офицерами – исповедовал и отпускал грехи братьям-храмовникам, хотя и не имел на это церковных полномочий. Всем тамплиерам вменялись в вину жадность и своекорыстие; они „не считали грехом… присвоить имущество других – как законными, так и незаконными методами” – и постоянно стремились “приумножить богатства ордена любым способом…” И еще их обвиняли в предательстве, в тайных переговорах с мусульманами, которые, дескать, привели к потере Святой земли.

Неудивительно, что когда папа Климент V и король Яков II Арагонский впервые услышали эти обвинения, то не поверили ни единому слову».

Однако, неожиданно для всех, арестованные рыцари стали массово давать признательные показания. Под впечатлением от оных и под давлением Филиппа папа разослал всем европейским монархам тайную директиву арестовать тамплиеров, находящихся на подвластных им территориях. Одновременно в Париж была направлена следственная комиссия кардиналов, призванная разобраться в скандальном деле.

Когда перед «князьями церкви» предстал Жак де Моле, он отрекся от признательных показаний и, задрав подол рубахи, продемонстрировал следы чудовищных пыток. Кардиналы «горестно вскрикнули и потеряли дар речи». И начались многолетние мытарства. Для того чтобы обличить тамплиеров, Филипп привлекал университетских теологов и созывал заседания Генеральных штатов (французского парламента), вел активную пропаганду среди населения, обеспечивая, таким образом давление на папу со стороны «общественного мнения», запутывал и запугивал обвиняемых.

И, тем не менее, большинство из них продолжало отвергать обвинения. Более того, некоторые вызвались выступать в качестве адвокатов ордена. Один из них, Пьер Булонский, заявил судьям, что к братьям применялись «самые изощренные пытки, от которых одни просто умерли, а другие стали калеками, что побудило многих солгать, оклеветать себя и весь орден». Он сделал заявление, достойное современного правозащитника о том, что пытка, как метод дознания, в принципе неприемлема, поскольку под ее воздействием становится невозможным «свободное мышление – неотъемлемое свойство любого добродетельного человека». Позднее Пьер просто исчезнет. Сгинет в казематах французского короля. А пятьдесят четыре его собрата, столь же упорных и непоколебимых, будут публично сожжены у стен монастыря Святого Антония в пригороде Парижа.

Это случилось за два года до официального роспуска ордена, провозглашенного папской буллой «Vox in excelso» от 22 марта 1312 года. А еще через два года взошел на костер сам Жак де Моле.

В деле тамплиеров по-прежнему немало странного. Например, подавляющее большинство категорически отвергало обвинения в содомии, а вот отречение от Христа многие признавали. Но при этом отказывались каяться в ереси. Как подобное можно совместить? Но и вышеупомянутую версию об отречении, как символическом повторении деяния апостола Петра, тоже не озвучивали. Это уже предположения современных исследователей. Кто или что такое «Бафомет», и как выглядела его голова? Показания на сей счет настолько разноречивы, что вынести некое определенное суждение совершенно невозможно.

При этом его «трехликость» довольно странно считать чем-то еретическим и даже просто аномальным. В те времена изображение Бога-Троицы еще не было жестко канонизировано. И очень часто этот сложнейший для осмысления (даже, пожалуй, немыслимый) догмат пытались визуально представить в виде трехголового человека, или головы с тремя лицами…

При этом мифы о том, что тамплиеры были магами-алхимиками, тоже, мягко говоря, вызывают сомнения. Хотя бы потому, что сам верховный магистр, старый суровый воин был неграмотен. Какая уж тут алхимия?

Крушение ордена, особенно учитывая ту миссию, которой он был облечен Бернардом Клервоским, учитывая вообще образ рыцаря-монаха как своего рода идеала, имело необратимые последствия для психологии людей Средневековья. Исследователь тайных обществ Чарльз Уильям Гекерторн точно выразил характер потрясения: «С Тамплиерами погиб целый мир; рыцарство, крестовые походы кончились с ними. Даже папство получило ужасный удар. Символизм был глубоко потрясён. Возник жадный и бесплодный торговый дух. Мистицизм, озарявший таким ярким светом прошлые поколения, нашёл холодность, недоверие в душах людей».

Но кем бы ни был Жак де Моле, простым воякой или глубоким мистиком, его проклятие имело скорый и смертоносный эффект. И папа (которого магистр вполне оправданно считал предателем), и король скончались в том же году. Более того, многим читателям, наверное, известны романы Мориса Дрюона, повествующие о безрадостной участи сыновей Филиппа. То, что они, в свою очередь, не оставили сыновей, и стало причиной для Столетней войны, погрузившей французское королевство в ужас нескончаемого хаоса.

Между тем, пропагандистская кампания Филиппа не дала результатов. Современник событий флорентийский историк Джованни Виллани писал: «Очень многие утверждали, что тамплиеров погубили несправедливо, чтобы завладеть их имуществом, которое впоследствии папа изъял своей властью и передал ордену госпитальеров, но пришлось его выкупать у французского короля и у других государей. На это, считая выплату процентов, ушло столько денег, что орден госпитальеров остался ещё беднее, чем был прежде, владея только своим. Возможно, тут следует видеть перст Божий. Как мы увидим ниже, французский король и его сыновья подверглись великому позору и несчастьям, как за это прегрешение, так и за пленение папы Бонифация…»

Того же мнения придерживался и один всемирно известный земляк Виллани, автор «Божественной комедии». В годы судилища над тамплиерами он как раз работал над «Адом»…

Глава II. «Ад»
Партийный принцип

Апостол Петр в «Божественной комедии» говорит:

 
«Не мы хотели, чтобы христиан
Преемник наш пристрастною рукою
Делил на правый и на левый стан;
Ни чтоб ключи, полученные мною,
Могли гербом на ратном стяге стать,
Который на крещеных поднят к бою;
Ни чтобы образ мой скреплял печать
Для льготных грамот, покупных и лживых,
Меня краснеть неволя и пылать!
В одежде пастырей-волков грызливых
На всех лугах мы видим средь ягнят.
О божий суд, восстань на нечестивых!
Гасконцы с каорсинцами хотят
Пить нашу кровь; о доброе начало,
В какой конечный впало ты разврат!»
 

«Пить нашу кровь» – то есть разорять церковь – что за гасконцы и каорсинцы на это посягают? Кто погрузил в разврат «доброе начало», то есть папскую власть. Под «гасконцем» Данте подразумевает того самого папу Климента, предавшего тамплиеров, а под каорсинцем, его преемника Иоанна XXII, который также находился под контролем французской короны, пребывая вместо Рима в Авиньоне.

А дальше слово берет Беатриче:

 
«Воссядет дух державного средь вас
Арриго, что, Италию спасая,
Придет на помощь в слишком ранний час.
Так одуряет вас корысть слепая,
Что вы – как новорожденный в беде,
Который чахнет, мамку прочь толкая.
В те дни увидят в божием суде
Того, кто явный путь и сокровенный
С ним поведет по-разному везде.
Но не потерпит Бог, чтоб сан священный
Носил он долго; так что канет он
Туда, где Симон волхв казнится, пленный».
 

Последние слова снова о Клименте. Они определяют место его вечной казни – Ад, одна из круглых скважин третьего рва Злых Щелей. А в первых строках речь идет о некоем «Арриго», которого Климент тоже предаст. Кто это?

Это император Генрих VII, который, как верил Данте, призван был не только спасти Италию от раздиравших ее конфликтов, но и вернуть лично ему родину – Флоренцию. Он был изгнан из города под угрозой смерти, как раз в результате жестокой партийной борьбы, сторонами которой были гвельфы и гибеллины. А потом, когда последние потерпели во Флоренции поражение, противостояние возникло между белыми и черными гвельфами. Белые, к которым принадлежал Данте, проиграли.

Название «гибеллины» пошло от латинизированного названия одного из замков имперской фамилии Штауфенов (к которой принадлежали Фридрихи I и II Барбароссы) – Гаубелинг (нем. Waiblingen