Текст книги "Истoрическая сoциoлoгия в «Игре престолов»"

Помимо Северной Италии, второй важной точкой формирования системы военной службы за плату стала Англия. Но по совершенно иной причине. Эта страна в Средневековье была отнюдь не такой богатой, как мы привыкли считать, изучая ее по промышленным успехам XIX–XX веков. Торговля и ремесло в средневековой Англии не особенно преуспевали. Основной доход давал экспорт сырой шерсти. Страна была чем-то вроде большого овечьего пастбища, как выразился один английский историк экономики. А с пастбища сильно не наживешься.

Зато, по средневековым меркам, Англия после высадки там Вильгельма Завоевателя была довольно централизованной страной. А в такой стране проще собирать налоги. И вот английские короли стали разрешать богатым людям, не желающим служить в армии, платить специальный откуп. По сути дела это был своеобразный налог, получивший название «щитовые деньги». Много таких денег собирать не удавалось, но те, которые оказывались в королевской казне, использовались для финансирования армии. Полностью наемной английская армия стать не могла, но появление денег позволяло доплачивать воинам за службу. А когда английский король Эдуард III в середине XIV века решил начать войну с Францией, получившую впоследствии название Столетней, он еще и взял большой кредит у трех богатых флорентийских домов – Барди, Перуцци и Аччайоли.

Заметим попутно, что к кредитованию прибегали и в Семи Королевствах. Деньги аристократам из Вестероса давал Железный банк Браавоса. Только в отличие от трех флорентийских банкирских домов, разорившихся, когда Эдуард не смог расплатиться с ними по кредиту, Железный банк каким-то образом находил способ заставлять нерадивых заемщиков возвращать деньги.

Но вернемся к Столетней войне, в ходе которой англичане нанесли французам несколько серьезных поражений. В результате этого Франция оказалась в глубоком кризисе. Потеря контроля над страной и бесчинства английских солдат, грабящих провинции, заставили французских монархов реформировать государственную систему и, в частности, менять устройство армии. Наряду с феодальными воинскими контингентами появились наемные – так называемые ордонансные роты. Часть наемников привлекалась из-за рубежа, часть составляли сами французы.

Радикально перестроив свою армию, французы стали побеждать. Постепенно страна была отвоевана у англичан. Но Франция не остановилась на этом. Успех в войне на собственной территории стимулировал в дальнейшем агрессивные действия. Король Карл VIII со своей армией вторгся на территорию Италии и победным маршем прошел почти по всему Апеннинскому полуострову. Большим преимуществом его армии, помимо использования наемников, стало применение артиллерии, которая быстро разносила в щепки старые крепостные стены, рассчитанные на штурм со стороны людей, вооруженных лишь мечами, копьями и луками.

Разъединенная Италия не могла оказать сопротивление агрессору, обладающему большой армией. Города-государства были достаточно богаты, чтобы нанимать кондотьеров для борьбы друг с другом, но эти маленькие армии оказались слабы в сравнении с армией крупного государства. Тем не менее французы столкнулись с иной проблемой. За господство над Апеннинами с ними стали соревноваться испанцы. Короли Арагона – одного из государств, расположенных на Пиренейском полуострове, – давно уже контролировали юг Италии. А когда Арагон объединился с Кастилией после женитьбы Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской, на Пиренеях возникла мощная держава, ничуть не уступающая Франции с Англией. В Италии начались длительные военные действия, растянувшиеся в общей сложности более чем на полстолетия. И чтобы противостоять Франции в этой войне, Испания тоже должна была выстроить свою армию, основываясь на новых принципах. То есть использовать наемников и артиллерию.

В дальнейшем необходимость построения наемных армий, вооруженных пушками и другим огнестрельным оружием (аркебузами, мушкетами), была осознана большинством европейских государств, поскольку если бы они этого не осознали, то просто проигрывали бы сражения врагам. И вот здесь мы подходим к самому важному вопросу: как и откуда европейцы брали деньги на такие армии?

Как обобрать свою страну?

Итальянский случай все же был особенным. Большие богатые города могли позволить себе нанимать кондотьеров, да и то, как мы видели, денег у них хватало лишь на маленькие отряды, способные воевать с соседями. А как собирали деньги для широкомасштабных боевых действий Франция с Испанией, да и Англия, которая уже в ходе Столетней войны почувствовала, что старых механизмов финансирования недостаточно? Короли, конечно, не прочь были бы ободрать страну как липку ради своих амбициозных целей. Но соглашались ли с ними города, жившие ремеслом и торговлей? Соглашались ли землевладельцы, зарабатывавшие на торговле зерном, виноградом или овечьей шерстью?

Согласно старым феодальным принципам, король должен был воевать на свои собственные деньги. То есть на доходы, идущие с королевского домена. А расширять армию он мог лишь за счет созыва вассалов, о котором говорилось выше. На денежные поборы монарх не имел права («щитовые деньги» были, скорее, исключением из правила). На практике тот или иной король пытался, конечно, это делать, но получал отпор, как, скажем, английский монарх Иоанн, против которого в 1215 году ополчились его собственные подданные.

Как быть? Как перестроить армию? С одной стороны, для этого нужны деньги, но с другой – традиция не позволяет их собирать. Во всяком случае, собирать, не спросив разрешения у влиятельных людей – аристократии, рыцарства, духовенства, представителей городов. Словом, возникла необходимость проведения переговоров между монархом, нуждающимся в деньгах для армии, и обществом, имеющим эти деньги, но размышляющим над тем, стоит ли их отдавать.

В связи с этой проблемой как раз и возникает парламент – тот самый политический институт, который мы не обнаружили в Вестеросе. Основной задачей парламента на ранних стадиях его существования было проведение переговоров с монархом о том, сколько денег общество может выделить на военные нужды. Попадавшие в парламент представители общества понимали, что какие-то суммы выделять все же необходимо, поскольку если не будет у короля сильной армии, то могут прийти враги, которые отнимут все – захватят земли, разорят города. Но выделять большие деньги в полном соответствии с королевскими амбициями парламентарии не хотели, поскольку это наносило урон их собственному хозяйству (да и просто жалко было!). Требовались серьезные переговоры, политический торг, сопоставление позиций сторон, выяснение реальных возможностей плательщиков и реальных потребностей монархов. Без парламента подобный торг осуществить невозможно.

В Вестеросе до подобного торга дело никогда не доходило, ведь армии формировались по старому феодальному принципу. Крупнейшие дома Вестероса созывали для ведения войны своих вассалов. Те, у кого по какой-то причине имелись значительные собственные доходы – Ланнистеры, Тиреллы, – могли, наверное, меньше опираться на вассалов, а больше на собственные дружины (вполне возможно, что дружинникам этим платили за службу деньгами).

Старки как правители бедного, не слишком плодородного Севера должны были обязательно привлекать для боевых действий своих вассалов, и уход вассала означал для них угрозу поражения. Но как бы ни строились армии отдельных знатных домов, общего для всего Вестероса механизма сбора денег для ведения войны не существовало. По этому не существовало никакого парламента. Если условно сопоставить по этому принципу уровень развития Вестероса с уровнем развития средневековой Европы, то можно сказать, наверное, что показанное в сериале соответствует примерно X–XI векам нашей реальной истории. То есть эпохе, когда доминирует феодальный принцип построения армии, отсутствуют парламенты, минимальны по численности контингенты наемников и на вооружении еще нет огнестрельного оружия.

Единственный случай, когда у правителя в «Игре престолов» вдруг неожиданно образовалась большая сумма денег для привлечения наемников – это победа Ланнистеров над Тиреллами. Победители изъяли как трофей все богатства побежденного рода, и это дало возможность королеве Серсее привлечь наемников из Эссоса, где, возможно, был другой уровень развития общества и имелись другие политические институты. Однако понятно, что данный случай был совершенно экстраординарным. На трофейное золото можно нанимать армию лишь в течение короткого времени, поскольку затем деньги кончатся, а новых доходов, способных обеспечить финансирование армии, так и не появится.

Серсея должна была продержаться, пока на нее наступала Дейенерис со своим войском. И в этом смысле использование наемников оказалось вполне естественным выходом из положения. Но принципиально данный казус не менял общего положения дел. Никаких стабильных доходов, позволяющих держать наемников из Эссоса как постоянную армию, в Вестеросе появиться не могло. Для образования таких доходов требовалось вводить постоянные высокие налоги, о чем упоминал Джоффри, и формировать парламент, который давал бы монарху согласие общества на новую практику финансирования армии.

Трансформация парламента:

от Средневековья к современности

Изображенная в «Игре престолов» картина раннего средневекового общества без парламента и, соответственно, без всякого народного представительства дает хороший повод задуматься о важных вещах, касающихся уже не вымышленного мира фэнтези, а наших собственных реальных проблем. Не секрет, что Россия в последнее время плохо развивается. Экономика растет крайне медленно, серьезно отставая от мировой экономики в целом. Реальные доходы населения несколько лет падали. Капитал из нашей страны уходит практически каждый год. Инвестиций явно недостаточно для возобновления нормального развития. Неудивительно, что в такой ситуации у многих россиян нарастает пессимизм. Даже те, кто искренне гордится своей страной, все чаще приходят к выводу, что лично у них и их семей нет никаких перспектив улучшения жизни. А поездки в богатые европейские страны формируют представление, будто мы и они – это два совершенно разных мира. Как у поэта Редьярда Киплинга: Запад и Восток, которым никогда не сойтись.

Часто приходится слышать, будто бы люди Запада в отличие от русских всегда были свободны, что у них всегда существовал парламентаризм, что у них была хорошо защищена частная собственность – и, соответственно, на основе этой собственности всегда процветала экономика. А из подобных представлений часто следуют крайне пессимистические выводы. Может ли Россия, которая слеплена из другого теста и всегда была не похожа на западные страны, стать когда-нибудь столь же успешной, как они? Есть ли основания надеяться на то, что вслед за тысячелетием существования принципиальных различий между нашими мирами наступит вдруг эпоха сходства и близости, когда мы сможем ускорить свое развитие, поднять доходы, сделать Россию процветающей страной? Пессимисты, считающие, что Запад и Восток – два совершенно разных мира, естественно, дают отрицательный ответ. И этот пессимизм делает нас слабыми, инертными, разочарованными. Однако на самом деле оснований для такого настроения нет.

Все европейские страны, так же как и Россия, долго, мучительно развивались, проходя от дикости, образцы которой постоянно присутствуют в «Игре престолов», до уровня современной цивилизации. В частности, мы видим, что европейские парламенты не существовали испокон веков. Парламенты вообще не являются признаком какого-то особого свободолюбия народов. Они возникают лишь в определенный момент исторического развития для того, чтобы решать конкретную проблему – осуществлять переговоры между монархом, нуждающимся в деньгах для ведения военных действий, и обществом, которое может дать ему эти деньги, но в разумном количестве и при приемлемых условиях.

В России Земские соборы XVII века решали в основном те же самые проблемы, что и парламенты других европейских стран. Соборы возникли позже, чем Кортесы, Парламент, Генеральные Штаты, Сейм, потому что у нас несколько позже появилась сама потребность договариваться о деньгах. До появления Соборов русская армия строилась в основном на поместном принципе службы за землю, а не за деньги. И лишь когда Романовы после Смутного времени осознали жизненную необходимость обильного финансирования армии и построения полков «иноземного строя», возникла потребность ведения переговоров с обществом на Земских соборах.

У всех европейских парламентов, включая наши Соборы, была чрезвычайно сложная судьба. Всем им пришлось пройти долгий путь развития, прежде чем превратиться в парламенты современные. В парламенты, являющиеся не только местом, где ведутся переговоры элиты с монархом и его людьми о налогах, но являющиеся прежде всего органами законодательной власти, представляющими целое общество благодаря всеобщим, равным, тайным и прямым выборам.

В некоторых странах парламентаризм на долгое время пресекался. Так было в России, где Петр I уже не собирал Земские соборы. Но так же обстояло дело и во Франции. По мере укрепления сил французских монархов им удавалось все чаще повышать налоги без непосредственных консультаций с представителями общества. Или посредством консультаций формальных, при которых воля монарха все равно могла восторжествовать. Ведь если есть мощная наемная армия, находящаяся в распоряжении престола, то налогоплательщикам трудно сопротивляться давлению сверху. Во времена кардинала Ришелье и позднее, во время Фронды, во Франции случалось много восстаний людей, недовольных всевозрастающим налоговым бременем, но так или иначе их удавалось подавлять. Конечно, исчезновение механизмов народного представительства не означает, что власти грабили налогами народ до нитки. Так или иначе они учитывали реальную платежеспособность населения. Но сколько брать денег и как, всегда решали наверху. Без консультаций с низами общества. И так обстояло дело до Великой французской революции.

Совершенно иным образом дело обстояло в Польше. Там королевская власть оказалась сравнительно слабой, а Сейм – сильным. В Сейме доминировали магнаты, владевшие огромными земельными пространствами и контролировавшие волю мелких небогатых шляхтичей (дворян). У этих магнатов было достаточно денег для того, чтобы содержать собственные армии, не уступавшие порой по своей мощи королевскому войску. Естественно, магнаты не были заинтересованы в усилении короны. Делегаты Сейма часто голосовали против повышения налогового бремени и, соответственно, против расширения наемных воинских контингентов. С нашей сегодняшней точки зрения может показаться, будто Польша была тогда образцом демократизма, пацифизма, антимилитаризма и даже рыночного либерализма, поскольку низкие налоги стимулируют производителя выпускать больше продукции. Формально все это действительно так. Беда лишь в том, что при наличии сильных соседей-хищников страна, не уделявшая в XVII–XVIII веках внимание укреплению армии, с большой вероятностью попадала под удар агрессоров. Именно это случилось с Польшей. Ее разделили между собой сильные соседние державы – Габсбургская империя (Австрия), Пруссия и Россия. Более чем на столетие Польша вообще перестала существовать как единое независимое государство.

Третий вариант развития парламентаризма демонстрирует Англия. Его обычно приводят в пример как успешный вариант. И с такой точкой зрения вполне можно согласиться. Только не следует думать, будто бы вся Европа развивалась как Англия. Эта страна стала скорее исключением из общего правила.

Английский парламент оказался довольно сильным. Страна, находящаяся на острове, подвергалась меньшим военным угрозам, чем континентальные страны. Соответственно, у английских монархов после окончания Столетней войны имелась объективно меньшая потребность в сильной сухопутной армии. Скорее, требовались вложения во флот. А при отсутствии сильной армии у короля оставалось меньше возможностей подавлять сопротивление общества повышению налогового бремени.

В XVII веке парламент воспротивился стремлению Карла I Стюарта собрать побольше денег на свои внешнеполитические авантюры. Возможно, если бы такое случилось в континентальной стране, король сумел бы подавить сопротивление. Именно так окончилась французская Фронда. Но армия Карла I оказалась не сильнее армии, которую удалось сформировать английскому парламенту. Возникло противостояние, переросшее в гражданскую войну. А в ходе этой войны выяснилось, что различные группы интересов, представленные в парламенте (мелкопоместное дворянство – джентри, разнообразные бюргеры и особенно богатые лондонцы, жители юго-востока страны), не только не слабее, но даже сильнее короля.

Парламент победил в войне. Карла I казнили. И хотя позднее в Англии произошла реставрация монархии, парламент с конца XVII века превратился в серьезную политическую силу, не просто ограничивающую короля в его стремлении собрать побольше денег с населения (как было раньше), но непосредственно участвующую в управлении страной. На протяжении следующих веков роль монарха оказалась символической, а правительство стало формироваться победившей на выборах политической партией. Только такое государственное устройство можно назвать демократией. То есть английская демократия – это сравнительно недавнее явление. Оно не относится к тем векам, которые отражены в «Игре престолов».

Более того, следует принять во внимание и то, что даже когда парламент уже стал институтом, реально участвующим в управлении страной, он представлял ничтожное меньшинство населения Англии. Выборы были цензовыми. То есть возможность влиять на власть и тем более находиться во власти имели люди, обладавшие титулами, значительными доходами или недвижимостью. Чтобы получить избирательные права, англичанам пришлось долго бороться с привилегированным меньшинством. Лишь в 1832 году – менее двухсот лет назад – произошла первая реформа, расширившая представительство населения. Но и после нее правом голоса обладало лишь меньшинство. Потребовалось еще несколько электоральных реформ для того, чтобы все общество получило право избирать парламентариев. Последними данное право получили женщины. Произошло это уже после Первой мировой войны, то есть сравнительно недавно.

Другие европейские страны в большей или меньшей степени ориентировались в XIX–XX столетиях на успешный английский опыт демократизации. Некоторые из них были тоталитарными или авторитарными еще совсем недавно по историческим меркам. Но в результате разнообразных реформ парламенты практически повсеместно стали органами реальной государственной власти, принимающими законы и участвующими в формировании правительства.

Можно сказать, что, к сожалению, большинство европейских стран обогнало Россию в этом деле. Но отрыв по времени оказался не таким уж значительным, как полагают люди, утверждающие, будто другие европейцы, в отличие от нашего народа, обладали разнообразными свободами и управлялись парламентами с незапамятных времен. Долгая история развития парламентаризма на самом деле показывает нам, что никто никогда не имел свобод изначально. За то, чтобы все люди могли принимать участие в выборах парламентариев, надо было долгое время бороться. И надо было бороться за то, чтобы парламенты из своеобразного «довеска» к власти эпохи Средневековья стали поистине настоящей властью.

Россия тоже идет по этому пути. Когда удачно, когда нет. Иногда мы приближаемся к тем странам, которые добились в этом деле больших успехов, порой притормаживаем в движении или даже откатываемся назад. Поскольку мы живем сейчас в эпоху торможения и отката, нам кажется иногда, будто положение дел поистине катастрофическое. Некоторые, склонные впадать в панику, утверждают даже, что в России вообще ничего не меняется чуть ли не со времен Ивана Грозного. Однако на самом деле перемены, конечно, идут. Западные страны сегодня совсем не таковы, как во времена, отраженные сериалом «Игра престолов». И Россия сегодня совсем не такая, как во времена Дмитрия Донского, Ивана Грозного, Петра Первого, Иосифа Сталина или даже Леонида Брежнева.

Для тех, у кого мир кончается с завершением собственной жизни, отчаяние неудивительно. Они не надеются увидеть те позитивные перемены, о которых мечтали. Но если мы думаем о том, какой станет Россия при наших детях и внуках, нет причин впадать в уныние. Напротив, есть все основания считать, что их жизнь так же будет отличаться от нашей теперешней, как не похоже наше сегодня на жизнь отцов и дедов, существовавших в эпоху репрессий, товарного дефицита и подавления свобод.