Текст книги "Истoрическая сoциoлoгия в «Игре престолов»"

Глава 2
Дейенерис Таргариен
как стационарный бандит

Для размышлений о том, каким образом в давние времена возникали государства, «Игра престолов» дает нам чрезвычайно богатый материал. Прямо на наших глазах в сериале один из главных героев – принцесса Дейенерис Таргариен – предпринимает усилия по завоеванию Вестероса, которым она собирается править, как последний представитель своего рода. Чтобы восстановить права, она собирает большую армию и переправляется через Узкое море.

Династия Таргариенов потеряла Железный трон Вестероса из-за того, что в свое время Джон Аррен и Роберт Баратеон подняли мятеж против законного монарха Эйриса Таргариена (отца Дейенерис) и, поддержанные правителем Севера Эддардом Старком, захватили престол Семи Королевств. Сразу же обратим внимание на то, что воцарение короля Роберта Баратеона произошло силовым путем. А силовые действия Дейенерис являются ответом на действия Роберта.

Впрочем, можно ли говорить, будто Баратеон поднял мятеж против законных правителей Вестероса? Если мы уйдем подальше в историю, то обнаружим, что род Таргариенов тоже правил своим государством лишь потому, что много лет назад захватил его силой. Эйгон Таргариен вторгся с тремя огнедышащими драконами на земли Андалов и Первых людей, предал пламени все, что стояло на его пути, и утвердился на троне, поскольку сопротивляться столь грозной «авиации» было невозможно повсюду, кроме находящегося за горами пустынного Дорна. Законные права Дейенерис могли, таким образом, вызывать сомнения, поскольку ее далекий предок являлся обыкновенным захватчиком.

Историческая закономерзость

Возможно, по-настоящему законными хозяевами Вестероса следует считать Андалов? Но нет. Когда-то давно, в незапамятные времена Андалы вторглись в этот столь соблазнительный регион, совершив насилие в отношении Первых людей. Более того, так называемые Первые Люди, которые, судя по названию, являлись автохтонным населением Вестероса, на самом деле тоже «понаехали» со стороны. Осваивая новые пространства, они постепенно теснили с лучших земель Детей Леса.

Обычно мы не имеем вполне достоверной исторической информации о происходившем в былинные времена. Но в данном случае, поскольку речь идет о фэнтези, не будет большого греха чуть-чуть пофантазировать о том, как обстояло дело в Вестеросе далекого прошлого. Резонно предположить, что конфликт между Первыми Людьми и Детьми Леса был столь же кровавым, как все позднейшие завоевания. Во всяком случае, в одном из эпизодов сериала выясняется, что именно Дети Леса породили Белых Ходоков (Иных), поскольку пытались найти возможность защитить свои исконные территории от агрессии.

Вполне возможно, что и Дети Леса обосновались в Вестеросе отнюдь не первыми. Но при размышлениях на эту тему мы погружаемся в такие бездонные исторические глубины, о которых не сохранилось даже устных преданий. Поэтому прекратим копаться в истории, уходя все глубже и глубже. Вместо этого обратим внимание на своеобразную историческую закономерность: каждая смена власти, каждое утверждение новой династии, каждая трансформация государства совершались силовым путем. С кровью, жертвами, разрушениями. Такая вот получается у нас хитрая историческая закономерЗость. Цивилизация, возникающая благодаря государству, покоится на прошлом, которое было отнюдь не цивилизованным. Наоборот, во многих случаях «герои прошлого» были захватчиками и разрушителями той цивилизации, которую они застали уже в готовом виде.

Руссо, Маркс или Олсон?

В науке существует ряд способов объяснить происхождение государства. Один из наиболее мирных и приятных восходит к французскому мыслителю Руссо. Первостепенное значение он придавал общественному договору. Люди договорились, так сказать, между собой о создании своего государства. Совершили разумный акт, поскольку понимали, что с государством, защищающим общество от многочисленных внешних и внутренних врагов, жить легче и безопаснее.

Хотелось бы, конечно, верить в то, что люди в давние времена были столь рациональны, что могли договариваться, отрешившись от собственных амбиций, от жадности, от стремления ограбить соседа или заставить его трудиться на господина с утра до ночи. Поверить в это, однако, довольно трудно. Из истории разных народов мы имеем слишком много информации об агрессии и слишком мало – о принятии каких-то рациональных решений.

Есть, например, предание о том, как новгородцы приглашали к себе в князья Рюрика с Синеусом и Трувором, поскольку земля на Русском Севере была богата и обильна, но не удалось устроить в ней должного порядка. Однако эту теорию мирного призвания доказанной считать трудно. Не исключено, что летописец легитимизировал Рюрика задним числом, тогда как на деле тот сам пришел на Новгородчину за добычей, как делали варяги во многих частях Европы.

В средневековых итальянских городах бюргеры иногда призывали к себе иноземного правителя на должность подеста (главы местной администрации) с тем, чтобы он не был вовлечен в длящуюся на протяжении долгого времени клановую борьбу и правил народом справедливо, не отдавая привилегий ни одному роду. Подобная практика, бесспорно, существовала в Средние века, однако она скорее интегрировала нового правителя в уже возникшую ранее систему правления, а отнюдь не представляла собой общественный договор о формировании государства.

Перейдем теперь от Руссо к Марксу. Здесь идиллия сразу пропадает. Марксизм уделяет в анализе государства гораздо больше внимания насилию. Для ортодоксальных марксистов государство – это орудие господства одного класса над другим. Эксплуататоры с его помощью подавляют сопротивление эксплуатируемых для того, чтобы иметь возможность присваивать прибавочный продукт.

Теория, ставящая во главу угла насилие, выглядит убедительнее теории, утверждающей, будто бы люди могли мирно договориться между собой о создании государства. Однако она толком не объясняет нам, как удалось правящему меньшинству установить свою власть над большинством. Как удалось перейти от первобытного строя, в котором не было эксплуатации человека человеком, к строю эксплуататорскому, где люди стали между собой неравны? Почему большинство оказалось столь инертно, что позволило меньшинству восторжествовать?

Есть, однако, и еще одна интересная теория. Ее сравнительно недавно предложил американский социолог Мансур Олсон. Теория эта основывается на истории превращения кочующего бандита в стационарного. Нам трудно представить, что бандиты, ассоциирующиеся с противоправными действиями, и государственные мужи, стоящие на страже закона, каким-то образом могут быть связаны в истории, однако Олсон показал, что это во многих случаях именно так.

Предположим себе, что где-то в диких лесах живут мирные народы, занимающиеся охотой и собирательством. Эдакие Дети Леса. Живут они тем, что послали им боги. Убивают зверюшек всякими примитивными способами, питаются корнями растений и разными травами. Поскольку у них нет никаких сильных противников, Дети Леса не совершенствуют оружие, предназначенное для убийства. На огромных малозаселенных пространствах места хватает всем, и нет никакой необходимости сражаться друг с другом ради господства на земле.

Но вот в лесу появляются какие-то другие обитатели. Скажем, Первые Люди. Они пришли откуда-то издалека. Возможно, вытесненные со своих родных земель каким-то агрессором или природными катаклизмами. У Первых Людей есть навык ведения боевых действий, хотя, возможно, и неудачный. У них есть оружие, сделанное из металла, поскольку в прошлом им уже приходилось таким оружием пользоваться. На новых землях Первые Люди пытаются закрепиться, обеспечив себе достаточное пропитание. Они вырубают леса и распахивают земли. Впервые вдруг появляется дефицит земли. Дети Леса вынуждены отступать с боями из тех мест, в которых привыкли охотиться и собирать травы. Первые Люди побеждают, поскольку обладают значительно лучшими, чем у Детей Леса, навыками ведения войны.

И вот Первые Люди начинают нападать на поселения Детей Леса. Убивать тех мужчин, что сопротивляются. А может, убивать будут не только сопротивляющихся. Чтоб в следующий раз деревню оказалось совсем некому защищать. Скорее всего, агрессоры будут уводить в рабство некоторое число детей. Впрочем, наверное, не слишком много. Ведь рынка рабов в Вестеросе пока не существует. Продавать детей негде. А самим налетчикам большое число рабов не прокормить.

В конечном счете Первые Люди вытеснили Детей Леса в глубокий лес, где сами поселяться не желали, а себе взяли более пригодные для сельского хозяйства земли. Там они зажили мирной жизнью, постепенно утрачивая навыки к битвам.

Но вот прошло какое-то время, и появились новые народы. Пришли, скажем, Андалы, обнаружившие, что в Вестеросе есть не только земля, удобная для проживания, но и еда, которую производят на ней Первые Люди. Скорее всего, Андалы пришли к мысли, что отнимать выгоднее не землю как таковую, а то, что на ней уже создано. Начались грабежи. И хотя Первые Люди в отличие от Детей Леса обладали некоторыми навыками ведения войн, сопротивляться агрессии оказалось довольно сложно из-за раздробленности на отдельные племена. Им удалось отстоять отдаленный Север, но в остальных местах Вестероса стали доминировать Андалы.

Они забирали продукты, убивали мужчин, уводили в рабство детей. Ограбив одну деревню, бандиты, скорее всего, перебирались дальше для того, чтобы грабить следующие. В первую возвращались нескоро: лишь после того, как восстановится производительная способность. Благодаря такому кочевому образу жизни и появилось название «кочующие бандиты». Это такие налетчики, которые лишь отнимают то, что уже произведено, но сами никак не заботятся о производстве.

Однако в какой-то момент кочующие бандиты стали понимать, что им невыгодно вести себя столь нерационально: отнимать все, убивать мужчин, уводить в рабство детей. Не лучше ли отнимать у работников лишь часть созданного ими продукта, а остальное оставлять им для того, чтоб каждая деревня могла выжить и продолжать трудиться? Чтоб семьи продолжали растить детей, и те становились в будущем хорошими работниками. Ведь если не разорять население целиком, то с него можно ежегодно брать определенную ренту. И тогда не надо рыскать по всему Вестеросу в поисках деревень, которые еще не разграблены. Надо просто создать механизм вооруженного контроля за производителем, договориться с ним о том, сколько он регулярно платит хозяину, и приучить его к мысли, что всякое сопротивление бесполезно. Более того, производитель должен понимать, что хозяин защищает его от налета других бандитов, которые по старинке норовят отнимать, убивать и сжигать в неограниченных размерах. В отличие от таких кочующих бандитов наш, превратившийся вдруг в рачительного хозяина, может быть назван бандитом стационарным. А то хозяйство, которое он организовал под своим присмотром на большой территории, стало, по сути дела, ранней формой государства.

Со временем главный бандит сможет назвать себя королем или князем. Своих приближенных сделает герцогами, графами, баронами. Раздаст им землю с крестьянами. А в благодарность за землю потребует воинскую службу. Впрочем, об этой системе мы уже говорили в первой главе.

Норманны, сарацины, мадьяры,

железнорожденные, дотракийцы…

Возможно, кто-то, прочтя все это, обидится за Первых Людей и Андалов. Не хочется представлять их агрессорами и грабителями. Мне, честно говоря, тоже не хочется. Но если мы посмотрим, как обстояло дело в Европе, то обнаружим, что многие «солидные» этносы в далеком прошлом пришли туда как варвары, нападавшие на оседлые народы, грабившие и уничтожавшие города, убивавшие множество людей. Не будем даже специально говорить о германских племенах, осаждавших Римскую империю. Возьмем более близкую к нам эпоху. В первой главе уже говорилось о том, что после того как германцы осели в различных регионах Европы, смешались с жившими там ранее племенами и сформировали раннефеодальные государства, они стали подвергаться набегам новых кочующих бандитов: норманнов, сарацин и мадьяр. Понадобилось долгое время для того, чтоб феодальные армии смогли отбить их нападения. Впрочем, не везде это удалось.

Сарацины основали свои государства на Пиренейском полуострове, и через какое-то время трудно было бы, наверное, даже представить себе, что эти бандиты когда-то являлись бандитами кочующими, что они нападали на центры европейской цивилизации для того, чтоб поживиться добычей. Арабские государства стали носителями передовой по средневековым меркам культуры. Кочующий бандит превратился в стационарного, обзавелся стационарным имуществом и подданными, стал взымать с них ренту. Христианским государствам понадобилось долгое время, чтобы в ходе Реконкисты отвоевать Пиренейский полуостров у арабов, подчинить себе остатки этого народа и сформировать единое испанское государство.

Норманны осели на северо-западе Франции, в регионе, который затем получил соответствующее название – Нормандия. Там не возникло самостоятельное государство, но вполне можно сказать, что кочующий бандит и в данном случае превратился в стационарного. При этом выходцы из Нормандии, у которых стремление к перемене мест не прошло достаточно быстро, сумели организовать два настоящих государства на двух противоположных концах Европы. Вильгельм Завоеватель покорил со своей армией Англию, установив господство над англо-саксонским населением, несколькими веками ранее переселившимся на этот остров. А другие нормандские воины (в первую очередь, большая семья Танкреда Отвиля) проникли в Южные Апеннины и на Сицилию, где сформировали собственное государство, покорив, в частности, утвердившихся там ранее сарацин.

Если арабских государств Пиренейского полуострова и нормандского государства на юге Италии давно уже не существует, то Венгрия, созданная мадьярами на Дунае, является и по сей день успешной европейской страной. Долгое время венгры, двигаясь в Европу с востока, осаждали своими набегами территорию нынешней Германии, однако получили отпор, осели и превратились из кочующих бандитов в стационарных. Впоследствии Венгрия сама теряла независимость. Восточная ее часть оказалась завоевана турками. Западная – вошла в состав государства династии Габсбургов, которое к XIX веку трансформировалось в дуалистическую монархию Австро-Венгрию. Но после Первой мировой войны Габсбургская империя распалась, и Венгрия стала отдельным независимым государством.

Похожие процессы происходили и на территории нашей страны. Славянское население, разбросанное по лесам и полям на огромных пространствах Восточной Европы, подвергалось атакам различных народов – хазар, печенегов, половцев, варягов. Хазары постепенно трансформировались из кочующих бандитов в стационарных, создали свое государство на Волге и стали бы, наверное, брать постоянную дань со славян, если бы не конкуренция со стороны варягов, оказавшихся в конечном счете более удачливыми господами. Варяги, сочетавшие разбой, торговлю и взимание дани со славянского населения, стали стационарными бандитами сначала в Новгороде, куда пришел править Рюрик (то ли по приглашению новгородцев, как гласит летопись, то ли по праву сильного), а затем в Киеве, куда перебрался следующий варяжский правитель – Олег. Впрочем, возможно, первых русских князей еще нельзя назвать в полной мере стационарными правителями, поскольку четвертый князь Святослав Игоревич двинулся дальше на юг, где собирался, по всей видимости, осесть, но в ходе неудачной военной операции был убит печенегами.

А вот его сын Владимир Святославович может в полной мере считаться основателем нашей отечественной системы стационарного правления. Он отверг всякое кочевание, принял христианство, крестил язычников и стал регулярно взимать ренту со славянского населения на подчиненной ему и его роду территории. Словом, Владимир Святой был настоящим стационарным бандитом, если следовать терминологии Мансура Олсона.

Если мы вновь перенесемся в Вестерос того времени, когда происходит действие «Игры престолов», то обнаружим среди основных народов, придуманных Джорджем Мартином, явный аналог наших неспокойных варягов. Это железнорожденные, обитатели Железных Островов. Если подавляющее большинство Андалов и Первых Людей ко времени действия сериала осело на земле и утратило всякие черты кочующих бандитов, то железнорожденные не только сохранили бандитский образ жизни, но даже бравировали этим. Недаром девизом дома Грейджоев – правителей Железных Островов – стало выражение «Мы не сеем». Они подчеркивали, что занимаются не унылым созидательным трудом, а именно пиратством, грабежом. Ну, может быть, в какой-то степени еще рыбной ловлей. Но в основном – именно тем, чем должны заниматься типичные кочующие бандиты.

Формально железнорожденные, правда, вели не совсем кочующий образ жизни. Они имели стационарную базу на скалистых и бесплодных Железных Островах. Имели замок, из которого правили своим народом Грейджои. Но если оценивать их не по «месту жительства», а по роду деятельности, то они представляются именно кочующими бандитами. Весьма характерно, что один из главных героев «Игры престолов» Эурон Грейджой покинул Железные Острова, долгое время странствовал и даже считался пропавшим. То есть вел в полной мере жизнь кочующего бандита. И вернулся домой лишь для того, чтобы сменить на престоле своего старшего брата Бейлона. Не менее характерно и то, что сын Бейлона Теон, оказавшийся в детстве пленником правителей Севера Старков и выросший вдали от Железных Островов (то есть в отрыве от родовой традиции кочующих бандитов), попытался, захватив замок Винтерфелл, принципиально переменить образ жизни железнорожденных. Из Винтерфелла можно было бы, наверное, в иной ситуации контролировать часть Севера, превратившись в бандита стационарного. Однако Теон не был поддержан своим родом, привыкшим к традиционному пиратскому образу жизни. По итогам реализации этой авантюры, не соответствовавшей образу жизни железнорожденных, он потерял свободу, честь и некоторые важные части тела.

В отличие от варягов (норманнов, викингов) у железно-рожденных не имелось возможности эволюционировать из кочующих бандитов в стационарные. Совсем иная ситуация неожиданно возникла у кочующих бандитов, живущих за Узким морем, – дотракийцев. В принципе их образ жизни мало отличался от образа жизни железнорожденных, хотя был сухопутным, а не морским. Дотракийцы передвигались на конях по столь же большим сухопутным пространствам, как железнорожденные – по водным. Жили примерно тем же, чем и те – набегами, убийствами, грабежом. Хотя в значительной степени еще и скотоводством. Конина была для них традиционной пищей, что отразилось в обычае, через который пришлось пройти Дейенерис, ставшей дотракийской кхалиси, – поедании сырого лошадиного сердца с кровью. Если железнорожденных мы условно уподобили варягам, то дотракийцы по образу жизни напоминают сарацин, половцев или монголов. Так бы они и скитались вечно по степи, питаясь своей кониной и атакуя мирные народы в поисках добычи, если бы волей судьбы в их ряды не «затесалась» Дейенерис Таргариен. Именно ей выпала «честь» повести дотракийцев к новой жизни.

Конечно, история о том, как иноплеменная принцесса встала во главе огромной массы кочевников, абсолютно фантастична. Кхалиси Дейенерис «подвернулась удача» благодаря ее способности не гореть в огне. Если бы дотракийцы не увидели это чудо и не уверовали бы в сверхъестественные способности таинственной незнакомки, то никогда не пошли бы за новым вождем. Столь же фантастична переправа огромной армии дотракийцев со своими конями за Узкое море. Однако в целом превращение этого народа из кочующих бандитов в стационарные вполне могло бы состояться. Например, под руководством кхала Дрого – первого мужа принцессы Дейенерис. Если бы не его безвременная кончина, он мог бы повести свой кхаласар… Ну, вряд ли все же за Узкое море, куда звала его Дейенерис, но, скажем, на завоевание соседних городов – Юнкая, Астапора, Миэрина, Кварта.

Что действительно могла бы привнести в политику дотракийцев принцесса из цивилизованного рода Таргариенов, так это идею о необходимости трансформировать кочевой образ жизни в оседлый и жить с постоянной ренты, которую выплачивает мирное население, существующее ремеслом в городах и сельским хозяйством в их окрестностях. Возможно, поначалу они пронеслись бы уничтожающим все на своем пути смерчем, как сделали монголы, напавшие на русские города в XIII веке. Но затем основали бы свое государство, как основали монголы Золотую Орду, обложили бы города данью, как обложили ею монголы города старой Руси, прислали бы в Юнкай, Астапор, Миэрин и Кварт своих баскаков, как прислали их монголы с целью выколачивать из подвластного населения побольше ресурсов.

Под пером Джорджа Мартина судьба дотракийцев сильно отошла от европейских реалий. Главным стационарным бандитом стала принцесса Дейенерис. И если бы не ее нелепая трагическая кончина, дотракийцы стали бы вместе с ней стационарными бандитами в Вестеросе. Наряду с другими воинами, пошедшими завоевывать для Дейенерис принадлежавшие ей по праву наследования Семь Королевств.

В истории Европы случай, когда восточные кочевники стали одним из важнейших подразделений армии западного монарха, тоже имел место. Нормандцы, покорившие Сицилию, перетянули на свою сторону живших там арабов, и те стали воевать сначала за них, а впоследствии, когда нормандский трон унаследовал германский император Фридрих II Гогенштауфен, и за него тоже. Арабские воины на юге Италии были очень удобны «в использовании», поскольку обычные вассалы, служившие монархам на феодальных принципах, обладали всеми описанными в предыдущей главе недостатками средневековых армий, тогда как сарацины воевали с врагом за деньги и добычу, то есть были более мобильными, послушными, управляемыми и эффективными в любом бою.

Государство бандитов

и государство бюрократов

Итак, стационарные бандиты создали государство. Но это было еще не совсем такое государство, которое существует в настоящее время. Разницу между ними нетрудно понять, если вспомнить те различия между двумя способами ведения боевых действий, о которых говорилось в предыдущей главе.

Первый способ состоял в том, чтобы передать власть и ответственность из центра страны на места (от сеньоров вассалам), которые сами находили возможность поддерживать свою боеспособность, а в нужный момент являлись «конно, людно и оружно», куда следует. Второй способ состоял в том, чтобы сосредоточить власть непосредственно в центре страны, собрать в этом центре нужные для ведения войны ресурсы и, используя их, собрать здесь же армию, которая будет более боеспособна, чем феодальная, поскольку воюет за деньги.

Точно так же обстояло дело и с государством. В том раннем государстве, которое создают стационарные бандиты, власть распределяется по всей стране. Ведь не может же король лично собирать ренту с каждого своего подданного – с городских ремесленников и с купцов, с крестьян, выращивающих хлеб в деревне, и с пастухов, присматривающих за стадами. Вместо монарха «шерстку у народа» состригают землевладельцы, обязанные королю службой. Но как только трансформируется армия и появляется потребность в сборе налогов на ее содержание, перед государством встают новые задачи. Кто-то должен заниматься непосредственно налогами и формированием большого бюджета. Кто-то должен следить за соответствием доходов и расходов. Кто-то должен выстраивать на имеющиеся деньги армию, поскольку теперь уже она формируется непосредственно государством, а не вассалами, собирающими войско по крупицам со всех концов страны. Причем армию надо выстраивать не только в чисто военном смысле, как систему различных подразделений. Ее необходимо снабжать продовольствием, оружием, боеприпасами. Для подвоза всего необходимого требуется транспорт. Возведение разнообразных фортификационных сооружений государство тоже берет на себя. А для них нужны стройматериалы и рабочая сила. В общем, можно сказать, что возникает потребность во все большем числе государственных служащих.

Какое-то время армию продолжают формировать военные предприниматели, масштаб операций которых резко возрастает в сравнении с эпохой кондотьеров. Если Бартоломео Коллеони брал деньги на содержание своего войска у Венеции, то Альбрехт фон Валленштейн – имперский полководец времен Тридцатилетней войны – сам же фактически эти деньги и зарабатывал, терроризируя Германию и превращая всю страну в пространство для наживы. В тех случаях, когда не создавалось столь мощных «военных предприятий», как то, что было у Валленштейна, упор делался на налоги, а сбор их отдавался специальным финансовым предпринимателям – так называемым откупщикам. Эти откупщики брали на себя обязательство внести в бюджет определенную сумму, а государство уступало им все те средства, которые удастся собрать с населения в виде налогов. Так, например, обстояло дело во Франции в эпоху Тридцатилетней войны.

В краткосрочном плане использовать военных предпринимателей и откупщиков было достаточно удобно. Однако государство, на деле не контролировавшее, да и в принципе не способное контролировать коммерческую деятельность кондотьеров и откупщиков, теряло слишком много денег, прилипавших к рукам военных предпринимателей и финансовых посредников. Соответственно, вызревала потребность в формировании большого числа людей, которые не просто делают вид, будто работают на государство, в то время как набивают свой карман, – возникала необходимость в людях, которые являются непосредственно государственными людьми. Проще говоря, возникала потребность в бюрократии.

В «Игре престолов» мы не видим процесса формирования бюрократии как такового, поскольку события сериала относятся к значительно более ранней эпохе. Как говорилось в первой главе, в Вестеросе еще не требовалось общегосударственной системы налогообложения, поскольку армии формируются на феодальных принципах. Не возникло парламентов, разрешающих споры между государством и обществом по вопросам: как, сколько и с кого брать налогов? Следовательно, не возникло и бюрократии, которой непосредственно поручается осуществлять фискальную политику. Тем не менее среди героев сериала мы видим прообраз будущей бюрократии – ряд людей, которые не столько служат своему конкретному господину, сколько задумываются о нуждах государства как такового. Вне зависимости от того, кто его возглавляет.

Самой яркой фигурой из числа «новых людей» является, конечно, Тирион Ланнистер. В соответствии с происхождением он должен был бы работать на интересы своего рода. Тем более что род этот являлся одним из самых влиятельных в Вестеросе. Более того, Тирион должен был бы, наверное, как и его отец, работать против государства, укрепляя на Железном троне своего племянника – бастарда, не имевшего на самом деле никаких законных прав на престол. Правление бастарда, незаконность происхождения которого может стать очевидной для многих, создает потенциально взрывоопасную ситуацию, чреватую гражданской войной и разрушением государства, но тем не менее Тайвин, отец Тириона, и Серсея, его сестра, формируют именно такую ситуацию, поскольку заинтересованы в доминировании своего рода, а не в благополучии государства. В конечном счете именно гражданской войной дело и заканчивается, поскольку Станнис Баратеон и Дейенерис Таргариен считают себя законными правителями Семи Королевств, а Робб Старк мстит за убийство отца, не признавшего королем бастарда Джоффри.

У Тириона Ланнистера постепенно формируется иное мировоззрение. Он расходится во взглядах со своим родом и переходит на сторону Дейенерис. Причем не столько даже потому, что считает ее законной королевой (хотя этот момент, бесспорно, очень важен), сколько потому, что считает ее оптимальным правителем – честным, добрым, справедливым. Таким правителем, при котором будет процветать Вестерос. Даже если род Ланнистеров процветать не будет.

Тирион сложным путем приходит к трансформации своего мировоззрения. Возможно, если бы не его психологические травмы – карликовый рост, насмешки окружающих, очевидная несправедливость со стороны отца, – Тирион остался бы типичным Ланнистером. Жизнь, однако, заставила его трансформироваться. Оказавшись изгоем в собственной семье, он выбирает себе новый путь. И, что характерно, не путь служения иному роду, не путь поиска теплого местечка для себя, а путь построения оптимального государства во главе с «благонамеренным деспотом» в лице Дейенерис. Тирион, в частности, делает (хоть и неудачно) все возможное для того, чтобы «деспот» не утратил свою благонамеренность и не уничтожал в погоне за властью столицу страны – Королевскую Гавань с ее большим населением.

Если Тирион является наиболее ярким среди представителей нарождающейся бюрократии персонажем сериала «Игра престолов», то Варис показан ее идеологом, то есть человеком, который глубже других понимает необходимость службы государству в целом, а не отдельным сеньорам. Он постоянно говорит об интересах государства, разъясняет Тириону важность служения державе и совершает поступки не столько под воздействием обстоятельств, сколько по зрелом размышлении. Варис среди персонажей фильма – наиболее рационально мыслящий человек. Причем можно сказать, что он конструктивно рационален.

С первого же сезона он противопоставлен Петиру Бейлишу – столь же умному и рационально мыслящему герою, но действующему исключительно в рамках сложившейся феодальной традиции. Варис и Бейлиш являются членами Малого Совета еще при короле Роберте Баратеоне. Один из них – Мастер над шептунами (глава спецслужб), другой – Мастер над монетой (министр финансов). У них даже биографии схожи: оба происходят из низов и претерпевают разные невзгоды, прежде чем достигают высокого положения в государственной иерархии. При этом Варис выбирает службу государству и добровольно расстается со своей высокой должностью, когда понимает, что Ланнистеры ведут дело к гражданской войне. А Бейлиш, наоборот, стремится использовать свое положение для того, чтобы подняться еще выше и стать не просто государственным служащим, а представителем новой аристократии, имеющей замок, земли и устойчивые позиции в феодальной системе. Оба героя умело манипулируют окружающими, однако один это делает в интересах государства, тогда как другой – в собственных интересах. Оба в конце концов погибают. Однако Варис погибает, поскольку стремится интриговать для блага всего общества, исправляя допущенную им же самим ошибку со ставкой на Дейенерис как на «благонамеренного деспота», утратившего свою благонамеренность, тогда как Бейлиш погибает, поскольку стремится интриговать для личного блага, но сам же запутывается в своих хитроумных комбинациях.