Текст книги "Лето с Макс на краю земли"

Правда, одно небольшое событие несколько смутило меня. Ну как событие. Просто мы встретили Юльку. Она как-то незаметно вышла из одного из дворов, и я, заметив человека, но не сообразив сразу, что это она, пропустил Макс вперёд, чтобы мы разошлись с Юлькой, шедшей нам навстречу. И вот, значит, я иду за Макс, снова с довольной физиономией любуюсь её попой в шортах и тут встречаюсь взглядом с Юлькой, как раз поравнявшейся с Макс. До меня доходит, что это Юлька, и я понимаю, что она видела, как я сейчас пялился на Макс. И мы с Юлькой смотрели друг на друга около секунды, прежде чем она прошла мимо меня и я снова пошёл рядом с Макс. Я не понял, что подумала Юлька. Мне показалось, что лицо её изобразило какие-то сложные эмоции. Как бы она смотрела на меня, как обычно, как на лоха, но как будто ещё и как на деревенского дурачка. Я даже чуть не расстроился, но Макс улыбнулась мне, и мне стало всё равно.

– Ты знаешь эту девицу? – спросил я Макс.

– Знаю, – кивнула она.

– Значит, мне можно тебе про неё не рассказывать.

– Да уж, пожалуйста, уволь меня от этого. Если бы я хотела, я просто пообщалась бы с ней.

Вскоре мы были уже на нашем любимом месте и, взобравшись на тепловоз, улеглись на горячей крыше и тупо лежали, греясь на солнышке. Мы пролежали так довольно долго, лениво беседуя о том, какого цвета могло бы быть небо, какими могли бы быть люди, если бы условия на Земле были другими. Периодически мы погружались в совершенно фантастические дебри размышлений: например, что было бы, если бы Земля всегда была повёрнута одной стороной к Солнцу и на одной стороне было бы вечное лето, а на другой – лютая зима. Нас интересовали не столько геофизические последствия этого, сколько социальные: интересно было порассуждать, как выглядело бы общество. Или как изменилась бы жизнь на Земле, если бы в середине двадцатого века мы неожиданно обнаружили бы разумную жизнь на Марсе с уровнем развития близким к человеческому.

Потом я решил показать Макс две свои последние работы, которые я прихватил с собой. Сначала она долго разглядывала «Весну на Титане». Ей очень понравились и моя задумка, и исполнение.

– У тебя правда талант! – искренне заявила Макс.

Но ещё дольше она разглядывала рисунок, изображавший зонд, разбившийся об поверхность далёкой каменной планеты. Решив, что она не знает, как потактичнее сказать, что получилось не очень, я заметил:

– Ты не смотри, что техника хромает. Я углём редко рисую.

– Кстати, я вот обратила внимание, что ты всегда говоришь, что ты рисуешь. Разве художники не пишут?

– Художники – может быть. Но я-то, пожалуй, пока что ещё рисую, – улыбнулся я.

– Хорошо. Так почему же ты решил нарисовать это углём?

– Сам не знаю. Настроение, если честно, было такое мрачное, что, наверно, я решил, что если уж чем и рисовать, то только чёрным-чёрным углём.

– Да, пожалуй, акварель тут была бы совершенно неуместна.

– Нормально получилось?

– По-моему, это очень круто. Я даже не могу оторвать взгляд. И чем больше я смотрю, тем больше меня охватывает чувство одиночества, тоска.

– Эм-м-м… Разве это хорошо?

– Это настоящие глубокие чувства. Это было бы нехорошо, если бы ты нарисовал что-то весёлое, а оно вызывало бы уныние. А ты нарисовал самое что ни на есть одиночество, и оно проникает в самую душу. Мне кажется, это мой любимый рисунок.

– Да ладно тебе, – смутился я.

– Честно!

– И ты оставишь его себе?

– Нет, – рассмеялась Макс, – и этот рисунок я не возьму. В этом правда нет необходимости.

– Это точно не связано с тем, что ты не хотела бы, чтобы кто-то у тебя его увидел?

– Точнее некуда.

Мы посидели ещё немного молча.

– Ты не поджариваешься? – поинтересовался я: солнце встало уже высоко, и на крыше стало невыносимо жарко.

– Есть немного. Пойдём домой?

– Нет, вообще-то, я хотел предложить просто прогуляться, мороженого там поесть.

Макс посмотрела на меня своими бездонными голубыми глазами. Взгляд её был каким-то отстранённым, задумчивым, так что мне даже стало не по себе. Она как будто заметила мой неосознанный испуг, и её глаза сразу повеселели. Она улыбнулась и бодро предложила:

– Поехали завтра кататься на великах!

– У меня дурацкий велик, – ответил я, вспомнив свой старый драндулет и сомневаясь в удачности затеи Макс.

– Только не говори, что он у тебя без колёс!

– С колёсами, – улыбнулся я.

– Без седла, значит?! Это поэтому ты раньше такой злой был?

Я рассмеялся:

– Нет, седло тоже на месте.

– Значит, завтра вечером рванём!

– А почему не сегодня?

– У меня на сегодня генеральная уборка запланирована.

– Как насчёт перенести её на завтра?

– Неа, не вариант.

– Ну тогда хочешь, я тебе помогу с уборкой? – с готовностью предложил я, совсем не имев в виду стремление попасть к Макс домой, но после своего предложения осознав такой возможный подтекст.

– О, нет-нет, – отрицательно замотала головой Макс, – я предпочитаю делать это в одиночестве. И твой новый рисунок придётся как нельзя кстати. Я буду генералить и думать о том зонде, канувшем в небытие. Это будет так замечательно!

Не поняв энтузиазма Макс, я не мог не заметить:

– Как-то совсем нечестно получается. Вот хоть бы раз по-моему сделали. Как отработку прогулять, так «это отличная идея», а как уборку перенести, так нет, «это не вариант». И даже помочь нельзя.

Макс виновато улыбнулась:

– Да уж, ты прав. Но сегодня я правда не могу остаться с тобой после обеда. И на покатушки на великах у меня тоже уже есть задумка по маршруту, чего уж скрывать. Давай в нашу следующую встречу после великов займёмся тем, чем захочешь ты. Вот чего ни предложишь, на всё соглашусь! Только, чур, чтоб интересно было!

Я даже не ожидал, что всё сложится настолько шикарно. Макс готова была заняться со мной чем угодно! И главное, она уже практически пообещала, что мы встретимся ещё как минимум один раз после великов. Я не смог сдержать своего ликования и, сияя, заявил:

– Уж я придумаю, чем заняться!

Достигнув этой восхитительной договорённости, мы слезли с тепловоза и пошли домой, весело болтая о всякой чепухе.

Глава 8

Весь оставшийся день пятницы я был просто на седьмом небе от счастья. Я снова увиделся с Макс, и это было так круто! И мы договорились о двух встречах, а это значило, что она не пропадёт снова на несколько дней. И она согласилась заняться со мной чем угодно, что только взбредёт мне в голову. Правда, обещание Макс заняться со мной чем угодно сразу натолкнуло меня на мысли о всяких непристойностях, и я вынужден был значительным усилием воли выбросить их из своей головы.

В общем, я был счастлив и на волне своего тотального воодушевления не мог не взяться за кисть. Каково же было моё разочарование, когда после нескольких часов работы я понял, что у меня снова получилась какая-то мазня. У меня не укладывалось в голове, как так могло получиться, что в плохой день я нарисовал что-то стоящее, а в идеально располагавшем к творчеству настроении я изверг какое-то уродство. И ведь не то чтобы наблюдалась закономерность: плохое настроение – шедевр, типа с надрыва; хорошее настроение – отстой. Бывало и так, и так, по-всякому. Впрочем, это недоумение, скорее, было нарочитым. На самом деле, я знал, что Макс сказала бы в этой ситуации: нельзя ожидать всегда идеального результата, но практиковаться нужно ещё и ещё, если я действительно хочу попасть в Школу искусств Сантьяго. Я вдруг поймал себя на мысли, что я всерьёз настроился сделать всё возможное, чтобы попасть в неё. Когда Макс впервые предложила попробовать, я думал просто отправить на конкурс первый попавшийся рисунок, совершенно не рассчитывая, что пройду. Но теперь как-то незаметно для себя самого я уже пришёл к тому, что готов был рисовать снова и снова, пока не получу то, что сочту достойным отправки на конкурс. Это открытие произвело на меня несколько ошарашивающий эффект, и я снова для чего-то полез на сайт Школы. На этот раз я забрёл на страничку, на которой перечислялись известные выпускники. Потом решил посмотреть работы нескольких из них и залип надолго.

Лёг я далеко за полночь и долго ещё, лёжа в кровати, прокручивал в воображении увиденные шедевры и не уставал восторгаться ими, тихонько лелея заветную мечту когда-нибудь создать нечто, не уступающее им.

В субботу мы с Макс должны были поехать кататься на великах, и мысль об этом была первым, что пришло мне в голову, когда я проснулся. Настроение было просто улёт! Я даже не стал подтрунивать маму за просмотр телика, хотя сегодня с экрана особенно восторженно вещали о колоссальных возможностях нашей страны по части уничтожения жителей других стран. Странно, но это преподносилось как что-то классное, и мама внимала едва ли не с благоговением. Я предпочёл просто не прислушиваться, а вместо этого рьяно взялся за домашние дела. Я был так воодушевлён, что успел переделать практически всё, что только можно было, и мама, конечно, не могла не поинтересоваться причинами:

– Ты сегодня прямо ударник социалистического труда! Накосячил, что ли, где?

– Чего сразу «накосячил» -то! Просто помочь решил.

– Уж больно ты подозрительно энергичный. Никак и на дачу со мной поедешь?

– Ни за что на свете.

– А, так вот почему ты так стараешься! Стыдно тебе стало, что мать заставляешь одну пахать.

– Мам, я ничего тебя не заставляю. Если ты получаешь удовольствие от торчания на даче, это не значит, что и мне это должно быть в кайф.

– Там, кстати, к Степановым на выходные стала внучка приезжать, Анюта. Твоего возраста, ну или, может, на год помладше. Симпатичная, между прочим, – с улыбкой намекнула мама.

– Повезло Степановым, – саркастически заметил я.

– Ещё как повезло! Она ведь и по хозяйству толковая. Это уж я тебе не стала сразу говорить. Вам, мальчишкам, понятно, сейчас главное, чтобы собой хороша была. А Анюта, с какой стороны ни погляди, везде завидная невеста.

– Так что же у этой твоей невесты жениха нет, если она такая завидная со всех сторон? Или есть, да ты не знаешь?

– Пока не разузнавала, но, наверно, нет, а то бы она, чай, с ним и приезжала бы.

– Конечно! Он, стопудово, первым делом погнал бы с бабушкой и дедушкой знакомиться.

– Не все же такие нелюдимые, как ты! Если мальчик с девочкой дружат, необязательно по подъездам да подворотням обжиматься. Можно себя и как нормальные, взрослые люди, вести.

– «Если мальчик с девочкой дружат»… – фыркнул я. – И что же, ты серьёзно считаешь, что он сразу же поехал бы со всей её роднёй знакомиться? Ты же не понимаешь слово «невеста» буквально, я надеюсь?

– Больно ты умный – вот в чём твоя проблема. Что тебе мешает съездить да познакомиться?

– Ну мне этого как бы не надо.

– А чего тебе надо? Одному дома торчать да по улицам слоняться? Так и помрёшь один.

– Люблю твой оптимизм.

– В общем, имей в виду, я сегодня разузнаю насчёт жениха Анюты, а в следующие выходные со мной поедешь!

– Ну уж нет!

– Там сарай надо ремонтировать – не мне же этим заниматься!

– Так всё-таки сарай ремонтировать или с этой твоей Анютой дружить? – усмехнулся я.

– Официально – ремонтировать сарай. Так тебя устроит?

– Низкосортная манипуляция, я считаю.

– Только не вздумай при ней умничать! – сурово заявила мама.

На этом наш разговор был закончен. Мама стала собираться на дачу, а я ушёл в комнату. Разговор с мамой меня скорее рассмешил, чем обеспокоил. Я был совершенно уверен, что за неделю она всё равно уже забудет про эту свою бредовую затею.

Макс, как обычно, не назвала ни конкретного времени, ни места нашей встречи, поэтому мне оставалось только догадываться, зайдёт ли она за мной, или будет ждать во дворе, или мне надо будет поехать на кладбище поездов. И вечер, конечно, тоже был понятием растяжимым. Зная Макс, это могли быть и три часа дня, и десять вечера. С ней ничего невозможно было запланировать: вот даже школу из-за неё вчера прогулял. В то же время эта безысходность давала мне возможность спокойно заниматься своими делами, не подстраиваясь под конкретное время: Макс как будто отрицала в принципе такое понятие, как конкретное время.

Я просидел с очередной скучной книжкой из списка на лето, не столько читая, сколько думая о своём, некоторое время, пока не услышал голос мамы из прихожей:

– Всё, я уехала.

И, только услышав, как хлопнула дверь в прихожей, я вышел из комнаты и направился на балкон, чтобы заняться великом. Заниматься им при маме почему-то не хотелось. В принципе, в этом не было ничего такого: в прошлом году я катался один. Но после её расспросов о причинах моего прекрасного настроения мне показалось, что это будет лишний повод для новых расспросов. Говорить же о знакомстве с Макс было сейчас совершенно ни к чему: мы однозначно не обошли бы стороной тему френдзоны, и мама не преминула бы начать давать свои ценные советы. В них я нуждался сейчас меньше всего, потому что, вообще-то, я был счастлив. Счастлив даже просто быть во френдзоне Макс, хотя, конечно, каждую секунду я мечтал о большем.

Велик в этом году я ещё не доставал, поэтому он оказался покрыт толстым слоем пыли. Колёса были спущены. Притащив на балкон тряпку и ведро с водой, насос и маслёнку, я принялся за дело. Велик у меня и так-то был не ахти, самый обычный, без скоростей, а сейчас выглядел и вовсе страшно, поэтому я принялся особенно рьяно надраивать его, чтобы Макс не сбежала от меня, едва завидев этот агрегат. Накачивая колёса, я опасался, что какое-нибудь из них окажется проколотым и придётся повозиться, но, к счастью, они, похоже, просто спустили за зиму. Потом я тщательно смазал звёздочки, цепь и каретку. Велик давно поскрипывал, но, разумеется, до сегодняшнего дня меня это не особо волновало.

Я довольно долго провозился и, когда наконец закончил, с удовольствием отметил, что велик стал выглядеть всё-таки поприличнее: чистенькие детали блестели, всё, что должно было двигаться, двигалось, и притом, без скрипа. Я надеялся лишь, что у Макс не окажется какого-нибудь навороченного агрегата с карбоновой рамой, кучей передач и крутыми амортизаторами, рядом с которым мой будет выглядеть бедным родственником.

Не зная, когда и где мы встретимся с Макс, я пообедал и решил сгонять пока на кладбище поездов. Правда, я сразу же подумал, что там надо будет что-то делать с великом, но, в общем-то, наверно, можно было просто кинуть его в траву куда-нибудь подальше: всё равно про наше место никто не знал, а травища там вокруг была высоченная.

Впрочем, до кладбища поездов я всё равно не доехал. Я проехал примерно полпути и ещё только подъезжал к гаражам, когда обалденная рыжая девушка в светло-жёлтом спортивном топике и коротких чёрных тайтсах лихо обогнала меня на простом дорожном велосипеде бирюзового цвета. Она резко затормозила, подняв тучу пыли, и весело воскликнула:

– Привет спортсменам!

Я остановился и с довольной улыбкой посмотрел на Макс. Тайтсы так завораживающе облегали её тело, что я чуть опять не завис, пялясь на её попу, но вовремя спохватился:

– Ты сегодня такая… спортивная!

– Так у нас же сегодня велоспорт по плану.

– Велоспорт – это ты сильно сказала.

Макс как-то хитро посмотрела на меня, и я что-то начал подозревать. Поразмышлять над этим она мне не дала.

– Погнали! – крикнула она и рванула в обратную сторону. – Догоняй!

– Ничего себе ты гонщица, – воскликнул я и погнал за ней.

Не знаю, почему велопрогулка с Макс рисовалась в моём воображении как неторопливая, размеренная поездка: мы такие едем рядышком, улыбаемся друг другу, аккуратно заходим в повороты, в велосипедной корзинке спокойно лежит ланчбокс с перекусом, и все прохожие видят нас и любуются нашей прекрасной парой – ага, сейчас! Так могло бы быть с кем угодно, но только не с Макс. Эта сумасбродная гонщица сразу так втопила, что мне пришлось поднажать, только чтобы не отстать от неё и не потерять из виду, а она словно специально стала нырять то в какой-то проулок, то между сараями, как будто стремясь оторваться от меня. Горный велик пришёлся бы как нельзя кстати, но у меня был совершенно обычный – и я трясся и подпрыгивал на ухабах и поребриках так, что у меня едва не вываливался руль из рук. Будь я один, я, конечно, не поехал бы таким кривым маршрутом, а если бы и поехал, то явно не на такой бешеной скорости, но я не мог упустить Макс, а она и не думала сбавлять скорость, несмотря на то, что у неё ведь тоже был простой велик.

Лишь минут через десять этой безумной гонки Макс наконец остановилась на краю грунтовки, ведшей за город, к садам. Я подъехал к ней и, положив велик, уселся на траву и ошалело спросил:

– Что это было?

– Разминочка, – весело ответила Макс.

– Чего?!

– Ничего-ничего, ты отдыхай, сейчас начнётся самое весёлое.

Я подождал некоторое время в надежде, что Макс скажет, что пошутила, но, видимо, она не шутила.

– А мы выживем? – с сомнением уточнил я.

– Я точно.

– Звучит многообещающе.

– Поедешь домой?

– Это ты меня сейчас так на слабо берёшь?

– Не-е-ет, ну что ты! – нарочито протянула Макс.

– Поехали уже! – воскликнул я и вскочил на ноги. Я не знал, чего там задумала Макс, но с ней я был согласен на всё. В конце концов, помереть на прогулке с ней вполне могло сойти за заветное желание.

– Jawohl! – отрапортовала Макс и, рванув с места, быстро понеслась по дороге.

Я помчался за ней. Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что выбранная скорость не соответствовала дорожным условиям: грунтовка была сплошь ямы и кочки. Правда, сухая грязь несколько амортизировала, и тут трясло поменьше, чем в городе, но на кочках я подлетал, как на трамплинах. Было реально страшновато, но я всё равно не сбавлял скорость и продолжал быстро крутить педали, преследуя Макс по пятам. При этом мне не удавалось её догнать, из чего я делал вывод, что это она ещё специально удерживала такую скорость, чтобы я не отставал, а при желании могла бы ехать и быстрее. Просто сумасшедшая!

Мы быстро пролетели через сады под громкий лай собак за заборами и выехали на опушку леса. Тут Макс свернула с дороги на узкую тропку и притопила ещё быстрее по направлению к лесу. Я погнал за ней. В лесу мы замедлились: тропа пошла немного в гору, и крутить педали стало тяжело. Макс наконец дала мне себя догнать, и мы поехали близко друг за другом. Рядом тут ехать было невозможно, но, по крайней мере, теперь я ехал прямо за ней. И мы ехали в горку, из-за чего нам приходилось крутить педали стоя. Конечно, взгляд мой был прикован к Макс в обтягивающих тайтсах.

– Хватит пялиться на меня! – воскликнула Макс, не оборачиваясь.

– Я просто смотрю вперёд. Я же не могу смотреть в сторону – тогда я съеду с дороги и врежусь в дерево.

Макс остановилась и отошла с тропинки.

– Пожалуйста, – сказала она, жестом пропуская меня вперёд. – Теперь ты поедешь впереди.

– И ты будешь пялиться на меня?! – изображая негодование, воскликнул я.

– Я буду просто смотреть вперёд, – улыбнувшись, ответила Макс.

– Но я не знаю дороги.

– Ничего страшного. Вперёд, только вперёд! Как горка закончится, тогда и поменяемся.

– И я смогу снова пялиться, ой, то есть смотреть вперёд?

– Да пожалуйста! Только я думаю, тебе будет уже не до этого.

Слова Макс вновь ознаменовали какое-то не очень светлое будущее, но делать было нечего, и я, проехав вперёд, продолжил взбираться на горку. День был просто шикарный: ясный, тёплый, сухой. И лес ещё такой был прям то, что надо: не густой, светлый, но всё-таки защищавший от солнечного зноя. Можно было бы расслабиться и получать удовольствие, если бы не два обстоятельства. Во-первых, мы продолжали тащиться в горку. Она была пологой, но это тянулось уже так долго, что ноги уже начали ныть. И передо мной даже не было Макс, образ которой бодрил бы меня и заставлял бы активно крутить педали. Лишь иногда я оборачивался, встречал её улыбку и продолжал путь дальше, с безнадёгой взирая не бесконечный подъём. Был соблазн предложить Макс передохнуть, но она совершенно не выглядела уставшей, и я не хотел показаться слабаком. Вторым же обстоятельством, омрачавшим идиллию, были комары. Да, это был полноценный лес – не какой-нибудь там городской парк – и эти кровососущие твари несказанно обрадовались нашему визиту, окружив нас мельтешащими облаками. Самое плохое было то, что, чтобы ехать в горку, приходилось держать руль обеими руками, из-за чего отмахиваться от комаров было крайне неудобно. И оторваться от них тоже было невозможно.

Я даже не поверил своим глазам, когда горка наконец закончилась. Я остановился и сошёл с тропинки, чтобы пропустить вперёд Макс, как договаривались. Правда, у меня уже реально не осталось никакого желания пялиться на неё: меня зажрали комары, ноги ныли – хотелось лишь поскорее выбраться из леса. Увидев моё замученное лицо, она ласково сказала:

– Самое трудное позади. Вернее, вообще всё трудное позади. Теперь только небо, только ветер, только радость впереди!

– Надеюсь, мы скоро выберемся отсюда, – хмуро заметил я, хлопая себя ладонью то тут, то там в попытках защититься от набросившихся на меня комаров.

– Быстрее, чем ты думаешь!

Макс бодро вскочила на велик и рванула вперёд. Я поспешил за ней, насколько позволяли мне мои каменные ноги, отказывавшиеся крутить педали. Ровно тропа шла недолго. Уже через несколько секунд начался довольно крутой склон – значительно круче, чем была горка. Сначала я, перестав крутить педали, обрадовался. Наконец-то можно было действительно расслабиться. Да и комары отстали. Но моё расслабленное удовольствие длилось недолго.

Вскоре спуск стал ещё круче, а тропа вдобавок стала вилять из стороны в сторону. По-хорошему надо было бы сильно сбавить скорость и осторожно съезжать, но это явно не входило в планы Макс. Она лихо понеслась вниз, и я понёсся за ней. Если бы я знал, что она задумала даунхилл! Защита и шлем определённо не помешали бы. На худой конец, хотя бы горный велик, который амортизировал бы эту ухабистую трассу. Нет, мы неслись сломя голову через лес на обычных великах, совершенно не предназначенных для такой гонки и угрожавших вот-вот развалиться. Если бы у меня была хоть секунда на размышления, я подумал бы о том, что одно неловкое движение – и я расшибусь в хлам, но думать было некогда. Мы топили, как бешеные. Крепко вцепившись руками в руль, я еле успевал маневрировать, хотя зачастую мне просто везло, когда я подлетал на очередной кочке и чудом успевал приземлиться и вырулить, прежде чем улететь с трассы в дебри. Инстинкт самосохранения орал внутри меня, требовал сию же минуту остановиться, но какое-то своеобразное чувство заставляло фокусироваться на Макс, летевшей впереди, и лишь прибавлять скорость, преследуя её. Наверно, это правильно было бы назвать легкомыслием, так как это чувство заставляло забыть о всевозможных рисках и опасностях и следовать за Макс неотступно. Но я не мог и не хотел сопротивляться ему.

С вздыбившимися от ужаса волосками по всему телу, с бешено колотившимся сердцем, со вспотевшими от напряжения руками, с вытаращенными глазами я летел вслед за Макс и… кажется, получал удовольствие. Не знаю, был ли это кайф от зашкаливавшего адреналина, сопряжённого со смертельным риском для жизни, или кайф от того, что этот сумасшедший даунхилл как будто связывал нас с Макс невидимой нитью совместного безумия, но внутри меня определённо бурлил какой-то драйв. По крайней мере, до того момента, пока везение вдруг не покинуло меня и я, подпрыгнув на очередной кочке, не приземлился как-то неудачно на толстый корень дерева, пересекавший трассу. Переднее колесо воткнулось в корень и встало, а я продолжил движение, изящно взлетев с опрокинувшегося велика и кубарем полетев на обочину трассы. Рухнув на землю, я чуть не сломал позвоночник, но, видимо, в момент падения везение всё-таки вернулось ко мне, и геометрия обочины как-то так удачно сложилась, что я, прочертив по склону, густо поросшему травой, не остановился, а сам собой кувыркнулся не хуже заправского паркурщика, что, очевидно, и спасло меня от перелома. Я стиснул зубы, чтобы не завыть от боли, и тупо лежал неподвижно, боясь пошевелиться, и ждал, пока боль хоть немного схлынет.

Через минуту ко мне подбежала Макс: она не сразу заметила, что я выбыл из гонки. Она с беспокойством посмотрела на меня и спросила:

– Как ты?

– Бывало и лучше, – ответил я, с трудом улыбнувшись.

– Можешь пошевелиться?

– Не знаю.

Макс боялась трогать меня и ждала, пока я попытаюсь пошевелиться сам. Я собрался с духом и вытянул вперёд руки, лежавшие до этого ровно так, как оказались при падении: одна в сторону, другая подо мной. Чтобы вытащить руку из-под себя, пришлось немного напрячь и спину. Осторожные движения отозвались болью в левом плече и спине. Шея, к счастью, вроде бы, пошевелилась безболезненно. Потом я попытался осторожно приподняться и, превозмогая боль, перевернулся на спину.

– По крайней мере, я могу катиться, – с вымученной улыбкой заметил я.

Полежав ещё какое-то время – Макс продолжала молча сидеть рядом – я наконец собрался с силами и сел.

– Ноги, вроде, вообще в полном порядке, – констатировал я свои ощущения. – И шея. Плечо только болит и спина.

– А голова как?

– Головой я не бился.

– Сними футболку – давай я посмотрю, что там у тебя.

В голову мне пришло сразу несколько отличных шуток, связанных со сниманием одежды, но озвучить ни одну из них я не решился, не зная, как отреагирует Макс. Вместо ответа я просто стянул футболку. Макс села за мной и стала рассматривать мою спину.

– У тебя плечо всё синее. Синячище просто огромный! И ссадина чуть ли не во весь синяк. Это, в принципе, всё. На спине ничего нет.

– Потянул, наверно.

– Наверно. Встать сможешь?

Я надел футболку и медленно встал. Спина ныла, плечо болело. Осторожно пошёл к велику, валявшемуся неподалёку. С трудом подняв его, обнаружил, что от удара переднее колесо изогнулось восьмёркой.

– Боюсь, дальше ехать я не смогу, – сказал я, показывая взглядом на колесо.

– Даже если бы твой велик был в порядке, мы всё равно дальше не поехали бы.

– Значит, нас ждёт долгая-долгая прогулка, если, конечно, ты не бросишь меня здесь на произвол судьбы.

– Пожалуй, я прогуляюсь с тобой, – улыбнувшись, согласилась Макс.

Мы вышли на тропку и медленно пошли друг за другом, катя велики рядом. Макс шла впереди, и я вновь мог любоваться ей. Конечно, моё тело ужасно болело, зато я мог гордиться собой, что не сдрейфил и продемонстрировал Макс свою решимость творить любую дичь вместе с ней. Решимость или отсутствие мозгов – это уж, конечно, как посмотреть, зато, по крайней мере, я не уступал в этом качестве девушке, сердце которой жаждал заполучить. И я надеялся, что это должно было расположить её ко мне.

– Мне кажется или ты позволяешь мне пялиться на тебя? – весело спросил я.

– Есть немного, – отозвалась Макс и, обернувшись, смущённо улыбнулась. – Я просто чувствую себя виноватой, а ты так хотел попялиться.

– Блин, ты это сейчас так сказала, что я почувствовал себя австралопитеком каким-то. Типа: «Ладно, моя вина, вот тебе поощрение в виде удовлетворения базовой физиологической потребности».

– Так и было задумано, – рассмеялась Макс.

Я посмотрел на её улыбку, весёлые веснушки, светившиеся лазурью глаза и подумал, что они очаровывают меня куда сильнее, чем её попа в обтягивающих тайтсах. Пристыдив самого себя за чрезмерное внимание к пятой точке Макс, впрочем, оправдав себя обстоятельствами – необходимостью идти сзади и тем, что её одежда подчёркивала её фигуру – я последовал дальше за Макс, переключившись на более пространные размышления о том, как всё вообще круто.

– Как тебе только пришла в голову идея с этим адским даунхиллом! – произнёс я спустя какое-то время.

– Но ведь круто же было? Сначала. Мозг просто отключается, не успевая реагировать так быстро.

– Да, это было мощно! Только ужасно небезопасно. Я ещё легко отделался. Защита не помешала бы.

– Если бы я предупредила, что тебя ждёт, ты ни за что не согласился бы.

– Почему это! Так говоришь, как будто я хоть раз отказывался от какой-нибудь твоей задумки.