Текст книги "Карты рая"

Хозяин сухо кашлянул:

– Боюсь испортить имидж своей профессии, но, если честно, это запах ядовитой пыли и умерших на книжных корешках мух.

– В самом деле? – переспросил незнакомец. – А я думал, что на этой планете уже лет триста не существует мух! Ну разве что в специальных отделениях зоопарков.

– Их и в самом деле не существует, – подтвердил продавец. – Извините. Я употребил анахронизм. Или нет! Кажется, это называется немного по-другому.

– Не извиняйтесь, – прозвучало из сумерек. Судя по неясному шелесту, незнакомец листал какую-то книгу. – Это помогло мне лучше понять вашу мысль. Значит, ядовитая пыль. Может быть, это тоже образное выражение?

– Возможно. Но вы еще лучше поняли бы меня, если бы сами оказались на моем месте. Хотите? Здесь как раз имеется вакансия помощника.

– К сожалению, у меня сейчас нет возможности принять ваше предложение, – сказал незнакомец, возвращая на полку второй том «Руководства по выращиванию грифонов» и переходя к другому стеллажу. – Ладно. Пускай не чарующий запах, а только пыль. Пускай пыль. Пускай даже ядовитая пыль. Ну а люди?

Хозяин улыбнулся:

– Какие люди?

– Которые приходят покупать книги. Разве ради того, чтобы поговорить с ними, не стоит подышать ядовитой пылью?

– Вы думаете, это того стоит?

– А разве нет?

Хозяин вздохнул. Впрочем, улыбка по-прежнему не сходила с его лица – такая сухая стариковская улыбка, в которой очень мало губ, но зато очень много морщин.

– Может быть, когда-то и было по-другому, но в наше время листать страницы старых книг приходят в основном психи и глупцы с комплексом неполноценности. Вот вам, если угодно, окончательный ответ: запах старых книг у меня ассоциируется с сумасшедшими посетителями и вымершими мухами, которые в древности любили умирать на книжных корешках.

– Зачем же вы этим занимаетесь?

– Привычка, если угодно. Кроме того, наверное, мне уже поздно менять свой образ жизни. Как полагаете?

– Вы страшный человек, – сказал незнакомец, не ответив на последний вопрос. Судя по звуку, он переместился поближе. – Вот, вы убили во мне еще одну иллюзию.

– Надеюсь, не последнюю? – спросил хозяин, спустившись на ступеньку и пытаясь высмотреть лицо собеседника в просвете между книжными рядами. Странно все-таки, что я вас не запомнил, раз уж вы бывали тут раньше. Вы не называли своего имени? Я ведь обычно не забываю имен. В отличие от лиц.

– Нет, не называл, – сказал незнакомец. И вышел из сумерек. – А что касается иллюзий, то у меня хватит их еще надолго.

– Значит, вы счастливый человек… Что за книга так увлекла вас?

– Хотите, покажу ее?

– Неужели вы думаете, что я помню хотя бы десятую часть своих книг?

– Как же вы определяете цену, когда их продаете? Это своего рода интуиция. Взгляд на покупателя, взгляд на книгу, и если он еще не успел вцепиться в нее, то пару строк из наугад открытой страницы. Незнакомец подошел к стремянке.

– В таком случае, пока я еще не вцепился в нее, можете прочесть несколько строк, – сказал он.

Старик спустился. Книга была большой и толстой, способной вместить в себя киплинговскую «Книгу джунглей» и гофмановский «Золотой горшок» вместе с богатыми иллюстрациями и подробнейшими академическими комментариями. Книготорговец впервые рассмеялся сухим, как шелест страниц, смехом.

– О, благодарю! – сказал он.

Но глаза его были удивленными и недоумевающими, будто он все время что-то мучительно пытался понять и у него ничего не получалось.

– И сколько это будет стоить?

– М-м… – сказал старик, возвращая книгу. И, словно ожидая увидеть ответ, задрал голову к потолку.

Услышав цену, незнакомец кивнул головой. И извлек кредитную карточку.

– Вас не затруднит пока оставить ее у себя? – спросил он. – Имею в виду книгу. Я зайду за ней позже.

– О, разумеется! – сказал букинист.

– А когда?

– Даже затрудняюсь сказать. Но зайду обязательно.

– И наверное, куплю у вас что-нибудь еще. – Буду рад снова видеть вас. И спасибо за ваше щедрое предложение.

– Какое?

– Стать вашим помощником.

– Честное слово, мне жаль, что вы не можете принять его. Мне кажется, вы бы быстро поднялись до положения компаньона.

– Увы. Не хотел бы обидеть вас, но я уже дал одно такое обещание.

– Тогда просто заходите.

– Спасибо. Не премину. До встречи.

– До свидания.

Проводив гостя взглядом, хозяин магазина пожал плечами. Потом рассеянно посмотрел на обложку оставленной книги – заглавие ровным счетом ничего ему не сказало – и сунул ее в нижний ящик стола. Немного посидел, неподвижно глядя перед собой, а затем снова выдвинул ящик, достал книгу и наугад раскрыл.

«Сначала все было просто, – прочитал он, – ибо сначала всегда бывает просто. Планета оставалась плоским диском, а внешние детали только второстепенными подробностями. Земная твердь торчала посреди океана, не то бескрайнего, не то обрамленного дополнительным кольцом еще одной земной тверди, имеющим то же назначение, что и края обыкновенного чайного блюдца. Обычно этот край заселяли недружелюбные чудовища, основной функцией которых было поедание непоседливых мореплавателей, не усвоивших простую истину, что в гостях хорошо, а дома лучше. Что же до звезд, то они мыслились как тусклые светильники, которых боги развесили по небесному куполу то ли для дополнительного освещения, то ли просто для красоты. О наиболее ярких из них существовали разные красивые легенды – при условии, что можно считать красивыми серию историй, в каждой из которых кто-то кого-то убил, превратил, зарезал, совратил, похитил или просто совершил кражу, со взломом или без.

Развитие прикладной астрономии лишило мир этой притягательной простоты. Земная твердь оказалась круглым Шаром, а астрономические тела чем-то более значительным, чем просто осветительные приборы. Продвинутые умы догадывались, что на самом деле все еще сложнее, но не спешили переворачивать общепринятые представления. А для тех, кто с пеной у рта принимался доказывать, что мир на самом деле не только круглый, но еще и вращается вокруг своего солнца, а не наоборот, существовали красивые религиозные церемонии. Их обязательными деталями были вязанки хвороста, столб с цепями, бойкие богомольные старушки, мелодичные песни на вымершем языке и непонятное торжественное слово «аутодафе».

Странно, что при таком отношении к науке она вообще куда-то двигалась. Но, однако же, за идеей вращения вокруг солнца следовало утверждение о множественности обитаемых миров, потом проходило еще несколько столетий – и кто-то поднимался в воздух на воздушном шаре, кто-то изобретал паровоз, кто-то писал книжку о чудаках, отправляющихся на соседнюю планету внутри пушечного снаряда. Какой-нибудь дилетант – например, террорист, которому надо было как-то скрасить дни, оставшиеся до исполнения приговора, – додумывался, что для путешествия за пределы атмосферы годится реактивный двигатель, потом…

В общем, все шло к тому, что в один прекрасный день в космос вышвыривался блестящий шарик. Вертясь вокруг планеты, он посылал в эфир сигналы наподобие «бип-бип-бип» – больше ни на что он не годился, – а еще через какое-то время на орбиту запускалась металлическая мыльница с первым космонавтом планеты на борту.

При этом оставался открытым важный, хотя и неочевидный вопрос: для чего все это нужно? Ответ парадоксален и грустен. Скорее всего это вообще было ни для чего не нужно».

Оторвавшись от текста, хозяин магазина поднял глаза, пусто посмотрел перед собой и пожал плечами. Понятнее не стало.

– Ну и к чему это? – вопросил он. И зевнул. После чего закрыл книгу, убрал ее в ящик стола, со скрипом встал, – на самом деле скрипело кресло, но могло показаться, что скрипит сам старик, – подошел к двери, нажатием кнопки погасил вывеску и спустил стальные жалюзи. Ему вдруг захотелось спать. С ним это случалось настолько редко, что стоило закрыть магазин. Дело оставалось за малым: устроиться в любимом кресле-качалке между книжных стеллажей и закрыть глаза. И все-таки уснуть.

3. К чему было трудно привыкнуть…

К чему было трудно привыкнуть в этой девушке, так это к ее режущей слух манере выговаривать слова. Естественным такое произношение не казалось. Еще труднее было представить, у кого она могла его перенять.

– Слушай, а где ты живешь? – спросил Бричард примерно на двадцатой минуте разговора.

Это происходило в тот самый момент, когда незнакомец расплачивался со старым букинистом, монстр по имени Большой Квидак пытался понять принцип работы плазменного пульсатора, а капитан Магруз… Но к нему мы вернемся позже.

– У меня есть дом, – сказала Сато. – Или как правильней? Избушка? Коттедж? Хижина?

Дорогу через лес выбирала она, и все время получалось, что они двигались по какому-то сложному маршруту, ни разу не выходившему на открытую местность. Обитатели леса пересекли его сетью довольно четких тропинок. Наверное, их натоптали козы. Или олени. Хотя сканирующие системы не обнаружили на острове ни коз, ни оленей. Впрочем, Бричард уже сделал вывод, что эти системы никуда не годятся.

– Хм, – сказал он, услышав про дом-избушку-коттедж-хижину. – Зависит от того, как она выглядит.

– Хочешь ее увидеть? – спросила Сато.

– Конечно хочу, – ответил Бричард. И вспомнил, что находится в самоволке.

К закату он обещал вернуться на корабль, имелось пари, которое, собственно говоря, он уже выиграл, и оставалась неясна только одна деталь.

– Слушай! – сказал он. – Я не помню, ответила ты или нет. Насчет лошадей

– Что «насчет лошадей»? – переспросила девушка. На этом острове водятся лошади? Ну, те животные, о которых я рассказывал. На них еще можно ездить верхом.

Ее лицо прояснилось.

– Я поняла, – сказала она. – Нет, конечно.

Над их головами прожужжало что-то невидимое, скрытое за густыми кронами деревьев. Сато задрала голову. Можно было понять, что подобный звук она слышит впервые. И что он ей не нравится.

– Это микроразведчик, – объяснил Бричард. – Знаешь, такая электронная железка с рулями и пропеллером. Кто-то из наших запустил. Непонятно только зачем. – И потянулся включить переговорник, но передумал. Скорее всего лейтенант Гейзер, дежурство которого подходило к концу, немного заскучал.

Бричард опустил руку и прислушался.

– А это что? – спросил он, глядя в направлении нового звука.

– Как «что»? – переспросила девушка. – Конечно, ручей.

И в самом деле, через тридцать шагов они увидели ручей, пробивший русло между живописных валунов, когда-то очень хотевших зарыться поглубже в землю, но которых и там все равно достали. А дальше, за ручьем, в тени деревьев, похожих на дубы, находилось сооружение, которое Бричард в первый момент даже не выделил среди естественных деталей ландшафта.

– Вот, – сказала Сато. Это и есть мой дом. Хижина.

– Да, – сказал Бричард. – Хижина. Ты знаешь, наверное, это как раз то самое слово.

Хижина была устроена так, что основания двух толстенных деревьев образовывали как бы ее угловые столбы. Если можно говорить об углах сооружения, не имеющего определенной формы. Стены были сложены из увесистых стволов, и Бричард невольно задумался, кто же их складывал. Девушка выглядела крепкой, но не до такой степени, чтобы в одиночку таскать бревна. Со всех сторон хижину оплетала местная разновидность плюща, поэтому и заметить ее было непросто. Даже для самой крутой сканирующей программы.

– Тебе не нравится? – спросила Сато.

– Нет, что ты, – ответил Бричард. – Это живописно. – Других комплиментов он еще не придумал. Зато нашел новый вопрос: – А кто ее строил? Не ты же сама!

– Отец, – ответила Сато после неуловимой паузы. – Прежде, чем улететь.

– Странно, – сказал Бричард. – Он мог придумать решение удачней. Например, поставить сюда стандартный жилой модуль. Он же встроен в каждый современный корабль.

– А он его и поставил, – сказала Сато. – Только модуль внутри.

– Да? – спросил Бричард.

Еще сомневаясь в ее словах, он подошел к двери хижины. Почему-то она была деревянной, а ее наружная сторона обшита странной, что-то ненавязчиво напоминающей плешивой розоватой шкурой.

– Заходи! – сказала Сато, дернув за привешенное к двери веревочное кольцо.

Войдя в хижину следом за девушкой, Бричард убедился, что основой сооружения действительно служит стандартный отделяемый жилой модуль. Только прежде, чем попасть в этот лес, модуль был основательно покорежен ударом, и скорее всего не одним. Учитывая заложенный в конструкцию запас прочности, удары были достаточно сильными. Модуль или швыряли с большой высоты, или в него врезался увесистый метеорит.

На стенах висело несколько шкур – тюленьих, как он потом узнал, а посредине комнаты провисал кожаный гамак. А еще имелся сложенный из скрепленных глиной камней очаг с выведенным наружу дымоходом. Бричард сделал вывод, что тот же самый удар, который смял в гармошку угол модуля, вывел из строя и энергетический блок. Или, по крайней мере, лишил его возможности работать на полную мощность. На столе – стандартном, прикрепленном к стене откидном столе – стоял вылепленный без помощи гончарного круга кувшин. В его горлышко был вставлен букет полевых цветов. Несколько охапок травы лежало вдоль стены, комнату наполнял запах свежей зелени. Краем сознания Бричард отметил стоявшую у двери скрученную поперек вязанку прутьев. Намного позже он совершенно случайно узнал, что у подобной вязанки даже имеется специальное название: «веник».

– И как тебе здесь? – спросила Сато, повесив на стену лук и оглянувшись.

– Здорово! – сказал Бричард. – Просто замечательно. На этот раз он был искренен, хотя имел в виду вовсе не дизайн. Он вдруг осознал сразу несколько вещей. Перед ним стояла невысокая девушка, которая несколько лет жила здесь… Убивала зверей из лука… Ловила рыбу… По вечерам сидела у этого каменного очага, глядя на огонь… И все эти годы она оставалась одна…

Гейзер был совершенно прав, подозревая сержанта в недостатке воображения. Если бы тот страдал избытком воображения, он бы понял, что такого просто не могло быть. Бричард собирался спросить, сколько именно их было, этих лет, когда динамик переговорного устройства щелкнул. Послышался голос лейтенанта Гейзера.

– Брич, где ты пропадаешь? – поинтересовался тот. Чего молчишь? Тебя еще не съели?

Сержант включил обратную связь.

– Я в порядке! – ответил он. – Что-нибудь случилось?

– Пока нет, – ответил Гейзер. – Просто я немного побеспокоился за тебя.

– Спасибо!

– Не за что. Лошадиных шкур снял много?

Встретившись взглядом с Сато, Бричард успел заметить на ее лице еще одну смену выражений: смесь полуудивления, полуиспуга и еще чего-то.

– Лошадей я не нашел, – ответил Бричард. – Зато нашел… – И осекся. – В общем, вернусь, расскажу все.

– Ну-ну! – сказал Гейзер. – Не дрейфь, Брич! Совсем без денег ты не останешься. Помнишь, за открытие планеты земного типа положена премия? Кстати, не маленькая. Даже в раскладе на численность экипажа.

– Приятно слышать, сэр, – сказал Бричард только для того, чтобы вообще что-нибудь сказать.

– Ладно, лейтенант, конец связи.

– А что такое? – заинтригованно переспросил Гейзер. – Слушай, Брич, почему ты не включишь изображение?

По его голосу можно было понять, что он расслышал в словах сержанта какие-то нюансы.

– Ничего, – ответил Бричард, делая вид, что прослушал последнюю фразу. – Все в порядке, сэр. Скоро буду.

– Во сколько именно? – уточнил Гейзер. – Ты, вообще-то, не очень затягивай с возвращением, сержант. Ты там не с туземкой какой-нибудь балуешься?

– Ага! – подтвердил Бричард. – Почти. – И отключил связь.

– О чем вы это? – спросила Сато.

– Пустяки, – сказал Бричард. – Мой друг интересуется, что я делаю и скоро ли буду.

Ему показалось, что девушка собирается задать новый вопрос. Но ошибся. Ничего не спросив, она подошла к холодильнику – из чего следовало, что энергетический блок работал хотя бы частично, – и достала тарелку, доверху наполненную темно-красными ягодами. Поставив тарелку на середину стола, села в кресло и, сбросив со ступней мокасины, подобрала ноги. Потом рассмеялась и снова соскочила на пол.

– Я забыла, – сказала она. – Гостю надо предлагать стул. Только у меня нет второго стула.

– Ерунда! – сказал Бричард. – Зачем?

– То есть как «зачем»? – переспросила она. – А зачем тогда вообще нужно это правило?

Возможно, чтобы до конца разобраться в мотивах ее поведения, требовался сильный психолог. Но сейчас она была проста и понятна. Ей было весело. Бричард снова попытался представить годы, которые она прожила в этой хижине. И не преуспел.

– Откуда вы прилетели? – спросил он, задав далеко не самый интересный из возникших вопросов.

– Что ты имеешь в виду? – переспросила Сато.

– Я имею в виду, откуда прилетел ваш звездолет, – объяснил Бричард, испытывая чувство, что повторяет одно и то же.

– Не знаю, – сказала она. – Не помню.

– Как не помнишь? – удивился Бричард. – Ни названия планеты, ни номера системы?

– Нет, – сказал она.

– А какие-нибудь документы?

В ее взгляде снова мелькнуло неподдельное удивление.

– Нет, – повторила она. – Наверное, отец забрал их с собой. Это что, так важно?

– Вообще-то, да. Если ты собираешься возвращаться… – Сержант осекся, потому что сообразил: чтобы куда-то возвращаться, надо знать, куда именно. – Если ты хочешь лететь с нами… – И снова замолчал.

Вовсе не самоочевидно, что девушка улетала вместе с ними. «Эскалибур» был одним из тех овеянных легендами кораблей, которые, подобно ангелам мести, несут угрозу рассеянным по Вселенной враждебным человеческой цивилизации злобным чужакам, преступникам, пиратам и нарушителям Галактического Кодекса, и эта экспедиция не была развлекательной прогулкой. Скорее всего капитан Никсон предложит девушке пока оставаться на этом острове. Скажем, до прибытия агентов федерального бюро колонизации.

Бричард почувствовал, что ему этого совсем не хочется.

Страшный монстр продолжал пополнять свой багаж знаний. Потратив некоторое время на уточнение деталей человеческой и негуманоидной биологии, Большой Квидак заинтересовался техникой космических передвижений. Обзаведясь некоторыми познаниями о конструкциях звездолетов и потерпев полное поражение в попытке понять истинные законы строения пространства, монстр снова перенес свой интерес на тех, кто на космических кораблях летает. То есть на людей, а также на собакоголовых негуманоидов (о других разновидностях астронавтов монстру еще предстояло узнать). Теперь эти существа интересовали монстра уже не на биологическом, а на популяционном уровне. Вполне естественно, речь очень скоро зашла о Межзвездной федерации.

– Что есть Федерация? – вопросил Большой Квидак.

Как уже упоминалось, сегментные глаза монстра смотрели во все стороны, головой он попусту не вертел, а голос, мягко говоря, был бедноват интонациями. Приходилось самостоятельно догадываться, к кому обращен его вопрос.

– Федерация, ну… это такое государство, – начал Гардинг. – Большое государство… Галактического масштаба. В него входит много планет… – И замолчал. Просто он очень устал, потеряв счет времени, выслушивая и пытаясь ответить на вопросы, для полного ответа на которые требовалось бы пройти десяток университетских курсов. И при этом ему почти не удавалось сомкнуть глаз.

– Гарру-дыг-зум! – прорычал Гырр, – Рыр-рур-рер-хум! Дых! Р-р-р!

Несмотря на краткость фраз, это было переведено как: «Он имеет в виду, что это очень большое государственное образование. Оно состоит из звездных территорий, а каждая территория – из нескольких колонизованных планет. Каждая из территорий посылает в конгресс по два представителя. Кажется, по два. Р-р-р!»

– Зачем? – спросил Большой Квидак.

То есть это можно было понимать: «Почему именно по два?» или «Зачем она их посылает?» Или еще как-нибудь. На этот раз Гардинг решил начать свое объяснение с базовых основ.

– Ну-у… – произнес он, мутно глядя перед собой, – Федерация это представительная форма правления. Да… Решения принимаются в зависимости от числа поданных голосов… В общем, это система правления, основанная на соревновательном принципе. – И снова замолчал, подавленный чувством бессилия и необъятностью темы.

– Р-р-рыг! – сказал Гырр. – Кхург! Рухуг-хорнуш! Гы-гы! Оргунар-хоху-наг-шы-ва-куцый-хо! Орух-хых-ды! Игы-вах-хар-гер-пхезидент!

Что означало: «Дурацкая система, основанная на том, что все друг друга подкупают, надувают и продают. Чтобы попасть в систему власти, надо сначала продаться, потом подкупать и врать, и, если врать и платить очень много и если очень повезет, ты на время становишься членом особого стада, которое поднимает руки и жмет на кнопки в специально отведенном помещении. На основе случайно возникающего сочетания чисел принимаются или отклоняются государственные законодательные акты. Иногда члены этого стада что-то говорят с трибуны и с экранов, а в свободное время используют свои привилегии и накапливают запасы на будущее. А над этим стадом стоит еще один гуманоид, которого тоже выбирают на время, но уже не болтать и нажимать кнопки, а действительно управлять государством. Его называют „президент“!»

Даже если собакоголовый так и думал, все равно его речь была злобным пасквилем на институт демократии и вообще человеческую цивилизацию. Но монстра, как могло показаться, этот ответ, удовлетворил. На самом же деле он просто заложил в своей памяти некую невидимую закладку, чтобы со временем вернуться к оставленной теме.

– А что является собой «империя»? – спросил он. Человек и негуманоид снова переглянулись.

– Объясняй ты, – сказал Гардинг. – Я пас. Я устал. Я хочу спать.

– Хуху-гыж-хех-эф! Хыр-хыр! Нухурум-гуп-ны! Вы! Арх-вах-вар! Гывап-рав-бак! Жух-хер-ротацон-бюх! Говнюк! Бав-хух-хыр!

Что было понято так: «Это более продвинутая общественная формация. Она осуществляется не подтасовками голосов разных идиотов, а передачей полномочий по принципу кровного родства после смерти предыдущего носителя власти. То есть обычно по принципу родства. А если император не справляется со своими обязанностями, человеческая цивилизация выработала особые формы ротации власти. Ну, скажем, придушить императора шарфом, накормить толченым стеклом или чего-нибудь в бокал подсыпать…»

Опять запахло злобной античеловеческой клеветой. Может быть, в далеком прошлом монархов и душили шарфами, но в эпоху межзвездных путешествий, когда исследованы глубинные тайны медицины и биологии, монархи умирают только от естественных причин. То есть в постели. Хотя… Кто сказал, что смерть в постели является естественной? Ну, возможно, в человеческом генотипе заложен особый инстинкт, который заставляет в предчувствии смерти искать постель… Как утверждают палеонтологи, динозавры тоже стремились умирать в специально отведенных местах, чтобы людям было удобней перебирать кости. А толченым стеклом императоров даже в древности не кормили. Только толчеными алмазами. Да и алмазами, кажется, кормили не их, а только скульпторов и поэтов. И то не всех, а лишь честно заслуживших этого своим трудом и талантом, потому что на остальных просто не хватило бы разведанных месторождений, и…

Но со своей точки зрения, рыжий чужак имел поводы для высокомерия. Пускай на его родной планете долгое время не существовало понятия технического прогресса. Даже колесо не было местным изобретением, его секрет подарил аборигенам первооткрыватель их планеты, пьяница капитан, обменявший его на способ закусывать текилу живыми оренигаумами (только, ради Бесконечности, не спрашивайте, что такое оренигаумы, это отвратительно). Но зато его цивилизация выработала совершенно изощренные… то есть изощренно совершенные, способы этой самой, как ее… ротации власти. Например, потенциальных лидеров этой расы целенаправленно выводят, создав таким путем специальную породу. Представители этой породы выделяются среди прочих особей даже ростом – не меньше двух метров восьмидесяти сантиметров, – а способы предварительной выбраковки неудачных экземпляров вообще хранятся в глубочайшей тайне. Благодаря этой системе, а вовсе не завидной плодовитости, поздно созревшая цивилизация собакоголовых обязана своими угрожающе опасными для человечества успехами. Впрочем, мы опять отошли от темы.

Как ни странно, Большой Квидак удовлетворился последним ответом. Некоторое время он молчал, неподвижно застыв на месте и уставившись во все стороны сегментными глазами. Только его хвост чуть-чуть подрагивал, напоминая, что он все-таки не авангардистская конструкция из раскрашенных в серое деталей, а живое существо. Возможно, монстр размышлял. Может быть, он совершал какой-то физиологический процесс. Гырр вдруг подумал, что, усвоив за пару суток совершенно невероятный объем знаний, монстр даже не заикнулся о еде. Мысль его обеспокоила, и вовсе не потому, что он испугался за себя. Существо, живущее лишь идеалами познания, входит в противоречие не только со здравым смыслом, но и с законом сохранения энергии. Гырр уже собирался спросить, не хочет ли хозяин чего-нибудь съесть или, скажем, выпить. Хотя он и не мог сообразить, чем может есть и пить существо, в физиологии которого четко обозначена голова, но на месте рта торчит внушительная пулеметная установка. Но ничего он спросить не успел.

– Что это звучать? – вдруг спросил монстр. Собакоголовый чужак еще раньше услышал звук, но не обратил внимания. Пока он объяснял монстру, что такое империя, Гардинг ухитрился заснуть. И даже как следует захрапеть.

– Вую-вух! – прорычал он. – Храрп! Ры-рар! Хрыр-храр! Что было переведено так: «Хозяин, он просто уснул. Устал. И храпит, как бессовестное животное».

Можно было ожидать, что теперь Большой Квидак поинтересуется физиологическим обоснованием сна и храпа. Но монстр спросил о другом:

– Что означает «бессовестное животное»?

Гырр понял, что совершил ошибку. И поспешил ее исправить.

– Ну, не животное, конечно, – поправился он. – Я сказал неправильно. Это был словарный оборот. Юмористический оборот.

Наверное, он это сделал зря. История доказывает, что исправлять ошибки гораздо опаснее, чем их совершать. Дав монстру новую пищу для любопытства, он вызвал первый вопрос, на который не смог ответить. Забегая вперед, скажем, что далеко не последний.

– А что такое «юмор»? – спросил Большой Квидак.

Подходя к кораблю, Бричард понял, что его голова переполняется вопросами. Вопросам было тесно, они были недовольны, нетерпеливы и суетливы, исподтишка лягали друг друга ногами, наступали на любимые мозоли, не желали рассчитаться на первый-второстепенный и все хотели получить на себя ответ в первую очередь. Как девушка могла одна прожить на острове столько лет? И сколько их было, этих лет? И почему он так об этом и не спросил? А может ли ответить она сама? Считала ли девушка уходящее время, и если считала, то как? Если по местному летоисчислению, то сколько на этой планете длится год? И почему, впервые за долгий срок встретившись с человеком, она осталась такой спокойной? И как рассказать об этом на «Эскалибуре»? И что решит его командир? И…

– Брич, я тебя вижу! – раздалось в переговорнике, когда он выходил из леса. – Не торчи на открытой местности. Нашел что-нибудь интересное?

Бричард узнал голос второго лейтенанта. Тот был неплохим человеком, но имел свойство подпадать под влияние людей, рядом с которыми находился. Так что можно было не сомневаться, что рядом, и скорее всего на соседнем кресле, по-прежнему восседает первый лейтенант Гейзер.

– Да! – ответил Бричард. – Нашел! Сейчас буду.

Прежде чем попасть в командный отсек, ему пришлось пройти через тамбур и уже упоминавшийся ускоренный стандартный комплекс мер биологической безопасности. Процедура эта хоть и необходимая, но не очень приятная. «Не очень» в том смысле, что в человеческом организме после нее не выживет ни одной чуждой формы жизни, но ^ато сам человек некоторое время чувствует себя так, будто собирается умереть от нескольких смертельных болезнен, вместе взятых.

Так что в командный отсек Бричард поднялся на сгибающихся ногах. Если бы не навязчивая мысль о чашке кофе, он шел бы туда в два раза медленней.

– Ну и как? – спросил Гейзер.

Он и в самом деле по-прежнему торчал в командном отсеке, время от времени принимаясь вращаться в кресле, по своему обыкновению.

Прежде чем ответить на вопрос, Бричард подошел к кофейному автомату. Налил себе чашку кофе. Выпил его. Налил себе другую чашку. И тоже выпил. После этого молча достал из кармана фоточип, подключил его к ближайшему информационному входу и щелкнул по клавиатурной панели.

Сначала на экране промелькнули несколько похожих друг на друга лесных пейзажей. Потом ручей и вымытые из земли валуны. Затем что-то между огромных деревьев, похожее на хижину, строители которой слышали о законах архитектуры, но так и не выяснили, в чем они заключаются. Потом та же хижина, но вблизи. Затем три фотографии типа «вид изнутри».

Если бы не последствия стандартных процедур, у Бричарда хватило бы любопытства понаблюдать, как вытягиваются лица корабельных офицеров. Но он предпочел налить третью чашку кофе.

– Ты нашел это в лесу? – спросил Гейзер, тоже затруднившийся в выборе между определениями «дом», «хижина» и «избушка».

Бричард кивнул. И пригубил кофе.

– А люди? – быстро спросил Гейзер. – Ты их видел?

– Там, в лесу, живет девушка, – ответил Бричард. – Ее корабль потерпел аварию несколько лет назад. Все это время она живет здесь. Вот так, – добавил он.

Если способность удивляться пропорциональна размерам нашего воображения, то у лейтенанта Гейзера его было предостаточно.

– А… – произнес он. – А-а-а…

– Так ты ее видел, Брич? – быстро спросил второй лейтенант.

Бричард не успел ответить. Оправившись от удивления, Гейзер резко крутанулся и щелкнул пальцем по подлокотной клавиатуре.

– Сэр! – рявкнул он, явно обращаясь к капитану Никсону. – Есть новости!

Ответ последовал через три секунды. Но зато, когда он прозвучал, просто невозможно было поверить, будто говорит человек, четыре секунды назад спавший. И может, даже видевший какие-то сны.

– Что у тебя, лейтенант? – спросил он.

– Сэр! – отрапортовал Гейзер. – Сержант Бричард только что вернулся из леса. Он говорит, что встретил там девушку.

В динамике что-то щелкнуло.

– Понятно, – совершенно спокойно произнес капитан Никсон. – А теперь объясните мне, лейтенант, каким образом он в лесу оказался?

Среди неясных слухов, витавших вокруг таинственной личности капитана Никсона, числился анекдот, утверждавший, что он носит во рту вставную челюсть, которую вынимает изо рта, укладываясь спать. Если этот слух и раньше отдавал привкусом патологической фантастики, то теперь его можно было окончательно забыть. Человек, быстренько швырнувший себе в рот лежавшую в стакане челюсть, не сможет через шесть секунд разговаривать с. четкостью профессионального диспетчера. Можно было вообразить, что капитан просто не вынимал челюсть изо рта, но это уже пахло полным маразмом. Зачем, в самом деле, таскать во рту какие-то вставные протезы, когда любой хирургический кибер средней сложности за час установит вам целую челюсть с полным комплектом белоснежных зубов и псевдоорганической мускулатуры?