Текст книги "Путин, учись у Сталина! Как спасти Россию"

Даже в итогах Шахтинского процесса в поздней литературе пытались представить дело так, что будто бы процесс провалился: «Во всяком случае, ни один из последовавших шести политических процессов не сопровождался многочисленными отказами обвиняемых от своих показаний, от признания своей вины. Из 53 подсудимых 23 заявило о своей невиновности»[14]14
  Кислицын С. А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. С. 64.


[Закрыть].

Во-первых, С. А. Кислицын прибег к приему, хорошо иллюстрированному известным примером: стакан, наполовину наполненный водой, можно описать как полупустой или как наполовину полный.

Во-вторых, для усиления впечатления он ничего не сказал о других подсудимых. Между тем 20 человек полностью признали свою вину и 10 человек признали свою вину частично. Таким образом, признавших вину полностью или частично оказывается больше, чем непризнавших: 30 человек против 23.

В-третьих, признание или непризнание вины подсудимым имеет меньшее значение, чем наличие доказательств его виновности. По результату процесса отсутствие доказательств, выразившееся в оправдательном приговоре, было только для четырех подсудимых. Очень слабые доказательства были для четырех подсудимых, приговоренных к условным срокам наказания. Остальные получили либо сроки лишения свободы с поражением в правах, либо расстрел. Считать дело развалившимся в суде нет никаких оснований.

Вопрос о виновности и невиновности подсудимых по Шахтинскому делу будоражит исследователей уже более 80 лет и даже неоднократно становился предметом прокурорской проверки. Как уже говорилось, постановлением Генеральной прокуратуры РФ, вынесенным в декабре 2000 года, все подсудимые были реабилитированы за отсутствием состава преступления. Старший прокурор отдела Генпрокуратуры РФ по реабилитации жертв политических репрессий Юрий Седов сообщил, что по результатам пересмотра дела был сделан вывод, что, несмотря на сомнения в эффективности советского хозяйства, говорить об устойчивых группах нельзя.

В общем и целом Генеральная прокуратура РФ при пересмотре дела, очевидно, полностью приняла сторону защиты, которая строила свою линию на анализе противоречий и несовпадений в показаниях, а также на утверждении, что с 1926 года организация фактически перестала существовать[15]15
  Кислицын С. А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. С. 65.


[Закрыть]. Видимо, это и дало основание сделать вывод, что устойчивых группировок не было и состава преступления тоже не было.

Однако с этой точкой зрения нельзя согласиться полностью. Во-первых, создание организации, как следует из разъяснений Вышинского, не рассматривалось как главное обвинение. Им было выдвинуто обвинение в экономической контрреволюции без цели свержения Советской власти, то есть в работе в интересах бывших собственников и заинтересованных капиталистических организаций. Подобного рода деятельностью подсудимые могли заниматься и занимались в одиночку, небольшими группами, без тесной связи и создания организации.

Во-вторых, общественное обвинение, а потом и суд отвергли довод защиты о том, что организация де-факто распалась к 1926 году. «Нужно развеять легенду о том, что в 1926—27 годах их деятельность начала близиться к концу, что они, увлеченные советским строительством, отходили от преступной организации. Ни одного факта, буквально ни одного конкретного доказательства, которые указывали бы на действительный перелом в настроениях сколько-нибудь значительной группы обвиняемых, приведено не было», – говорил Г. Ф. Гринько в своей речи общественного обвинителя[16]16
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы. С. 161.


[Закрыть].

В-третьих, еще на стадии следствия распалась еще одна версия, выдвинутая подсудимыми, о которой говорил в своей речи Гринько: «Вот почему перед гласным судом Советского Союза они не посмели поддержать пущенную ими на предварительном следствии версию и изображать из себя защитников народного хозяйства, рыцарей народного хозяйства, которые пошли на борьбу, чтобы вырвать хозяйство из рук большевиков и передать его в более умелые руки»[17]17
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы. С. 168.


[Закрыть].

Подсудимые заявляли, что они не верили в эффективность советского хозяйства и потому стремились обеспечить возврат Донбасса в руки старых владельцев путем предоставления им концессий, чтобы обеспечить более быстрое восстановление угольной промышленности. Однако на деле в 1928 году добыча угля в Донбассе на 25 % превысила довоенный уровень, и этот довод не мог приниматься всерьез.

Наконец, в-четвертых, разница между халатностью и экономической контрреволюцией (в формулировке части второй ст. 58—7 УК РСФСР) была не столь велика, и действия можно было трактовать и так, и эдак, в зависимости от многочисленных обстоятельств, показаний подсудимого и свидетелей. Скажем, в случае с Бабенко суд мог решить, что затопление работающей шахты было халатностью только в том случае, если бы не было совершенно никаких показаний, указывающих на его связь с белогвардейцами и бывшими собственниками, а также не было бы никаких свидетельств, доказывающих вредительский умысел этого решения.

Потому решение Генеральной прокуратуры РФ о реабилитации всех подсудимых по Шахтинскому делу нельзя признать достаточно обоснованным. Во всяком случае, далеко не все подсудимые были совершенно невиновны.

Несмотря на то что Шахтинское дело напрямую не связано с процессом «Промпартии», тем не менее есть несколько ниточек, которые тянутся от первого процесса ко второму.

Одним из подсудимых в Шахтинском деле был Л. Г. Рабинович. До революции он был крупным инженером в угольной промышленности, предпринимателем и владельцем шахт, в частности строил знаменитую шахту «Центральное-Ирмино», на которой потом работал А. А. Стаханов. В 1917 году возглавлял правление Донецко-Грушевского общества каменноугольных и антрацитовых рудников, то есть был хорошо знаком со всеми основными инженерами и владельцами этого общества. В 1920 году работал в Главугле, в 1921 году работал в комиссии В. Д. Данчича по восстановлению Донбасса, с 1923 по 1925 год работал в Госплане СССР, а с 1925 года в тресте «Донуголь», который затем часто упоминался на процессе «Промпартии» как один из организаторов вредительства в планировании. На момент процесса он был в тюрьме. Умер в 1934 году.

Другой немаловажной ниточкой стал другой инженер, П. И. Пальчинский, арестованный 21 апреля 1928 года в связи с другими вредительскими делами. Обстоятельства его ареста в литературе и публикациях даются как весьма смутные и непонятные. Его обвиняли в создании «Союза инженерных организаций» (неизменно трактуемого, как никогда не существовавшего) и 22 мая 1929 года его приговорили к расстрелу по обвинению во вредительстве в золото-платиновой промышленности и на железнодорожном транспорте. На момент процесса «Промпартии» он был уже расстрелян. Многие подсудимые на процессе «Промпартии» указывали на Пальчинского как на врага Советской власти, как на сторонника экономического саботажа, иностранной интервенции и главного организатора вредительства. Впрочем, биография Пальчинского не оставляет сомнений в его антисоветских настроениях. Как ни странно, оба процесса связаны между собой и столь известной фигурой, как Е. В. Грум-Гржимайло – известный инженер-металлург. Во время Шахтинского дела, в июне 1928 года, он направил начальнику Главметалла ВСНХ СССР В. И. Межлауку заявление об отставке с поста председателя Научно-технического совета ВСНХ. В нем он выступает против марксизма и считает все обвинения во вредительстве надуманными: «Нашлись продажные души, которые, вводя в заблуждение бывших владельцев промышленных предприятий, нашли способ выманивать у них деньги за якобы вредительство, которое они якобы будут производить, находясь на службе большевиков. Для всякого ясно, что это был неблаговидный прием выманивания чужих денег и только. Настоящее, подлинное вредительство есть легенда, а имел место только шулерский прием. Как отнеслись к этому большевики? Спокойно? Как к простой проделке шулеров? Нет. Они раздули шахтинское дело, сделали из него мнимую угрозу срыва всей промышленности, взяли под подозрение всю интеллигенцию, арестовали множество инженеров, возбуждают серию дел»[18]18
  http://russcience.euro.ru/document/letters/grum.htm


[Закрыть].

Долгое время считалось, что это заявление Грум-Гржимайло является одним из доказательств невиновности осужденных по Шахтинскому делу или указывает на это. Однако есть два интересных момента. Это заявление в том же году было опубликовано в парижском эмигрантском издании «Борьба за Россию» в № 106 за 1928 год. Сам стиль этого заявления позволяет думать, что оно писалось в расчете на публикацию. Когда профессор Н. Ф. Чарновский показывал об обстоятельствах своего вступления во вредительскую организацию, он заявил, что участвовал в собраниях и заседаниях: «Прежде всего в кабинете Хренникова в ВСНХ собирались металлисты, члены президиумов всех наших 3 советов; следовательно, тут были Гартман, и К…, и Милюков; бывали Жданов, Грум-Гржимайло, покойный ныне»[19]19
  Процесс «Промпартии» (25 ноября – 7 декабря 1930 года). Стенограмма судебного процесса и материалы, приобщенные к делу. М.: Советское законодательство, 1931, с. 186.


[Закрыть].

То есть этот известный горный инженер также посещал собрания, на которых принимались решения об организации вредительства в металлургии. Чарновский описывал свое участие в собраниях с мая 1927 года, за год до Шахтинского процесса. Это показание заставляет предположить, что в заявлении Грум-Гржимайло были некие дополнительные мотивы и попытка выгородить подсудимых.

В выступлении на II пленуме Северо-Кавказского комитета ВКП(б), посвященном Шахтинскому делу, ответственный за расследование Е. Г. Евдокимов довольно откровенно поведал, что ОГПУ давно установило контроль агентуры за старыми инженерами и бывшими собственниками, работавшими в советских органах[20]20
  Кислицын С. А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. С. 32.


[Закрыть]. Было установлено, что ряд инженеров поддерживали связи с бывшими владельцами. До лета 1927 года не было тревожащих признаков, и только изменение политической ситуации, разрыв дипломатических отношений с Великобританией и угроза войны заставили ОГПУ действовать. Хотя, конечно, Евдокимов был не вполне прав, признаки антисоветской деятельности отмечались и ранее.

Обычно в литературе все это дается в крайне искаженном виде, мол, в ОГПУ прицепились к мелким недостаткам и раздули из них дело. Однако это заявление Евдокимова позволяет сказать, даже не имея доступа к документам по делу, что главным каналом сбора информации была агентурная сеть ВЧК и ОГПУ, развернутая в Донбассе. Она стала формироваться еще в первые месяцы после освобождения от белогвардейцев и со временем охватила все предприятия и организации угольного бассейна. Это неудивительно, учитывая, что Донбасс имел исключительное положение в хозяйстве.

Евдокимов был хорошо знаком с Донбассом еще с Гражданской войны. С января 1920 года он был заместителем начальника Особого отдела Южного и Юго-Западного фронтов. Здесь же он познакомился со Сталиным, который входил в Советы Южного и Юго-Западного фронтов, а также Украинской трудовой армии, выделенной из Южного фронта на восстановление Донбасса. То есть Евдокимов был вовсе не случайный человек, который что-то там наговаривал на инженеров. Он активно боролся с белогвардейской контрразведкой, на которую работали будущие подсудимые по Шахтинскому делу и которой руководили будущие свидетели на процессе.

Агентура, тонкости работы которой так и остались под завесой секретности, служила главным источником сведений о настроениях и действиях старых инженеров и бывших владельцах шахт, а также была главным консультантом, поскольку среди агентов, безусловно, были горные инженеры, техники, квалифицированные горняки. Очевидно, именно агентура донесла достаточно сведений, чтобы вскрыть вредительство и оформление вредительской организации, а у следствия была лишь задача допросами обвиняемых и показаниями свидетелей это подтвердить. Поскольку ОГПУ было не заинтересовано в каком-либо раскрытии тонкостей агентурной работы, создалось впечатление, что доказательства обвинения получены непонятно каким образом. Из этого уже «разоблачителями» было состряпано убеждение о фальсифицированности процесса.

Между тем Шахтинскому делу предшествовали и другие процессы по шпионажу и вредительству в угольной промышленности. Так, в конце 1923 года ГПУ УССР была раскрыта шпионская деятельность главного инженера Кадиевского управления Гулякова, который действовал под руководством коммерческого советника Консульства Польши в Харькове Ружицкого (бывший совладелец Кадиевских шахт), который поддерживал связи с бывшими владельцами шахт, проживавшими в Польше. Гуляков и еще группа завербованных им инженеров старались не вырабатывать ценные участки угольных пластов, не вывозить запасы и тормозить подготовительные работы. Верховный суд УССР приговорил Гулякова к 10 годам лишения свободы, остальные инженеры получили от 2 до 7 лет лишения свободы[21]21
  Голинков Д. Л. Правда о врагах народа. М.: Алгоритм, 2006, с. 304.


[Закрыть].

Начало процесса «Промпартии» также скрыто секретностью, и даже не очень понятно, с чего оно началось, что послужило толчком для разработки этого дела. Это может быть, с равной вероятностью, как сообщение агентуры или показания Рабиновича, через которого чекисты, очевидно, по линии погрузки угля на железнодорожный транспорт – неотъемлемую часть угольного хозяйства, а также через активную деятельность их обоих в инженерных организациях вышли на Пальчинского. Однако Пальчинский мог быть арестован в порядке тех массовых арестов специалистов, которые проводил Евдокимов, в целях охватить всю вредительскую организацию. Случайный арест – весьма типичная причина провала законспирированных организаций.

От ареста Пальчинского до арестов других членов «Промпартии», которые прошли в два этапа: весной и летом 1930 года, проходит около двух лет. Вероятнее всего, удалось собрать только косвенные сведения об инженерном центре, нуждающиеся в проверке. 12 июня 1929 года арестовали другого активного участника, С. А. Хренникова. Но он умер от приступа стенокардии в тюрьме 25 декабря 1929 года, не дав показаний о существовании «Промпартии», хотя признавал себя организатором вредительства в металлопромышленности. На процессе его не раз упоминали в качестве активного организатора всей деятельности. Только весной – летом 1930 года была арестована целая группа участников «Промпартии». Иными словами, ниточка, которая вела к «Промпартии», была очень тонкой и несколько раз рвалась, и каждый раз с большим трудом находили новый след. Все тонкости этой предварительной следственной работы вряд ли когда-нибудь станут известны.

Все они были под наблюдением агентов ОГПУ, в этом нет никаких сомнений. Их прошлое уже само по себе превращало их в объект неусыпного внимания. Пальчинский был товарищем министра торговли и промышленности Временного правительства, был в августе 1917 года генерал-губернатором Петрограда, был помощником уполномоченного правительства по наведению порядка в столице и руководил обороной Зимнего дворца в октябре 1917 года. Рабинович был председателем правления Донецко-Грушевского общества и шахтовладельцем. Хренников был директором Сормовских заводов с 1914 по 1918 год. Однако они организацию не выдали.

Скорее всего, лишь арест сотрудника Госплана СССР В. А. Ларичева весной 1930 года, показания которого цитировал на XVI съезде ВКП(б) Г. К. Орджоникидзе, позволил полностью раскрыть всю организацию «Промпартии», что привело ее к полному и окончательному крушению.

Стенограмма процесса «Промпартии», полностью опубликованная в 1931 году, позволяет увидеть те скрытые пружины борьбы вокруг планирования и хозяйственной политики, которые действовали в 1925–1930 годах, и понять, на чем строилась и как развивалась позиция вредителей. Подсудимые, помимо моментов, связанных с вредительством и контактами с заграничными эмигрантскими организациями, подробно характеризовали настроения в кругах старого инженерства, их политическую позицию и отношение к хозяйственным и плановым вопросам.

Старое инженерство в поздней литературе часто рисуется сильно идеализированно, с упором на то, что это были высококлассные специалисты, политикой почти не интересующиеся. В этом была серьезная доля истины, поскольку почти все подсудимые по делу «Промпартии» действительно признавали, что были малосведущими в политических вопросах.

Но при этом тщательно обходится вниманием три немаловажных обстоятельства. Первое обстоятельство состояло в том, что старое инженерство было замкнутой корпорацией, не впускавшей в свои ряды чужаков. Второе обстоятельство состояло в том, что до революции крупное инженерство или прямо смыкалось с крупной буржуазией (многие инженеры были одновременно владельцами или акционерами производств), или было с ними тесно связано. Упомянутый уже С. А. Хренников был директором Сормовских заводов и был тесно связан с одним из самых крупных капиталистов в дореволюционной России – А. И. Мещерским. Связи не прервались и после революции. Третье обстоятельство состояло в том, что Пальчинский, Хренников, Рабинович и Федорович, как показывал Рамзин 28 ноября 1930 года, были руководителями инженерного мнения, были создателями крупных инженерных общественных организаций[22]22
  Процесс «Промпартии» (25 ноября – 7 декабря 1930 года). Стенограмма судебного процесса и материалы, приобщенные к делу. С. 154.


[Закрыть].

Если учесть эти три обстоятельства, то «физиономия», как выражался Крыленко, старого инженерства предстает совершенно в другом свете.

К этому можно добавить еще два обстоятельства. Верхушка старого инженерства занимала до революции привилегированное положение, имела крупные состояния: счета в банках, имения, собственные предприятия, акции. К примеру, А. А. Федотов показал, что у него до революции было месячное жалованье в размере 5000 рублей у Морозова и еще 5000 у Бардыгина – крупных фабрикантов, а также он имел имение в Московской губернии стоимостью в 40 тысяч рублей и еще в банке 30–40 тысяч рублей деньгами[23]23
  Процесс «Промпартии» (25 ноября – 7 декабря 1930 года). Стенограмма судебного процесса и материалы, приобщенные к делу. С. 223.


[Закрыть]. Такое огромное жалованье (средняя заработная плата рабочих в Киеве в 1914 году составляла 37 рублей в месяц) вызвало удивление у присутствовавших на процессе. Федотов в месяц зарабатывал в 270 раз больше средней рабочей зарплаты.

После революции они всего этого лишились. В силу этого обстоятельства они не могли хорошо относиться к Советской власти. Наконец, среди инженеров Пальчинский обладал политическим опытом: участвовал в революции 1905 года, долго жил в эмиграции в Италии, а после возвращения в Россию в 1913 году был организатором синдиката «Продуголь» и акционером сразу нескольких обществ. Во время войны он был активным участником центрального Военно-Промышленного комитета. Пик его политической и государственной деятельности приходится на 1917 год. Он был наиболее подкованным в политических вопросах среди всего старого инженерства, что и позволило ему обрести на них огромное влияние.

Если не впадать в идеализацию старого инженерства, то нужно признать, что Пальчинский, Хренников, Рабинович и другие из их числа неизбежно должны были заниматься антисоветской деятельностью, поскольку имели сильные стимулы к этому. Остальных инженеров они использовали в качестве исполнителей своих замыслов, лишь постепенно посвящая их в свои замыслы.

Скажем, Л. К. Рамзин показывал, что его склонили к вредительству не сразу и только в начале 1927 года. Сначала, когда он стоял на советской платформе, старое инженерство организовало враждебное к нему отношение и даже травлю. Но впоследствии его убедили в неизбежности краха советской политики: «В этом разговоре Пальчинский и Рабинович весьма усиленно убеждали меня в том, что экономический крах советской политики совершенно неизбежен, ссылаясь на имена целого ряда руководящих инженеров…» – рассказывал Рамзин о своем разговоре в начале 1927 года[24]24
  Процесс «Промпартии» (25 ноября – 7 декабря 1930 года). Стенограмма судебного процесса и материалы, приобщенные к делу. С. 154.


[Закрыть].

Один из прокуроров, В. Фридберг, задал Рамзину уточняющий вопрос: «Фридберг. И на какой почве вы сошлись окончательно?

Рамзин. В основной оценке политики советской власти в начале 1927 года, то есть оценке этой политики, как гибельной для страны и неизбежно ведущей к катастрофе или кризису народного хозяйства. И второй практический вывод, который делался, что необходимо с этой политикой так или иначе бороться»[25]25
  Процесс «Промпартии» (25 ноября – 7 декабря 1930 года). Стенограмма судебного процесса и материалы, приобщенные к делу. С. 158.


[Закрыть].

Пальчинский, Рабинович и Хренников также использовали для вербовки сторонников общие настроения в кругах старого инженерства, их корпоративную замкнутость и вырастающую из этого убежденность в их исключительной роли.

Рамзин показывал, что Пальчинский усиленно продвигал эту идею инженерной исключительности: «Руководящую роль в управлении страной, в управлении народным хозяйством должна принадлежать инженерству»[26]26
  Процесс «Промпартии» (25 ноября – 7 декабря 1930 года). Стенограмма судебного процесса и материалы, приобщенные к делу. С. 54.


[Закрыть]. Кроме того, и сами инженеры, и сам Рамзин были готовы к восприятию этой идеи. По словам Рамзина, огромную роль в этом сыграла книга Карла Баллода. Помимо того, что она стала одним из источников развития советского планирования, она еще вдохновляла инженерство на притязания на особую роль. «Суть сводилась к рациональному использованию всех сил народного хозяйства путем рационального подхода к построению жизни, что возможно осуществлять только при наличии соответствующих инженерно-технических знаний и подготовки. Основной вывод, который можно было сделать из этой книжки, сводился к тому, что управлять могут только техники и инженеры», – показывал Рамзин, отводя Баллоду роль ведущего теоретика[27]27
  Процесс «Промпартии» (25 ноября – 7 декабря 1930 года). Стенограмма судебного процесса и материалы, приобщенные к делу. С. 159.


[Закрыть].

Слабость политического мировоззрения старого инженерства существенно облегчила работу Пальчинскому. Пожалуй, с Рамзиным они возились дольше всего в силу принятия им советской платформы и идеи теплофикации. Другие старые инженеры, в силу их примыкания к идеям меньшевиков, эсеров и даже кадетов, вербовались еще легче, в силу их активного неприятия советского строя, о чем они откровенно заявляли в суде.

Группа из Пальчинского, Хренникова и Рабиновича сложилась очень быстро за счет того, что они явно друг друга хорошо знали и у них были общие интересы. Как уже говорилось, все они очень много потеряли во время революции. Постепенно они обросли сторонниками и помощниками.