Текст книги "Путин, учись у Сталина! Как спасти Россию"

От автора

Прошло уже несколько лет с того момента, когда говорить и писать о сталинском периоде истории СССР стало возможно без обязательного «разоблачительного» пафоса. За это время вышло немало работ, посвященных тем или иным сторонам сталинского опыта, в том числе и мои книги по истории сталинской индустриализации. Серьезно меняется отношение общества к этой теме. Если раньше почти безраздельно господствовало огульное осуждение Сталина, то теперь все большее место занимает интерес к этой сложной и непростой эпохе, желание разобраться в деталях, исследовать ее поглубже. По результатам многочисленных споров в блогах вокруг истории сталинского периода можно судить, что позиция тех, кто глубоко изучает этот период, гораздо сильнее, чем «разоблачителей», и им удается одерживать победы практически во всех спорах.

Конечно, сыграла свою роль и общая обстановка в стране. Политика модернизации, объявленная Президентом России Дмитрием Медведевым, возбудила интерес к прошлым примерам модернизации, в том числе и к сталинской политике, которая глубоко и основательно изменила облик страны, вывела ее на позиции второй индустриальной и военной державы в мире до войны, а после войны – на первые позиции по очень многим показателям. При этом бросалась в глаза малопродуктивность современных попыток модернизации и большая эффективность сталинской модернизационной политики. Разница была столь значительной, что даже обычные «разоблачительские» рассуждения о «цене» не могли тут ничего сделать. Неудивительно, что интерес к сталинской эпохе от этого только вырос.

Тем не менее наше знание о сталинской эпохе еще очень далеко от хорошего уровня. Мы по-прежнему имеем весьма слабое представление о таких ключевых сферах, как экономическое развитие, хозяйственное планирование, развитие армии и военной промышленности, национальная политика, очень много белых пятен и неясных мест в истории сталинской чистки кадров. В этом все было вовсе не так просто, как может показаться на первый взгляд. Кроме того, мы еще не научились видеть связи между разными сферами сталинской политики. Это обстоятельство заставляет продолжать работу по изучению сталинской эпохи, выпускать все новые и новые работы.

Это вовсе не праздное любопытство, а очень важный для нашего общества вопрос. Сталин сформировал основы Советского Союза – одного из наиболее сильных и влиятельных государств в ХХ веке. России, конечно, сейчас далеко до советского уровня. Если мы не разберемся в том, как это Сталину удалось сделать, если мы не изучим сталинские уроки решения важнейших и сложных вопросов, то нам нельзя рассчитывать на возвращение своего прежнего влияния и прежней силы.

Сталин нам преподал много уроков, и в этой книге будет акцентировано внимание на трех: уроке чистки кадров, уроке использования благоприятных обстоятельств и уроке сталинской национальной политики. Эти события занимали центральное место в развитии СССР в 1930-х годах и в огромной степени повлияли на ход и исход Великой Отечественной войны. Потому им нужно посвятить отдельное внимание и попытаться научиться на примере этих сталинских уроков.

Часть первая
Уроки прополки кадров

Вступление

Сталинские репрессии – одна из наиболее горячих исторических тем, до сих пор вот уже более двадцати лет вызывающая острые общественные дискуссии. Литература по репрессиям стала огромной и необозримой, в ней защищаются противоположные точки зрения. Крайние противники утверждают, что якобы истреблялись совершенно ни в чем не виновные люди, «ленинская гвардия». Крайние сторонники утверждают, что репрессии были абсолютно необходимы, и некоторые даже высказывают сожаление, что Сталин допускал чрезмерную мягкость по отношению к государственным преступникам.

В этой дискуссии редко высказывалась сдержанная позиция, основанная на анализе исторических материалов и документов, на детальном разборе конкретных случаев, учитывающая общий контекст непростой сталинской эпохи. Частично это имеет объективные причины – исследовать репрессии трудно в силу закрытости архивов и трудного доступа к следственным делам. Сплошь и рядом трудно установить, в чем конкретно обвинялся тот или иной репрессированный и почему он попал под «карающий меч революции». Но частично это имеет и субъективные причины – нежелание докапываться до подоплеки событий, принимать во внимание логику мышления руководства того времени, которая существенно отличалась от привычной нам логики. У целого ряда исследователей есть и свои личные причины: кто-то старается выгораживать своих репрессированных родственников, а кто-то старается оправдать или огульно осудить все без исключения репрессии в силу своих политических симпатий и антипатий. Все это ведет к тому, что мы до сих пор слабовато знаем эту тему и плохо понимаем внутреннюю логику сталинского метода чистки кадров.

Сначала стоит высказать несколько общих соображений насчет условий, в которых все это происходило. Их забывать и игнорировать нельзя.

Во-первых, 1930-е годы были очень непростым временем, которое справедливо называют межвоенным. В том, что будет Вторая мировая война, мало кто сомневался. Многие прозорливые и осведомленные политики были уверены в неизбежности новой большой войны еще в начале 1920-х годов, сразу после Версальского мира, поставившего Германию в униженное положение и вовсе не разрешившего все те причины, которые привели к Первой мировой войне. Советское руководство также было уверено в неизбежности войны, и, в частности, на XV съезде ВКП(б) в 1927 году К. Е. Ворошилов говорил, что считает нападение на СССР неизбежным. В 1930-х годах эти противоречия только усиливались, в Германии и Польше открыто поговаривали о необходимости передела колоний, территориальных захватов и соответственно вели политику подготовки к этому миропеределу, вели политику вооружения. Гитлер вскоре после прихода к власти поставил цель ремилитаризации Германии и подготовки войны в Европе, в том числе и против СССР. Все это было хорошо известно советскому руководству и влияло на политику чистки кадров от ненадежных людей, являвшихся или могущих стать агентами иностранных агрессоров. Наконец, в 1931 году война началась на Востоке, в Китае, и СССР оказался под угрозой нападения со стороны Японии, рассматривавшей возможность захвата Дальнего Востока, и было даже несколько столкновений с японскими войсками на КВЖД и на озере Хасан.

Кроме того, появление СССР – большевистской страны, ставящей цель мировой революции, породило в европейских странах сильнейшие антибольшевистские настроения, и многие влиятельные политики всерьез собирались покончить с большевиками силовыми методами, то есть нападением и войной. Соответственно рядом стран: Великобританией, Францией, Польшей – велась активная подготовка к этой войне против СССР, включая, конечно, шпионаж с неизбежной вербовкой агентов на советской территории.

Это было время, наполненное ожиданием и подготовкой к неизбежной войне, что включало в себя чистки и репрессии, которые проводились, конечно, не только в СССР.

Во-вторых, в те годы в числе советского руководства разного уровня хватало случайных людей, попавших на руководящие посты в годы Гражданской войны или сразу после нее, когда большевики пользовались услугами самых разных людей, в том числе и тех, чья политическая лояльность была под серьезным вопросом. Надо было воевать, надо было восстанавливать хозяйство, и потому ценен был каждый, кто обладал соответствующими знаниями и навыками. Хрестоматийный пример – длительное время одним из ведущих экспертов по хозяйственным вопросам был П. И. Пальчинский, который по всем меркам был стопроцентным «контрой» – один из наиболее активных членов Временного правительства, генерал-губернатор Петрограда, потом в октябре 1917 года был помощником уполномоченного по наведению порядка в столице и руководил обороной Зимнего дворца во время его знаменитого, исторического штурма. Трудно поверить, что такой человек был привлечен к советской хозяйственной работе. Но факт неоспорим, сохранилась даже записка председателя Госплана РСФСР Г. М. Кржижановского от 16 января 1922 года в Московский ревтрибунал, в которой он просил на несколько часов освободить постоянного консультанта Госплана (!) для доклада о восстановлении черной металлургии.

И таких людей было очень много, поскольку без их услуг было практически невозможно восстановить и укрепить сильно ослабленную Гражданской войной страну. Чистка этих попутчиков была лишь вопросом времени и обстоятельств, и она реально началась в 1930-е годы, когда их стали заменять новые руководители, выдвинутые партией, обученные и накопившие опыт.

В-третьих, почему-то мало кто теперь вспоминает, что на советскую службу пошло множество «бывших», в том числе и из числа бывших врагов, получивших в ноябре 1921 года амнистию. На советской военной службе были такие знаменитости, как генерал А. А. Брусилов, который с 1920 года занимал высокие посты в РККА. С мая 1920 года он возглавлял Особое совещание при главнокомандующем РККА, с 1923 года состоял при Реввоенсовете для особо важных поручений, а потом был инспектором кавалерии – в то время основной ударной силы РККА. Брусилов умер 17 марта 1926 года от воспаления легких в возрасте 72 лет и был похоронен с воинскими почестями. С 1922 года на советской военной службе был и генерал Я. А. Слащев – командующий белыми войсками в Крыму, главный противник М. В. Фрунзе. После амнистии он вернулся в СССР и преподавал тактику на курсах «Выстрел», написал и издал ряд работ. Слащев был убит 11 января 1929 года Л. Л. Кольбергом, который заявил, что отомстил за казнь брата по приказу Слащева.

Был и еще более интересный пример – генерал А. А. Игнатьев, который в годы Первой мировой войны был военным агентом во Франции и представителем при Генеральном штабе Франции. В 1925 году он передал советскому правительству 225 млн рублей, которые были выделены в годы войны на приобретение оружия. Игнатьев долгое время работал в советском торгпредстве во Франции и вернулся в СССР в 1937 году. Казалось бы, он должен был быть немедленно репрессирован. «Бывший» долго жил за границей, имел многочисленные связи с французскими военными кругами. Однако 25 октября 1937 года он получил звание комбрига и был назначен инспектором, а потом и старшим инспектором по иностранным языкам Управления военно-учебных заведений РККА, что неудивительно, учитывая его блестящее владение французским языком. Генерал Игнатьев вышел в отставку в 1947 году в звании генерал-лейтенанта и умер в 1954 году.

Подобных примеров можно приводить во множестве, которые показывают, что вовсе не все «бывшие» подвергались репрессиям и преследованиям. Это доказывает, что репрессии все же имели под собой веские основания и угодившие под «карающий меч революции» были наказаны за совершенно конкретные преступления.

В-четвертых, на практику чистки кадров оказывал влияние и тот факт, что практически все советское руководство лично участвовало в Гражданской войне. Эта братоубийственная война отличалась большой ожесточенностью. В ней уже широко применялись все современные на то время средства уничтожения, но война еще не стала дистанционной. В боях красные и белые войска часто ходили в штыковые и сабельные атаки, бойцы рубили и кололи врагов, стреляли в упор. Не говоря уже о зверствах красной чрезвычайки и белой контрразведки, зверской борьбе с партизанами по обеим сторонам линии фронта, политических репрессиях и бандитизме. Все это, конечно, влияло на психику людей самым негативным образом. В 1930-х годах для огромной массы людей военный, фронтовой опыт был живым опытом, живыми воспоминаниями, «героическим прошлым», которое, конечно, переносилось и на мирную жизнь, смешиваясь с ожиданием и подготовкой к неизбежной войне. Кроме того, вплоть до конца 1930-х годов советское общество было вполне официально поделено на победителей и побежденных, и победители не считали нужным ограничивать свои права.

Человек, в недавнем для него прошлом разваливавший врагов пополам шашкой, наматывавший вражеские кишки на свой штык, слышавший предсмертный мат, крики и стоны гибнущих людей, безусловно, был склонен к насилию и не был готов к увещеваниям и терпеливому убеждению. В глазах таких людей любой сомневающийся и колеблющийся был, конечно, врагом, которого нужно просто уничтожить. Эта психологическая атмосфера 1930-х годов, этот феноменальный уровень готовности к насилию внесли свой немалый вклад в жестокость репрессий. Игнорировать этот факт мы не имеем права.

Так что нужно сказать: в чистке кадров и репрессиях все было вовсе не так просто, как любят теперь рисовать ярые противники и сторонники. Все было намного сложнее, и, чтобы понять и усвоить уроки сталинской прополки кадров, мы должны все это принимать во внимание. В противном случае можно очень сильно ошибиться.

Глава 1
Заговор инженеров

Осенью 1930 года была разоблачена большая группа вредителей в Госплане СССР из числа буржуазных экономистов, занимавшихся составлением важнейших народно-хозяйственных планов, в том числе и плана первой пятилетки. Оказалось, что очень многие недостатки планирования и хозяйственные трудности, которые СССР испытывал в конце 1920-х годов, например катастрофическая нехватка металла, измерявшаяся миллионами пудов, были вызваны вовсе не объективными трудностями и слабостями кадров, а вполне сознательным и организованным вредительством, направленным на срыв социалистического строительства.

В конце 1980-х и в начале 1990-х годов громогласно утверждалось, что эти процессы по Шахтинскому делу и по делу «Промпартии» якобы были сфальсифицированы и якобы никаких оснований под обвинениями не было. Однако изучение публикаций того времени показывает, что это явно не так. Плановики-коммунисты в Госплане узнали о результатах расследования дела «Промпартии» еще до процесса, начавшегося 25 ноября 1930 года. Уже в октябрьско-ноябрьском номере журнала «Плановое хозяйство» за 1930 год вышли статьи Кржижановского, Вайсберга, Рагольского, Ханковского, в которых они признавали и комментировали факты вредительства в планировании. Свидетельства Г. М. Кржижановского и Р. Е. Вайсберга в этом отношении очень ценны, поскольку они много лет работали в планировании, работали бок о бок с обвиняемыми по делу «Промпартии» и хорошо их знали в течение многих лет, и их обмануть было невозможно, поскольку они детально знали всю подоплеку принятия плановых решений, за исключением только самого факта заговора и организованного вредительства. Тот факт, что они признали эти обвинения в адрес своих бывших коллег, говорит о том, что доказательства были действительно вескими и убедительными.

Вначале стоит немного затронуть предшествующее процессу «Промпартии» Шахтинское дело. В подавляющем большинстве публикаций оба процесса связываются между собой в таком ключе, что Шахтинский процесс был предшественником и в известной степени причиной для дела «Промпартии». Делается это, разумеется, не просто так. По Шахтинскому делу осталось немало вопросов и неясных мест, причем сомнения в доброкачественности следствия возникали, как можно судить из опубликованных документов, даже у высшего партийного руководства в момент проведения этого процесса. Последующие попытки пересмотра материалов дела и постановление Генеральной прокуратуры РФ в декабре 2000 года о реабилитации осужденных по этому процессу только усилили эти сомнения.

Связь процесса «Промпартии» с Шахтинским делом бросает тень сомнения и на второй процесс, хотя процесс «Промпартии» никем не оспаривался и не пересматривался, а подсудимые по нему так и не были реабилитированы. Нередко проводится такая мысль, что если Шахтинское дело «было сфальсифицировано», то и процесс «Промпартии» тоже «был сфальсифицирован» и якобы по-другому быть не могло. Однако стоит только обратиться даже к имеющимся открытым публикациям, как становится ясно, что все было намного сложнее и интереснее.

Шахтинское дело, или дело «Об экономической контрреволюции в Донбассе», слушалось в Москве с 18 мая по 5 июля 1928 года. Перед судом предстали 53 подсудимых: инженеров и техников с ряда шахт и нескольких рудоуправлений в Донбассе, которых обвиняли в экономической контрреволюции, шпионаже и подготовке свержения Советской власти.

В силу того, что подсудимых было много, заслушивание их показаний заняло 41 день. Материалы дела были очень обширны, одно только обвинительное заключение имело объем в 15 печатных листов. Это обстоятельство привело к тому, что материалы процесса в полном виде никогда не издавались. В известной книге «Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы» обвинительное заключение было приведено в сокращении, и были даны лишь некоторые выступления на процессе (в частности, речь общественного обвинителя Г. Ф. Гринько – представителя Госплана СССР). Так что исследователи судят по процессу по очень выборочным и неполным данным.

Публикация в двух томах материалов Шахтинского дела, вышедшая в издательстве «Росспэн» в 2010 году, также оказалась неполной и выборочной, к тому же очевидно, что выборка документов была тенденциозной, призванной «доказать», что процесс якобы был полностью сфальсифицирован. В отличие от Шахтинского дела стенограмма процесса «Промпартии» была опубликована в полном виде уже в 1931 году и доступна исследователям. Видимо, по этой причине «разоблачать» процесс «Промпартии» было намного труднее.

Рассматривая литературу по Шахтинскому делу как вышедшую сразу после процесса, так и позднесоветскую и российскую, нетрудно увидеть коренное различие между разными публикациями. В поздней литературе почти не упоминаются многие существенные факты, которые подробно описывались в ранней литературе. Это явный признак недобросовестности и тенденциозности исследователей, стремившихся подогнать факты под теорию о полной фальсификации процесса. Эти моменты мы рассмотрим более подробно, чтобы проследить эту тенденциозность.

В большинстве поздних обзоров не упоминается состав статей Уголовного кодекса РСФСР, по которым были осуждены подсудимые. «Разоблачители» старались скрыть даже намеки на формулировку обвинений, чтобы проще было «разоблачать» и «ниспровергать». Между тем в большой статье А. Я. Вышинского дается полный перечень статей.

Во-первых, это статья 58—7 УК РСФСР – экономическая контрреволюция. Обвинение было выдвинуто сразу по двум частям этой статьи. Вторая часть ст. 58—7 УК РСФСР «такое использование государственных учреждений и предприятий или противодействие их деятельности, которое совершается в интересах бывших собственников или заинтересованных капиталистических организаций»[1]1
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы. М.: Юридическое издательство НКЮ РСФСР, 1928. С. 21.


[Закрыть]. По этой части статьи было выдвинуто основное обвинение в контрреволюционной деятельности с 1920–1921 по 1926–1927 годы, когда осужденные работали в интересах бывших владельцев шахт в Донбассе и имели с ними прямые сношения. Но в 1926–1927 годах деятельность вредителей трансформировалась во вредительство с целью свержения Советской власти, то есть подпадала под первую часть статьи 58—7 УК РСФСР. Вышинский специально отметил эту трансформацию.

Во-вторых, статья 58–11 УК РСФСР – создание контрреволюционной организации.

В-третьих, статья 58—6 УК РСФСР – шпионаж.

В-четвертых, статья 58—3 УК РСФСР – сношения с контрреволюционными целями с иностранными государствами[2]2
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы. С. 36.


[Закрыть]. Вышинский уточняет, что с 1925 года деятельность ряда осужденных подпадала и под эти статьи.

Иными словами, обвинение во вредительстве на этом процессе было далеко не единственным обвинением. Здесь целый букет преступлений.

Однако наиболее интересные факты состоят в другом. В поздних обзорах тщательно затушевывались многие немаловажные обстоятельства этого процесса, что создавало превратное впечатление о сути обвинений и о ходе процесса.

В Шахтинском деле большое внимание было обращено на то, чем занимались осужденные инженеры в годы Гражданской войны. Только С. А. Кислицын пишет об этом очень кратко: «Дело в том, что Бабенко, а также частично Березовский и Самойлов в период гражданской войны были замешаны в выдаче белогвардейской контрразведке рабочих, участвовавших в красных партизанских отрядах»[3]3
  Кислицын С. А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. Ростов-на-Дону: НМЦ «Логос», 1993. С. 68.


[Закрыть].

Можно понять, что эта связь инженеров с белогвардейской контрразведкой была слабой и эпизодической. Только вот в обвинительном заключении говорится совсем другое: инженеры активно сотрудничали с белогвардейской контрразведкой. В суд были приглашены свидетели: бывший начальник Шахтинской контрразведки Павел Прудентов, сотрудник контрразведки Константин Клатько и другие бывшие сотрудники. Любопытный момент, отмечающий еще и то, что бывших белых контрразведчиков не трогали и врагами их уже не считали.

Клатько на суде показал: «Припоминаю, что контрразведку посещали и были связаны с ней специалисты с рудника Петропавловского – механик-инженер Абрам Борисович Башкин, техник Калганов Николай Ефимович и инженер Николай Николаевич Березовский. Все эти лица были связаны лично с головкой контрразведки ротмистром Прудентовым и его помощниками Филатовым и Монастырским»[4]4
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы. С. 106.


[Закрыть].

Подобных свидетельств было несколько, и все они говорили, что осужденные инженеры часто посещали контрразведку и посещали Прудентова. В результате этих посещений на шахтах развернулся масштабный террор против шахтеров. Тот же Клатько показал: «Всего примерно шахтинской контрразведкой было расстреляно 3–4 тысячи рабочих. Эти рабочие были выданы контрразведке, главным образом, инженерами и техниками, обвиняемыми сейчас во вредительстве»[5]5
  Сергеев Б., Плесков В. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. М.: Крестьянская газета, 1928, с. 14.


[Закрыть].

Бывшие сотрудники контрразведки рассказали, что шахтеров арестовывали и расстреливали за большевистские листовки, за разговоры против белогвардейцев, за хранение винтовок, просто по подозрениям, в основном по доносам инженеров. Свидетели также перечислили места расстрелов и примерное число расстрелянных в каждом месте. Иными словами, осужденные инженеры самым активным образом участвовали в белом терроре против шахтеров.

Свидетели от рабочих говорили то же самое. Например, рабочий Григорий Доровский показал: «Каждый раз, приходя на работу, я видел, как пленные красноармейцы, голые и босые, зимой на морозе гоняют вагонетки, а Березовский избивает то одного, то другого красноармейца. Эту картину я видел ежедневно»[6]6
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). С. 107.


[Закрыть]. Это очень интересные показания, поскольку больше нигде не упоминается труд пленных красноармейцев на донецких шахтах во время белогвардейской оккупации. Кроме того, рабочие рассказывали, что инженеры и техники, которые плохо относились к рабочим и до революции, часто били их, при белых стали избивать рабочих чаще и сильнее, чем раньше.

Активное участие в белом терроре, издевательства над пленными красноармейцами и рабочими уже само по себе было составом преступления, но на Шахтинском процессе оно было одним из обоснований обвинения в контрреволюционной деятельности. Было очевидно, что контрреволюционная и вредительская деятельность была прямым продолжением их активной борьбы против Советской власти во время Гражданской войны. Тем более что в 1928 году события Гражданской войны были еще в живой памяти. Если этот факт принять во внимание, то становится понятно, что поздние исследователи просто фальсифицировали и искажали факты об этом процессе.

Далее, во время съезда горнопромышленников Юга России в Ростове в 1919 году, на котором присутствовали многие из осужденных инженеров и техников, и это подтверждалось многочисленными показаниями, было принято решение, что им нужно было вернуться на свои шахты и вести подрывную работу, не давая развивать добычу угля, с тем чтобы сохранить шахты в максимально более нетронутом виде к возвращению прежних хозяев. Инженер Сущевский, например, говорил в суде, что ему за это был обещан пост директора акционерного общества. И действительно, в Донецко-Грушевском рудоуправлении – одном из наиболее важных по добыче угля в Донбассе, уже при Советской власти работал полный состав старых инженеров, связанных между собой родством, а также 3 из 7 бывших акционеров[7]7
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). С. 105.


[Закрыть]. То есть техническое управление оказалось полностью в руках старых владельцев и инженеров. В том же Донецко-Грушевском управлении заведующие всеми пятью шахтами были контрреволюционерами, а также два главных механика и заместитель начальника горного надзора[8]8
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). С. 32.


[Закрыть]. У них была полная возможность проводить такую политику, которая им была нужна. Донецкий уголь был главным источником топлива для промышленности и транспорта, и потому бывшие владельцы и инженеры получили возможность для осуществления экономических диверсий.

Трест «Донуголь» также был захвачен контрреволюционерами. Директорат треста был сплошь из них, осужденные инженеры руководили управлением нового строительства, иностранным отделом и отделом механизации. В их числе был и главный технический директор треста Н. П. Бояршинов, который на суде признал себя частично виновным, но утверждал, что он не мог порвать с вредительством.

Нехватка инженерных и технических кадров в сочетании с крайней необходимостью быстрейшего восстановления Донбасса вынуждала пойти на такие крайние шаги, как привлечение к работе бывших инженеров и владельцев шахт, невзирая на их контрреволюционную и антисоветскую позицию.

Надо отметить, что подобная вредительская деятельность в Донбассе была в огромной степени облегчена колоссальными разрушениями хозяйства, отсутствием самого необходимого оборудования, низкой квалификацией шахтеров из крестьян и мобилизованных трудармейцев, восстанавливающих Донбасс. Положение было очень тяжелым, нехватка угля крайне негативно отражалась на всем хозяйстве и процессе его восстановления. Так что достаточно было совсем небольших действий, чтобы усугубить последствия этого разрушения. В суде упоминался факт умышленного затопления шахты бывшей Ново-Азовской компании в Донецко-Грушевском рудоуправлении, хотя горный техник С. А. Бабенко, затопивший шахту, заявил, что она на тот момент была на ходу и добыча угля была выгодной[9]9
  Сергеев Б., Плесков В. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. С. 17.


[Закрыть]. Тем более что в 1921 году даже высшее хозяйственное руководство поддерживало идею затопления ряда шахт в Донбассе, чтобы быстрее восстановить наиболее продуктивные шахты, и вообще больше рассчитывало на нефть в борьбе с острейшим топливным кризисом. Так что ничего удивительного, что тогда это вредительство попросту не было замечено. Поразительно, но С. А. Кислицын в 1993 году утверждал, что единственное обвинение к Бабенко якобы было только плохое отношение к рабочим.

Сильнейшие разрушения в Донбассе, острая нехватка угля в республике и возврат бывшими инженерами и владельцами шахт своих прежних позиций объективно создавали им все условия для вредительства. Им не нужно было в тот момент что-то активно делать – достаточно было только сорвать добычу. Например, Н. Е. Калганов говорил, что ему удалось задержать выемку угля по трем участкам на 12–13 млн. пудов угля в год[10]10
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы. С. 117.


[Закрыть]. В условиях острейшего топливного дефицита, который был в начале 1920-х годов, эта задержка вносила существенный вклад в расстройство хозяйства.

Другим способом расстройства угольного хозяйства была умышленно плохая сортировка угля. Инженер шахты «Октябрьская революция» В. Н. Самойлов (бывший владелец этой же шахты до революции) показал: «В результате уголь или обесценивался, или своевременно не пересортировывался, убытки от этого получались весьма значительные. Это имело место в течение всех семи лет моей службы, делал я это сознательно, моими соучастниками в этом деле были Чернокнижников и Андреев; они в этом содействовали мне сознательно»[11]11
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы. С. 118.


[Закрыть]. Достаточно было установить оборудование по сортировке угля заведомо меньшей мощности, чем добыча шахты, а также время от времени выводить ее из строя. Это можно было списать на неполадки и технические трудности, к тому же, как неоднократно отмечалось в суде, осужденные всеми силами старались увольнять и отстранять от работы всех, кто замечал умысел и критиковал их действия.

Наконец, они широко использовали строительство мелких шахт, начавшееся в 1925 году, для подрыва развития угледобычи. Мелкие шахты, как менее капиталоемкие, тогда рассматривались как временное средство для поднятия добычи угля, пока не будут построены и оборудованы крупные и производительные шахты. Но управление нового строительства и инженеры умышленно закладывали шахты в неудобных местах, без тщательной предварительной разведки. Отмечались случаи, когда шахты приходилось закрывать через полтора-два года после постройки из-за трудности и нерентабельности добычи угля.

Но наиболее характерный пример – это строительство шахты № 10 Щербиновского рудника. Свидетель – десятник шахты № 9 Андрей Чернышенко показал, что инженер Д. М. Сущевский заложил шахту в том месте, где были старые выработки, затопленные в 1918 году. Причем имелись чертежи этих выработок. Прокладка в таких условиях неизбежно должна была привести к затоплению новой шахты: «Проходить шахту № 10 в этом месте ни в коем случае нельзя было, так как ее затопит водой из старых выработок, на которые неминуемо должны были натолкнуться при проходке этой шахты, что впоследствии и подтвердилось», – подчеркнул десятник в своих показаниях суду[12]12
  Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы. С. 122.


[Закрыть]. На это обстоятельство не раз указывали старые рабочие на собраниях, но все возражения были отвергнуты. Новая шахта дошла до 55 метров, наткнулась на старую выработку и была затоплена.

И в этом случае С. А. Кислицын пишет об этом как о малозначимом факте: «В Щербиновском рудоуправлении также были обнаружены вредители, ведшие практически аналогичную работу. В 1925 году закладывается ряд мелких шахт, соседство которых со старыми разработками могло привести к авариям. Что и произошло на практике – вода затопила пять шахт»[13]13
  Кислицын С. А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. С. 74.


[Закрыть]. Мол, подумаешь, затопило пять шахт. Однако это было именно сознательное вредительство, поскольку Сущевский знал об этих старых выработках и его предупреждали об опасности закладки новой шахты. Причем это делалось им неоднократно.

На суде было оглашено немало сведений, подтверждающих факты вредительства и контрреволюционной деятельности, и в особенности подробно рассматривались отношения осужденных с бывшими владельцами шахт, в особенности с Дворжанчиком, который после революции жил в Польше и был главой Польского объединения бывших директоров и владельцев горнопромышленных предприятий в Варшаве. Сама по себе связь с Польшей была в то время очень серьезным компрометирующим обстоятельством, поскольку в ходе Гражданской войны Польша оккупировала часть Украины и Белоруссии. Более того, в Польше велась активная антисоветская политика, и между Францией и Польшей был договор о развертывании армии против СССР. Польша вплоть до начала Второй мировой войны рассматривалась в качестве наиболее вероятного противника. Между тем осужденные инженеры получали от Дворжанчика деньги, инструкции и пересылали ему разнообразную информацию о состоянии добычи угля в Донбассе. С 1925 года сведения о работе шахт пересылались также во Францию для официальных органов, то есть для разведки. Все это послужило основанием для выдвижения обвинения в шпионаже.