Текст книги "Штурм бункера"

8

– Улле, веди группу. Медленно, не торопясь. Вышибала, рядом с Улле, металлоискатель включен, режим «all metal».

Иногда ловушки бывают еще до входа в бункер. А иногда – мины.

Группа двинулась к ближайшему склону, отвесному, скалистому. По прямой – всего-то с полсотни ярдов, четко вывел Улле, молодец, старина. Так. Легкий подъем.

Что-то не так. Что-то не так!

– Стоять всем!

Крис еще не понял, на какую угрозу сработала чуйка, он еще не готов был объяснить людям, зачем остановил их, но чуйке лучше верить. Потроха иногда соображают лучше мозгов.

И тут начинает пикать металлоискатель этой стервы. Что?

– Что у тебя на экране?

– Черный металл. Много, Призрак. Потянет на килограмм и на самой поверхности… О, я вижу бугорок.

– Трак, со мной, на три шага впереди, остальным стоять.

Подошли.

– Вон там, Призрак.

– Я вижу. Трак, обдув.

– Принято.

Крис присмотрелся. Станина от старого детектора пустот с ручкой и держателем прибора. Ржавь.

Только тут он понял, что не так. Светлое пятно на фоне темных пород склона. Точно перед группой. И Улле ведет их прямиком к этому пятну. В самый раз. Собственно, уже подвел.

– Вышибала, вперед, отсюда до стены.

Она проработала оставшиеся полторы дюжины ярдов со всей тщательностью. Даром, что стерва, а старается.

– Ничего, Призрак.

Он подошел сам. Присмотрелся.

– Трак, обдув здесь и вот здесь.

– Принято.

Когда пыль улеглась, Крис убедился, что подозрения его – по делу.

– Улле, старый сморчок, куда ты нас привел? Тут был кто-то до нас, и приходили они за тем же, за чем и мы. Какого беса?

Проводник ответил неожиданно спокойно:

– Да, босс. Тут были, правда, очень давно, двадцать семь лет назад. И мы идем по их следам…

– Яснее!

– …потому что они нам тут оставили дверку…

9

Чудесная моя, восхитительная, великолепная, совершенная Су!

Ты моя последняя серьезная ставка в этой жизни. Если с тобой сорвется, я уже больше ни на что великое ставить не буду. Мне останется ставить на маленькое. На грошовое марсианское пиво из концентрата. На грошовый, но верный заработок. На сублимированное мясо. На сублимированных баб. На соленые орешки. И еще на пластиковый сыр. Тот сыр, который мне по карману, имеет вкус отличного пластика. Вроде иногда даже краска на зубах остается. И сдохну я один, потому что никого заводить не хочу. После тебя – никто, никогда. Ты моя единственная. Ты та самая. Мне тебя Бог привел. Если я тебя упущу, то отправлюсь к Нему в одиночестве. И Он спросит: старый гоблин, что же ты продул самую большую игру в твоей жизни? Я тебе сдал отличную карту, а ты дал слабину, Седой Петух. А мне разве только извиняться останется, мол, дурак, грешен. Мол, можно всё-таки не в ад? Уж не знаю, Су, что Он мне ответит. Но сейчас я пока еще могу…

– …Улле, веди группу…

…я пока еще могу, Су, выиграть тебя, выиграть навсегда. Быть с тобой, жить тобой, вдыхать запах твоих волос, соприкасаться локтями и пальцами, шагая бок-о-бок, видеть, как ты дышишь поутру, когда я уже проснулся, а ты еще нет. Смотреть на тебя вдоволь, сколько захочу. У меня нет смысла жить, кроме тебя, я без тебя неполон. Я без тебя инвалид, Су, чтоб ты знала.

…Чуть правее. Слева… похоже на зыбучие пески. Сеть его знает, так оно или нет, но лучше чуть правее…

Настоящая любовь, моя живая драгоценность, это жизнь на берегу океана: ветер доносит до тебя его аромат и его рокот, а если ты отошел чуть подальше и не чувствуешь ветра над океаном, так и тебя уже нет, а только серый концентрат человека.

Прости меня, Су, я совсем недавно понял, как здорово быть молодым и как худо чувствовать, что молодость твоя ушла в песок. Ты мог все. Ты каждый день способен был взяться за что-нибудь новое. Тебе наплевать было, когда ты проигрывался в пух, потому что жизни впереди много, и ее каждую секунду можно начать с нуля. И еще: у тебя не болели суставы. У тебя не болела голова… отчаянно. Ты мог пить сутки напролет, как будто нагружал трюмы танкера чистым, неразбавленным виски. А потом… потом что-то в тебе принялось давать сбои. Ты был тогда на вершине могущества, ты брал бункер за бункером. Хабар шел к тебе рекой и уходил от тебя, словно бы водопад какой-то. И ты все думал: сбои пройдут, ерунда. Они проходили и возвращались. Постепенно вся жизнь стала состоять из накладывающихся друг на друга сбоев. Не за те столы ты садился играть, не те ставки делал, не с теми пронырами банковал… И теперь ты счастлив, когда в сбоях есть какой-то просвет, ты встал утром, бо́лей немного, голова ясная, ты сам не устал заранее, на весь день до вечера. И ты, вроде, живешь. И ты, вроде, не барахло со свалки.

Но так, как в молодости, уже не будет. Никогда. Не вернешь даже капли, даже не мечтай.

И еще ты до жути хочешь выпить. Вернее, хотел. Так хотел, что наизнанку выворачивало. Пойло – оно всегда рядом, только руку протяни. Его так легко просто взять, налить, поднести ко рту… Очень легко. Сейчас, кажется, меня уже не так крутит, приучил себя. В кулаке сжал, приучил, собака-то… А все равно иногда так накатит, хоть волком вой.

Но не надо. Нет. Не надо. Я не сорвусь. Сдохну, но не сорвусь. Ради тебя, Су. Ради всего, что у меня с тобой есть, мое тепло живое, мой огонь заёмный, мой мир новый.

Зато остался еще глоток жизни, хорошей жизни – пока в ней есть просветы и пока в ней остается смысл: ты, моя Су. Вот ты есть, и я могу обвиться вокруг тебя, как лиана, но только не задушить, а обнять, и самому, обнимая, не упасть совсем.

Прости, Су, мою грубость, но за одно Бога благодарю: кое-что у меня еще вполне работает. Ну, ты знаешь, о чем я. И нам его должно хватить надолго. На порядочно. А потом мы еще сможем обниматься, целоваться, гладить друг друга и говорить друг другу всякие приятные слова. Как нормальные хорошие люди живут, так бы и мы. Если всё, конечно, сложится. Если я получу Серебряный крест и вернусь к тебе со славой, словно бы рыцарем из похода, а не бродягой из переделки и не звонком из тюрьмы. Вот так-то.

Три румба влево – там должна быть свалка экспедиции Разу. Не видно, уже песком засыпало.

– Стоять всем!.. Черный металл… Три шага… обдув… отсюда до стены… ничего, Призрак…

Кому она нужна, эта твоя наука, блистательная моя Су?

Ну, самим научникам она и нужна. Простым ребятам вроде меня от этой науки что доходит? Крохи доходят, вот какое дело, Су. Вещи, которые можно в деле использовать. Да еще те интересные сюжеты, которые парни вроде твоего бывшего, Браннера, хлыща этого, нам захотят и сумеют растолковать. Ты не думай, я не ревную. Я знаю: ты меня любишь, а что в прежние времена было, то ушло и быльем поросло. Я просто говорю: он мастак из сложного делать простое, из важного – интересное. То есть умелец такой. Ну, по нашим марсианским сокровищам, по рукописям древним я раньше от науки имел малую часть: научился чуток разбираться, какой текст от какой эпохи и на какие деньги он, прикидочно, на аукционе потянет. Прости, Су, я не ученый, я даже не эксперт, но мне требовалось понять, какая писанина дороже: Сакра-3 или Экватор-5? Имперская скоропись или маворсийская? Для дела, Су, только для дела. А теперь я ради твоих прекрасных глаз начал читать всё то, что интересует тебя. Правда, Су, госпожа моя. Ты, может быть, еще не разглядела, но я читаю статьи и монографии, читаю даже кое-что из архивов, когда время есть. Мне приятно браться за все, что имеет хоть какое-то отношение к тебе. И вот какое дело, Су, я понял: даже твои собратья, научники, не то что простаки, моего поля ягода, – они не всё читают и не всё обдумывают, что про их дела в их же науке написано. Вот смотри: когда-то про боковую дыру в верхнем уровне знали многие, так, Су? А потом ее закрыли и… забыли. Этот Antonoff оставил в сети otchiot, но кто его читал? На Богом забытой электронной странице, официальной и до жути скучной. А если бы читали повнимательнее…

– Улле, старый сморчок, куда ты нас привел? Тут был кто-то до нас, и приходили они за тем же, за чем и мы. Какого беса?

– Да, босс. Тут были, правда, очень давно, двадцать семь лет назад. И мы идем по их следам, потому что они нам тут оставили дверку.

– Улле, я, вроде, к тебе с уважением. Не тяни кота за хрен.

– Здесь раньше работало много экспедиций. Официальных, научных. Это место знали: тут был малый ритуальный выход… ринхиты его устроили. А теперь нет входа, потому что русский научник Antonoff велел его заделать. В смысле: работать тут ресурсов нет, охранять тоже некем, оставим на потом, а штурмовикам лишнюю дыру оставлять нельзя. Вот и заделали…

Браннер кхекнул.

– …двадцать семь лет назад, Призрак.

Браннер вполголоса выругался. Призрак:

– Ты что там, Браннер?

– Да ничего, Призрак. Так, ерунда.

– Давай это… тихо. Не мешай работать. Улле! Да ты золото. Так, говоришь, тут не скала, а дырень, закрытая пробкой?

– Пенобетон, Призрак. Двадцатисемилетней давности.

– Студент первый! А ну-ка сюда, с детектором. Девочка, прощупай. Стой! Стой, тебе говорю! Какой режим? Какой, я спрашиваю, режим у тебя включен? «Микро»? Ты что, первый раз замужем? С «Микро» мы тут каждую трещину под лупой будем разглядывать!

И тут ее парень подходит.

– Клайд, милая, посторонись, мне с этим привычнее работать… Босс, простите, давайте я…

– Студент второй, я тебя звал?

– Виноват, Призрак. Я ей все быстро объясню. Это ведь несложно.

– Покажи-ка, что там у тебя? «Общий-2», глубина пятнадцать ярдов, интенсивность… тоже грамотная. Вот это дельно.

– Отец учил.

– Мне насрать, кто тебя учил. Работай.

А парень-то ничего, Су. Ты бы оценила. С техникой он так профессионально… О, уже готово.

– Что-то полтора ярда, Призрак. Плюс-минус дюйм. Материал рыхлый, искусственного происхождения.

– Молодец. Теперь отойди. Оба отойдите. Улле, доведи дело до конца.

Ты бы, конечно, не одобрила наших действий, госпожа моя. Ведь ты… из другого мира. Но тебе, я уверен, понравилось бы, Су, как ловко управится старина Улле. А у старины Улле руки давно просили чего-нибудь такого.

– Призрак, у кого ультразвук?

– Маг, сюда… Держи кота на плече… или в руках, что ли, пусть не вертится под ногами… Прибор – на взвод. Улле покажет куда.

– Давайте, Маг, поближе. Да. Вот сюда.

– Всего одна точка приложения?

– Больше и не надо.

– Маг, не болтай, делай, что Улле говорит.

Зашелестел приборчик. Хороший, новенький. Дорогой, как я вижу. Здорово подготовился Крис! Су, прости за неуместные подробности, но вещь – что надо. Думаю, пары минут хватит.

– Достаточно, Маг. Призрак, какие у нас пробойные заряды?

– Вся номенклатура с первого по шестой.

– Мне бы пятый, Призрак.

– Улле, ты уверен? Он же едва пёрнет.

– Труха, Призрак. Сильнее не понадобится.

– Ну, как знаешь… Трак, дай ему пятый.

– Принято.

Су, если бы ты была рядом, я бы даже не попросил тебя отойти. Так, разве что чуть-чуть. Самую малость.

– Призрак, нам бы…

– Да понял я. Всем: отходим. Нет, еще пяток шагов… на всякий случай. Вот так. Давай, старый перец.

И я жму на кнопку. Прав Крис, едва взбзднуло. Пыли-то поднялось всего на пару центов. Но заряд – кумулятивный, а потому ударило куда надо и как надо. Су, знаешь, не так-то я и плох. Я даже совсем ничего… хотя ты, госпожа моя, этим путем никогда не пошла бы.

– Есть пробо́й! Имеем портал на верхний уровень бункера.

– Улле, делаешь успехи, м-мать. Студенты – ломами дочистить проход. Крупные обломки – вынуть наружу или спихнуть вниз.

Осторожно заглядываю внутрь. Ничего особенного. Просто лестница, вырубленная в скале и спускающаяся во тьму. Невысокие ступенечки. Какие же они были низкорослые, эти самые люди марсианского разлива… И, Су, главное, это я у тебя, мое солнце незатмеваемое, вычитал: на ритуальных выходах ловушек в принципе нет и быть не может… ну, по правде, почти не может.

– Всем: заходим. Идем след в след, дистанция четыре шага. Порядок следования: первым Улле, за ним Трак, потом студент-второй, дальше студент-первый с трубой света… не ладишь с детектором пока что, девочка, так хоть со светом походишь… за вами, сладкая парочка, пойдет Вышибала… и тащит она на себе грунтовый свет… Браннер, Маг. Я последним. Живо! Не рассусоливать.

Ты моя река света, Су!

10

Дамы и господа!

Мы заходим.

Мы заходим…

Это великое чувство… его ни с чем не сравнить… когда ты проникаешь в свежий бункер. Или в бункер, где ты уже бывал, но приходишь туда иначе, с другого входа, на другой level…

Сильнее, глубже этого чувства только еще одно: когда ты берешь в руки новую рукопись Древнемарсианской цивилизации. Я от одного прикосновения испытываю дрожь, поверьте! Никакая женщина не умела и по сию пору не умеет вызвать у меня эмоцию, столь же могущественно овладевающую душой или хотя бы вполовину той мощи… По правде говоря, господа, вся сознательная жизнь Аристарха Владимировича Браннера, ученого, писателя и вольного мыслителя нашей эпохи, делится на две части. Первая – до того, как научный руководитель, профессор Антонов-младший, дал мне в руки первый мой марсианский манускрипт, как сейчас помню, это были записки погибшего путешественника, полуустав эпохи Горт… до сих пор больше всего люблю эстетику эпохи Горт, потом расскажу ее смысл… Так вот, меня как будто пронизал электрический разряд… Я почувствовал… я… как бы получше выразить эту мысль?.. я ощутил, что стою на своем пути, меня нашла моя дорога – до конца жизни. Это было истинное блаженство! Элизиум, paradise, ган эден… О! Вторая часть моей сознательной жизни, поверьте на слово вашему покорному слуге, проведена в странствии по этой дороге.

Но всё же, проникновение в бункер взбадривает и потрясает не намного меньше того. Это как легкий, но безотказный наркотик. Ты словно бы становишься свежее, веселее, увереннее в себе. Тебе даже хочется смеяться…

Дамы и господа! Бункер «Берроуз» – мой старый знакомый. Когда-то, еще под Антоновым, я копал тут в качестве студента на практике, затем в качестве аспиранта. Так что весь первый уровень, ринхитский, известен мне как простая гамма. Докторскую защищал я, кстати, именно по нему. Потом копал немного сам, две экспедиции в бункере «Тэнг». С честным открытым листом. Old good fellow «Тэнг»! Ты меня порадовал: за два сезона – четыре нераскрытых гробницы императриц! Да-да, честно скажем, у меня кое-какие достижения и перед академической наукой. Правда, первые десять гробниц вскрыли здесь задолго до меня, и я просто довел до ума старую, когда-то недовыбитую локацию. Мне достались гробницы поскромнее лучших… Н-да, скромненькие. Но все же, все же… А главное, я уже тогда понимал, что открыть первым – это еще полдела. Надо дать описание первым, проанализировать первым, опубликовать первым, и… неплохо бы еще и обладать артефактами, чтобы тебе никто не мешал и ничто не торопило в работе. Это уже не совсем наука, а в чем-то и совсем не наука, но будем ли мы, господа, в наш просвещенный век превращать науку в священную корову?! Итак, в хрониках жизни ксеноархеолога Браннера был эпизод экстравагантный, но наполненный судьбоносной энергией: я законсервировал еще две гробницы, наиболее перспективные из оставшихся, на будущее. На третий сезон. Чудненько. А потом, собрав деньги… впрочем, какие деньги у меня тогда были?.. так, денежки… наведался сюда сам. До третьего сезона. И выгреб обе гробницы дочиста. Дочиста! В одиночку. Рисковал. Чуть не лишился жизни в песчаной буре, чуть не скончался от жажды, разбив емкость с водой. О, я работал с самонадеянностью подлинного авантюриста, прекрасного, благородного авантюриста! Мне мерещилось порой, что мой наряд – не скафандр, а кафтан XVIII века с кружевными манжетами, треуголка со страусовым пером, за широким поясом – кремнёвый пистолет, а на левом боку в длинных ножнах покоится драгоценная шпага из толедской стали. Я вынес из «Тэнга» медный нож, медный топор, пару прелестных кувшинчиков из цветной керамики, костяную пряжку тончайшей работы, две маленьких глиняных подвески, смысл которых мне непонятен и… барабанная дробь! – две рукописи погребальных молитв эпохи Дуд. Зрелая Империя, уже чуть-чуть увядающая, как, скажем, Византия при Андронике I Комнине, если вы понимаете, господа, о чем это я, вычурный, весь в завитушках и надстрочных знаках почерк Сакра-3.

Вы в курсе, сколько это стоит?!

Впрочем, для личности с элегантным умом всё это прежде всего не… стоит… а вызывает сложные эстетические переживания. Инстинкт обладания смешивается со страстью к познанию и восторгом от тонкой работы древних писцов. У нас, на старушке Земле, в ту пору орды немытых крестоносцев устремились грабить утонченный Восток. Прелестненько.

Но… чтоб вы знали, господа: из-за сравнимого по ценности хабара (приношу извинения за неприятные запахи современной речи) дюжина штурмовиков устроила когда-то лютое побоище в бункере «Хо». Вышел только один, и я уважаю этого человека, он знал ради чего шел на битву.

Кстати, я побывал и в бункере «Хо». Что? Да… почти ничего. Там чисто. Выгребли до меня. А в одиночку очень трудно добраться до каких-либо серьезных комплексов. Вы понимаете, команда в двадцать человек штурмовала бункер «Хоуп», куда официальная наука в принципе пробиться не могла. Вынесли, по рассказам участников, столько всего, что хватит на двадцать монографий и сорок докторских диссертаций. В бункер «Шляпа Индианы» ворвалось семь отчаянных головорезов – им было наплевать, что там копает официальная экспедиция Августа Бубера, они положили троих охранников и какую-то нервную ба… то есть даму, разумеется, забрали всё, до чего дотянулись, и ушли безнаказанно. Но это были поистине великие штурмы бункеров! Золотой век черных ксеноархеологов! А что мог ваш покорный слуга, один? Кое-какая керамика, плюс жалкое частное письмо эпохи Мирного Увядания. Почерк Экватор-4, ничто… Я даже хотел продать его на сетевом аукционе – потянул бы на двенадцать-пятнадцать тысяч евродолларов, – но вовремя одумался. Публикация источника. Статья. Подарок влиятельному человеку. Но не деньги. Аукционы просвечиваются безопасностью во всех направлениях. Упаси, Локи, бог обмана.

Бубер… Бубер… не его ли сыночек Макс сегодня с нами? Милый дурачок, решил обновить славу отца… Забавненько. В таких делах раньше надо начинать.

Простите господа, я отвлекся от самых интересных хроник – хроник судьбы профессора Браннера, в будущем – академика Браннера.

Я попробовал искать не в бункерах. Честно покупал free hunting license у женевцев, шуровал безо всякой лицензии у нас – ведь таких лицензий российские власти почему-то в принципе не дают, вскрывал малые подземные полости, один раз, другой, третий, четвертый… Да, выгреб, простите за лексическое амбре, кое-какую мелочевку. По-настоящему повезло мне один-единственный раз: я нашел базу географов эпохи Горт. Очень скудный быт, но… два итинерария, завещание умирающего путешественника, список подотчетного имущества, выданного – вы только подумайте! – «Братством философов-энергистов, открывателей нового». Всё – драгоценный, редчайший полуустав Горт и одно письмецо, написанное в Экваторе-1, умником для простака, сынком для папы.

Пришла пора объяснить, почему мне так нравится эстетика эпохи Горт. Это ведь время открытых пространств, это ведь краткий период, когда безбожные вольные путешественники увлекли за собой умы всего имперского социума – насколько мы можем судить! Эпоха отчаянных одиночек, индивидуалистов до мозга костей! Господа, если вам еще никто не объяснил, Древнемарсианская цивилизация – цивилизация мистическая. На Марсе кислорода почти нет, воду найти очень трудно (да и та – живая соль), морозы страшные, губительные. Тут нет растений и животных, если вы не позаботились о том, чтобы вывезти их с Земли и обеспечить им условия курорта для нагула и размножения. А ведь при всей современной технике на Марсе не то что животным, людям живется туговато: тепло, воздух, хорошая пища по-прежнему в дефиците. Как тут жили пять тысячелетий назад? А вот жили. Заключали договор со сверхъестественными сущностями, и те давали воздух, помогали с водой, позволяли выжить людям и дать приплод немногочисленным животным, даже научили, как обрабатывать металл при чудовищном недостатке кислорода. Но ничего не дается бесплатно. Древние марсиане имели выбор: либо обращаться за услугами к темным шумерским божествам, а у тех недешевый сервис, либо идти на поклон к старому бородатому Богу алларуадцев – тот ничего не просит, кроме веры и любви, но тебе придется ломать самого себя, чтобы жить по вере и любви. Второе они и называли маворсизмом. Сюда когда-то прибыло четырнадцать тысяч алларуадцев, две тысячи шумеров, пара сотен семитов и восемь каких-то совсем уж непонятных гутиев. Из них-то и разрослась вся Древнемарсианская цивилизация, а стало быть, заключать договор со сверхъестественным ты мог только по-шумерски или по-алларуадски, прочее – версии названного, жалкие общинки «инаких толкователей». Если ты что-то из двух вариантов выбрал, если ты вступил в relations, ты выживешь. Хороший шанс! Если нет… то ты не обязательно умрешь. Когда вокруг верует море людей, ты можешь… схорониться на окраине социума. Осторожненько. Побыть вольным философом, который вообще не верит в сверхъестественное, придумал для себя энергии стихий, придумал разум, побеждающий примитивность жизни, придумал отстраненность от простецов, погрязших в быте, да еще возвел познание и игры ума в ранг цели существования. Вот уже вас несколько… десять, сто… а сто интеллектуалов – целая эпоха, пусть недолгая. Ты принимаешь на себя роль странствующего географа: выходишь на поверхность Марса, передвигаешься пешком или на самодельной песчаной лодке с парусом, когда пылевые бури помогают тебе стремительно нестись по равнине, ты добываешь сведения о том, как устроен мир за пределами обжитой области у экватора, ты ищешь новые пещеры для устройства бункеров, ты пишешь итинерарии, рисуешь карты, но живешь не ради итинерариев и карт, а ради вольности. Ты странствуешь один или вас двое-трое, вы свободны ото всех. У вас очень мало воды, пищи, и совсем уж трудно угадать с тем, как сберечь для путешествия сколько-нибудь значительный запас воздуха… Вы часто гибнете, вот уже нет ни тебя, ни твоих друзей… Но ваших слов жадно ждут и в Империи, и во владениях ринхитов, поскольку все вы – умные люди, желающие странного и мало дорожащие собственной жизнью. Вы вечно на окраинах ойкумены и на окраинах общества, но на краткое время вы становитесь умственным центром. Вы возбуждаете интерес, вы… вы в какой-то степени губительны. Вы новый вирус в клетках древней Империи. Я люблю вас как родных, сумасшедшие мои, благородные авантюристы.

Всё. Кто понял – прекрасненько. Остальных прошу не беспокоить, господа.

…А в чем-то мне тогда не повезло: чувствую, начала приглядываться ко мне безопасность. Проверки. Осторожная слежка. Мне даже щекочет самолюбие это повышенное внимание со стороны людей в погонах. С ними порой так интересно поиграть…

Лишь бы не заиграться. Острог – не моё, дамы и господа.

Я понял: в одиночку добывать марсианские манускрипты – несерьезно. Доморощенная самодеятельность… Нужна организация. Никто, кроме криминала, этим не занимается. Но если ты немного сотрудничаешь с криминалом как эксперт, криминал начинает тебе доверять. Вот ты уже любимый эксперт синдиката. А вот тебя уже берут в скромный рейд, и ты в третий раз за свою жизнь нелегально штурмуешь бункер – с четверкой серьезных парней. Это опять «Хо», и ты немного разочарован… до того момента, пока не убеждаешься в том, что с этого вроде бы битого места организация способна собрать в десять раз больше артефактов и рукописей, чем ты один, ты, интеллектуал высшей пробы!

Тебе платят. Да. Это часть игры, если вы неправильно поняли, господа… Но главное: ты понимаешь, как всё устроено. И ты начинаешь думать, есть ли способы попасть в серьезный рейд. Всё кругом измельчало. Даже криминал уже не тот. Редко собираются по-настоящему сильные команды, редко ставятся задачи, по-настоящему пропитанные высокой амбицией. Но ты определил себе цель: раз в жизни побыть пиратом, который нашел свой сундук с золотом, избавился от остальных пиратов и обладает небывалым сокровищем. Ты хочешь взять много. Ты хочешь насладиться обладанием. Ты хочешь получить такие рукописи, которых нет ни у кого, ты продвинешь науку вперед на тысячу шагов. Ты хочешь стать великим пиратом. Ты – выдающаяся личность.

И вот нас восемь человек. Со шпагами, пистолями, тесаками, лопатами, веслами, треуголками, плазменными резаками и сканерами подземных пустот.

Дамы и господа, мы заходим в великий бункер «Берроуз». С черного хода. По-новому.

Ощущения сказочные!