Текст книги "Путешественник по мирам. Стронвиль"

7. Некромант

 
Рождённый в песках,
Не боится огня.
Утешься в слезах,
Выход – смерть для тебя.
 

Дмитрий Яковлев «Некромант»

Солнце может дарить жизнь, а может её забирать, если находится посреди пустыни, брести неведомо куда. Почему оно не убьёт в эту секунду, а заставляет мучиться? Все мы дети солнца, так нам говорили жрецы, но родитель не должен хоронить своих детей, так говорили люди тайком. Песок залепляет глаза, рот. Он повсюду. Ещё пару дней назад чувствовался скрежет его на зубах, теперь же, приняв как должное, тело не борется с ним. Кожа иссохла, от ожогов ноет вся её поверхность, и в складках ничего, кроме песка. В одежде или в том, что теперь можно назвать одеждой, только пересыпающийся, будто из кармана в карман, песок. Повязка на голове лишь немного защищает от песка, но не известно, что хуже: песчаная буря, когда песок везде и нечем дышать, или знойное солнце при тихой безветренной погоде, когда песок только под ногами, а жар выпаривает последние капли пота с кожи. Сейчас именно такая безветренная тихая погода, безмятежно палящая, но как будто, издевающаяся над вымотанным путником, путником-ребёнком.

Он вырос в семье рабов, что присматривали за посевами вблизи Нила. Хижина, слепленная из тростника и глины, инструменты по возделыванию земли и трое детей – это всё, чем могли располагать его родители, но приходит время, когда приходится потерять и это. Конечно, хозяин никогда не убьёт своих рабов – своё имущество, но это не касается другого рабовладельца, который жадно смотрит на владения и богатства соседа, а что ещё хуже, собственного брата.

Набег был беспощаден и вероломен, имущество сжигалось, а рабов уводили со страшнейшими побоями и прилюдными убийствами, чтобы ни у кого не возникало мысли о побеге или мятеже. В таком хаосе немудрено ребёнку затеряться в толпе, а волей случая и человеческого сострадания в небольшом погребе для хранения продуктов, в котором-то поместиться может только небольшой ребёнок. Набег увенчался богатой добычей и, конечно же, был не рассчитан на военное противодействия, поэтому сидеть в погребе пришлось недолго. Это спасло ребёнка от неминуемой гибели от огня, ведь при уходе были подожжены все постройки.

Как только стихли пронзительные крики и вопли толпы, ребёнок поспешил наружу из погреба горящей постройки. Густой дым и жгучие языки пламени стали непреодолимой стеной, отделяющей ребёнка от свободы, но страх иногда сковывает, а иногда дарует силы к спасению. В этот момент страх даровал силу для преодоления преграды, как будто чтобы поиздеваться и избавить от лёгкой смерти, если смерть вообще бывает лёгкой. Первый глоток свежего воздуха послужил доказательством спасения, но увиденное ужасно напугало ребёнка. Всё, практически всё, горело. Огонь хозяйничал полновластно и безраздельно. Селение рабов прекращало своё существование на этом месте и огонь, доедая остатки хижин, разносил пепел по всей округе при помощи ветра. Здесь и сейчас закончилось рабство и началась нежданная свобода для ребёнка. Но что делать теперь? Остаться и ждать? Или идти искать спасения? Но где?

Отец рассказывал про переход из крупного города в это селение, через пустыню. Много людей погибло в попытке преодолеть этот путь, но отец дошел. И именно здесь он встретил свою будущую жену. По вечерам он рассказывал своим детям о способах выживания в пустыне, благодаря которым он остался жив. Первым делом необходимо найти ёмкость для воды и одежду, плотно окутывающую тело, также ткань для защиты головы, мешок для припасов тоже пригодится. Всё должно быть лёгким и небольшим, чтобы не обременять путника. Огонь прожорлив, но все же, некоторые вещи избежали его и смогли послужить ребёнку для начала путешествия. А дальше – пустыня, бескрайняя, всепоглощающая. Она заставляет представить себя каплей в океане песка, а дюны, словно волны, только подпитывают эту иллюзию.

Наказ отца о том, чтобы держаться вблизи рек и троп, был не забыт, но мираж отвёл мальчика совсем в другую сторону, и после песчаной бури юный путник окончательно затерялся в пустыне. В таком случае спасли бы звёзды, но их расположение и названия знали только жрецы, а иногда в обход тайным знаниям этим компасом пользовались караванщики. В случае с ребёнком ночь даровала не спасительное направление, а холод, пронизывающий насквозь. Как издевательски цинична бывает пустыня: днём тело изнурено от палящей жары, а ночью холод не даёт уснуть, и всё это обильно приукрашено невыносимым обезвоживанием и полуобморочным состоянием от усталости. Миражи, как единственные друзья, сопровождают сознание, потерявшее счет дням и ночам. Теперь уже совсем не понятно направление пути и сам смысл этого перехода, ноги идут сами, а может, не идут, и всё это кажется. Вскоре настало расслабление и блаженство, схожее с тем, когда ложишься в постель после трудного дня. Пропала боль от ожогов, подаренных солнцем, нет больше жажды и усталости, только спокойствие и лёгкая истома, а где-то вдали шумит ручей и ветерок посвистывает убаюкивающей мелодией, как будто нашёптывая колыбельную. Если смерть приходит именно так, то почему все боятся и пытаются любыми способами оттянуть ненавистную встречу со злодейкой, отнимающей самое ценное. Быть может, потому что никто не смог описать, как легко и безмятежно можно умереть, ведь такие повествователи должны унести свои истории вместе с собой безвозвратно.

Случаются сны, после которых невозможно понять, где находишься и даже кто ты сам. Боль в спине от твёрдой поверхности заставила восприятие поверить, что это не сон и безмятежность осталась позади. Затем вдох и осознание чувствительности собственных конечностей невольно возвращают в реальность, но разум ещё борется и не поддаётся таким уловкам, хотя и противопоставить таким веским аргументам ему нечего. Глаза должны окончательно развеять иллюзорный миф о неясном пребывании, но они находятся в заточении у налитых свинцом век и не могут открыться. Руки медленно поднимаются и начинают растирать глаза, пытаясь помочь им закончить этот непреодолимый спор, возникший между разумом, восприятиями тела и отрывками памяти, возвращающимися, то ли из прошлой жизни, то ли из реалистичного сновидения.

Хотя открытие глаз и должно было поставить всё на свои места, всё же этого не произошло, и вот из-за чего. В овальном небольшом помещении без окон, со стенами, обработанными глиной вперемешку с песком, стоял постамент, будто насыпанный из песка и плотно утрамбованный. На нём и лежал ребёнок. Ни покрывал, ни подушек, вообще никакой мебели. Лишь на стене выгравирован неизвестный символ: перечёркнутый круг и углубление в стене над кроватью, возможно для свечи. Овальный дверной проём не был обременён дверью, и за ним был виден тёмный коридор. Безграничная пустота не несла в себе ничего успокаивающего, и как только наш путник увидел небольшой отблеск света, сразу же немного упокоился. Существуют мгновения, когда не знаешь, что происходит вокруг, и хватаешься за любое объяснение либо действие, уже частично понятное, хотя, возможно, как пугающее так и не совсем безопасное. Такими и были для мальчика нарастающие свет свечи и звуки шагов, не сулящие благополучной развязки, но при этом являющиеся единственным просветлением в тумане непонимания происходящего.

В дверной проём вошел человек одетый в полностью скрывающий его плащ. Капюшон прикрывал его лицо, а в правой руке человек держал единственное спасение от тьмы – свечу. Как будто совершенно не обращая внимания на мальчика, он неспешно зашел в комнатку и проследовал к самому её центру. Мерцающая и слегка качающаяся тень выросла на стене у двери. Превышающая размеры человека, она из-за причудливой игры света казалась живее своего хозяина, стоящего неподвижно. Тени – мрачные спутницы, ненавязчиво намекающие на то, что каждый предмет имеет в себе тёмную часть, каким бы светлым для себя и окружающих он ни казался.

– Идём за мной, – прервав оцепенение мальчика, проговорил человек и, не дожидаясь ответа, неспешно развернулся, цепляя пол кончиками своего плаща и издавая при этом шуршащий звук.

Мальчик беспрекословно выполнил приказ незнакомца, и через мгновение они шли уже по узкому туннелеобразному проходу, по отделке в точности повторяющему комнатку. Свет свечи был закрыт фигурой в плаще, но при этом прекрасно виден путь вперёд, и совершенно ничего не было видно позади. По пути встречались такие же комнатки, несколько поворотов туннеля, но ни одного живого существа; казалось, они здесь одни. Воздух был непривычно сухим и холодным, сквозняков не было вообще, вероятно они находились глубоко под землёй. Вдруг поглощающее молчание заменилось чарующими едва слышными звуками. Завораживающими своей мелодичностью, отражаясь от стен, они шли откуда-то из туннеля. Мелодия, совершенно незнакомая ушам мальчика, но, определённо, ласкающая его слух. Не успев насладиться звуками, одинокие путники, повстречали тупик, но, как оказалось, это оказался довольно крутой спуск вниз. Он был вымощенный мраморными ступеньками. На каменных стенах были вытесаны непонятные для мальчика надписи. В конеце спуска была хорошо освещенная комната. Её свет не давал тьме туннелей ни единого шанса, не то что заглянуть внутрь, а даже приблизиться. Спуск длился недолго. Боясь упасть со ступенек, мальчик не рассматривал сменившуюся обстановку, всё его внимание было сосредоточено на спуске. Как только ступеньки закончились, взору мальчика открылась большое помещение с мраморным полом и стенами. У стен по всему периметру располагались колонны, на которых были факелы, по углам стояли чаши с горящими углями. Странно, но копоти совсем не было в воздухе. Помещение имело ещё несколько выходов. Оно было заполнено сидящими в четыре ряда фигурами, облачёнными в плащи. Все сидящие обращены к фигуре, сидящей на небольшом постаменте. Отличительная особенность этой, обращенной к ним же фигуре, лишь плащ. Он был черным. В остальном ритуальную идиллию не нарушало ничего кроме музыки, звучавшей из других проходов, и потрескивание горящих углей в чашах. Находясь в этом помещении, теперь с точностью можно было услышать звуки приглушенных барабанов и дрожащих медных чаш из прохода справа. Звуки музыкальных инструментов сотрясали воздух, придавая ему приятную вибрацию и плотность.

Незнакомец, сопровождающий мальчика, после некоторой паузы, проследовал между рядами сидящих фигур. Мальчик старался от него не отставать. Остановились они напротив фигуры в чёрном плаще. Незнакомец присел, мальчик поспешил повторить те же действия.

– Слушай меня… Сейчас решится дальнейшая твоя судьба… – раздалось из-под капюшона фигуры в чёрном плаще. – Выбор должен сделать ты сам.

– Никто не попадает сюда случайно, и ты не исключение, – голос был размерен и повествовал уверенно. – Твои родители мертвы. Как только налётчики увидели настигающую армию фараона, сразу же умертвили рабов и бросили тяжелую добычу. Дальнейшая история этой трагедии тебя уже никаким образом не касается. Теперь же ответь!

На глазах мальчика проступили слёзы, но голос из-под капюшона не думал останавливаться или меняться для утешения.

– Согласен ли ты остаться здесь, и начать своё обучение? Если ты не согласен, тебя отпустят в руки твоего выбора и на попечение пустыни, что не сулит смерть, как однозначный исход, но крайне подразумевает это.

Что творится в голове того, кто только что лишился всего, кроме собственной жизни? Готов ли он пожертвовать и этим, последним? Либо стоит вцепиться в то, что ещё не смогла или не успела отнять судьба-злодейка и бороться, бороться до конца? Сама смерть, оскалив зубы, пришла к мальчику. Одним взмахом косы забрала его семью и оставила ему свою визитку на тот случай если он захочет с ней связаться в ближайшее время.

– Мы ждём твоего ответа, – сказал незнакомец из-под капюшона. – Ты должен сделать выбор. Все рано или поздно должны сделать выбор, от которого будет зависеть их будущее. И хотя выбор уже сделан задолго до нашей встречи; мы хотим услышать твое решение. Согласен ли ты остаться, или продолжишь свой путь и навсегда забыть это место?

Музыка, вибрируя и переливаясь от одной стены к другой, лилась без конца, невзирая ни на происходящее, ни на сам ход времени. Она была не декорацией ко всему, а источником для достижения восприятия неведомого. Все неподвижно сидящие присутствующие образовывали, с её помощью, коллективное, завуалированное безмятежностью, действие. Весь этот непередаваемый антураж влиял на эмоциональную сторону мальчика, и выбор становился всё более от него независимым.

– Я согласен остаться! – ответил мальчик. В его голосе не было страха и робости, напротив, решение было принято окончательно и бесповоротно с недетским волевым напором, которому позавидовали не то что взрослые, а даже правители некоторых небольших империй.

– Твой выбор сделан! – ответ из-под капюшона не заставил себя долго ждать. – Обучение начнётся прямо сейчас. Твой наставник. – Левая рука приподнялась и указала на фигуру, которая привела его в ритуальное помещение.

– Твой новое имя – Бафос, вот твой символ, – правая рука фигуры в чёрном плаще указала на железный прут с рукояткой на одном конце и символом на другой. Символ не обременён излишними знаками, но лаконичен, понятен и прост для запоминания, как всё гениальное – крест с расширенным концом наверху.

Дальнейшая часть посвящения проходила при полном молчании, но каждый знал свою роль и, чётко и слаженно, выполнял все действия. Железный прут служил для нанесения клейма на запястье в виде предначертанного знака. Болезненная процедура, через которую при посвящении прошли все адепты оккультного общества или как в последующем их называли, жрецы Ордена «Арканум». После посвящения член ордена становился адептом и начинал своё обучение, занимаясь саморазвитием, участвуя в ритуалах и просто выполняя, беспрекословно и в срок, любые указания учителей. Овладев начальными знаниями по управлению простейшими энергиями, в изобилии протекающими повсюду, и освоив управление собственным телом и эмоциями, адепты продолжали обучение для дальнейшего испытания. По достижении совершеннолетия (восемнадцать лет), плюс-минус год в зависимости от готовности адепта, учителя представляли избранных для прохождения ритуала посвящения в магистры – жрецы.

Ритуал посвящения в жрецы был намного опаснее и нередко сопровождался смертельными исходами, поэтому допускались к нему только готовые к этому ученики. Жрецом, как правило, становился лишь каждый третий из представленных, участью других, в лучшем случае, была смерть. Но разве есть что-то хуже смерти? Да, ответил бы каждый прошедший ритуал, и вот почему. Представленные адепты группой входили в специальный проход, запечатанный обычно каменной глыбой. Проход вёл в бесконечную от мрака пещеру, испещрённую громаднейшими сталактитами и сталагмитами. На расстоянии десяти-пятнадцати метров друг от друга стояли каменные саркофаги, в каждом из них помещался только один адепт. Саркофаг закрывали и для адепта начинались испытания. Физическое – воздуха хватало на один день, испытание длилось ровно семь дней, еды и воды для испытуемого также не было. Психическое – приходилось испытывать эмоции погребённого заживо: мрак, темноту и полную неопределённость. Гарантии на то, что саркофаг откроют, не давалась никому. Паника и бесконтрольность эмоций ускорят приход истощения, а дальше… Дальше ещё хуже. Испытание воли. В день посвящения адептов, жрецы вызывают в пещеру демонов, призраков, суккубов, падших и позволяют делать с адептами на протяжении семи дней все, на что только готовы и для чего созданы эти существа. В эту часть испытания адепты подвергались особой опасности и осознавали, что смерть – это не худший исход. Конечно, сознательно оставаясь в человеческом восприятии, обученные адепты с лёгкостью справятся с нападением низших существ, но для прохождения испытания им придётся менять восприятие и столкнуться с опасностью на чужой территории. Черпая энергию для поддержания собственного тела, они должны отбиваться. У каждого адепта, как человека, имеются свои слабости, которые без труда определяют вызванные существа. Кто-то труслив или жаден, кого-то легко развратить или ввести в заблуждение иллюзией, а кто-то просто не готов в силу недостатка развития и опыта. Такие ломаются в самом начале и теряют контроль над сознанием и собственным телом.

Так или иначе, через семь дней в пещеру приходят жрецы, предварительно выгоняя призванных существ, и открывают саркофаги. По увиденному в саркофаге можно судить о прохождении испытания. Простой труп свидетельствует о неспособности адепта поддержать устойчивый канал для подпитки тела, либо о страхе и неспособности сопротивления перед падшими существами. Это считается не самым худшим исходом. Если же труп изрядно истерзан, сгнил, высушен, то это является свидетельством проигранной борьбы и надломе воли адепта с частичным подчинением низшим существом или полным, если труп вообще пропал. Исчезновение тела считается худшим исходом. Идеальным исходом считается, когда после открытия, адепт делает первый глубокий вдох; и хотя измучен, истощен физически и энергетически, но всё же жив, достоин звания жреца и дальнейшего обучения. Жрецы ордена знают, что существует и ещё один ритуал посвящения в «старейшины», но о нём мало кто знает.

Жрецов ордена почитали везде и даже приглашали на праздники во дворец фараона. Никто из людей не знал, откуда именно они приходят и куда уйдут. Их фигуры в плащах неспешно появлялись из пустыни в назначенный срок и также неспешно исчезали на пустынном горизонте. Крестьяне называли их «странниками пустыни», а фараон прекрасно знал, что союз с ними придает ему силы, и обращался за помощью, или просто советами, взамен предоставляя продовольствие, ткань, золото. Больше ничего жрецы с собой не брали, какие бы дары им не предлагали. Лишь иногда они могли забрать с собой ребёнка-сироту, что шатался по городу. Будто уже зная, где он находится, они шли именно к нему и предлагали проследовать за ними и начать обучение, и, как правило, все дети соглашались. Это случалось очень редко. Обществу вообще было совершенно наплевать на судьбу таких детей, а особо предприимчивые представлялись их родителями и продавали таких детей. Жрецы не спорили и платили золотом фараона без раздумий и торга. Затем облачали в схожее со своим одеяние и пропадали в пустыне. Шедшие же за ними смельчаки горожане, всегда теряли их из вида из-за песчаной бури, миража или просто исчезновения за одной из пустынных дюн. Орден всегда был обособлен от людей и никогда не конфликтовал с другими религиями и вероисповеданиями.

8. Приняли как человека

 
Приходит миг себя раскрыть
И показать своим же страхам,
Что буду править здесь и жить,
Нет места здесь нелепым знакам.
 

Дмитрий Яковлев «Приняли как человека»

Когда приходит восприятие осознание себя? Теряя его, казалось, на миг теряешь себя безвозвратно, бесповоротно и без гарантии на то, что к тебе вернётся именно твоё сознание, а самое главное – твоя память. Ещё мгновение назад ты нечто несуществующее и бесчувственное, но вот проходит миг – и яркий свет открывает дверь для чувств. За чувствами следует восприятие себя, а затем и память возникает, будто из ниоткуда. И вот ты уже со своей историей и надеющийся на светлое будущее. Но всё же лучше, чтобы в этот момент, так называемого воскрешения, присутствовал кто-то, кто смог бы подтвердить либо подкорректировать вернувшуюся память. Как хорошо, что им оказался профессор Эйнер.

– Профессор… – с радостью ребёнка, увидевшего мать после разлуки, прошептал Филипп и попытался протянуть руки ему навстречу.

– Лежи-лежи, Филипп, не вставай… – аккуратно удержал руками мальчика от резких движений. – Тебе нельзя вставать, ты ещё слишком слаб, – сказал профессор, улыбаясь, будто самое страшное было уже позади.

Филипп утонул в перине кровати, и только теперь он почувствовал непреодолимую усталость, а также свалившее даже любого взрослого, не то что ребёнка, изнеможение. Сразу же начал припоминать, что же случилось. Под монотонный голос профессора, который пытался успокоить и отвлечь непринуждёнными рассказами и весёленькими историями, начали приходить воспоминания о случившемся вчера. Картина произошедшего восстанавливалась не полностью, а, скорее, кусками и особо запоминающимися событиями. Карточный турнир, призрачный лес, спешное возвращение в Стронвиль и…

– А потом, представляешь, он взял кристалл и сказал… – рассказывал профессор монотонно.

– Профессор, все живы? – прервал рассказ профессора Филипп, совершенно не слушавший, о чём шло повествование.

Профессор затих на секунду, затем продолжил уже совсем невесёлым голосом, а очень серьёзным.

– Да. Все остались целы. Благодаря тебе, – ответил профессор. – Ты проспал два дня, я всё это время следил за твоим состоянием, но теперь всё хорошо. Раз ты всё вспомнил и пришел в сознание, я могу тебя оставить на попечение семьи Грэй. Я буду в школьной лаборатории, если что-то понадобится, приходи, а теперь настоятельно советую тебе ещё немного отдохнуть. Спектрометры показывают на пониженное состояние энергетического поля. Всё, не буду тебя больше беспокоить. Встретимся завтра, у меня к тебе есть серьёзное предложение.

Профессор поклонился, сложил какие-то пузырьки с жидкостями и прибор, видимо спектрометр, в портфель. Затем, оставил святящийся кристалл необыкновенной формы у кровати на тумбочке и удалился. Его уход сопровождался помутнением в глазах и накрывшей тело стеной из усталости. В незакрытой двери мелькнула фигура любопытной девочки Эммы.

– Так он всё-таки человек… Я же вам говорила… Вы мне не верили! – почти кричала она.

– Сейчас же прекрати! Марш в гостиную! – прервал её повелительный женский голос. Дверь закрылась. У Филиппа и пропало осознание как себя, так и всего вокруг.

***

Уже знакомый мраморный зал с двенадцатью фигурами, как всегда, выглядит нерушимо однообразно и в тоже время дарует чувство стабильности всему Гостлэнду. Старейшины на собрании, а это придаёт всем призрачным обитателем надежду и силы. Предводители, за которыми пойдёт в огонь и в воду каждый обитатель, не находящийся в «отречении». Предводители, которые даровали обитателям вторую жизнь, выбрав их добровольно из сурового края Запределья. С некоторыми небольшими требованиями к вновь прибывшим старейшины даровали обитателям свободу и обеспечили безопасность всеми доступными им средствами. Этих духовных наставников не из-за лести, а по праву называли «Столпами Гостлэнда». И если потребуется, каждый из них, без сомнения, пожертвует собой ради любого из обитателей, даже состоящих в «Отречении». Про отречение можно рассказать следующее. Как и во многих других объединениях, в Гостлэнде существуют обитатели несогласные с существующим строем. Так как всем, без исключения, была дарована свобода в самовыражении и развитии, то и несогласным было даровано право на протест, а также собственное развитие, чем они и занимались в отдельной провинции Варпур. Состоящей в основном из замка, принадлежащего некой семьи Варпур, небольших и заброшенных окрестностей. Семья Варпур сгинула от нашествия запредельных во времена стронвильского нашествия. С тех пор замок, и маленькая провинция на окраине Гостлэнда пустовали, пока их не облюбовало «Отречение». В начале своего существования проводились тайные собрания, но через некоторое время Совет Старейших разрешил официально занять провинцию Варпур, признал свободы общества «Отречение» и закрепил за членами общества бесхозную провинцию. В экстренных случаях «Совет Старейшин» вызывал представителя из «Отречения». Так произошло и сейчас.

К двенадцати фигурам в плащах неспешно присоединилась ещё одна. Это был представитель «Отречения», которого спешно вызвали старейшины. Молчаливо поравнявшись в круге с остальными, представитель, не говоря ни слова, просто стаял и ждал в недоумении. Глава совета, выждав паузу, начал говорить первый от лица всех присутствующих.

– В Стронвиле произошёл инцидент, – начал глава спокойным и рассудительным тоном. – Мы вызвали представителя «Отречения» для разбирательства. Вы ничего не хотите сказать совету? – спросил глава, сотрясая воздух повышенным тоном.

– Я право, не знаю, каким образом «Отречение» связано с вышеупомянутым инцидентом, – ответил представитель, пытаясь держаться невозмутимо и строго.

– Тогда сразу же перейдём к предоставлению доказательств, – сказал глава, другие же старейшины стояли, нерушимо, не шевелясь. Казалось, будто они не дышат вовсе.

Старейшины стояли, глядя в центр зала, там же через мгновение появился экран, на котором весьма отчётливо проявилось именно то, что случайно заметили в лесу Филипп и его друзья. Были видны два члена отречения, которые с помощью энергетических манипуляций вызывали, так называемых, «Спиритуалистов». Придраться к качеству изображения, либо усомнить совет в происходящем у представителя «Отречения» не было возможности. Поэтому он изо всех сил пытался не терять самообладание и по окончании предоставленных доказательств, начал оправдываться.

– Эти члены «Отречения» не получали и не могли получить приказ для совершения подобного деяния, – начал представитель с возмущением. – Очевидно, что они действовали не от лица «Отречения», а по личным корыстным побуждениям и…

– Их поймали и допросили, – спокойно прервал его глава Совета. Они во всём сознались. Рассказали всё.

– Они лгут, – торжественно заявил представитель. – Вероятно, действуя не во благо, они преследовали личные корыстные мотивы и теперь пытаются прикрыться незапятнанной репутацией общества «Отречения».

– Мы не будем развивать демагогию или что-то доказывать вашему незапятнанному обществу, представителей которого мы вызываем очень часто в Совет. Теперь же пора последний раз вас предупредить, после чего последуют карательные меры, – слова главы испугали представителя не на шутку.

– При создании общества нам обещали все свободы, – пытаясь подстрекнуть Совет, ответил представитель. – Неужели Совет соврал?.. Неужели нам не дадут самовыражаться и развиваться, как мы хотим?..

– Поберегите своё и наше время! Хватит пустых разговоров! – жестко прервал глава. – «Отречение» своими действиями поставила под угрозу существование целой провинции Стронвиль и её ни в чём не повинных обитателей. И если бы не профессор Эйнер, находившийся там по научно-исследовательской деятельности, то «Спиритуалисты» поработили бы сущности обитателей Стронвиля.

После таких слов глава начал говорить спокойнее.

– Инженерному отделу отдано распоряжение об установке поста в тоннеле, соединяющим Варпур с Гостлэндом. Совет постановил, что в случае любого, даже самого безобидного происшествия с участием «Отречения», пост прервёт сообщение с провинцией Варпур, и «Отречение» получит возможность самовыражаться и развиваться отдельно от Гостлэнда вместе со всеми своими членами общества в глубинах Запределья! Те же, которые захотят остаться в Гостлэнде, будут чтить и уважать его законы, а также ни в коем случае не подвергать опасности существования каждого обитателя. Ступайте и передайте всё это вашему руководству.

После таких слов и недвусмысленного отношения к нему, представитель, немедля, вышел из зала. Он спешил не только доложить неутешительную новость «Отречению», но и, откровенно говоря, сдерживал свой страх пред Советом. Он ещё ни разу не видел таким разгневанным главу Совета. Это настораживало и вселяло безудержный страх, да и отделение от Гостлэнда не сулило для «Отречения» ничего хорошего. Если Варпур отделят от Гостлэнда, то ни о каком самовыражении и развитии не будет и речи. Без защиты «Отречение» просто будет бороться за существование на диких просторах Запределья. Если только не найдут себе союзника. Но кого? Все эти мысли завладевали разумом представителя, и лишь одна придавала уверенность: «Нужно всё дословно передать руководству, они всё это затеяли, они и разберутся».

Собрание Совета Старейшин не закончилось после ухода представителя. Стоя всё так же неподвижно, на этот раз все были сосредоточенны, и, хотя на этот раз беда прошла стороной, могло всё обернуться совсем иначе.

– Старейшина Арис, вам слово, – сказал глава совета. – Предоставьте детальный доклад произошедшего.

– Как мы все знаем, – начал Арис неспеша. – К прибытию защитной группы Стронвиль уже был в безопасности и спас его не кто иной, как человек, а точнее, мальчик по имени Филипп.

– Как это возможно? – молчание и непоколебимость старейшин была нарушена такой новостью. – Информация достоверная? – начали сыпаться вопросы.

– Прошу всех соблюдать молчание до конца доклада Старейшины Ариса! – перебил всех глава Совета.

– Итак, я продолжу, – сказал Арис, после чего на экране начали появляться доказательства всего изложенного. – Взгляните на произошедшее. Благодаря профессору Эйнеру мы можем увидеть всё сами. Благо, он взял с собой достаточно оборудования.

После некоторой паузы, когда события на экране начали принимать драматический характер, Арис продолжил.

– Здесь мы видим, как мальчик при помощи человеческой энергии, это отчётливо видно, ослабил Некроманта. Каким образом, мы ещё не знаем, но профессор Эйнер над этим работает. После ослабления Некроманта, профессор благополучно смог отправить всех нежданных гостей обратно при помощи трансгрессивера. Предположительно, все, из отправленных обратно, получили серьёзные повреждения, и с Некромантом мы не увидимся ещё долгое время. Мальчик также получил некоторые повреждения, с которыми справился сам, и частично ему помог профессор. Предлагаю Совету рассмотреть моё предложение о приглашении Филиппа в Арканум с целью его обучения и подготовки. Разумеется, при его согласии на это.

– Каким образом для нас будет полезен мальчик, какая для него от этого будет польза и действительно ли безопасно пребывание человека в Гостлэнде? – спросил глава Совета.

– Изучение и применение способностей человека продвинет нас в неизведанной области познания, – начал отвечать на вопросы Арис. – Тем самым возрастет наша защита. Полезность пребывания в Гостлэнде для мальчика очевидна, он сможет реализовать себя более чем за одну человеческую жизнь, и при необходимости, по его требованию будет возвращен в свой мир. В плане безопасности гарантий нет, как нет гарантий стопроцентной безопасности всего Гостлэнда. Полагаю, Филиппу будет лучше сейчас находиться в Гостлэнде. Некромант, безусловно, понял, что ему противостоял человек, и начнёт поиски в своём мире. Так мы сможем выиграть время и подготовить мальчика, а тем самым и защитить.