Текст книги "Третья раса"

Глава 7
Кроличья нора

Я не помню, отчего пришел в себя, но когда в сознании забрезжили первые проблески, оказалось, что валяюсь я на полу десантного отсека, словно выловленный тунец на дне катера, а вокруг змеятся витые провода дефибриллятора, а в глаза бьет ритмичный свет расфокусированного лазера.

– Очнулся? – раздался деловитый голос Долговязого. – Ну так поднимайся, хорош лежать.

– Ты с ума сошел? – просипел я, не в силах не то что шевельнуться, а даже слово произнести как следует. – Я же тонул…

– И что? Все охотники не по разу тонут. И что из этого трагедию делать? Вот если бы я тебя не откачал, был бы повод для претензий. Поднимайся!

– Не могу…

Я не прикидывался – тело действительно наотрез отказывалось повиноваться. Уж не знаю, сколько я пробыл за гранью жизни, но на организм это произвело сокрушительное действие. Ощущение было примерно таким, будто я весь состоял из сплошных пролежней, в которые теперь потихоньку начала поступать загустевшая кровь. Тело неистово, неумолимо кололо тысячами невидимых булавок, мышцы раскисли от кислородного голодания и наотрез отказались работать. Если добавить к этому безудержную качку по всем направлениям, то было мне плохо, как никогда.

– Да, – Долговязый почесал макушку и выключил лазер. – Пожалуй, три минуты клинической смерти – это многовато. Ладно, сейчас я тебя подниму. Погляди, сколько пальцев показываю?

Я попытался хоть немного сфокусировать зрение, но результат все равно оказался невнятный – вместо пальцев я видел лишь размытый силуэт бесформенного пятна.

– Нисколько, – честно сообщил я.

– А вообще что-то видишь?

– Провода.

– Все понятно, – он отошел на несколько шагов, хватаясь за поручни в переборках, чтобы противостоять качке. Затем снова поднял руку. – А так?

Так было лучше. На большем расстоянии глаза видели гораздо устойчивее, так что я без особого труда различил три пальца, которые поднял вверх Долговязый.

– Три! – радостно сообщил я.

– Не угадал, – вздохнул он. – Я показал два пальца. Ладно, сейчас будем проходить курс интенсивной реабилитации.

Звучало не очень обнадеживающе. Курс интенсивной реабилитации в исполнении Долговязого не сулил ничего хорошего, так что организм начал самостоятельно входить в норму, лишь бы избежать предстоящей экзекуции. Покалывания прекратились, сердце перестало лениться и начало увереннее разгонять кровь по жилам.

– О, порозовели щечки! – сообщил отставник, доставая из медицинского модуля шприц, размер которого наводил на мысли не столько о медицине, сколько о ветеринарии. – Сейчас мы тебе добавим жизненной силы.

– Э, погоди! – воспротивился я, с огромным трудом принимая сидячее положение. – Ты шприц поменьше мог найти?

– Не дрейфить, охотник! Руку давай!

Попытки сопротивляться ни к чему не привели, Долговязый легко поймал меня за запястье, пошлепал по вене и приложил компрессионный впрыскиватель к сгибу локтя. Я и ойкнуть не успел, как он нажал кнопку впрыска, и мне в кровь влилась какая-то гремучая смесь, от которой по всему телу прошла тугая волна жара. Сердце тут же начало биться сильнее и чаще, а в глазах образовалась просто-таки исключительная ясность.

– Это внутривенный энергогенератор, – объяснил Долговязый. – В твоем состоянии самое то, хотя присаживаться на него не стоит – клетки быстро старятся.

– И сколько же ты у меня лет жизни отнял? – пробурчал я, ощущая, что после дозы этого средства действительно способен на подвиги.

– Лучше посчитай, сколько я их тебе прибавил.

Он подал мне руку и помог подняться. На полу осталась большая лужа океанской воды, которая стекла с одежды.

– В порядке? – спросил отставник.

– Более или менее, – ответил я, стараясь удержаться за поручень в переборке. От безудержной качки начинало подташнивать. – Не узнал, что с транспортником Леси?

– Идем туда полным ходом. Пока ты тонул, нам передали данные с сателлита спасателей. Данные зондирования говорят, что корпус транспортника цел, лежит на глубине тридцать метров. В океане нет никого, все внутри. Так что продержатся. Ты только это…

– Не бери тяжелого в руки, а дурного в голову? – стиснул я кулаки.

– Ну да. Идем в каюту, переоденешься. А то не на охотника похож, а на мокрого пингвина через три дня после смерти.

– Самое время острить, – косо глянул я на него.

До каюты я добрался с огромным трудом, даже с учетом помощи Долговязого. Слишком много пришлось преодолеть трапов, коридоров и высоких порогов. В каюте он выдал мне яркий костюм спасателя, а мокрую форму засунул в прачечный модуль.

– Таблетку прими для разгончику, – он выдал мне крупную оранжевую пилюлю, а вторую такую же проглотил сам.

– Ты из меня наркомана сделаешь, – скривился я, но таблетку проглотил.

Через несколько секунд стало понятно, что не зря – тонус мышц резко повысился, а голова начала соображать на порядок быстрее.

– Ну как? – спросил Долговязый.

– Где ты этого набрал?

– Осталось. Ты просто не знаешь, как охотились в океане лет тридцать назад. Это сейчас надо как следует постараться, чтобы отыскать дикого биотеха в глубине, а вот в мои времена «Барракудами» здешние воды кишели, и «Стрелки» встречались, и «Сирены», и прочая мерзость, о которой ты, может, даже не слышал. И никто никогда не знал, где, как и какая тварь подстерегает. Не было интеллектуальных прицелов, не было тяжелых елдометов с дальностью поражения за дистанцией визуального контакта. И за всю эту технику приходилось работать самим. И мы научились, Копуха, делать себя быстрее «Барракуд», выносливее и точнее «Сирен», а числа с плавающей точкой считать успешнее, чем «Стрелки». Наши химики над этим всерьез поработали. И кое-что из этих разработок у меня осталось в запасе. Техника, знаешь ли, подводит время от времени. А человек попрочнее будет.

– И что, вы все сидели на наркоте?

– Это не наркота, Копуха. Это те ферменты и гормоны, которые есть у торпед, но нет у нас. А ведь у нас с ними есть кое-что общее.

– Что?

– Их конструировали на основе человеческих генов, – огорошил меня Долговязый. – Не знал? Ну так знай, салага. Но мог бы и сам догадаться, откуда у биотехов такие развитые мозги.

Несколько секунд я пребывал в глубоком шоке, мозг работал с лихорадочной скоростью, возможно, не в последнюю очередь из-за таблетки, в сознании складывался узор из разрозненных данных.

– Так вот оно что! – озарение вспышкой осветило мое сознание. – Вот почему из биотехов сделали такое пугало! Не только из-за опасности, которую они представляли в боевом смысле…

– Вот-вот. В официальной версии всегда ищи темный подвальчик. Сейчас об этом позабыли, раньше не говорили, но генетическая опасность, исходящая от существования биотехов, была для Евросовета главным поводом для их тотального запрета.

– А скафандры охотников созданы на другом геноме, поэтому их не запретили! – догадался я.

– На пользу тебе таблетка пошла, – усмехнулся Долговязый. – Голова хорошо работает. Ладно, охотник, пойдем в рубку. Нам сегодня предстоит масса серьезных дел. Это тебе не ржавый понтон гонять среди айсбергов! Спасатели сообщили, что ни одно их судно из-за шторма не может выйти из порта. Мы единственные в этой области океана, так что спасать Лесю больше некому.

Мы покинули каюту, миновали несколько узких проходов с трапами и на четырхместном лифте поднялись в ходовую рубку «Рапида». Оборудование там было современное, по высшему классу, так что в управлении был задействован всего один офицер.

– Что это за корабль? – не удержался я от давно мучившего вопроса.

– Спасатель, – просто ответил Долговязый. – Переделанный из боевого «Рапида», как видишь, но несколько модернизированный. А полгода назад спасательная служба его списала, поскольку их на стандартный парк перевели. Ну, а у меня было немного деньжат…

– Ты что, купил эсминец? – не поверил я собственным ушам. Я не мог представить, сколько стоит такое чудо.

– Ну… Вскладчину, – усмехнулся отставник. – А что, отличный кораблик. И не дорого. На лом жалко было его пускать.

– Погоди! А откуда столько денег-то? Ну понятно, откуда Жаб их брал, махинатор хренов, но ты…

– Это я тебе как-нибудь потом расскажу, – Долговязый закрыл тему.

Он показал мне главный ходовой планшет, на котором сейчас виднелся контур побережья Суматры, выведенный тонкой линией василькового цвета. Сам «Рапид» в этой проекции выглядел яркой гранатовой искоркой в черном поле океана, а пульсирующая изумрудная метка, как я знал, обозначала координаты принятого с маяка сигнала. Где то там, во тьме задраенных отсеков, глубоко под водой находилась Леся – человек, которого я любил больше всего на свете.

Я так вцепился в поручень, что пальцы свело судорогой. Из ступора меня вывел голос офицера.

– Две цели на сонаре! – доложил он Долговязому по-английски. – Глубина непостоянная, быстро меняющаяся. Скорость двадцать узлов.

Долговязый удивленно вздернул брови и перебрался к индикатору ультразвукового локатора.

– Дельфины, – уверенно заявил он, едва заглянув в тубус.

– Это Тошка и Лидочка, – сообщил я. – Дельфины со станции. На «Рапиде» есть коммуникатор?

– Есть, понятное дело, это же бывший спасатель. Только я им не пользовался никогда.

– Ничего, разберусь. Он с английского, небось, переводит?

– Скорее всего.

Усевшись в штурманское кресло, я включил терминал и без труда разобрался с управлением коммуникатора. Эта модель была гораздо навороченнее той, что стояла на «Тапрабани», у нее имелся выбор из двенадцати языков, включая русский, меню готовых команд, сирена вызова, а также банк из сорока голосовых тембров, с возможностью записи в память. Но главное – была возможность управления с удаленной гарнитуры. Связь осуществлялась через выдвижные гидрофоны в днище. Я запустил машинку в минимальной конфигурации, чтобы не тратить время на сложности управления, выдвинул гидрофоны и выбрал русский язык. Звать дельфинов по имени через коммуникатор – бессмысленное занятие. Дело в том, что с именами у китообразных какие-то особые тонкости, так что приходится заносить в коммуникатор специальные коды имен, как зверей, так и персонала, с которым они общаются. Иначе дельфины попросту не поймут, о ком речь. Так что я врубил сирену вызова, предполагая, что уж ее они должны были изучать на курсах коммуникации. И не ошибся.

– Мы слышим вызов! – перевел синтезатор сообщение одного из дельфинов.

Чье именно, я не мог понять, поскольку соответствия между тембром голоса синтезатора и личностью зверя в аппарат введено не было. Попросить же дельфина назваться было глупо – синтезатор ведь не знает, что дельфинье имя, состоящее из щелчков и свиста, в данном случае надо перевести именно как «Тошка» или «Лидочка». Спросить, мол, Тошка ты или нет, я тоже не мог, ведь в синтезаторе нет программы, которая переведет человеческое имя «Тошка» в нужную последовательность щелчков и свистов. Однако в сложившейся обстановке не имело большого значения, с кем именно я говорю.

– Я тот, кто вчера заступил на станцию сторожем, – сообщил я.

– Это понятно. Уходя, ты сказал сигнал бедствия.

Я понял, что это Тошка. Лидочка ведь не понимала телеграфного кода. Пробежав пальцами по клавиатуре, я сопоставил тембр мужского голоса с личностью этого зверя. Теперь хоть будет понятно, с кем говорю.

– Да, один из кораблей потерпел бедствие в этом районе, – подтвердил я. – Утонул, лежит на глубине тридцати метров. Внутри живые люди. Их надо спасать.

– Мы поможем, – донесся из динамиков голос с другим тембром.

Это была Лидочка, и я дал синтезатору команду сопоставить ее с женским голосом.

– Тогда идите следом, возможно, надо будет нырять, – сказал я в микрофон.

– Мы не можем долго плыть с такой скоростью. Шторм мешает, трудно дышать, – это Тошка. – Остановишься в месте, дай сирену. Иначе трудно будет найти.

– Понял, – ответил я. – Ждите сирену.

Все время, пока я вел беседу с дельфинами, Долговязый помалкивал, стоя рядом и держась за поручень, чтобы качкой с ног не сбило.

– Хорошо, что они тут, – заявил он. – В такой шторм им будет легче погружаться, чем нам.

Странно, но только в этот момент я осознал, что нам придется нырять. Казалось бы, для того ведь и шли мы к месту катастрофы, чтобы спасать людей, запертых на тридцатиметровой глубине, но только сейчас у меня появилось четкое осознание того, что через несколько десятков минут мне придется уйти в глубину.

– Какие у тебя аппараты? – спросил я Долговязого.

– Никаких, – виновато пожал он плечами.

Вот уж чего-чего, а этого я никак не ожидал. В его распоряжении находился великолепный корабль, снаряженный как нельзя лучше, с новейшими электронными средствами, а простых аппаратов воздушного типа на борту не было.

– Ты шутишь? – покосился я на него.

– Нет, Копуха. Не до шуток. Мы вообще-то шли в эти воды по коммерческим делам. По личным, что называется. У меня и так ушло немало денег на снаряжение этой экспедиции, так что мы не брали ничего лишнего.

– Замечательно! – психанул я. – И как же мы будем спасать людей? В водолазном колоколе?

– Даже если бы он был на «Рапиде», то в такую качку это было бы смерти подобно.

– И что ты собираешься делать?

– Я же сказал – нырять. У дельфинов, к сожалению, нет рук, чтобы резать корпус.

– Отлично. Значит плазменный резак ты взял, а «воздушку» посчитал лишней? – съязвил я.

– О, Копуха! Ты даже не представляешь, сколько у меня на борту плазменных резаков! Горы! Мы их как раз и хотели продать.

Я счел разумным заткнуться, чтобы не высказать Долговязому все, что думаю о таких методах снаряжения экспедиций. Пусть поход был и частного характера, но все же это слишком – бывшему охотнику отправляться в океан без средств погружения.

Две точки на ходовом планшете, изумрудная и рубиновая, быстро сближались – «Рапид» шел к месту катастрофы на самом полном ходу. Кроме грохота сокрушительных ударов о волны, в рубку проникал гул ходовых турбин. Мне показалось, что силовой агрегат работает слишком уж ровно для столь древней посудины – по всей видимости, вложения в корабль были произведены не только на уровне электронной оснастки, но и затронули как минимум еще машинное отделение.

Меня это немного насторожило. Ну откуда у бывшего охотника такие финансовые средства? Да одна только электроника, которой нашпигована рубка, тянула на годовой бюджет небольшой технической корпорации. Хотя Долговязый сказал, что его вложения составили лишь малую часть всех затрат, но тогда возникал закономерный вопрос – кому принадлежит остальное. Я был далек от мысли, что Долговязый связан с контрабандистами или пиратами, но именно этот вариант почему-то назойливо лез в голову. К тому же отсутствие глубинного снаряжения на борту, на мой взгляд, однозначно говорило за то, что Долговязый тут не единственный и далеко не главный владелец. Уж кто-кто, а он бы точно припрятал в трюмах что-нибудь эдакое.

Вспомнился его подвал на острове, где не только годные к употреблению аппараты можно было найти, не только легкие малоглубинные осветительные ракеты, но и нечто покрепче, вроде малокалиберных глубинных бомбочек. Как ни крути, а что-то темнит Долговязый.

Честно говоря, у меня не было ни малейшего желания снова влипнуть в темную историю с криминалом, как это произошло чуть больше года назад, когда мы охотились под предводительством Жаба. И хотя та история сделала мое имя столь известным, что охотники до сих пор его помнят, но все же финал мне не очень понравился. Особенно в части моего списания по здоровью. Как ни крути, Жаб и его темные делишки сыграли в этом не последнюю роль.

«Как бы не получилось, что все бывшие охотники промышляют нечистым делом», – встревожено подумал я.

А ведь ничего удивительного в этом нет. После нескольких лет работы на тонком лезвии между жизнью и смертью очень трудно вернуться к нормальной размеренной жизни. Нечто вроде адреналиновой зависимости. Я и на собственной шкуре ощутил нечто подобное, когда океан зовет, зовет безудержно, и нет никаких сил усидеть на месте. А ведь я чуть больше года прослужил! Что же говорить о Долговязом, который охотился в те времена, когда в схватках с биотехами охотники гибли чаще, чем сами биотехи. Трудно было сказать, кто на кого охотится.

И, скажите на милость, после такой службы человек сможет вернуться к мирной жизни? Пирожки на фабрике упаковывать? Да уж прямо! Я вспомнил, с какой радостью корректировал огонь охотников с антарктической станции. А ведь там целью был просто старый ржавый понтон! Интересно, а предложили бы мне поохотиться на нечто стоящее, пусть такая охота и не была бы законной? Отказался бы?

На этот вопрос не так просто было ответить. Одно я знал точно, точнее, не знал, а просто заставил себя, чтобы было так: без Леси я в океан не уйду. Вот не уйду, и все! Даже если бы мне предложили уничтожить ту платформу, которая весь мир сейчас держит в страхе. Но Лесе охота была глубоко безразлична, так что и мечать об этом не стоило.

Однако подумав об этом, я невольно усмехнулся. Существуют ли вообще люди, которым безразлична охота? Ну, пусть не подводная, дьявол с ней. Пусть любая другая – за деньгами, за женщинами, за новыми приключениями. Что бы там ни говорили ученые, а мы точно произошли от хищников. Иначе откуда бы в нашей крови такие инстинкты?

Взять ту же Лесю… Говорила сто раз, что в детстве хотела стать охотником лишь затем, чтобы работать в океане. Потом, мол, нашла способ получить океан минуя охоту. Но прошедшие сутки дали мне повод усомниться в искренности ее утверждений. Ведь как она ринулась принимать участие в уничтожении старой ракетной платформы! Загорелась до такой степени, что вышла в суровый шторм из порта на среднем транспортнике. И теперь ее надо спасать, чего я с самого начала этой затеи боялся.

Вот и верь после этого в утверждения о безразличии к приключениям. С этим все ясно, чего уж тут говорить, но не хотелось думать, что ради приключений Долговязый занялся темными махинациями в океане. Хотя какой криминал в том, чтобы возить из Австралии в Индию плазменные резаки? Нет в этом ни малейшего преступления. Однако, с другой стороны, «Рапид» был слишком хорошо оснащен для торгового судна.

Помучавшись сомнениями, я усилием воли их отбросил. Как бы там ни было, но сейчас у меня нет никакого выхода, кроме как воспользоваться «Рапидом» и его командой для спасения Леси. Пусть этот корабль принадлежит хоть самому дьяволу!

Точки на ходовом планшете соприкоснулись.

– Подходим, – сказал Долговязый. Затем добавил по-английски: – Сбавить ход до среднего!

Гул турбин стал тише, а удары волн в обшивку, наоборот, сделались жестче и ощутимее. Мне по-прежнему не приходило в голову никаких идей по поводу того, как без аквалангов Долговязый собирается проводить спасательную операцию. Но какой-то план у него созрел, в этом не было никаких сомнений. Не из тех людей он был, которые, прибыв на пожар, сетуют на то, что забыли снарядить гравилет гасящими боеприпасами. Просто у меня не было ни малейшей уверенности, что план Долговязого придется мне по душе. Скорее даже напротив. Но альтернатива отсутствовала, так что от моего мнения по этому поводу ничего не зависело.

– Заложи рули, Майк, – приказал Долговязый офицеру. – Заякориться в такой шторм не выйдет, так что будешь маневрировать, постоянно наблюдая нас по сонару. Каждый раз, когда мы будем всплывать, над нами должен быть десантный шлюз.

– Есть! – кивнул офицер.

– А нам, Копуха, надо хорошенько исследовать положение судна, а также попробовать выйти на связь с экипажем. Я видел, ты с сетевым терминалом легко управляешься?

– Никогда не задумывался… – пожал я плечами.

– Вот это и хорошо. Я вот задумываюсь. Значит, так, садись за машину и достань мне трехмерный чертеж транспортника класса «Риф». Я представления не имею, как там все устроено и где какие отсеки. А я пока буду готовить все необходимое для погружения. Как закончишь, сразу доложи.

Он протянул мне до боли знакомую гарнитуру – точно такую же, какие были у нас, когда мы дрались с арабами в Северной Африке. Я ввел пароль и закрепил ее на голове.

– Проверка, – Долговязый постучал по микрофону своей гарнитуры.

– Все в норме, – ответил я.

– Тогда все. Удачной охоты!

Конечно, мы не охотились, мы просто хотели спасти людей, но привычное устройство связи и привычные разговоры в эфире сильно меня ободрили. К тому же сказывалось действие принятой таблетки – и физически, и психологически я готов был к самым решительным действиям.

Надо признать, что это ощущение оказалось не иллюзией, как я втайне подозревал. Мне действительно удалось вытащить из Сети чертеж «Рифа» раз в пять быстрее, чем я рассчитывал.

– Трехмерная модель готова к использованию! – доложил я в микрофон гарнитуры.

– Отлично, Копуха! – ответил Долговязый. – Теперь просканируй корабль на дне и прикинь, в каком месте лучше врезаться.

Получи я такой приказ всего пару часов назад, он бы меня озадачил, поскольку никогда ничего подобного мне делать не приходилось – всеми расчетами занимались специально обученные инженеры. Но отсюда до инженеров не докричишься, так что в любом случае придется хотя бы попробовать самому вычислить место врезки.

Перекинув на терминал показания сонара, я установил чертеж таким образом, чтобы он совпал с положением реального корабля на дне. Так мне было легче, я ведь не был профессионалом именно в этом деле. Однако уже через минуту у меня появились идеи. Во-первых, можно было попробовать проникнуть внутрь судна вообще без врезки, поскольку оказались свободными некоторые люки в палубных надстройках. Сейчас они были герметично задраены, как и положено по штормовому регламенту, но, если выйти на связь с экипажем, можно превратить несколько помещений в затопляемые шлюзы, чтобы через них эвакуировать людей. Во-вторых, можно было сэкономить время и не резать бортовую броню, а использовать имеющуюся пробоину в корпусе, чтобы добраться до менее толстых переборок.

Но в любом случае оставалась главная проблема – каким образом спасенные люди преодолеют тридцатиметровую толщу воды. Мне вдруг стало ясно, что даже если бы Долговязый прихватил с собой несколько аппаратов воздушного типа, это никаким образом нам не помогло бы. Ну сколько бы их было? Три, пять? А экипаж среднего транспортника, не считая научников, состоял минимум из пяти-семи матросов и троих офицеров. На всех аквалангов не хватило бы все равно, так что не было никакой разницы, три их будет или ни одного. К тому же вряд ли кто-то из моряков и ученых, если среди них нет подготовленных специалистов, смог бы справиться с аппаратом после пятиминутного объяснения в стрессовой обстановке. Это только со стороны кажется, что дыхание сжатым воздухом под водой ничем не отличается от обычного. Еще как отличается! Без навыка, поднимаясь с тридцати метров, можно запросто откинуть ласты хотя бы от неумения контролировать мышечную активность при затрудненном дыхании. Да и будут ли эти пять минут на необходимые объяснения?

И все же уверенность Долговязого в нашей возможности провернуть спасательную операцию передалась и мне. Я не знал, что он задумал, но столь опытный охотник никогда не начнет действовать, не предусмотрев нескольких вариантов развития событий. Даже у меня уже было два неплохих варианта проникновения внутрь затонувшего судна, чего уж о Долговязом-то говорить? Раз уж он мне поручил разведку, значит, о технике погружения может сам позаботиться.

– Долговязый, здесь Копуха, ответь! – позвал я в микрофон гарнитуры.

– На связи!

– У меня есть два варианта, как попасть внутрь при минимальных затратах времени. Можно войти через пробоину, а потом резать переборки, а можно попробовать вообще без резака вскрыть люк в палубной надстройке.

– Добро. Пометь предполагаемые места проникновения на проекции с сонара, чтобы Майк мог нас наводить при необходимости. Я скоро буду. Связь с экипажем пробовал установить?

– Нет еще.

– Долго копаешься! Живее, Копуха!

Он отключился, а я ощутил себя тупее каракатицы и медлительнее медузы. И хотя после принятия таблетки у меня все получалось втрое быстрее, но все равно непозволительно медленно, если учесть, что под водой, в темноте, неизвестности и страхе находилась Леся.

«Барракуда меня дери!» – подумал я, переключая передатчик «Рапида» на аварийную частоту.

– Транспортник «Риф», ответьте спасателям! – произнес я в микрофон.

Мне казалось, что если в ходовой рубке остался кто-то из экипажа, он мог выйти на связь даже после затопления судна. Конечно, только в том случае, если не прекратилась подача электричества. При остановке турбин генераторы не могли давать энергию, но оставались еще мощные аккумуляторные батареи, энергии которых должно хватить не только на маломощную ультракоротковолновую связь, но и на аварийное освещение. При экономном расходовании, разумеется.

Однако сколько я ни звал, в эфире висела почти полная тишина, нарушаемая лишь переговорами портовых служб Суматры, работающими в авральном режиме.

– Долговязый, здесь Копуха! – позвал я.

– На связи.

– «Риф» не отвечает.

– Хреново. Зови своих ластоногих.

– Дельфины не ластоногие, а китоообразные, – поправил я.

– Мне это, знаешь, до жопы, – признался Долговязый, – Зови их, попробуем с аккустическим усилком одного запустить.

Я переключился в режим коммуникатора и вызвал дельфинов.

– Вам надо подойти к нижнему десантному шлюзу, – сообщил я. – Один из вас попробует наладить связь между нами и людьми внизу с помощью аккустического усилителя.

– Я попробую! – отозвалась Лидочка.

Тошку слышно не было, но, глянув на историю показаний сонара, я заметил, что он уже дважды нырял к затопленному кораблю.

Через несколько минут в рубку явился Долговязый с тяжелым тубусом акустического усилителя для оповещения дайверов.

– На дельфине такую штуковину сложно будет зацепить, – сказал я.

– И что? – глянул он на меня. – Не будем?

Мне впервые довелось видеть Долговязого в таком состоянии. Я видел его на охоте, я видел его крепко пьяным, я видел его серьезно раненным, но таким вот, хладнокровно-циничным – никогда. Если бы это был не отставной охотник, а кто-то незнакомый, с кем мы не сидели на глубоководной базе, я бы ощутил себя в высшей степени неуютно. Было ясно, что в таком состоянии его вряд ли остановит такая мелочь, как неудобство дельфинов. Или чье-либо неудобство вообще. Или что-либо гораздо более серьезное. Наверное, мне тоже стоило этому поучиться – поставить перед собой цель, а все остальное отодвинуть на второй план.

– Дельфины могут отказаться, – резонно заметил я. – Мы не сможем их заставить.

– Отказаться спасать людей?

– Они же не люди. И не наши рабы. Сотрудничают, и то хорошо.

– Это Леся тебя этому научила? – Долговязый усмехнулся и закинул усилок на плечо. – Я думаю, что дело не в рабах и хозяевах. И не в том, кто кого может заставить.

– А в чем?

– В том, кому от кого больше надо. Вот и все. Пойдем, Копуха, не время сейчас языками чесать.

Я перевел коммуникатор в режим удаленного управления. Теперь в нашей маленькой коммуникационной сети, состоящей из меня, Майка и Долговязого, появятся еще два полноправных абонента – Тошка и Лидочка.

Долговязый нетерпеливо дождался, когда я закончу возиться с терминалом, после чего мы спустились на лифте, а потом проделали длинный путь к десантному шлюзу через бесконечные переходы, по бесчисленным трапам, перешагивая через высокие пороги герметично задраивающихся овальных дверей. Над головой мелькали плафоны тусклых светильников, пол под ногами ходил ходуном от свирепой качки.

Когда до этого мы пробирались наверх, мне было так плохо, что я не особенно обращал внимание на окружающее – просто переставлял ноги, опираясь на Долговязого. Но сейчас спуск в стальное нутро «Рапида» произвел на меня сильное впечатление, возможно подчеркнутое принятым препаратом. Я и раньше был склонен приписывать боевой технике звериные черты, но в этот раз эсминец действительно, без всяких прикрас воображения, показался мне напряженным живым существом, борющимся с чудовищным натиском океана. Стальные проклепанные ребра стонали от напряжения, а поручни, трапы, тросы и лианы кабелей напоминали кости, мышцы и сухожилия зверя. И мы с Долговязым пробирались через его внутренности все глубже и глубже. Ощущение нереальности происходящего нахлынуло на меня с сокрушительной силой, на несколько мгновений всерьез напугав, но я списал это на действие таблетки и усилием воли взял себя в руки. Я никак не мог вспомнить, что напоминает мне этот спуск в стальное чрево быстроходного зверя, но покопавшись в памяти вытянул оттуда нужное сравнение. Мы опускались в трюм «Рапида» примерно так же, как Алиса падала в кроличью нору.

– Ты в порядке? – глянул на меня Долговязый.

– Вполне, – соврал я.

– Ну, на тогда, усилок потащи.

Он отдал мне увесистое устройство, и вскоре мы достигли десантного шлюза.

– Дельфины! – позвал я в микрофон гарнитуры, чувствуя себя некомфортно от невозможности назвать каждого зверя по имени.

– Я здесь, у шлюза! – ответил синтезатор голосом, который я назначил Лидочке.

– Открой створки, – повернулся я к Долговязому.

– Погоди, Копуха, – он почесал макушку. – Замучаемся мы каждый раз шлюз открывать-закрывать. Времени на это масса уйдет.

– А у тебя есть другие идеи?

– Да. Не мешай.

Он что-то прикинул в уме, осмотрелся, после чего вернулся к двери и накрепко задраил ее.

– Майк, ответь! – позвал он по-английски.

– Здесь Майк! – ответил офицер из рубки.

– Надо немного подкачать десантный отсек.

– Что значит «немного»?

– Вот я и пытаюсь подсчитать.

– Зачем тебе это нужно?

– Хочу открыть шлюз и держать его открытым на протяжении всей операции. Нужна крепкая воздушная пробка, которая не даст воде хлынуть внутрь.

– Понятно. Так бы и сказал. У меня в курсовом автомате есть возможность таких расчетов. Она штатная для «Рапида».

– Отлично! Валяй!

Через несколько секунд у меня заложило уши – давление в отсеке быстро нарастало. Пришлось несколько раз сглотнуть, но это не очень помогло. Я положил усилитель на палубу и ухватился за поручень, чтобы хоть немного отдохнуть от непрекращающейся качки.

– По таблице норма! – сообщил Майк. – Можно раскрывать обе створки. Если будет мало, подкачаю еще.

Долговязый открыл пульт управления шлюзом в переборке, после чего нажал несколько клавиш. Под ногами мелко завибрировало, щель в створках раздвинулась, и через нее фонтаном ударила вода, обдав нас ледяными брызгами с головы до ног.

– Вот дерьмо, Майк! – крикнул Долговязый в микрофон. – Мало воздуха накачал!

– Извини. Я массу груза забыл включить в расчет.

Уши снова заложило, и вскоре фонтан утратил силу, поник, а затем вся вода ушла обратно в щель – ее выдавило сжатым воздухом, заполнившим герметичный отсек. Створки шлюза открылись полностью, показав черную рябь океанской воды.