Текст книги "Разбудить бога"

Дмитрий Янковский
Разбудить бога

Лошадка спит, она устала,

Ей снятся новые подковы,

Ей снится мир, не столь суровый,

Где в каждом доброе начало.

Найдено в Интернете

под ником Маугли

ГЛАВА 1
Нападение

Этой ночью выпал первый снег. Обычно зима приходила в город намного раньше, а тут на тебе – конец декабря, и только робкие пушинки падают из низких туч, клубящихся в сиянии уличных огней. Я захлопнул дверцу машины и поспешил на студию – пальто надевать было лень, а ветер продувал изрядно, так что не время было задерживать внимание на красотах.

Странно. Едва я потянул на себя тяжелую дверь, по позвоночнику пробежала неприятная волна тревоги. Такая отчетливая, что я на миг замер и невольно втянул голову в плечи, как бывало в горах, когда моргнет вдалеке яркая звездочка снайперской линзы. В какой-то момент даже возникла мысль, что кто-то целится мне в спину с крыши ближайшего дома. Идея не такая уж бредовая, если учесть, что моего предшественника как раз возле этих дверей и убили. Неизвестный поразил Кирилла из снайперки точным выстрелом в голову.

Невольно я распахнул дверь чуть резче, чем хотел, и шагнул через порог. Пожилой вахтер вздрогнул от внезапного звука, но узнал меня и приветливо улыбнулся.

– Все в порядке? – глянул я на него.

– Да, Саша. Зинаида Исаевна уже на месте, и Владик.

Казалось бы, ничего необычного, но тревога, охватившая у входа, задержала меня.

– А по твоей части? – спросил я.

– Что? – не сразу понял вахтер. За всю его службу, конечно, ничего особенного здесь не происходило.

– Ну посторонних каких-нибудь не было? Или чего-то вроде того.

– Да нет. – Он пожал плечами. – Откуда тут посторонние?

Я уловил запах спиртного, но говорить ничего не стал. Бесполезно. Начнет оправдываться, а мне не до того. Рубить сплеча и увольнять старика тоже глупо, поскольку служба его действительно номинальная – пропуска проверять. Пусть проверяет. Принятые сто граммов этому никак помешать не могут.

Я привычно направился к лестнице, но ощущение направленного в спину чужого взгляда не отпускало.

«Переработал, – подумал я. – Правильно Катька говорит».

Но дело, конечно, было не в этом – предчувствию я привык доверять. И хотя за Кириллом не осталось никаких хвостов, которые могли бы перекинуться на меня, других поводов для волнения у меня вообще не было. Сам я никому на больную мозоль старался не наступать, во всем советовался с Зинаидой Исаевной, а ей в таких делах можно доверять. Лучше недополученная прибыль и потерянный клиент, нередко говорила она, чем пуля в голову, как Кириллу. И хотя по поводу Кирилла у меня были веские основания думать по-своему, но, по большому счету, она была права.

Поднявшись по лестнице, я пересек плохо освещенный съемочный павильон, приветливо кивнул тучной Зинаиде Исаевне и сунул ключ в замок своего кабинета.

– Давайте поработаем для начала у вас, – предложил я, еще не открыв дверь. – Прежде чем все соберутся, я бы хотел глянуть на смету съемки.

– Хорошо, Сашенька, – кивнула она. – Владу я велела позвонить Ирине, чтобы не опаздывала.

– Да, пусть сразу идет в монтажную.

Зинаида Исаевна всегда надевала домашние тапочки, когда приходила на студию. Кроме нее, никто, а вот она не забывала об этом. Крепкая школа, еще советская. Тогда умели дрючить за дисциплину, а теперь у тех, кого дрючили, это маленький повод для гордости.

Шуршание кожаных подошв в коридоре затихло, я провернул ключ в замке и распахнул дверь.

– Свет! – дал я команду компьютеру.

Под потолком волной зажглись галогеновые лампы, выхватив из мрака внушительное пространство кабинета. Я уже год не мог к нему привыкнуть. Раньше, когда начальником здесь был Кирилл, кабинет подавлял меня размерами и неброским, но явным богатством. Теперь же он скорее смущал, словно я, самозванец, влез в чужой генеральский мундир и меня вот-вот кто-то вытряхнет из него суровой рукой. Особенно неуютно было, когда заходила Зинаида Исаевна, разбиравшаяся в телевизионной кухне много лучше, чем я. Так и хотелось усадить ее за стол, в мое кресло, а самому занять позицию поскромнее. Не без труда я сдерживался, поэтому предпочитал работать с ней на ее территории.

Широким шагом я направился через кабинет, но в этот момент до моего слуха донесся едва уловимый звук. Это не был щелчок взводимого курка или звон покидающего ножны клинка. Нет. Но я отчетливо ощутил за спиной чье-то дыхание, хотя никого в кабинете быть не могло. Не в силах сопротивляться рефлексам, я навзничь бросился на ворсистый ковер. Так я кидался в размокшую глину, услышав истошный вой минометной мины. И как обычно, этот простой, въевшийся в кровь рефлекс спас мне жизнь.

Широкое стальное лезвие, выпущенное из какого-то бесшумного метательного устройства, свистнуло у меня над головой и с глухим ударом пробило ковер. Это было не просто удивительно – это было дико. Но времени размышлять у меня не было, так что я перекатился в сторону, пытаясь разглядеть нападавшего. И разглядел. Им оказался парень лет двадцати пяти, одетый во все черное. Я его тут же окрестил про себя нинзей, но в отличие от киношных наемных убийц из Японии лицо его было открыто. Несмотря на это, невозможно было уловить направление его взгляда, поскольку глаза его были целиком черными, без зрачков и белков, как два антрацитовых шара.

Но самое странное, даже страшное, заключалось в том, что парень без видимых усилий сидел на стене. Не на полке, не на трубе, а просто на корточках, словно у него была своя персональная гравитация, которую он мог направить по любому необходимому вектору.

На какое-то мгновение это меня парализовало. Лишь на краткий миг, но его хватило незнакомцу, чтобы за тонкий сверкающий трос вырвать вонзившееся в ковер лезвие, молниеносно подтянуть его к себе и снова метнуть коротким взмахом ладони. С точки зрения физики движение казалось невозможным в принципе, однако глазам я привык доверять.

Одно время на тренировках нас серьезно натаскивали уворачиваться от метательного оружия. Но эта наука, хотя я неплохо ее освоил, в данной ситуации ничем мне помочь не могла, поскольку сила броска у нинзя была такой, что лезвие визуально размазалось в сплошную сверкающую полосу. С таким же успехом можно было пытаться увернуться от выпущенной из лука стрелы. Если бы незнакомец обладал такой же меткостью, какая у него была скорость, то мне точно пришел бы конец. Но лезвие ударило рядом с моей головой, порезав лишь мочку уха.

Адреналин тут же волной устремился в кровь, что значительно усилило мое проворство. Я уже знал: лезвие у нинзя одно, и он не сможет метнуть его раньше, чем подтянет к себе после броска. Это давало мне немного времени, а оно сейчас было наибольшей ценностью. Перекатившись, я встал на четвереньки и метнулся к столу так быстро, как только был способен. Пришлось рвануть с низкого старта кошачьим прыжком, каким снежные барсы прыгают на добычу. Живот свело болью – потянул мышцу, но в данный момент это не имело значения, поскольку снизу к столешнице была приделана кобура с пистолетом. Тайник был не мой, остался еще от Кирилла, да только ему он не помог, а я теперь всерьез рассчитывал на этот подарок судьбы.

Ударившись локтями об пол, я стиснул зубы от боли и по инерции заскользил по ковру под стол. Переворот на спину, и рубчатая рукоять в ладони. Я выхватил тяжелую «беретту» из кобуры, но выстрелить не успел: непонятная сила провернула «ствол» в моей руке и выдрала оружие из пальцев. Я невольно вскрикнул от боли, так сильно рвануло сустав спусковой скобой.

Можно было подумать, что это нинзя с невероятной скоростью подскочил и обезоружил меня, если бы в это время он, словно черный паук, не продолжал сидеть на стене, подтягивая к себе лезвие за сверкающую паутину троса. Выходило, что пистолет из моих рук вырвала пустота или воля противника. Любой из этих вариантов пугал меня до судорог. Само по себе страшно – столкнуться с враждебным неведомым, но в ужас меня привело осознание полной беспомощности. Все мои умения оказались бессильны, оружия у меня больше не было. Пистолет попросту исчез, я даже не заметил куда. Возможно, именно такое состояние охватывает людей за несколько мгновений до неотвратимой гибели, например, когда не раскрывается парашют и ты камнем летишь вниз. Понятно, что чуда уже не будет, а смерть вот она – до двадцати сосчитать не успеешь. Именно такой ледяной ужас охватил меня сейчас, я понял, что не поможет уже ничего, даже деньги, которыми, как полагают люди, можно решить любую проблему.

Говорят, что сопротивляться судьбе надо до последнего вздоха. Сказочку рассказывают про лягушку, упавшую в горшок с молоком. Мол, она билась-билась, хотя вроде бы впустую, взбила лапами масло и выбралась. Но у меня опустились руки. Мелькнула мысль, что если уж смерть совершенно неотвратима, то надо уйти достойно, а не с позорным барахтаньем. Верующий на моем месте наверняка припомнил бы пару фраз из молитвы, но я не знал ни одной молитвы.

И когда я уже мысленно вырядился в чистую рубаху, в каких предки шли на верную смерть, кто-то не очень умело ударил меня ножом в бок. Ударил из-за спины, откуда я никак не ожидал нападения. Удар оказался настолько вялым, что серьезного вреда причинить мне не смог – я попросту подался вперед вместе с лезвием, не давая ему возможности глубоко погрузиться в плоть, затем резко повернулся вокруг своей оси и попытался перехватить руку противника в том месте, в котором она, по моим понятиям, должна была находиться.

Получилось! Мои пальцы сомкнулись на чьем-то локтевом суставе, я тут же перенес вес на другую ногу и рывком бросил противника через бедро. Каково же было мое удивление, когда я ничего не увидел. Вообще ничего! Такое впечатление, словно я поймал и швырнул невидимку. И ни звука!

А нинзя на стене вновь изготовился к броску, заставив меня действовать активнее и на время забыть о немыслимости происходящего. Грохнувшись спиной на стол, я перевалился через него, едва не сбив монитор и стоявший у края макет нефтяной вышки. Сверкающее лезвие нинзя вонзилось в столешницу, хотя она была из такого дерева, что не всякая пуля пробьет.

Надо было как-то блокировать это лезвие. Нельзя же постоянно от него уворачиваться! Я ударом ноги выбил пластиковый подлокотник кресла и быстрым движением намотал на него витков пять тросика. Теперь у меня появилось серьезное преимущество перед нинзя – у него в руках тонкая стальная нить, а у меня удобный пластик, к которому накрепко примотан другой конец нити.

Я вскочил, уперся ногами в тяжелый стол и рванул трос изо всех сил. Однако справиться с нинзя оказалось непросто. Он словно врос в каменную стену, так что сколько я его ни тянул, вырвать не мог.

«Сплю», – подумал я.

В этот момент меня сзади снова полоснули ножом. Именно полоснули – длинно и неглубоко. Но боль обожгла спину изрядно, я вскрикнул и снова перевалился через стол, уходя от возможного второго удара.

Сражение с невидимкой – неплохой сюжет для Голливуда. Но там, как правило, у сценариста есть время придумать методику противодействия. Мукой там его обсыпать, водой полить, надеть прибор инфракрасного видения. Все это довольно эффектно, но у меня не было ни времени, ни муки, ни тем более тепловых очков. Собственно, на столе не было вообще ничего, чем можно было бы всерьез защититься. Жидкокристаллический монитор в качестве ударно-раздробляющего орудия никак не годился.

Правда, на краю стола возвышался полуметровый позолоченный макет нефтяной вышки, оставшийся от Кирилла. Надо же, за прошедший год я ни разу не удосужился узнать, из чего он сделан. Был он для меня чем-то вроде табу – вещью, принадлежавшей самому серьезному из моих противников. Я не решался к ней прикоснуться, чтобы… Чтобы не вызвать гнева горных духов? Или пернатых владык? Нет, я не был суеверным, но к макету это отношения не имело. Негласный обет не трогать его был данью уважения к врагу, которого я победил, как мне казалось.

Однако сейчас было не до сентиментальности. Обмотав тросик с лезвием вокруг ножки стола, чтобы нинзя больше не дергался, я все внимание уделил невидимке. И выбора, чем с ним драться, у меня не было. Схватив со стола макет, я наконец выяснил, что сделан он, скорее всего, из позолоченной стали, поскольку весу в нем было вполне – впору стены проламывать. Скорости в движении это мне не добавляло, но давало ощущение сокрушительной мощи.

Я раскрутился, держа нефтяную вышку на вытянутых руках, и шарахнул ею во что-то невидимое. Скорее всего, невидимый противник как раз в этот момент кинулся на меня, но мощный удар сшиб его с ног. Я прикинул, куда могло грохнуться тело, шагнул вперед и добавил макетом сверху вниз. И снова попал.

Мир вокруг меня дрогнул. Так же, как покрывается рябью отражение в темной воде, если с берега кинуть камень. А когда волнение успокоилось, не было нинзя на стене, не было лезвия с тросиком, только подлокотник от кресла сиротливо лежал возле ножки стола. А прямо у моих ног распростерлось тело мужчины лет тридцати, одетого вполне по погоде – в серые брюки и черное кашемировое пальто, из-под полы которого выглядывал серый пиджак. Ботинки были лаковыми, таких я давно не видел. И белые носки, что вообще уже ни в какие ворота.

Возле подергивающейся руки незнакомца лежал на ковре длинный кинжал. Он меня удивил – серое волнистое лезвие, протравленное едва различимым узором, и резная рукоять из кости, изображавшая спящего мужчину. Фигурка мужчины была выполнена в индийской традиции, насколько я мог судить. По крайней мере, тело его имело округлые формы, а на лбу виднелся кастовый знак. Спал мужчина мирно, с блаженной улыбкой Будды, подложив под голову ладонь вместо подушки. С лезвия стекала моя кровь.

«Спокойно! – приказал я себе. – Все нормально. Все кончено».

На самом деле я понимал: все только начинается. Будут еще менты, которым придется давать объяснения, будет еще Катька, которой придется рассказывать о происхождении ножевых ран. С Катькой-то было проще, она знала мою главную тайну. Тайну того, как я занял этот огромный кабинет и что на самом деле стало с Кириллом. Если уж совсем начистоту, то она была моей соучастницей.

Трудно, однако, было поверить, что нинзя на стене и сраженный мной невидимка имеют к Кириллу хоть какое-то отношение. Разве только рукоять кинжала давала намек, да и то слишком прозрачный. Но, как бы там ни было, я решил заснять кинжал раньше, чем он попадет в ментовское хранилище вещественных доказательств.

– Влад! – зычно выкрикнул я. Затем догадался бросить макет вышки на пол и набрать номер мобильника. – Влад, алло!

– Что случилось? – насторожился помощник режиссера.

– Бери оператора с камерой и быстро ко мне! И педрилу этого, забыл как его, с фотоаппаратом… Тоже сюда! И живо!

– Что случилось?

– Увидишь.

Нажав кнопку отбоя, я тут же набрал номер Зинаиды Исаевны.

– Саша? – узнала она меня.

– Аптечка у нас есть?

– Конечно, а что случилось?

– Да я тут порезался сильно. Вы только не волнуйтесь, когда зайдете, но желательно увидеть вас тут с аптечкой как можно быстрее.

Железная женщина, надо признать. Вопросов лишних не задала, и ждать ее можно было с минуты на минуту. Я присел у стола и внимательно осмотрел его. Никаких следов вонзившегося лезвия на столешнице отыскать не удалось.

– Вот зараза! – мрачно произнес я.

Ощущение было отвратительным, словно кто-то прочистил извилины моего мозга ершиком для бутылок. Я настолько привык доверять увиденному и эта привычка впервые в жизни настолько меня подвела, что я находился на грани истерики. И тут зазвонил телефон. Не мобильник, а тот, что стоял на столе. Я схватил трубку и сказал:

– Фролов слушает.

– Саш, это я, – прозвучал сонный Катин голос. – У тебя все в порядке?

– Не очень, – признался я. – А ты как догадалась?

– Почувствовала, – просто ответила она. – Сон страшный приснился. Проснулась и позвонила.

Я поверил. Если бы я сам не ощутил тревогу, первый же бросок лезвием меня бы угробил. А Катька была куда чувствительнее меня. Я вспомнил собственный тревожный сон про осень и падающие листья, про запах грибов и навсегда ушедшее лето.

– Кать, я тебе потом все подробно расскажу.

– А вкратце?

– Кажется, это привет оттуда. Не знаю, пока просто предчувствие. Хотя нет. В общем, на меня напал какой-то тип. Прямо в кабинете. Вооружен был очень странным кинжалом, с рукоятью в виде спящего индуса.

– Спящего? – прошептала Катька.

– Именно так. Но ты пока не волнуйся, может быть, это просто так. Совпадение. Я сфотографирую кинжал, дома тебе покажу.

– Ты ранен?

– Слегка. Действительно слегка, не волнуйся. Сейчас йодом помажу, и будет порядок.

– Когда тебя ждать?

– Ну… С ментами придется объясняться. Вся сегодняшняя работа коту под хвост.

– Понятно. Допрашивать им, кроме тебя, так я понимаю, некого?

– Ну да. Я его знаешь чем? Всей мощью нашей нефтяной промышленности. Макетом буровой вышки.

– Саш, – Катька не отреагировала на шуточку, – позвони после ментов, ладно?

– Добро.

Я положил трубку и провел пальцами по спине. Крови было довольно много. Ну да ладно, когда два минометных осколка вонзились в пузо, было похуже. Поправив монитор на столе, я повернулся к поверженному противнику и обомлел. Его тело непонятным образом шевелилось. Точнее не само тело, а одежда на нем, но я это понял не сразу. Подскочив и присев на корточки, я откинул полу его пальто. Меня чуть не вырвало от открывшегося зрелища – под одеждой кожа трупа сделалась пористой, и из нее прорастали белесые волокна вроде грибницы. Они шевелились, словно тысячи тончайших червей, сплетенных в нечто вроде очень рыхлого белого войлока. И эти нитевидные щупальца тянулись ко мне!

Отскочив, словно ужаленный, я вытер выступивший на лбу пот. Еще несколько секунд под одеждой трупа продолжалось шевеление, но потом оно стихло. Это даже для моих нервов было то еще испытание, так что я не спешил приближаться к телу.

Наконец послышалось шуршание домашних тапочек в коридоре.

– Войдите, Зинаида Исаевна, не заперто! – громко сказал я.

От тела начал распространяться ощутимый запах. Но не тления, нет, труп ведь еще даже не успел остыть, а совсем другой. Он был почти неуловимым, но я его вспомнил, конечно, – это был запах грибов. Точно такой, как во сне.

Глава 2
Допрос

Йодом дело не обошлось, так что опер допрашивал меня уже в Первой градской больнице, куда я был доставлен на «Скорой помощи». Спина онемела от местного наркоза, но свежий шов на ране все равно чувствовался. Мне выделили палату на втором этаже травматологического отделения, но там уже все спали, так что беседовать с опером пришлось в вестибюле, недалеко от поста дежурной медсестры. Свет был тусклым – горела всего одна лампа под потолком. Было тихо. За окном сыпал снег.

Опер устроился в кресле возле кадки с чахленькой пальмой, а я решил постоять. Прислоняться к чему-либо спиной не было ни малейшей охоты.

– Нападавшего вы раньше не знали? – спросил опер.

– Первый раз видел.

– И какие у вас соображения по поводу случившегося?

– Не знаю. У бандитов могли быть какие угодно мотивы. Я не телепат. Кирилла ведь убили, вы знаете, но никто так и не выяснил, кто и за что.

– Вашего предшественника?

– Да.

– Конечно, я наводил справки по этому поводу. Кстати, а к вам не было вопросов по тому делу? Вы ведь, если не ошибаюсь, бывший снайпер? А Кирилл погиб от снайперской пули.

– У меня было настолько незыблемое алиби, что ни у кого не возникло вопросов.

– Какое?

– В момент гибели Кирилла я сидел в его кабинете. Он вызвал меня утром по важному делу.

– Вы работали у него на студии сценаристом?

– Точно, – кивнул я. – Так вот, он вызвал меня и назначил на свое место. Специальным приказом, заверенным подписью и печатью. Это случилось в одиннадцать утра и стало для всех неожиданностью. Для меня – тоже. Он велел мне разбираться с бумагами, а сам уехал по делу. Его убили по возвращении. Прямо возле входной двери. Это произошло в час дня.

– Более чем странная история, не находите?

– Глупый вопрос, – пожал я плечами, ощущая нарастающее раздражение. – В жизни все истории странные. Так или иначе. Но каждой рано или поздно находится объяснение.

– Бывает, что и не находится, – криво усмехнулся опер. – У вас с Кириллом были особые отношения?

Он сказал это таким тоном, что захотелось врезать ему между глаз.

– Нет, – жестко ответил я. – Любовниками мы не были, если вы это имеете в виду. Друзьями – тоже.

– А в финансовом смысле?

Вопрос меня насторожил. Хотя, конечно, мент мог иметь в виду какие-то общие деловые интересы.

– Тем более, – сухо ответил я. – Какие финансы у армейского капитана, уволенного из войск по ранению? Я получал зарплату.

– Какую?

Вот иногда спросит человек и сам не знает, насколько сложный вопрос задал. Или этот как раз знал? Однозначного ответа тут не было, как это ни странно звучит. Но я выбрал первый из двух честных вариантов, уже всерьез опасаясь, что опер сумел что-то разнюхать. Только вот как? О единственном конце, который он мог зацепить, думать не хотелось. Хотя, как говорили древние восточные мудрецы, надейся на лучшее, но готовься к худшему.

– Зарплата у меня была шестьсот долларов, – как можно спокойнее произнес я.

– Не много для рекламного сценариста.

– Мне хватало. У отставного офицера запросы невелики.

– Ладно. Но вы-то сами как объясняете, что такой влиятельный человек, как Кирилл, назначил преемником своей рекламной империи едва ли не первого встречного?

– У меня нет этому объяснений. В то утро Кирилл вел себя не как обычно. Очень импульсивно.

– Но что-то он говорил?

– По поводу назначения – нет. Просто показал мне приказ, вызвал подчиненных и зачитал его. А потом велел мне разбираться с бумагами. И уехал. Дальше вы знаете.

– Почему со мной не происходит таких случайностей? – очень натурально расстроился опер. – Я чем-то хуже спецназовского снайпера? Почему одному миллионы долларов валятся с неба, а мне только дурацкий висяк и выговор от начальства?

– Не знаю, – честно ответил я.

– Ладно. – Он достал из папки бланк протокола и принялся его заполнять. – Давайте повторим все под запись.

Я повторил, мне не трудно. Он медленно, коряво записывал. Честно говоря, мне его было жалко немного. Совсем чуть-чуть, чисто по-человечески. На самом деле ведь он действительно ничем не хуже меня. Просто судьба никогда не спрашивает, кому какой путь назначить. А когда назначает, то обычно все по нему и идут. Я вот не захотел. Сознательно. Так что не с неба мне Кирилловы миллионы упали, ох не с неба. Что называется, трудные деньги. Если быть откровенным перед самим собой, я считал их заработанными честно. В качестве большого приза в очень сложной игре с невероятно большими ставками.

Протокол получился на трех листах – мне пришлось ответить на много вопросов. Но перед законом я был совершенно чист – скрывать нечего. Правда, от последнего вопроса я все же вздрогнул. Совершенно не был к нему готов.

– Кирилл в то роковое утро ничего вам не дарил? Ну, кроме своего места?

«Сука Влад, – подумал я, внутренне закипая, но не показывая виду. – Какого черта язык распускать?»

– Дарил. Мягкую игрушку.

– Это нормально, по-вашему? – сощурился опер. – Какую, кстати?

– Ворону. Серую плюшевую ворону. Обычную, из магазина.

– Интересненько… – Он постучал авторучкой по краю папки, но записывать ничего не стал.

Внезапно у него зазвонил мобильник. Я снова вздрогнул – второй раз за вечер. Нервы стали ни к черту. Всего за год.

– Да, – сказал опер в трубку. – Быстро вы. Что, не понял?! Как это пророс? Вы что там, обдолбились чем-то?! Нашли время прикалываться! Я Фролова допрашиваю. Ну да. Слушайте, хорош гнать! Днем я приеду в морг, посмотрю, что там за беда. Все, говорю! Ладно, спасибо. – Он бросил мобильник в карман и глянул на меня. – Пророс, говорят, твой жмурик, – сказал он, неожиданно обратившись ко мне на «ты».

– Что значит – пророс?

– Вот и я у них спрашиваю. А они хрень всякую говорят. Это дежурный патологоанатом из морга с помощником.

– Да я понял.

Сердце заколотилось чересчур сильно и часто. Вообще меня сложно вывести из себя, но сегодня по событиям вышел явный перебор. Я вспомнил копошащиеся нити под одеждой незнакомца, и мне опять стало дурно. В какой-то момент я заставил себя не думать об этом, уверить сознание, что ему это попросту померещилось. Но если уж и менты обнаружили нечто странное, то это тема для отдельного разбирательства. Я решил при первой возможности поставить на уши службу безопасности, чтобы ребята нашли контакты среди ментов и выяснили все в подробностях. Мне эти непонятки и странные намеки судьбы начинали всерьез щекотать нервы. Возникло сильное подозрение, что жутковатые белесые нити тянутся ко мне не столько из прошлого, как показалось сначала, сколько из будущего. По крайней мере, в прошлом я не сталкивался ни с чем подобным.

«Катька перепугается», – подумал я.

– Ладно. – Опер дал мне протокол на прочтение. – Ознакомьтесь и распишитесь.

Я пробежал бумаги взглядом и уверенно подмахнул. Хотелось избавиться от опера поскорее, а в тонкостях пусть потом разбирается адвокат. Даром я ему что ли плачу? И больница эта тоже достала. С бомжами ночевать совершенно не хотелось, а в палате преимущественно были они. По крайней мере, мне так показалось по внешнему виду этих обрюзгших, заросших щетиной пациентов с разбитыми в кровь лицами.

Опер довольно хмыкнул, аккуратно уложил бумаги в папку, кивком попрощался и быстрым шагом скрылся за углом вестибюля. Я облегченно вздохнул, подождал минуту, достал телефон из футляра на поясе и набрал номер. Длинные гудки тянулись довольно долго, наконец на другом конце раздался заспанный голос одного из моих водителей.

– Алло.

– Паша? Это Саша Фролов. Спал?

– Да. Время-то уже.

– Ну ладно, ладно. Зинаиду отвез домой?

– Конечно. Без Влада. Он на своем «мерсе» улетел, как на ракете.

– Хорошо. Заедь за мной в Первую градскую.

– Конечно. Через полчасика буду.

– Добро.

В вестибюль заглянула медсестра лет сорока на вид и строго сказала:

– Идите в палату. Не положено тут среди ночи шуметь.

– Я не шумлю, я тихо, – почти шепотом ответил я.

– Меня не волнует. Сказано идти в палату, значит, идите.

– Что-то не очень вы вежливо, – вздохнул я.

– Ой-ой! Какие мы нежные! Ступайте в палату, я вам сказала!

Вообще-то я человек не конфликтный. Но есть у меня кое-какие пунктики, которые контролировать сложно. И один из этих пунктиков – мелкие наемные сошки, которые в отсутствие начальства мнят себя краеугольными камнями заведения. Охранники там всякие, уборщицы, медсестры такие вот. И я сорвался, хотя со мной такое бывает редко.

– Иди ты сама… – Я закончил высказывание подробным описанием маршрута, по которому ей надлежало проследовать.

Она так оторопела, что потеряла дар речи, а я прошел мимо нее к выходу и медленно спустился по лестнице. Мне было стыдно. Кирилл в подобной ситуации так бы не поступил никогда. Он бы не опустился до грубости. Он осадил бы нахамившего ему человека очень вежливо, но так, что тот сам понял бы собственную ничтожность. Внизу уже звонил телефон. Я помнил, что там пост охраны. Шов на спине саднил, настроение было значительно ниже среднего.

В коридоре, уже почти у самого выхода во двор, дорогу мне преградил охранник в черной форме и с резиновой палкой на поясе.

– Отойди, – произнес я сквозь зубы, не сбавляя шага.

И он отошел. Не сосунок, видать опытный. Сосунок бы в драку полез, это точно. Хорошо, что хоть где-то попадаются специалисты своего дела. Этот знал людей. Ну, по крайней мере, на доступном ему уровне.

Остановившись у входа, я обернулся к нему и сказал:

– Меня сюда по ошибке привезли. На «Скорой».

– Да я вижу, – нервно усмехнулся охранник. – Бывай. Но вообще тут такие правила, что, когда уходят, расписку доктору оставляют, мол, сам ушел, о последствиях для здоровья предупрежден.

– Некогда мне, веришь?

– Да понятно. Я просто говорю, что медсестра не на пустом месте…

– О моем здоровье есть кому позаботиться. Если сильно надо, я могу завтра адвоката прислать, он за меня уполномочен давать любые расписки.

– Да нет. Это я так. Формальность, короче.

– Ясно.

Я шагнул за порог и захлопнул за собой дверь. Вместе со мной вырвалось наружу облако пара – во дворе больницы было морозно. Снег искрился в свете фонарей, навевая мысли о новогодней сказке. Под подошвами приятно поскрипывало. Я направился мимо корпусов к тем воротам, что выходили на Ленинский проспект. Шел не спеша, потому что, если Паша сказал, что подъедет через полчаса, значит, так и будет, ни раньше, ни позже. Отличный водитель. Раньше в ментовке служил, как выяснилось. Потом сам уволился. Такое, оказывается, тоже бывает.

Уже у ворот зазвонила мобила.

– Это я, – раздался в трубке Пашин голос. – Где тебя искать?

– Я сейчас на Ленинский выйду.

– А, ну я тут, у ворот. Увидишь.

По проспекту с шелестом проносились автомобили довольно часто, несмотря на глубокую ночь. По пути я успел озябнуть – зря оставил пальто в машине, когда шел на студию. Хотя, будь я в пальто, его пришлось бы теперь выкинуть из-за дыры в спине. Жалко было бы. Не денег, понятно, а хорошую вещь. Пришлось сунуть руки в карманы брюк и плечом приоткрыть скрипучую створку ворот. Охранник в будке отнесся к этому вполне спокойно, его в тот момент гораздо больше занимала ночная трансляция эротики по телевизору.

Мой черный «Майбах» приткнулся к бордюру метрах в пяти от ворот, бампер уже успело запорошить снегом. Паша коротко моргнул ксеноном, словно я мог перепутать эту машину с какой-то другой. Но это просто водительский рефлекс, понятно. Таких машин во всей Москве с трудом наберется десяток. Я, когда на Кирилла работал, понимал, конечно, что он крут, но мне и в голову никогда не приходило, что настолько. Потом только понял, когда при помощи Зинаиды Исаевны разобрался в делах.

Пашка хотел выскочить, чтобы дверь мне открыть, но я махнул ему, мол, сиди на месте. Так руки, на хрен, отвалятся, если все всё за меня будут делать. Скоро, блин, поссать уже самому не дадут. Открыв заднюю дверцу, я аккуратно устроился на сиденье. Наркоз отходил, и рана от кинжала начинала ощутимо побаливать.

В машине было тепло – опытный Пашка врубил обогреватель как следует, зная, что я прилично прошелся пешком. Насколько я знал, он дорожил работой не столько из-за зарплаты, хотя и она была более чем солидная, сколько из-за того, что нравилось ему ездить на этой машине. Сзади в ней, правда, было куда удобнее, чем на водительском месте. Я откинулся на кожаную спинку и захлопнул дверь.

– Куда? – спросил Паша, глянув в зеркало.

– Домой.

«Майбах» мягко тронулся и разогнался по проспекту.