Текст книги "История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3"

Независимо от этого гетман Мазепа послал особых «подлинных людей» в Запорожскую Сечь и в турецкие городки для собирания там точных вестей.

Однако посланцы не принесли гетману никаких вестей. «Подлинных людей» кошевой совсем не пустил в городки; Каплинец и Лихопой отказались гетману писать. Но у Мазепы был верный слуга переволочанский дозорца Иван Рутковский, который не замедлил снестись с гетманским посланцем Бутом, находившимся в Сечи, и с его слов поспешил послать Мазепе «подлинную» о запорожцах весть. Положение дел в Запорожье, по словам Рутковского, было таково.

В то время, когда Бут находился в Сечи, туда прискакал какой-то казак Миргородского полка верхом на лошади без седла («охлупе») и объявил о том, что гетман Мазепа собрал полки для того, чтобы идти против татар, и два полка, Полтавский и Миргородский, имел послать под турецкие городки; полковники двух последних полков условились собраться на реке Ингульце и оттуда идти под Кызыкермень. Получив такую весть, запорожские казаки, собравшись на раду, решили о походе малороссийских полков под Кызыкермень предупредить турецких властей и для этого отправили войскового пушкаря с двумя простыми казаками. Войсковой пушкарь поскакал в Кызыкермень и о грозившей опасности городку объявил кызыкерменскому писарю Шабану. Шабан написал запорожцам благодарственное письмо и тут же объявил, что мусульмане не боятся встречи с малороссийскими полками, так как к турецким городкам скоро будет крымский хан, только что одержавший победу над немцами в Венгерской земле и теперь направлявшийся к Кызыкерменскому городку. Платя благодарностью за благодарность, Шабан предупреждал кошевого Гусака, что на крепость Кодак идет московский воевода с полком, но что запорожцы, несомненно, найдут себе помощь у хана для отражения их врагов. В то время, когда войсковой пушкарь прибыл в Кызыкермень, там находился атаман Незамайковского куреня Иван Коваль, хлопотавший об отдаче какого-то казака Филиппа вместо пленного татарина. Кызыкерменский бей дал и войсковому пушкарю, и атаману Ковалю по письму от себя и отпустил их в Сечь. Письма были доставлены в Сечь и прочтены на раде в присутствии всех казаков, но запорожцам сильно не понравилось то, что хан шел с победоносным войском назад: они опасались, как бы он не обратил своего оружия и на самих казаков. Но тут от татар пришла новая весть: что они действительно ждут к себе хана и не на одних словах готовы помогать запорожцам: уже и теперь татарская орда, быв под Черным лесом и услыхав, что запорожцы ждут к себе возвращения отправленного к польскому королю собственного посла, которому компанейские войска «заступили» путь, послали от себя отряд на выручку того посла.

Эта весть совершенно успокоила казаков, но сам кошевой атаман Иван Гусак или колебался насчет истинных намерений татар, или же хотел в отношении Мазепы вести независимую политику от казаков и потому, готовясь отпустить от себя гетманского посланца Бута, просил его передать дозорце Рутковскому, что он вовсе не враг ни гетмана, ни царя, и если гетман пожелает что-нибудь учинить против врагов, то пусть даст о том весть, и кошевой готов будет служить гетману и радеть государям. Но такому настроению кошевого Гусака помешало одно обстоятельство, происшедшее в Кызыкермене и сделавшееся известным в Сечи.

В Кызыкермень из города Лебедина приехал один человек но фамилии Иван Гутник и привез туда для продажи партию сукна. Явившись к писарю Шабану, он скоро подружился с ним и, подвыпив, стал говорить, что у него дома есть дети, которые ходят в школу и учатся читать письма, и что для науки своих детей он хотел бы получить от писаря какие-нибудь листы, за что готов писаря даже и подарить. Писарь Шабан, не подозревая в той просьбе никакого дурного умысла, собрал писанные к нему от запорожских казаков письма и передал их Гутнику для его детей. Гутник стал те письма читать и удивлялся тому, как запорожцы величают крымского хана. Но случившиеся там запорожские казаки услыхали чтение своих писем и сразу поняли коварный умысел гетманского агента. Гутник же, дав писарю кинбияк (?), поспешил уехать от него, направив свой путь через запорожскую степь. За ним поехали и бывшие в Кызыкермене казаки. Прибыв в Сечь, они объявили в ней о том, с чем ехал через Запорожье Лебединский купец, и кошевой атаман послал за ним войскового есаула вдогон. Но было уже поздно, и Гутник, оставив степь, успел доставить добытые им письма в Переволочанский перевоз. Тогда кошевой атаман, сильно озлобленный таким обстоятельством, распорядился не пропускать никого в Запорожье без предварительного обыска, и кроме вина и тютюну не позволил ничего привозить в Сечь. Он видел, что по Запорожью везде снуют гетманские агенты, в виде торговцев и купцов и стараются разузнать все тайны запорожского войска. При всем этом гетман все-таки успел разузнать, что запорожцы с особенным нетерпением ждут возвращения своего посла от польского короля и что как только тот посол придет, то они заключат с Крымом мир и пойдут войной на Москву: им бы только Полтаву захватить, а там они сумеют всех к себе привратить. Гетман знал и то, что, не переставая думать о войне, запорожцы вышли по нескольку человек из каждого куреня частью на собственные речки и побросали язы для рыбных добыч, частью на урочище ниже турецких городков «с ясками повольно»[144]144
  Архив Мин. ин. дел, 1690, св. 82, № 18.


[Закрыть].

Пока шли эти объяснения между гетманом Мазепой и запорожскими казаками, тем временем крымский хан, возвращаясь из похода на Венгерскую землю, прошел в Белогородчину и оттуда направился в Крым. Дав в Крыму несколько времени отдохнуть своим коням, он задумал, собрав большие орды, идти мимо Кызыкерменского городка Чигиринской стороной на украинные города. Тогда гетман Мазепа, получив такую весть, собрал свои полки и вышел с ними сперва к Гадячу, а потом спустился поближе к Днепру в городок Голтву. Но неприятель, увидя собранные малороссийские полки, открытого нападения сделать не посмел и послал несколько загонов под Черкасы, Белую Церковь и Синяву да под Новобогородицкую крепость и другие самарско-орельские городки. Для защиты Новобогородицкого городка гетман поспешил отправить марта 9-го дня из Полтавского волка 1000 человек казаков, а сам отступил в Дубны и послал государям запрос, как ему дальше поступать. Но государи предоставили гетману окончить это дело так, как он сам лучше найдет. Тогда гетман, продержав всю зиму сторожу от татар, расставил по всему берегу Днепра от Орели до Киева войска в орельско-самарских городках, Переволочне, Келеберде, Кременчуке, Потоке, Власовке, Городище, Чигорин-Дубровке, Жовнине и Еремеевке, – а сам вернулся в Батурин 1689 года марта 15-го дня.

Мазепа был убежден, что неприятели, благодаря взятым мерам, не посмеют делать нападений на малороссийские города. Запорожцы же одни без татар не казались страшными для гетмана: он был уверен, что если бы они и захотели внести между малороссийским народом мятеж, то не могли бы найти сочувствия себе. К тому же гетман отдал всем полковникам крепкий приказ никого из городов в Запорожье ни с борошном, ни с чем другим, ни порожним для рыбной ловли не пропускать; а если бы кто пожелал идти для рыбных ловель в реку Буг, или в речки полевые, или в озера «на сей стороне Днепра, которые повыше Сечи суть», то таковой должен давать за себя поруку, что он с той рыбной добычей возвратится без замедления назад и ни на какой своевольный путь не пойдет. Гетман взял все меры и относительно запорожских посланцев, которые находились под Немировом, в обратном пути, чтобы их «перенять и в свои руки загрести»: он поставил «бдительного и неленивого, в верности известного человека» полкового конного есаула Ивана Рубана с отрядом в несколько сот человек доброго товариства на правой стороне Днепра меж Черным лесом и Чигирином, куда послам лежал обратный путь. Есаулу Рубану гетман отдал строжайший приказ «неусыпное око» над ними иметь, всякими способами радеть, чтобы их в Батурин привести, за что гетман от имени великих государей самому есаулу Рубану и его наследникам обещал великую милость оказать и награждение дать[145]145
  Архив Мин. ин. дел, 1690, св. 82, № 18.


[Закрыть].

Московское правительство, похваляя гетмана за его распоряжение и деятельность во время прихода на Чигиринскую сторону татар, имело, однако, главную мысль о том, чтобы так или иначе вновь запорожское войско на свою сторону склонить.

Но случившиеся в то время обстоятельства не только не благоприятствовали такому стремлению московского правительства; напротив того, сильно взволновали запорожское войско и поддержали в нем враждебное настроение против Москвы, в особенности же против гетмана Мазепы. Названные выше запорожские посланцы Иван Каплинец да Максим, казак Сергиевского куреня, заявили жалобу севскому воеводе Ивану Юрьевичу Неплюеву и гетману Мазепе о пограблении у них возле Севска разных вещей из их личного скарба и об убиении двух их товарищей, есаула Степана Рудого да казака Леска, из которых первый умер немедленно, а второй немного спустя, февраля 22-го дня в Батурине, за Путивльскими воротами, на рогу. Следствие по убийству тянулось с февраля месяца до июня, и по розыску дела оказалось, что убийцами запорожцев были сиповщики Фома Никифоров, Андрей Учуй, Михайло Дубовый да Данило Гордеев с товарищами, всех девять человек. Они напали на двух названных запорожских казаков и одному из них в трех местах голову пробили, а другого до полусмерти прибили, а платья, сняв с них, в навоз против войсковых изб спрятали. По этому поводу из Москвы пришел приказ сперва пытать порознь каждого из убийц, находившихся под караулом в Батурине, а потом казнить их смертью, если они сделали такое злодеяние по умыслу; «буде же совершили его пьянским обычаем», оставить в живых, но подвергнуть пытке и допросу и потом подвергнуть наказанию. Гетман Мазепа нашел, что убийцы совершили «свое дело» в пьяном виде, и потому, не подвергая их пытке, одних из них велел сослать на вечное житье на Самару, других в Переяслав. Но первые, вследствие морового поветрия, открывшегося в то время в Запорожье, оставлены были в Батурине на неопределенное время и только вторые отправлены были с женами и детьми на место ссылки[146]146
  Там же, мал. подл, акты, 1690, св. 82, № 18, св. 7, № 689–670.


[Закрыть].

И разбойство русских, и самое решение по этому поводу со стороны гетмана вызвало у запорожцев большое негодование и поддержало враждебное настроение против Москвы.

В это же время произошло и другое обстоятельство, сделавшее немалое волнение между запорожцами. В конце апреля месяца в Запорожье открылось моровое поветрие, не прекращавшееся в течение всего лета. От того поветрия в Новобогородицкой крепости поумирало много московских ратных людей, в том числе и сам воевода крепости Алексей Иванович Ржевский с сыном[147]147
  Вместо умершего Ржевского прислан был воевода Змеев. По словам Величко, сын Ржевского хотя и пострадал от болезни, но, однако, остался жив; Мазепа же доносил в Москву, что вместе с отцом умер и сын.


[Закрыть]. Соседний с Новобогородицким городом, Новосергиев, или Вольное, весь вымер и навсегда остался в запустении. От Самары моровое поветрие спустилось ниже и коснулось самой Сечи.

Гетман Мазепа узнал о моровом поветрии, открывшемся в Запорожье, от своего дозорцы Ивана Рутковского, которого известил о том мая 10-го числа 1690 года Китайгородский сотник Семен Ревенко.

Вслед за моровым поветрием появилась в августе месяце в Запорожье саранча. Страшная масса ее заслонила солнце, помрачила небо, наполнила воздух невыразимым смрадом и задушила своим зловонием множество лошадей, волов и коров[148]148
  Величко. Летопись. К., 1855, III, 87, 88, 95.


[Закрыть].

Узнав об открывшейся в Запорожье моровой язве, гетман Мазепа поспешил сообщить о том в Москву. Он писал, что многие из реймента гетманского люди, ужаснувшись моровой язвы, «повтикали» из Новобогородицкой крепости в разные стороны. Многие из великороссийских ратных людей также бежали из города; они «тулялись» по степям, по байракам, по лугам и по островам днепровскими в тех разных местах одни поумирали, другие, хотя и остались живы, скрывались друг от друга. Тела умерших оставались долго в тех «пустых» местах и наводили великий страх на живых людей. Ввиду такого страха гетман, желая прежде всего сохранить царскую казну в городе Новобогородицке, приказал послать в дикие поля возле города тысячу человек казаков Полтавского полка и на смену его столько же казаков Миргородского полка. Но казаки тех полков, не раз бывавшие в бою с неприятелем, не решались идти на явную смерть в Новобогородицк. Тогда Мазепа распорядился послать за реку Орель самого полтавского полковника Федора Жученка. Федор Жученко повиновался воле гетмана, но скоро донес ему, что половина злосчастного города сделалась добычей страшного пожара, и потому спрашивал, как поступить ему с уцелевшим в нем имуществом. Гетман велел полковнику наблюдать город от окончательного со стороны неприятелей разорения, а самим полчанам предписал отнюдь не брать никаких вещей умерших от моровой язвы людей – ни одежды, ни денег, которые бы нашлись в диких полях и байраках; людей «поветренных» к себе не пускать, рыбы у запорожских промышленников не покупать[149]149
  Архив Мин. ин. дел; мал. подл, акты, 1690, св. 7, № 670–651; Акты Южной и Западной России, V, 238.


[Закрыть].

Это распоряжение, в связи с прежним обстоятельством, еще более возбудило запорожцев против гетмана Мазепы.

А между тем московское правительство, уже давно знавшее о намерении запорожского войска отдаться под протекцию польского короля и заручиться постоянным союзом с крымским ханом, решило во что бы то ни стало отклонить запорожцев от такого дела. Гетману Мазепе вновь предписано было, чтобы он приложил всякое старание привести запорожцев к послушанию и к разрыву с татарами. И гетман приложил свои старания, действуя то увещаниями, то деньгами. В этом случае весьма много помогла Мазепе та неустойчивость и в мыслях, и в действиях, которая составляла характерную черту казаков запорожского низового войска и которая обыкновенно проявлялась как раз в самые решительные моменты их намерений: запорожцы всегда любили пошуметь, наговорить много угроз по адресу своих зложелателей, любили «покуражиться», как они сами говорили о себе, а потом внезапно смирялись и приходили совершенно к другому решению. Так у них бывало зачастую. Так произошло и на этот раз.

Гетман Мазепа, получив царское предписание, выбрал самого ловкого и самого хитрого из своих сподручников казака Горбаченка и, вручив ему письмо и денежные подарки для кошевого атамана и старшины, отправил его в Сечь. В своем письме Мазепа поздравлял все запорожское низовое войско с праздником светлого Христова Воскресения, объявлял кошевому атаману Ивану Гусаку о посылке ему подарка в 20 левов, всей старшине в 8 левов на человека и за то обращался к ним со словом убеждения отстать от басурман и пристать по-прежнему к своим православным царям[150]150
  Архив Мин. ин. дел, мал. подл, акты, 1690, св. 7, № 665–646.


[Закрыть].

Посланец прибыл в Сечь мая 12-го дня и в тот же день вручил войску гетманский лист, а кошевому атаману и старшине передал гостинец левами. Гетманский лист, по обычаю войска, прочитан был на раде, и через два дня после того на него написан был ответ. В ответном письме запорожцы писали, что гетман ничего им нового не сказал, кроме того, чтобы казаки разорвали с неприятелями мир и взялись за военный промысел против них. Убеждая в этом запорожское товариство, гетман сам не только для того никакой помощи войску не оказывает, – ни деньгами, ни хлебным продовольствием, но даже охотного люда из Украины на Запорожье не пускает и только сладкими своими обещаниями запорожцев, точно малых детей, утешает. От этого он красноречиво собой напоминает известную пословицу: «Доки зийде сонце, жебы роса очи их выисть». А чрез это может выйти вместо старой, добытой отвагой добрых молодцев войсковой славы, столь дорогой для всего казацкого народа, одна пагуба для запорожского низового войска. «Много раз мы писали до вашей вельможности, требуя от вас, чтобы вы прислали нам все необходимое и все потребное для военного предприятия, денег на сторожу, хлебных запасов на войско, свободного к нам прохода охочим людям, но вы, ваша вельможность, того не делали и теперь не делаете, а только, утешая своей ласкою, тем нас впевняете. Поэтому нам, не видящим от вас никакого внимания и расположения, зачем же власне с неприятелями розмириться и какое нам от того будет потом утешение и награда, разве сами себе уменьшим пожитку? Да и можем ли мы с нашими малыми силами возстать против такого воинственного неприятеля? Если, вельможность ваша, потребуете от нас, чтобы мы розмирились с неприятелями, то нам нельзя будет после этого не только распространиться, но и носа высунуть. Другое дело будет, когда вы учините досыть все так, как мы просили в первом и в теперешнем просим письме: тогда мы не будем больше причинять вам в этом дел никакого безпокойства. Если же вы не исполните согласно нашей просьбы, то не утруждайте больше ни себя, ни нас, и подобных писем к нам не присылайте. А что пишете, ваша вельможность, о том, что пресветлые монархи наши указали быть нам сим летом на военной службе, то мы всегда готовы к военному промыслу, и за нами это дело не станет, да и сборовнам болыцих не прийдется чинить: как скоро зачуем о сближении сил монарших, не замешкаем того ж часу и перемирие с неприятелем разорвать. А на сей час сообщаем вести, какие имеем о неприятельском положенья: крымский хан находится в Ядерном, вся орда повернула до Крыма, сын хана находится в Белограде»[151]151
  Архив Мин. ин. дел, мал. подл, акты, 1690, св. 7, № 665–646.


[Закрыть].

К листу от всего запорожского низового войска особо приложено было письмо к гетману Мазепе от кошевого атамана Гусака и от всей «за ним» войсковой старшины. Кошевой от себя и от всей старшины благодарил гетмана «упавши до ног его» за присланные в подарок левы и обещал с своей стороны всяким добром «отдячити и зичливыми услугами отслужити», но при этом покорно просил гетманскую ясновельможность исполнить просьбу всего запорожского низового войска: принять жалобу на уряд, то есть на начальников переволочанских: на сотника и на шапара за то, что они невыносимые кривды, убытки и бедствия людям причиняют, над войском запорожским насмехаются, говоря торговым людям, чтобы они не возили в Запорожье ничего другого, кроме дегтю да горилки. Такие слова – большая скорбь и обида для войска, и кошевой со старшиной просит гетманскую вельможность не оставить втуне таких слов переволочанских начальников[152]152
  Архив Мин. ин. дел, мал. подл, акты, 1690, св. 7, № 665–646.


[Закрыть].

После этого гетману ничего не оставалось сделать, как задобрить запорожцев. Он послал им при самом любезном письме годовое борошно и деньги с Переволочанского перевоза от прошлого года, обещал, кроме того, прислать деньги от царской казны и малороссийского скарба. Но за все то настоятельно просил низовое товариство разорвать перемирие с басурманами, которые, не опасаясь запорожцев и считая их своими друзьями, успели сделать несколько на христиан нападений под Белой Церковью, на Миус и Кальмиус и увести немало людей православных в поганскую неволю. Гетман убеждал запорожцев вспомнить рыцарскую отвагу и чинить на татар нападение, как делали это полковые есаулы малороссийского войска Рубан у Мотронина и Иван Искра на вершине Вовчей, отнявший взятый татарами ясырь под орельскими городками, и полковник Семен Палий с молодцами Переяславсксго полка под Белой Церковью за Гнилым Текичем[153]153
  Там же, № 680–641.


[Закрыть].

Такие доводы подействовали наконец на запорожцев. Уже в мае месяце отряд запорожского войска ходил в помощь полякам против татарских загонов и на обратном пути получил от коронного гетмана Яблоновского проезжий лист через польские владения[154]154
  Там же, № 657–676.


[Закрыть]. В июле месяце сам гетман Мазепа писал к великим государям, что запорожцы, как донес ему бывший в Запорожье священник из города Кобеляк, объявили свое намерение сделать нападение на турецкие городки по Днепру. По этому поводу Мазепа поспешил послать кошевому атаману Ивану Гусаку известие об отправлении малороссийского войска под город Кызыкермень «для разорения» турских крепостей и просил кошевого помогать ему собственными войсками или, по крайней мере, «не давать знать татарам о таковой посылке»[155]155
  Архив Мин. ин. дел, 1690, св. 83, № 44; подл. 685–704.


[Закрыть]. Конечно, запорожцы приняли и ту и другую гетманскую просьбу с большой охотой, но зато в счет будущей своей услуги просили гетмана исходатайствовать у царских величеств денежное и хлебное жалованье для войска за два прошедших года[156]156
  Там же, св. 83, № 44.


[Закрыть].

Просьба запорожских казаков на этот раз была исполнена без замедления. Сентября 17-го дня по указу великих государей прибыл в Запорожскую Сечь стольник, воевода и полковник Афанасий Алексеевич Чубаров; с ним вместе прибыли конотопский сотник Федор Кандыба и арматный есаул Тимош Пиковец с особыми подарками на войсковой скарб и на Божию церковь от самого гетмана Мазепы. Стольник привез с собой червонные золотые, кармазинные и амбургские сукна, атласы, бархатные вершки, соболи, свинец и зелье (порох). Все это жалованье еще с прошлого года задержано было в городе Севске, но теперь благополучно доставлено было в Сечь и роздано по составленной у гетмана Мазепы росписи кошевому атаману, старшине и всему войску. Сентября 19-го дня у кошевого, Ивана Гусака, куренных атаманов и у всего войска низового собрана была большая рада. На ту раду кошевой вышел в кармазиновом, подбитом соболями кафтане и с камышиной, оправленной золотом и дорогими каменьями; куренные атаманы также все вырядились цветно и стройно. Перед началом рады пушкари стреляли из пушек, довбыши били в бубны и литавры[157]157
  Архив Мин. юстиции, 1690, кн. 62, л. 760.


[Закрыть]. На собранной таким образом раде все войско низовое постановило с крымским ханом и с турскими городками учиненное перемирие разорвать и в первых числах следующего месяца в турские городки с этой целью розмирное письмо послать. А для известия о таком решении великим государям определено было отправить куренного атамана Переяславского куреня Ивана Рубана и с ним от всякого куреня по одному человеку.

Обо всем этом донес гетману Мазепе стольник Афанасий Чубаров сентября 21-го дня со стану подле реки Соленой, отъехав 15 верст от Сечи[158]158
  Архив Мин. ин. дел, 1690, св. 7, № 715–696.


[Закрыть]. Сам гетман поспешил известить о том великих государей, радуясь повороту чувств со стороны запорожского низового войска[159]159
  Архив Мин. юстиции, 1690, кн. 62, л. 760.


[Закрыть].

Независимо от донесения Афанасия Чубарова гетман Мазепа получил донесение от самого кошевого атамана. Кошевой атаман Гусак со всем низовым товариством сообщал гетману, что запорожское войско принимало в Кошу царского стольника и бывших с ним сотника Кандыбу и есаула Пиковца в полной посполитой раде. На той раде прочитана была с полным вниманием грамота царских помазанников Божиих, аки дар многоценный, и вслед за грамотой выслушан был лист гетманский. Державнейшие великие государи изволили явить свою монаршескую милость, прислали отправленное еще в прошлом году, но задержанное в городе Севске царское жалованье. Теперь это жалованье, по челобитью гетмана, добродея запорожского войска, благополучно дошло в Сечь и роздано всему как старшему, так и младшему товариству. И присылка этого жалованья оказалась как нельзя более кстати: вернувшись в прошлом году из похода под Перекоп на Сичу, запорожцы, рассудив, что им нечем содержаться, нашли нужным учинить с басурманами и с крымским ханом перемирие: «Что имели мы раньше запасов, то, ходячи под Перекоп в две дороги, съели, надеясь на монаршеские силы и на взятие Перекопа; но Голицын не только Нам, но и всему городовому войску, учинил великий жаль и слова монаршого не статчил, и мы никакого утешения из того витязства не получили; а вследствие того и перемирие (с басурманами) учинили. А что вельможность твоя, пишешь, почему мы о святей Тройце розмирья с крымским царством не учинили, то мы рады были бы учинить то розмирье, но, как раньше в первом нашем письме вам писали, так и теперь пишем, что по божьему попущению между нами вкинулось моровое поветрие, от чего мы ни одного товарища (казака) не могли задержать, да и до настоящего времени всех не можем на Кош собрать. За то, вельможность ваша, на меня гнева твоего не накладай. От нас же, войска запорожского, никому из городового товариства, как старому, так и молодому, кривды никакой не делается; находится ли кто на Кошу или остается одностайне на речках полевых. Как детям одного отца наше товариство городовым вашей вельможности товарищам; один одному, кривды ни на Днепре, ни на речках полевых не чинят. А мы, войско запорожское, как усердно и верно на вечное подданство пресветлейшим и державнейшим великим государям непрестанно служили, так и будем служить, а вельможность вашу, как добродея и рейментаря нашего иметь себе желаем. И так как мы не имеем другого отца и иного опекуна, кроме вельможности вашей, сияющего в качестве светлого дня для всей Малой России, то мы покорно просим вашу вельможность, чтобы вы на нас, запорожское низовое войско, имели ваше ласковое и веселое панское око. Смеем и теперь покорную нашу до вельможности вашей, добродея и рейментаря нашего, внести просьбу: изволь похлопотать для нас, войска запорожского, у великих государей, помазанников божиих, чтоб к нам и за настоящий год дошло монаршее их жалованье. А что до присяги гетмана Зиновия Хмельницкого и всего низового и городового войска, учиненной великому государю, блаженной памяти Алексею Михайловичу, отцу великих государей, то мы по той присяжной нашей присяге и теперь все войско запорожское низовое, общее с городовым, держимся и остаемся под счастливою рукою их царского пресветлаго величества и готовы одностайне исполнить все повеленное нам от великих помазанников божиих, лишь бы нас, войско запорожское низовое, их десница не забывала»[160]160
  Архив Мин. ин. дел, 1690, св. 7, № 814–695.


[Закрыть].

Отпустив от себя царского стольника Афанасия Чубарова, запорожцы немедленно снарядили большое посольство в числе около 80 человек и отправили его сперва в город Батурин, а из Батурина велели ехать в Москву[161]161
  Там же, 1692. св. 85, № 1.


[Закрыть]. Во главе этого посольства были атаманы куреней Переяславского Иван Рубан и Крыловского Харько, называемый иначе Захарием; за ними следовали: есаул Леско Сила, писарь Яков Богун, атаман Ирклеевского куреня Цабидя, атаман Щербиновского куреня Губа[162]162
  Из рядовых казаков в этом посольстве были: Василь Юркуша, Иван Дрыга, Илько Алексеенко, Семен Плаханепко, Лукьян Безодна, Влас Мышастый, Степан Исаенко, Иван Дубаненко, Тимко Рышка, Андрей Бур, Иван Дитюк, Иван Занка, Андрюшко Донской, Иван Малый, Иван Горилый, Герасим Крыса, Иван Савущенко, Игнат Черный, Мусий Черман, Кондрат Игнатенко, Харько Левченко, Ильяш Степаненко, Панас Коломьяченко, Терешко Яковенко, Тишко Андреенко, Иван Тыведый, Василь Папунко, Яцко Высочин, Роман, Хведоренко, Яцко Калиненко, Данило Яременко, Иван Щербина, Федор Ильяшенко, Семен Мищенко, Панас Панченко, Иван Корниенко, Фома Иваненко, Грицко Лаврененко, Мартын Давиденко и некоторые другие.


[Закрыть].

Запорожские посланцы везли с собой два письма – одно к гетману Мазепе, другое к великим государям. В письме к Мазепе кошевой атаман Иван Гусак и все запорожское поспольство предупреждали гетмана о выезде из Сечи Ивана Рубана и атамана Харька с товарищами в Москву и просили его вельможность отпустить всех посланных к великим государям для получения на наступивший новый год[163]163
  Новый год в то время начинался с сентября месяца.


[Закрыть] монаршеского жалованья с прибавкой сукнами и деньгами; кроме того, независимо от царского денежного жалованья, товариство добивалось получить от самого гетмана хлебные запасы, которых за целый год не было прислано. За присланные же деньги – тысячу червонцев на войсковой скарб, полтораста золотых на божью церковь, за подарок златоглавых риз, епитрахиля и сосудов церковных запорожцы били гетману челом и усердно его благодарили. Не довольствуясь этим, запорожцы покорно просили гетмана приказать «своим господским словом, чтобы в войско запорожское ватажники с запасом приходили», да чтобы в войсковой скарб денежный сбор от Переволочанского перевоза присылали. По ходатайству его вельможности и по милости великих государей войско запорожское пожаловано было Переволочанским перевозом, но только от того перевоза для войска никакой нет прибыли: на том перевозе ходят две липы (лодки) гетманского дозорцы Рутковского, одна липа сотника Полуяна да одна липа священника Василия, которые и берут себе всю от перевоза денежную прибыль. За все будущие милости гетмана войско обещает, когда сойдется снизу все товариство до Сечи, послать розмирный лист к турецким городчанам о святом Покрове и чинить с басурманами воинские промыслы. Относительно морового поветрия, бывшего в Запорожье, казаки писали, что теперь его нечего опасаться, так как оно уже совершенно прекратилось[164]164
  Архив Мин. ин. дел, 1691, св. 85, № 1.


[Закрыть].

В таком же духе писало все запорожское низовое войско, кошевое, днепровое, низовое, будучее на полях, на полянках, на всех урочищах – днепровых и полевых, в Москву к великим государям. Пожелав пресветлым монархам доброго здравия, победы и одоления на всех врагов православной восточной церкви, войско извещало об отправке в Москву «знатных особ» Рубана и Харька с товарищами, било челом, приклонивши к стопам царским свои головы, о милостивом жалованье на наступивший год за верные свои службы и выражало полную готовность чинить, не дальше Покрова, розмир с басурманами[165]165
  Там же.


[Закрыть].

Едва прибыли Иван Рубан и атаман Харько в город Батурин и едва гетман успел отправить в Москву гонца с запросом, пропустить ли ему из Сечи в столицу посольство от Коша[166]166
  Там же, мал. подл, акты, 1690, № 701–720.


[Закрыть], как запорожское низовое войско отправило к гетману Мазепе новых посланцев, атаманов Полтавского и Кушовского куреней с товарищами. Новое посольство выражало гетману большую благодарность за присланное им в Кош жалованье и борошно и просило немедленно дать знать в Сечь, будет или не будет война с басурманами. Гетман, получив такой запрос, поспешил ответить запорожцам, что лист их запросный он послал в Москву, но известия оттуда, за осенним беспутьем, подучит, вероятно, не так скоро; что с басурманами у русских война и раньше никогда не прекращалась, но как будет теперь он, гетман, того на письме сказать не может, так как всякие военные замыслы, как запорожцы сами хорошо то понимают, должны сохраняться в строгой тайне. Дав такой уклончивый ответ на запрос войска о войне противобасурманской, гетман Мазепа вслед за тем октября 17-го дня послал кошевому атаману Гусаку свой лист с известием, что по ходатайству его, гетмана, и по щедроте великих государей, запорожским казакам велено выдать годовое царское жалованье, которое будет прислано по первому зимнему пути в Батурин, а оттуда доставлено в Сечь. Но только гетману немало удивительно то, что запорожцы, пообещав разорвать мир с басурманами не дальше праздника Покрова, однако и до последнего времени этого не делают и никакой о том не подают вести. Ввиду этого гетман советует запорожцам непременно разорвать с басурманами перемирие, чтобы не навлечь на себя «монаршескую немилость, региментарскую нелюбовь и всего света неславу», и немедленно открыть с басурманами военный промысл[167]167
  Архив Мин. ин. дел, 1691, св. 85, № 1.


[Закрыть].

Тем временем первые посланцы запорожского войска Иван Рубан и атаман Харько с товарищами, прибыв в Батурин, отправились, по указанию гетмана, в Конотоп и простояли там две недели. Гетман задержал их частью с той целью, чтобы пустить их в Москву не раньше зимы и тем устранить всякую возможность занесения в столицу морового поветрия; частью с тем, чтобы до отхода их в путь получить от государей указ, как с ними поступить. Но так как запорожские посланцы постоянно докучали гетману об отпуске их в Москву, то гетман «боясь, по его словам, привести их в отчаяние и горшее неповиновение и тем не посеять пререканий и плевельных речей, каковых в сие время нужно было особенно остерегаться», отпустил их в город Севск и сообщил о том севскому воеводе Леонтьеву, а потом донес и в Москву к государям; самим же запорожцам на семьдесят одного человека выдал подорожную и приказал доставлять им во всех городах, где нужно, 40 подвод без всякого замедления[168]168
  Там же.


[Закрыть].