Текст книги "Все байки старого психиатра"

Медицинская эвакуация, говоря простым языком, это перевозка больных и пострадавших в стационар. И мы должны были увезти пациентку в областную клиническую психиатрическую больницу. В прежние времена была у нас специализированная бригада по транспортировке психически больных. Работали на ней только фельдшеры, без врачей. Проще говоря, они извозчиками были. Потом эту бригаду ликвидировали. Посчитали, что слишком шикарно, максимум – три вызова за двенадцатичасовую смену. Ну, а теперь и нам, время от времени, приходится извозом заниматься.

Доктор Луиза Александровна тепло нас поприветствовала:

– Здравствуйте, мои любимые! Как давно мы с вами не виделись! Вся бригада, все в том же составе! Вот направленьице, девушка созрела до отделения. Она за рецептами пришла, но уж больно агрессивная и возбужденная. Не рискнула я ее отпускать.

Больная в ярко-алой куртке, со злым лицом, нервно расхаживала по коридору.

– Здравствуйте, Екатерина Николаевна! Что случилось? Что беспокоит?

– Это вас надо спрашивать, что случилось! Меня в августе на сорок пять дней в дурку закрыли! Я этих скотов засужу! Я их вообще загрызу! Вы чего творите-то, твари?!

– Так, Катерина, давайте поспокойнее. Пойдемте с нами в машинку.

– Зачем?! Вам что от меня надо-то?! У меня друзья в полиции работают! Хотите, я на вас в суд подам?!

– Екатерина Николаевна, судиться – это ваше право. А пока пойдемте.

– А если не пойду?

– А если вязки наденем?

– Да пойдемте! Скоты вы! Полицаи! Каратели! У меня друзья в полиции работают! Вас порвут за меня! Я сама вас найду! Из-под земли достану!

У людей, пришедших в диспансер всего лишь за справками, в глазах был нескрываемый ужас.

Так и доехали до стационара под ее обличительные крики. Но все-таки нужно отдать должное: у Катерины была реальная возможность уйти, не дожидаясь нашего приезда. А вот не ушла, дождалась. Да и ругалась она исключительно литературно.

Наконец-то разрешили обед. Сильно поздновато, конечно, но уж лучше поздно, чем никогда. Наобедались прекрасно, чайку крепенького попили. И как всегда я горизонтальное положение принял. Только задремал, как планшет засвиристел. «ФИО. Адрес такой-то. М. 56 л. Психоз. Больной не учетный. Вызывает мать, телефон такой-то».

Возле калитки частного дома, нас встретила пожилая женщина.

– Здравствуйте! Я его мама. Что-то с ним не то происходит! Чего-то все искал, везде заглядывал. Какой-то возбужденный, испуганный.

– Он выпивал?

– Нет, ни вчера, ни сегодня, вообще ни капли не выпил. А до этого позапил он, с октября месяца, считай, каждый день.

С седыми волосами, небритый, с глубокими бороздами на лице, больной выглядел гораздо старше своих лет. Он сидел на диване и что-то снимал с лица.

– Здравствуйте, Виталий Алексеевич! Что случилось? Что вас беспокоит?

– Да сам не знаю. Показалось, вроде кошка какая-то бегала.

– Показалось или бегала?

– Не, не, показалось. Я просто еще не отойду никак. Я в запое был. У меня всегда кошмарики какие-то после запоя. Вызвать бы, прокапаться, да денег нет…

– А сейчас, что вы с лица снимаете?

– Да какая-то паутина липкая.

– Вы ее видите?

– Нет, просто чувствую, как к лицу липнет, неприятно.

– Ну, что, Алексеич, поехали в больничку, капаться-лечиться.

– А надолго?

– Недельки на две, а уж там, как получится.

– Эх, как некстати… Только работа появилась… Ладно, поедем. Я и сам-то чувствую, что полечиться надо, иначе настоящая «белка» накроет.

Алкогольный делирий у Виталия Алексеевича только начинался. Проскакивали у него фрагментарные зрительные галлюцинации («вроде кошка бегала»), к которым он относился критически. А вот к сенсорным, то есть к чувственным галлюцинациям в виде липкой паутины, критики не было. Но в любом случае, Алексеич – больной сохранный, токсическая энцефалопатия не сгубила его мозг окончательно. Даст бог, все у него хорошо будет.

Только освободился, как сразу вызов прилетел: «ФИО. Адрес такой-то. Ж., 57 л. Без сознания онкобольная. Вызов передан через 112».

Дочь больной, молодая женщина с приятным лицом, рассказала:

– У нее рак груди, четвертая стадия с метастазами. Часа два назад немного поела и уснула. А теперь не просыпается. Будила-будила и никак. Посмотрите ее, пожалуйста!

Посмотрел. К сожалению, больше она не проснется. Отмучилась. Сказал об этом дочери, как можно тактичнее подобрав слова. Но у нее сработала защитная реакция на ужасную весть.

– Да вы что?! Она же теплая! Вы чего говорите-то?! Ну у вас же есть такая штука, которая разряд дает! Ой, мамочка! Мама!

Как мог успокоил. Предложил препарат с транквилизирующим действием, но она отказалась. И в общем-то правильно. Теперь ей предстояло много печальных хлопот, а для этого ясная голова нужна. Да и не существует никаких лекарств от горечи утраты, кроме времени. Но даже оно полностью не излечивает…

Все оформил быстро, освободился. И вот еще вызов: «ФИО. Адрес такой-то. Ж., 33 г. Психоз. Больная учетная. Вызвала мать, телефон такой-то».

Мама больной встречала нас у подъезда.

– Здравствуйте, вот, поджидаю вас. У нее опять обострение. На укол не ходила, таблетки выбросила. Уж вторую ночь не спит. Злая, как собака, меня обзывает по-всякому. Чего-то все про бога говорит, в окно орет.

– На учете состоит?

– Ну конечно! Она инвалид второй группы. В больнице лежала раз пять, наверное. И каждый раз не больше месяца держится.

Больная молодая женщина с короткими сальными волосами и одутловатым лицом, суетливо перемещалась по комнате. Увидев мать, она агрессивно закричала на нее, осыпая ее оскорблениями:

– Ах ты <самка собаки> драная!.. …! Я – Бог Христос, Дева Мария и Николай Угодник! Мне тридцать три года, и я на землю снизошла! Ты меня не рожала! Ты – дьяволица! Я тебя в ад отправлю! Ты вечно в аду гореть будешь!

– Так, Настя, а ну прекращай! Ты чего так разошлась-то? Давай, поговори с нами спокойно.

– Не надо со мной разговаривать! Уходите отсюда! Пошли на …, я сказала!

– Настя, все, поехали в больницу. Давай, собирайся.

– Никуда я не поеду! Семь старцев сказали, что я больше не буду мучиться! И я судить вас буду!

В общем, так и пришлось с боем вязки надевать и в машину силой вести.

Следующий вызов: «Неизвестный. Адрес такой-то, возле магазина «Продукты». М., 50 л. Человеку плохо, алкогольное опьянение. Вызов передан через 112». Ну вот, опять все то же и оно же!

Бааа, кого мы видим! Гера, собственной персоной! Продолжает свои гастроли! Стоит, уцепившись за деревце, оторваться не может. С гравитацией борется. Судя по перепачканной одежке, земное притяжение неоднократно одерживало верх над несчастным.

– Гера, ну япона мама, когда ты уже утихомиришься?!

– А …ли, епт? – философски ответил он.

Мои фельдшеры увели его в машину. После вдыхания нашатырки и закапывания в нос кордиамина Гера прочихался, основательно обмазавшись соплями. Ну и наконец-то смог назвать себя и свой адрес. Нет, далековато он живет, да мы и не таксисты, чтобы всех алкоголических господ по домам развозить. Так что, поехали мы в вытрезвитель.

Вот и еще вызовок: «ФИО. Адрес такой-то. М., 49 л. Желудочно-кишечное кровотечение. Вызвала жена, телефон такой-то».

Больной, крупный, брутальный мужчина с испугом на лице, рассказал:

– Меня с кровью вырвало! У меня сегодня живот разболелся, потом рвать стало. Раз десять, наверное. Только воды попью, так сразу все обратно лезет. А последний раз прямо натуральная кровь!

– Что ели-пили?

– Да я это… водки выпил малость… Ел борщ с чесноком вприкуску. Я вообще-то чеснок плохо переношу, у меня с него всегда живот режет. А тут так захотелось, аж сил нет, прямо в раз два больших зубца съел! Ну, а чего еще? А, картошку с мясом, салат из помидор. Да вроде и все…

Ну что же, понятно все. Острый панкреатит у него, поджелудочная железа на что-то разобиделась. А кровь появилась от того, что из-за многократной рвоты образовались надрывы слизистой оболочки пищевода или желудка. И называется сие безобразие «синдром Меллори-Вейса».

Сделали все, что по стандарту положено, и в хирургию свезли благополучно.

Вот и еще вызов: «ФИО. Адрес такой-то. М., 21 г. Психоз, больной учетный. Вызвала мать, телефон такой-то». Все понятно, больной знакомый. Санька опять обострился. Да, не везет парню, вся жизнь насмарку. Школу окончил с золотой медалью, поступил в госуниверситет на математический. Дебют шизофрении случился точно в зимнюю сессию, как по заказу. Болезнь стала лютовать с самого начала. Лечение было долгим, сложным, его мама всю себя отдавала, лишь бы только помочь. Но, к сожалению, болезнь оказалась сильнее и коварнее. Стойкой ремиссии достичь так и не удалось. А самое плохое, что у Саши неуклонно формируется шизофренический дефект, необратимые изменения личности. Суть этого дефекта заключается в том, что интеллект полностью сохранен, вот только больной перестает понимать, как им пользоваться. И это, к сожалению, необратимо.

В прихожей нас встретила мама больного. Ну, а кто же еще? Если вы обратили внимание, то наши хронические больные, в большинстве своем, живут с мамами. Именно мамы отдают себя без остатка, чтоб вытянуть ребенка из когтей психического недуга. Именно мамы, без показушных стенаний, без истерических причитаний, терпеливо и до конца несут свой крест.

– Здравствуйте! Вот, после выписки и трех недель не продержался. Лежал больше двух месяцев. И опять все то же самое. Заговаривается, все чего-то про «Мастера и Маргариту» говорит.

Больной, высокий молодой человек со взлохмаченными волосами, сидел в кресле с книгой в руке. Да, для нашего времени картина не совсем привычная. Но факт есть факт: он не в компьютер и не в телевизор уставился, а сидел и читал книгу. Лицо маскообразное, ни одной живой эмоции.

– Здравствуй, Саш! Что тебя беспокоит?

– Ну, у меня силы отнимают, и от голоса мозг морщится.

– А кто отнимает?

– Мастер и Маргарита?

– В смысле, чтение отнимает силы?

– Нет, Коровьев, Азазелло, Бегемот, они ко мне в голову приходят.

– А голоса в голову чьи? Этих персонажей?

– Можно я не буду об этом говорить?

– Ну что ж, Александр, поехали в больницу. Надо уже поправляться.

– А куда, опять на седьмое отделение к Ольге Валерьевне?

– Уж не знаю, куда положат.

– Поехали, я готов.

Сашу увезли без проблем. Вот только хороших прогнозов ожидать, увы, не приходится…

Ну, вот и все на сегодня. Велено ехать на Центр. Относительно спокойно смена прошла. Особо-то и не гоняли.

Но возле остановки общественного транспорта, увидев нашу машину, люди активно замахали руками. Ну что ж такое-то, а? Не дадут доехать спокойно!

Виновником торжества оказался господин, ожидавший транспорта, стоя на четвереньках. Причем и одет-то прилично: черное полупальто, кожаная кепка, очки в тонкой золотистой оправе. Ну стоял и стоял себе, никого не трогал. Господин был изрядно перебравши, а потому, чтобы не допустить болезненного столкновения с землей, заранее принял безопасное положение. И вообще где написано, что в общественный транспорт нельзя вползать? Но рассуждай-не рассуждай, а устранять безобразие надо. Гера с Толей поставили его на ножки.

– Не тррргте мня, пжлста! Я уеду.

– Да куда ты уедешь, в таком-то виде! Нет, уж, пойдем-ка с нами!

Господин не барогозил. Даже в столь непотребном виде, он вел себя послушно и корректно. В машине после вытрезвительных процедур сумел внятно назвать себя, а вот на адресе споткнулся. И никак, бесполезно. В общем, свезли мы его в вытрезвитель. А медсестра тамошняя, видимо, от избытка чувств, обозвала нас пьяной бригадой и спросила, мол, где вы только их находите? Но выдавать места мы не стали. Пусть это останется нашей маленькой скоропомощной тайной.

Ну да, вот такая «пьяная» смена у нас получилась…

Все имена, фамилии, отчества, изменены.

Агрессивные пациенты

Снегопад ночью прошел. Точнее сказать, тропический ливень, только из снега. Город завален и не убран. На дорогах заторы, транспорт ползет еле-еле, чуть быстрее скорости пешехода. От остановки до Скорой чуть ли не по колено в снегу пробирался, будто по глухой деревне. Но все же не опоздал, явился в семь двадцать. И как раз врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. Ладно, пойду послушаю, может, чего дельное скажут.

Как всегда конференция началась с доклада старшего врача предыдущей смены.

Начмед Надежда Юрьевна слушала очень внимательно и напряженно. Ну, а как иначе, если штатный старший врач Дмитрий Ковалев в отпуске, а подменяет его доктор с линии – Екатерина Анатольевна. Докладывает про инфаркт, осложненный отеком легких у пожилой больной.

– Стоп! – останавливает ее Надежда Юрьевна. – Время доезда какое?

– Э-э-э… двадцать восемь минут.

– А почему двадцать восемь? Это экстренный вызов, вы прекрасно знаете, что время доезда не должно превышать двадцати минут. В чем дело-то?

– Ну, так повод-то был не инфаркт.

– А какой?

– Боль в груди.

– Екатерина Анатольевна, простите, пожалуйста, но это что за детский лепет?! Вы первый раз пришли на скорую? Не важно, как звучит: «боль в груди», «плохо с сердцем», «сердечный приступ», вызов-то все равно экстренный! Кто выезжал?

– Врач Корниенко.

– Да, это мой вызов, – встала, понурив голову, как ученица, Вероника Александровна.

– Ну и в чем дело?

– Так получилось…

– Замечательное объяснение! Короче говоря, Вероника Александровна, сейчас остаетесь и будете переписывать карточку и править записи в планшете.

– Хорошо…

Доклад продолжился. Вновь инфаркт, на этот раз не осложненный, у пятидесятилетнего мужчины.

– Так, Екатерина Анатольевна, там тромболизис выполнен?

– Нет…

– Почему?

– Так ведь туда фельдшерская бригада ездила.

– И что? Все фельдшеры проходили учебу по тромболитической терапии.

– Так, коллеги, в чем дело? – подключился главный врач. – Мы с Надеждой Юрьевной на каждой конференции одно и то же повторяем! Препараты почти не расходуются. Ну что нам теперь делать? Репрессивные меры принимать, что ли? Ну ведь не хочется же вам Новый Год омрачать! Хотя, наверное, придется. Короче говоря, как хотите, но за каждое необоснованное невыполнение тромболизиса[13]13
  Тромболизис – это растворение тромба, путем внутривенного введения специального препарата. – Прим. авт.


[Закрыть] будем наказывать. Раз не желаете по-хорошему, давайте будем по-плохому.

Далее пошли доклады по инсультам.

– Дайте мне карточку! – потребовала Надежда Юрьевна. – Ну вот, пожалуйста, давление было 170/90 и, энапом внутривенно, оно снижено до 140/90! Послушайте, коллеги, вы все проходили учебу по ОНМК[14]14
  ОНМК – это острое нарушение мозгового кровообращения. – Прим. авт.


[Закрыть]. Вы все должны знать, что высокое давление при инсультах снижать нельзя. В противном случае вы еще сильней ухудшите мозговое кровообращение. Так, на этот вызов ездил фельдшер Курников. Где он?

– Он семичасовой, уже ушел.

– Прекрасно, тогда я его из дома выдерну. Пусть приходит в свое свободное время и все переписывает. Заодно и поучится на собственных ошибках. Кошмар какой-то…

В общем, надолго конференция затянулась. И чувствовалось по всему, что Екатерина больше не будет старшего врача подменять. Да и то верно, на линии-то попроще работать, во всяком случае, ответственность за всю смену на тебе не висит.

Общеизвестная болячка ощутимо на спад пошла, больше не стало такого дикого количества вызовов. А это значит, что вздохнули мы все с облегчением. Вот только надолго ли…

Вызвали нас аж в начале одиннадцатого, уж лет пять такого не бывало. Перевозка мужчины тридцати двух лет из одного наркологического отделения в другое. Точнее сказать, в отделение острых психозов. Ну что ж, поработаем извозчиками. Да и люблю я, если честно, такие вызовы. Ведь там уже есть направление с готовым диагнозом.

Прибыли. Первым делом зашли в ординаторскую.

– О! Какие люди к нам прибыли! Уж сто лет я вас не видал! – поприветствовал нас доктор Евгений Владимирович.

– Так мы же только в отделение острых психозов возим.

– Ну да. Короче, наркоман сегодня с утра стал агрессивным, чуть было драку с другим больным не устроил. Заявляет, что у него дети дома одни, что им опасность угрожает. Но я раньше с мамой его беседовал, она сказала, что дети с его бывшей женой живут. В общем, бред у него впридачу. Больной нехороший, смотрите, повнимательнее с ним. Вот, берите направление.

Молодой, бритый наголо, крепкий мужчина среднего роста, нервно ходил по коридору.

– Олег, успокойся, иди к себе в палату! – пыталась увещевать его пожилая санитарочка.

– Пошла на фиг отсюда! – рявкнул он на нее.

– Здравствуй, Олег! Ты чего такой агрессивный-то?

– Я всегда такой! Я всех ненавижу, <гомосексуалисты>! У меня дети одни дома, они болеют, у них пожрать нечего! А мне выйти отсюда не дают!

– Олег, собирайся, бери свои вещи, поедем в другую больницу.

– Поедем, поедем, фиг с вами! Но я вам этого не прощу! <распутная женщина> буду, не прощу! Я сам вас всех по одному найду, отвечаю! Вы, твари, плакать будете! <Конец> вам всем настанет! Я за своих детей любого порву! – нет, он не кричал, а просто зло и уверенно говорил, глядя на нас безумно-мутным взором.

Тем не менее Олег послушался, собрался и пошел с нами в машину. А вот в приемнике отделения острых психозов, он вдруг взял и заявил, мол, пошли вы все куда подальше, а мне срочно домой надо, к детям. И развернулся было в сторону выхода. Мои парни быстро среагировали и путь к отступлению ему перекрыли. Но Олег на этом не успокоился и встал в боевую стойку, недвусмысленно давая понять, что на пути к свободе, его никто не остановит. Гера с Толей, подойдя с обеих сторон, стали его крутить. Сопротивлялся он отчаянно, натуральное побоище получилось. И вдруг неожиданно успокоился и обмяк. Да, агрессия прекратилась резко, будто выключателем щелкнули.

– Все, все, мужики, не буду! – тяжело дыша, сказал Олег.

И, действительно, спокойно разделся, пошел в палату и дал положить себя на вязки.

– Блин, он мне по голени пнул! – болезненно поморщился Гера.

– А мне чуть в нос башкой не попал! – сказал Толик.

Ну ничего, главное, что никаких серьезных травм не случилось.

Только освободился, как еще вызовок кинули. Поедем мы к пятидесятиоднолетнему мужчине на психоз.

Грубо сваренная металлическая дверь со сломанным замком. Загаженная до немыслимых пределов однушка в «хрущевке». Почерневшие стены. Угнетающий полумрак. Отвратная, тошнотворная вонища. Сожительница больного, дама неопределенного возраста с невообразимо опухшей, обрюзгшей и какой-то бугристой физиономией, сказала нам грубым, хриплым мужским голосом:

– Он уснул, короче. Ща, проспится, может, все пройдет.

– А что с ним было-то?

– Да всякую <ерунду> городил. Чего-то ему все мерещилось, баб каких-то видел. У него уж один раз была «белка». Ему бы похмелиться вовремя, и все б нормально было. А у нас утром денег ни… не было. Я потом заняла у соседки, сбегала, купила, но он уж уснул, не стала будить. Ведь правильно я сделала, да?

– Ну-ну, – подумал я, – конечно, правильно, ведь тебе же больше досталось…

Больной, с седоватой щетиной на лице, со всклокоченными волосами, лежал, приоткрыв рот, на грязном, засаленном диване. На фоне общей худобы, горой возвышался огромный живот. Цирроз печени, осложненный асцитом, были видны невооруженным взглядом. На окрик и тормошение не реагировал. В ответ на покалывание слабо двигал пальцем. Давление 110/70 мм. На ЭКГ – выраженная кардиомиопатия. Проще говоря, весьма потрепанной была сердечная мышца. И никакой здесь не сон, а кома I–II. Вот и наступил завершающий этап печеночной недостаточности. Да и сама жизнь, уверенно подошла к своему финалу. Все это я объяснил сожительнице больного. Разумеется, в доступной для нее форме. Вот только ее реакция оказалась, мягко говоря, неожиданной:

– Вы че, совсем, что ли?! Если он сдохнет, на что я его хоронить-то буду?! Я че, миллионерша, что ли? Сами его и хороните, <средства предохранения> дырявые! – захрипела она дурным голосом.

Гера сделал зверскую рожу, наклонился к ней и громко рявкнул: «Гав!». Госпожа от неожиданности отшатнулась, едва не упав, но ее заботливо поддержал Толик.

С трудом нашли в помощники двух соседских мужчин и снесли больного в машину. Благополучно увезли его в стационар.

Вот он, наглядный пример алкогольной деградации личности. Эта госпожа воспринимала предстоящую потерю близкого человека, всего лишь как обременительные, ненужные расходы. Хотя, откуда там близость… Единственное, что их сближало, так это совместные поиски денег на бухло.

Обед разрешили. Ну и замечательно. Едем на Центр![15]15
  Часто упоминаемый мною «Центр» – это Центральная подстанция скорой медицинской помощи. – Прим. авт.


[Закрыть] Ба, а там красота-то какая! Снег убран, песочком посыпано. Сразу видно, что бульдозер приезжал.

…Нет, нельзя спать днем так по долгу. В четвертом часу проснулся. Сам, безо всяких вызовов. Чайку крепенького попил, покурил и этаким бодрячком себя почувствовал. Хоть на полные сутки оставайся!

А вот и вызовок нам пульнули. Поедем к девятнадцатилетнему пареньку с психозом. Полиция вызвала. Видать, сильно хорош больной, раз полицейские вперед нас приехали.

Еще в прихожей, в уши ударил поток грязнейшей, циничнейшей нецензурной брани. С нашим приходом в комнате стало окончательно тесно. Источником безобразной ругани, оказался сидящий на диване субтильный юноша с застегнутыми сзади наручниками. Двое полицейских удерживали его, не позволяя встать. Чуть поодаль, стояли родители больного с угрюмыми лицами, которые отвели нас на кухню для разговора.

Дрожащим голосом, мама рассказала:

– Он с семнадцати лет на учете состоит. Последний раз почти два месяца лежал, выписался третьего декабря. Конечно, не такой, как раньше, но поспокойнее. Сегодня он в магазин пошел, кой-какие продукты купить. А вернулся с запахом. Говорит, пива выпил. Но ведь ему же ни капельки нельзя! Ну и опять все как в прошлый раз началось. Опять дурак-дураком. Не пьяный, а именно дурной. Пакет с продуктами швырнул, прибежал на кухню, взял нож, во внутренний карман положил. Я, как увидела, сразу, давай полицию вызывать. А он ругаться начал, хотел на улицу идти, но отец его не пустил. Он тогда в комнату вбежал, тюль сорвал, видимо, собирался из окна выйти с четвертого этажа. Мы вдвоем оттащили его. Так он давай по квартире метаться…

– Да мне потом надоело все это, на пол я его повалил и верхом сел. Хорошо хоть полиция быстро приехала, – подключился к разговору отец.

– Удивляюсь, как он нож-то не достал? – сказала мама.

– Видать, не совсем еще крыша съехала… – ответил отец.

Н-да… Весьма напрягло меня известие о выпитом пиве. В состоянии алкогольного опьянения могут и не принять. Да, в психиатрическом стационаре с этим очень строго.

– Здравствуй, Павел, что случилось? Почему ты с чего такой злой-то?

– Наручники с меня снимите, э, козлы…!

– Павел, давай, сначала побеседуем! На кого ты злишься-то?

– А …ли вы все на меня уставились?! Я вам че, обезьяна, что ли?

– Павел, ты пивка попил, что ли? Много ли выпил-то?

– Да, выпил стакан разливного. И че? Вы сами-то не пьете, что ли? А я люблю пиво! Захочу – еще куплю! А вы какое пьете?

– Ну так что, Паша, почему ты такой злой-то?

– Да че вы до меня <докопались>?! Идите на фиг все отсюда!

– Нет, туда мы не пойдем. Мы в больницу поедем. Вместе с тобой, разумеется.

– Вы че, меня на Новый Год хотите в дурку закрыть, что ли?! А вот <фи> вам всем! Я <имел> вас всех!

В ходе беседы Павел зло улыбался и нелепо гримасничал.

Эх, не дай бог не примут! Ведь он тогда таких дел натворит, что даже и подумать страшно! Черт его дери, это пиво! Но все обошлось нормально. Ни я, ни он о пиве не вспоминали, да и запах уже почти не ощущался. Приняли его. Но вот ведь неугомонный парень-то! Он продолжал задираться ко всем, кто попадал ему в поле зрения, агрессивно спрашивая: «Э, ну че?!»

Нет, Павел не пьяный дебошир. Он серьезно болен. Гебефренная шизофрения у него. В настоящее время она нечасто встречается. Заболевают ею в подростковом и юношеском возрасте. Ведь неспроста же, этот вид шизофрении назван по имени богини Гебы из древнегреческой мифологии, покровительницы вечной молодости. К слову сказать, до назначения на должность богини она исполняла обязанности виночерпия на божественных корпоративах.

Характерные черты гебефренной шизофрении – это дурашливое, манерное поведение, склонность к антисоциальным поступкам, бывают отдельные элементы бреда и галлюцинаций. Такие больные могут ошибочно восприниматься окружающими как циничные хулиганы и беспредельщики.

После лечения в стационаре, болезнь Павла затаилась, притихла. Но несчастный стакан пива выпустил ее на волю и дал ей силы. Ну а теперь начинай все сначала…

Только освободился, как прилетел следующий вызов. Живот болит у женщины пятидесяти девяти лет. Ну что ж такое-то? Уж и бригад много и завала нет, а непрофильный вызов все же надо всучить!

– Живот у меня болит, вот здесь, – сказала больная, невысокая, исхудавшая женщина с бледным лицом и непричесанными короткими волосами.

– И давно?

– С ноября.

– А почему только сейчас вызвали?

– Да просто уже сил никаких нет. Больше не могу терпеть. Еще и тошнит постоянно, аппетит совсем пропал. А позавчера до кучи еще и выделения кровянистые появились.

– А вы всегда такая худенькая?

– Нет, я с ноября на двенадцать килограмм похудела.

– Куда-нибудь обращались?

– Нет, я главным бухгалтером работаю, времени вообще ни на что не хватает. Хотя, если честно, то боялась диагноз узнать… Теперь-то я настроилась. Надоело бояться. Уж скорее бы, к одному концу…

Пропальпировал. Живот мягкий, болезненный в нижних отделах, симптомов раздражения брюшины нет. Что ж, вполне можно подозревать онкозаболевание. Вот только везти непосредственно в онкодиспансер мы не имеем права, ведь диагноз-то ничем не подтвержден. В общем, свезли мы ее в гинекологию. Ну, а тамошние доктора разберутся, и, если потребуется, в онкологию переправят.

Вот и еще вызов. И снова болит живот, но только у мужчины тридцати семи лет. Ладно, пусть вызовы и непрофильные, зато несложные. Уж лучше простым извозчиком поработать, чем со всякими ужастиками мучиться.

Больной, с бледным лицом, лежал на кровати, повернувшись на бок и скрючившись. Так называемая «поза эмбриона».

– Желудок болит… Не могу… Как будто нож засадили…

– Давно болит?

– Дня два уже, но сначала не так сильно, просто ныл. Как ношпу выпью, так все проходит. А сегодня вообще дико разболелся, и ничего не помогает. Хотя у меня давно проблемы с желудком. Я летом у гастроэнтеролога был. Вон на столе бумажка, посмотрите, что написано.

Да, в заключении эрозивный гастрит. Это означает, что слизистая оболочка желудка пусть и незначительно, но все-таки повреждена. А на столе-то лежало и еще кое-что, интересное. Почти пустая упаковка мощного нестероидного противовоспалительного средства. Точнее сказать, единственная ампула осталась из десяти.

– А <Название> кому делали?

– Мне жена колет. Я на работе спину сорвал, болит ужасно, а к врачу идти некогда.

– И кто же вам его назначил?

– Да на работе один посоветовал, у него такая же беда была со спиной.

– Ну что ж, вот вы и докололись, скорее всего, до язвы. Больше слушайте всяких советов.

– Так ведь я же не пил его! В желудок-то он не попадал. Мне его жена в задницу делала. Как он язву-то прожжет?

– В желудок попадать не обязательно. И язву эти препараты не прожигают. Они по-другому действуют. Так что, давайте-ка, собирайтесь и в больницу поедем.

Сделали мы ему хороший спазмолитик и благополучно в хирургию увезли.

Дали психоз у мужчины двадцати семи лет, в Пролетарском отделе полиции. Н-да, завис вызовок-то, разрыв между приемом-передачей аж в пятьдесят три минуты. Понятно, ждали, когда мы больные животы отработаем. А теперь вот править придется, когда на Центр вернемся, свое личное время тратить.

В дежурной части было шумно и людно. Как раз совпало, что ппсники и гаишники задержанных привезли.

Оперативный дежурный-старлей, рассказал:

– Ваш клиент – наркоман. Сначала по подъезду с ножом бегал, потом на чердак поднялся. Искал кого-то. Сразу на месте вас вызывать не стали, иначе соседи его бы там в лоскуты порвали. Достал он всех. Говорят, он раньше с матерью жил, но она ему квартиру купила, от себя, значит, подальше отселила. Вот такой подарок людям сделала.

Больной, с прыщавым, нервным лицом, зло посмотрел на нас и затараторил:

– А че, че, че, такое-то? Надо ФСБ вызывать, мне ФСБшники нужны! На … вас-то вызвали? Вы че приехали-то?

– А вот взяли и приехали, любим мы покататься. Ты лучше скажи, чего употребляешь?

– «Соли», и че? У меня с собой ничего не было!

– Давно?

– Да че вы мне мозги …? Меня грохнуть хотят! Меня сегодня чуть не убили!

– Кто и за что?

– Да какие-то беспредельщики голимые! Их целая банда! Их человек восемь было, все с пистолетами.

– Это за ними ты с ножом охотился?

– Ни на кого я не охотился! Я защищался! Это самооборона была! Вы че, совсем, что ли, <с ума сошли>?! Вы че мне тут вешаете-то?!

– Так, Роман, все, хватит. Нужно в больницу ехать.

– Чего-о-о?! Вы че, в натуре, попутали, что ли?! В какую больницу?!

– Рома, если не захочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому. Поедешь в наручниках, в сопровождении полиции. Но все-таки поедешь.

– Э, а че вы меня ментами-то пугаете?! Мне ващ-щ-ще по…!

– Ну что ж, как скажешь… – и я развернулся, чтобы позвать полицейских.

– Не, не, не, все, поехали! – вдруг согласился болезный. Видимо осознал, что может быть больно.

И свезли мы его в наркологию. К счастью, все обошлось мирно.

Так, до конца моей смены остается двадцать три минуты. Уж, наверное, велят возвращаться на Центр. Освободился. А вот и хренушки! Вызов пульнули. Травма головы и руки у сорокатрехлетнего мужчины.

Жена больного, раскрасневшаяся и злая, выпалила:

– Нашел себе под Новый Год приключений, идиот! Ампутируйте ему голову, все равно не нужна!

– Не имеем права. Ведь он тогда есть не сможет.

Болезный, основательно поддатый, в верхней одежде, сидел в кресле. Все лицо в запекшейся крови.

– Здравствуйте, уважаемый! Что случилось?

– Я на корпоративе был. Меня Алексей Геннадич провожать пошел. А потом мы с ним стали с лесенки прыгать.

– С какой лесенки?

– Ну, на детской площадке есть лесенка. Алексей Геннадич первый спрыгнул. А потом я. Теперь у меня рука болит очень сильно, и голова разбита.

Понятно все. Ушибленная рана в области лба и перелом луча в типичном месте. Придется везти в травмпункт, никуда от этого не деться.

– Вы с нами поедете? – спросил я у жены больного.

– Да, конечно, поеду. Неужели я брошу это чудо? Оно, пусть и умственно неполноценное, но все-таки мое, родное.

И, знаете ли, не стал я возмущаться переработкой. Ведь этот вызов был самым позитивным из всех остальных.

А по пути домой, купил я бутылочку коньяку. Супруга моя, вопреки обыкновению, не только не возмутилась, но и компанию мне составила. И так мы с ней душевно посидели, что усталость и негатив ушли без следа, будто их и не было вовсе.

– Вот, Ира, теперь нужно после каждой смены так хорошо сидеть! – сказал я.