Текст книги "Рискованные связи (сборник)"

Работа в больнице не радовала. Ее поставили медсестрой в процедурный кабинет. После сотни уколов в попы разной степени упругости и волосатости, после серых лиц в гулких коридорах больницы с высоким потолком и облезлыми стенами она стала наливать себе вечерами рюмочку-другую водки, пока соседок по комнате не было дома. Если были – бежала в душевую.

К весне Лена выпивала уже бутылку. Стала неряшливее в быту и равнодушнее на работе.

Леночка тосковала. Иногда ей казалось, что она разговаривает с сыном, хотя этого не могло быть, ведь ему едва исполнилось полгода и находился он далеко-далеко. Но она явственно слышала его голос в своей голове:

– Так случилось… Мы не будем вместе… Никогда…

ГЛАВА 7

Спасло Леночку первое настоящее чувство: в больнице она заметила необыкновенного парня. Среднего роста, стройный, симпатичный, обаятельный. Он стоял в центре группы студентов, пришедших на практику, и рассказывал анекдоты. Алена почувствовала в этом юноше столько жизни, что сама подошла к компании…

– Илья, – он неожиданно обернулся и протянул руку.

– Алена, – от прикосновения его пальцев у нее задрожал голос.

Компания с интересом наблюдала за ними. Леночка и Илья не замечали никого.

– Ты когда заканчиваешь работу? Я подо-жду тебя, – сразу предложил он.

Они расстались на два часа, потом встретились.

Илья вырос в семье потомственных ленинградских врачей. О выборе профессии даже не шла речь, все получилось само собой.

Его воспитанием в основном занималась бабушка, всю войну проработавшая хирургом в блокадном городе. Она отличалась выдержкой и твердым, мужским характером. Обычно она не вынимала папиросу «беломорину» изо рта. Илья же, в первом классе попробовав курить, на всю жизнь проникся отвращением к этой пагубной привычке.

Именно бабушка, а не родители, привила ему любовь к медицине и к людям. Бабушка терпеть не могла невестку и часто забирала внука к себе домой. Жила на одну пенсию, у сына денег не брала, так что баловать мальчика не было возможности, да она и не собиралась. Жили они дружно: бабушка в единственной комнате, а Илья в кухне, размером почти не уступавшей комнате.

В институт он поступил сразу и учился легко.

Студенческая жизнь отличается, помимо занятий, ежедневными изменениями ситуации, многочисленными знакомствами и частыми романами. Илья почти не пропускал занятия, но не отказывался сходить на дискотеку или кинопремьеру с однокурсницами. Но настоящего, серьезного романа у него пока не произошло.

Алена стала его первой женщиной… Это произошло через неделю знакомства, в общежитии института.

Бабушкину квартиру к тому времени Елизавета Юрьевна, мать Ильи, прибрала в свои цепкие руки. Свою средненькую двухкомнатную и отличную свекровину она обменяла на одну четырехкомнатную.

Так что для того, чтобы побыть с Леночкой наедине, Илье пришлось сбежать с занятий, когда у Алены выдался выходной и не было соседок по комнате.

Они не вылезали из кровати до вечера. Илья влюбился сразу и навсегда, а у Лены постепенно прекратились пьяные вечера с самоистязаниями за то, что отдала родного ребенка.

Семья Ильи девушку не приняла. Лену невзлюбила свекровь – Елизавета Юрьевна. Свекр, Генрих Самуилович, во всем слушался жену и тоже с подозрением посматривал на Алену. Бабушке, которую так любил и уважал Илья, ко времени знакомства с невестой внука исполнилось восемьдесят лет, и она, одряхлев, старалась не перечить невестке.

Для Алены было пыткой сидеть по воскресным дням на семейных обедах в доме Ильи и чувствовать осуждающие взгляды его родителей. Она, что называется, «не так сидела, не так ела, не так дышала».

Влюбленный Илья родителей не слушал. Он знал, что без Леночки не будет счастлив. Они втайне от родных поженились в конце лета. Свадьба гремела на три этажа общежития. Девчонки, соседки Леночки по комнате, устроили в коридоре длинный стол, и все желающие, в основном голодные студенты, заходили и, под рюмку водки, поздравляли молодых, закусывая немудреной, но обильной закуской.

Молодожены стали жить на съемной квартире, неподалеку от института и больницы.

Не зная, что сын уже женат, Елизавета Юрьевна предполагала, как будут развиваться события.

– Сейчас она забеременеет и женит тебя на себе.

Но как раз с беременностью у Леночки возникли проблемы. Она была уверена, что бог в наказание за то, что она отдала Славу, больше не посылает ей детей.

О женитьбе сына Елизавета узнала, проведя генеральную уборку в их съемной квартире. Пока «детки» спали, то есть делали вид, что не проснулись, она помыла полы на кухне и протерла пыль в модной тогда мебельной «стенке». Перейдя к уборке комнаты, мать нашла выпавший из джинсов сына паспорт и, привычно пролистав его, увидела штамп о семейном положении.

Через три года после окончания института их распределили в городскую больницу: Илью – в хирургию, а Алену – в терапию, так как она боялась крови – чудом сдала все экзамены и зачеты, связанные с манипуляциями подобного рода.

Через полгода Алена забеременела. Эти месяцы дались ей тяжело: холодная съемная квартира, длительный токсикоз и безденежье. Илья набирал дежурства, чтобы как-то выкручиваться, но зарплату часто задерживали. Мучаясь постоянной тошнотой и головокружением, Леночка вспоминала о первой беременности – как же ей тогда было легко, но она этого не ценила.

Долгожданная девочка родилась в мае. Назвали ее Серафима, Симочка. Алена впервые по-настоящему испытала радость материнства. Она кормила Симочку грудью и не могла отвести от малышки глаз.

«Господи, как же я могла не любить своего сына?» – иногда думала она.

Но ее тревожные мысли, видимо, отражались на молоке, потому что Симочка тут же бросала сосать грудь и начинала плакать.

Елизавета Юрьевна откровенно третировала невестку.

– Дура ты деревенская, не ровня ты моему сыну. Хотя за внучку мы тебя, конечно, потерпим.

Свекр иногда приносил в комнату Ильи сладкий чай с лимоном для Леночки, а бабушка – кашку или кусочек курочки, но так, чтобы этого не видела Елизавета. А свекровь, работающая на полставки в ЖЭКе, приходя в два часа дня домой, очень громко «удивлялась», что обед готов только наполовину, а в ванной на умывальной раковине есть пятнышко.

После рождения дочки Алена особенно остро поняла, как сильно она любит Илью. Она никогда не жаловалась измученному постоянными дежурствами мужу, как трудно ей живется с его семьей. Тем не менее себя она чувствовала рабыней в этом доме. Полтора года в серпентарии свекрови показались Алене веком мытарств.

Когда Симочке исполнился год, устроили торжественный семейный обед, и тут Елизавета Юрьевна сварливо сказала:

– Иди, Лена, подогрей жаркое, оно опять у тебя холодное!

Послушно передав мужу Симочку, Алена взяла блюдо с мясом и вышла в кухню.

Что произошло в ее отсутствие, она не знала, но, когда вернулась в столовую с горячим, увидела, что Илья съезжает со стула, продолжая крепко держать дочку. Блюдо выскользнуло из рук Алены, разбилось, и куски мяса поскакали по паркету.

Схватив заплакавшую малышку, Леночка кинулась к мужу… Взглянув в его глаза, она тут же поняла, что Илья мертв.

Тишину разорвал голос бабушки.

– Господи! Опять! Не пережил Илюшенька возраст Христа! Через неделю было бы ему тридцать три года…

– Нет! Не надо! Илюша! – крикнула Алена, рухнув на паркет около тела мужа. Симочку она крепко прижала к себе.

Приехала «Скорая помощь». Елизавете Юрьевне вкололи успокоительное, Генрих Самуилович тихо плакал, а бабушка была удивительно спокойна. Она почему-то заранее смирилась с потерей любимого внука.

Неделю Леночка жила в аду. Похороны Ильи, приезд родственников, с брезгливостью смотревших на нее, истерики Елизаветы.

Через неделю, дождавшись, когда свекрови и свекра не было дома, Леночка взяла приготовленные вещи, немного скопленных денег и, усадив Симочку на руки, вышла из дома, который так и не стал ей родным.

Бабушка перекрестила ее в спину.

– Иди, девочка. Помогать тебе сил у меня нету. Но здесь тебе счастья не будет.

Подставив лицо питерскому ветру, Алена думала, куда идти. Друзей в этом пасмурном городе у нее не было, работы тоже. Возвращаться в Касимов ой как не хотелось: сожрут ее отец с братьями. Но ради ребенка придется терпеть.

На Московском вокзале она посмотрела расписание поездов. На Москву рейсы были частыми, но сил на долгий путь до Рязани не осталось. «Завтра поеду», – решила Леночка и вышла на привокзальную площадь. Симочка спала на груди, удобно устроившись в переноске, называемой в народе «кенгуру».

На площади перед вокзалом стоял строй толстых теток с табличками: «Сдаю комнату». Взгляд Леночки нашел в толпе худенькую женщину с обветренными красными руками и заплаканными глазами. Движимая интуицией, Алена подошла именно к ней.

– Сдаете? Но у меня только…

– Пойдем, милая. Куда же ты с малышкой? Это хорошо, с ребенком не загуляешь, надеюсь. Давай, девонька, поспешай, уже темнеет.

Так Алена поселилась у Валентины Степановны.

Бедная пожилая женщина искала не человека, который поселится у нее на одну ночь, а квартирантку, с которой она смогла бы жить душа в душу. Скоро всем стало ясно, что Леночка останется у нее надолго.

Через месяц совместного проживания обе поняли, что обрели то житейское спокойствие, о котором мечтали.

У Валентины Степановны был сын. Несколько лет назад он с женой уехал в Германию и как-то сразу забыл про проблемы пожилой матери. Звонил раз в месяц, спрашивал, как дела? Но ведь звонки в кастрюлю не положишь – денег на жизнь не хватало. А просить денег у сына Валентина Степановна стеснялась.

В Петербурге росло количество частных клиник, и терапевтов не хватало. Леночка без всяких знакомств устроилась в одну из них.

Деньги платили приличные, и она содержала и себя, и доченьку, и Валентину Степановну.

Раз в полгода она ездила на кладбище к Илье, убирала его могилку.

Однажды она встретила бабушку Ильи. Старушка, резко сдавшая после смерти внука, принесла на могилу цветы.

– Не сердись, деточка, – сказала она Леночке. – Мой муж тоже умер от инсульта в тридцать три года. Я уже думала, что Илюшеньку Господь пощадит. Он был для меня всем… Теперь мне и жить-то незачем, а я все живу. Как там Симочка? Уже говорит, наверное?

– Говорит и бегает. Удивительная девочка, умница.

Глядя на бабушку Ильи, Леночка неожиданно для себя пожалела ту семью, которой не стала родной. Они-то остались без Ильи и без внучки, а у нее есть Серафима.

– Может, вернешься? – без надежды спросила бабушка.

– Нет. Елизавета Юрьевна сама выбрала свою судьбу. А в том, что Илья так рано ушел, я вижу и свою вину. Есть у меня грех.

– Ну, бог нам всем судья, – проговорила бабушка и, вытерев платочком повлажневшие глаза, пошла к выходу с кладбища.

Алена видела, как ветер треплет седые волосы старой женщины.

Больше она ни с кем из родственников Ильи никогда не встречалась.

* * *

Пять лет прошло в заботах о Серафиме и о хлебе насущном. Только иногда, перед рассветом, когда сны бывают особенно яркими, Алена вскрикивала, вспоминая об отданном сыне Славике. Но голос, звучавший из ниоткуда – «Мне хорошо с папой», успокаивал.

В клинике, где Алена работала терапевтом, ее ценили. Симочке исполнилось шесть лет. Воспитание девочки полностью взяла на себя ставшая родной Валентина Степановна.

У Лены появилось больше свободного времени, она начала ездить за границу на симпозиумы и на очередном семинаре в Венгрии познакомилась с мужчиной. Это был профессор, занимающийся той же темой, фармакологией, что и она.

Высокого роста, коренастый, с простым лицом и с проседью в волосах, он произвел на Леночку благоприятное впечатлении. От него веяло уверенностью и надежностью.

– Шандор, – профессор протянул ей теплую руку.

– Алена…

Ужинали вместе.

Шандор окончил медицинский институт в Москве и прекрасно говорил по-русски.

– Я три года назад развелся, есть дочь София, ей восемнадцать. Поступила на экономический факультет Академии и живет на другом конце Будапешта, в общежитии, – рассказывал он.

Шандор был старше Алены на пятнадцать лет. Он так ухаживал за нею, так искусно занимался любовью, что молодая женщина была полностью поглощена его вниманием к себе и страстью. Алене казалось, что до встречи с Шандором она просто не жила. Все, что за последние десять лет Леночка недополучила от мужчин, она обрела теперь.

Алена купалась во внимании, которого у нее до сих пор не было. Ее тридцать три года сделали ее намного привлекательнее, чем была она в юности. Возраст добавил ее чертам благород-ство и то спокойствие, что так привлекает иностранцев в славянках.

Сгоравший от любви Шандор переехал в Петербург. Через три месяца знакомства он купил большую квартиру в центре, и Леночка смогла впервые в жизни обставить свой дом так, как она хотела, не стесняясь в тратах и дизайнерских ходах.

Однажды, после бурного секса, Леночка и ее возлюбленный нежились в постели. Шандор сказал:

– Я хочу знать про тебя все, Аленушка.

– Ты и так все знаешь. – Женщина отвернулась, чтобы не было видно ее покрасневшего от лжи лица.

– Нет. Я чувствую, что у тебя есть от меня тайна, – настаивал Шандор.

– Тайна есть у каждой женщины, – отшутилась Алена, и вдруг ее сильно кольнуло в сердце.

В очередной раз она подумала: «Как ты там, сыночек? Славочка… Тебе сегодня, да сегодня, исполнилось двенадцать лет… Боже мой! Как же я могла?..»

Алена быстро встала, накинула шелковый халат и вышла в кухню. Открыв окно, она посмотрела на улицу. Моросил осенний дождь. Он словно плакал вместе с нею.

ГЛАВА 8

– Слава! Зачем ты туда побежал? – Андрей быстро ходил по яблоневому саду позади дома. – Эй, где ты? Ты забыл? У тебя сегодня день рождения!

– Я здесь, – крикнул мальчик, высовываясь навстречу отцу из ветвей яблони. Старые ветки не выдержали, и мальчик упал.

Андрей ринулся на хруст и глухой звук. Его сердце отчаянно колотилось, чуть не выскакивая из груди.

Славик лежал на земле, не шевелясь.

– Что с тобой? – Андрей схватил сына на руки. – Ты ушибся?

Сын смотрела на отца странным взглядом.

– Нет… Я сейчас опять видел маму… Я упал, сильно стукнулся головой и почувствовал… Нет, я ее увидел. Она красивая. У нее большой живот, а там девочка!

Посмотрев на небо, Андрей крепче прижал к себе Славика.

– Я ничего не хочу о ней знать. У тебя есть я!

– Она тебя обидела? – спросил Славик, заглядывая отцу в глаза. – Она обо мне постоянно думает. Я чувствую.

Андрей понес сына в дом, крепко сжав губы.

* * *

Шесть лет назад, забрав у Леночки сына, Андрей решил не вывозить его из России и купил огромный дом в Подмосковье, в элитном поселке.

Его друзья, Гена и Саша, просчитав все возможные варианты сотрудничества, решили открыть в России собственный банк. Во главе него и встал Андрей. Теперь он мог, не выходя из бизнеса, постоянно находиться при сыне.

Слава был необычным ребенком. Когда ему исполнилось четыре года, с ним начали случаться странные вещи. Как-то его няня Оксана, женщина шестидесяти с небольшим лет, забыла очки в гостиной на пианино. Слава играл в своей комнате. Оксана крикнула:

– Славочка, не знаешь, куда я положила очки?

– Они в гостиной на пианино, – не поворачивая головы, ответил мальчик.

Вечером Оксана рассказала об этом Андрею, но тот лишь посмеялся:

– Ты, Оксана, так любишь малыша, что готова приписать ему сверхъестественные способности. Он такой же ребенок, как и все остальные.

Но дальше начали происходить еще более странные события.

Однажды в их элитном поселке случилось ЧП: исчез двухлетний Вова. Родители сходили с ума, заранее собирали деньги на выкуп и одновременно обратились в милицию. Отец поседел от отчаяния, мама сутками сидела у телефона и, когда ей кто-нибудь звонил, сдавленно говорила в трубку: «Позже, я перезвоню тебе через два дня или через три, я очень занята».

Во время сквозного милицейского рейда в поселке из дома вышел и Славик – ему тогда было пять лет.

– Трое мужчин, в масках. Они связали няню Вовика и закрыли ее в ванной. Схватили Вовку на руки. Он заплакал. Те мужчины сели в джип, номер ноль, ноль, семнадцать, шестьдесят, сорок один. Сейчас я их вижу в лесу, дача… Вова играет…

Милиционеры переглянулись… Что за странный ребенок?

После этого Слава побледнел, пошел домой и сразу заснул, не раздеваясь, на ковре в гостиной. Номер машины, тем не менее, пробили…

Вову нашли на даче, и все, о чем говорил маленький Слава, совпало до мелочей.

Андрей повез мальчика к знахарю в Тверскую область, чтобы узнать, какими способностями обладает его сын.

В деревушке с пятью домами, где воду носили от колодца ведрами, у старой избушки сидели десять «страждущих» женщин разных возрастов и ждали от знахаря своей судьбы. Андрей, кинув каждой в очереди по тысячной купюре, поднялся на крыльцо с ребенком на руках. Никто не возроптал.

– Это дар Божий, – сказал старый знахарь, осмотрев Славика. – Но запомни: мальчик отвечает за свой дар… Здоровьем и судьбой.

С тем смутным определением способностей сына и вернулся Андрей домой.

Мальчик рос очень смышленым, и отец разговаривал с ним обо всем на свете. Только на одну тему у них было наложено табу: разговоры о маме.

Слава давно понял, что отец боится его встречи с матерью. Но мальчик ни любви, ни зла к ней не ощущал. А с ее стороны – только интерес: жив, не жив? Хорошо ему или нет? Но ему было хорошо, и виртуальная, незнакомая мама успокаивалась.

А еще у Андрея со Славиком была игра. Они шли по улице, и отец показывал на какое-нибудь окно:

– Что сейчас происходит в этой квартире?

Чаще всего Славик отвечал, что там либо никого нет, либо пожилая женщина готовит обед. Но было и такое:

– Вызываем «Скорую помощь»… Там одинокая бабушка, ей плохо!

Тогда Андрей вызывал «неотложку».

Андрею исполнилось сорок лет. Он твердо стоял на ногах и материально был вполне обеспечен. Продолжая вести дела с Сашей и Геной, Андрей развивал свой банковский бизнес и не только проводил сделки друзей, но и давал кредиты предпринимателям под реальные проценты.

Когда речь заходила о крупных займах, он брал на совещание Славика.

– Ну как, выстоит этот дядя, сможет отдать кредит? – спрашивал он у сына.

Ответ всегда звучал однозначно: либо «Да», либо «Нет».

Андрей никогда не рисковал. Он верил сыну беспрекословно.

На деловых встречах никто не обращал внимания на восьмилетнего ребенка, делающего уроки за отдельным столиком. Все считали, что у Андрея погибла жена и он воспитывает сына один, из-за чего крайне к нему привязан.

Но настал день, который Андрей запомнил навсегда.

Его конкуренты в банковской сфере обратили внимание на то, что на важных встречах Славик всегда бывает рядом.

Когда у Андрея очень успешно прошла очередная крупная денежная операция, они решили «потормошить» его банк и проверить свои догадки.

В один из дней Андрей должен был дать три крупные ссуды более мелким банкам.

Утром Слава закапризничал. Его тошнило, болела голова… Андрей оставил сына дома с хлопотливой Оксаной и поехал на работу.

Как только отец отъехал от дома, в квартиру позвонили.

– Забыли что-то, Андрей? – спросила Оксана, открыв дверь.

Ее сильным ударом в лицо опрокинули на пол. Четверо молодчиков неспешно вошли в дом. Ничего не трогая, они прошли в комнату Славика и вытащили мальчика из шкафа, где он спрятался.

Вырывающегося изо всех сил ребенка на руках вынесли из дома и кинули на заднее сиденье машины.

Андрей до двух часов дня оформил кредиты и был весьма доволен сделками. Он спустился в кафе, чтобы с удовольствием пообедать, и именно в это время ему позвонили:

– Ты своего пацана хочешь вернуть? – спросил грубый голос. – Я тебе позже позвоню.

Рука Андрея стала мокрой от пота, и телефон выскользнул на обеденный стол. Сердце выпрыгивало из груди.

На огромной скорости, нарушая все правила движения, Андрей погнал машину домой. Входная дверь в особняк была приоткрыта.

Оксану он нашел в кухне, та сидела связанная, с кляпом из собственного носка во рту. Андрей развязал ее, задыхающуюся.

– Я виновата… Сама открыла… Думала, вы что-то забыли, вернулись…

Сев на мраморный пол рядом со стулом няни, Андрей нервно тер лицо.

– Нет, виноват я. Они узнали про дар Славика… Если с ним что-то…

И Андрей заплакал.

Оксана, распутавшись от веревок, села рядом с хозяином на пол и пыталась его успокоить:

– Дрюшенька, у нас уникальный мальчик. Не волнуйся, он сам подскажет, как его найти. Я верю в это… И ты верь.

Звонок, которого они с Оксаной так ждали, раздался только через два часа. Андрей курил, чего не делал уже десять лет, а Оксана пила виски из бара хозяина.

– Значит, так, Андрей Степанович, ты переписываешь свой банк на нас, данные я скажу позже. На время. Мы провернем пару сделок, используя твоего вундеркинда-сына, и вернем его тебе в целости и сохранности.

* * *

В полуподвальное помещение едва проникал тусклый свет. Слава сидел среди каких-то коробок. Он ощущал, что его жизнь висит на волоске, и знал, что если сейчас, немедленно, не предпримет ничего для своего освобождения, живым его не выпустят.

Собрав все силы, мальчик начал мысленно давать команды через десятки километров отцу, который должен был его услышать.

– Возьми телефон. Возьми. Возьми телефон. Не бойся, иди в милицию. Папа, я приведу тебя сюда.

В своем особняке Андрей, тупо смотрящий телевизионные новости, резко закрыл лицо руками и закричал сидящей на полу женщине:

– Оксана! Да очнись же, Оксана! Я вызываю милицию. Со Славиком пока все в порядке. Сделай мне тройной кофе. И себе!

Приехавшим оперативникам Андрей тихо, но очень четко назвал адрес.

Мальчика нашли. Ребенка никто не охранял, просто заперли в складском помещении заводика в окрестностях Клина.

Милиционерам Славик показался странно взрослым – бледное личико, ввалившиеся щеки и блестящие глаза, в которых отражался тусклый свет лампочек подвала…

Андрей прижал Славика к себе. И тут у ребенка начался приступ. Судорога искривила лицо в страшный оскал, он сжал зубы, изо рта пошла пена…

– Положите его на пол. В рот суньте перчатку, чтобы не прикусил язык, – сказал один из милиционеров.

Тельце мальчика выгнулось дугой. Слава бился в падучей несколько минут. Когда все закончилось, под ним растеклась лужа.

Схватив сына, Андрей прижал его к себе.

– Я так виноват перед тобой! Прости меня, малыш! Боги, если вы есть, помогите мне! – взмолился он.

После этого случая Славу обследовали. Ему сделали энцефалограмму и поставили диагноз: эпилепсия.

Андрей прочитал об этом заболевании все. Единственным правильным решением было увезти ребенка из страны, сменить обстановку.

Они улетели в Венгрию.

* * *

В Будапеште стояла золотая осень. Действительно золотая.

Андрей любил в выходной день побродить вместе с сыном в многолюдном потоке по улице Ваци, идущей от площади Воросмарти до моста Элизабет. Там располагались самые фешенебельные жилые дома, крупные универмаги, роскошные отели и международный торговый центр. Иногда они ходили на набережную Дуная, любовались на мосты и парки.

Сегодня у Славы был день рождения – ему исполнилось двенадцать лет. В сладком молчании отец и сын брели по центру города, стараясь поддеть носками ботинок сухую яркую листву, которую еще не успели сгрести дворники. Горьковатый запах тлеющих листьев, прозрачное осеннее небо, светящиеся на солнце паутинки, называемые в народе волосами Венеры, – все это способствовало умиротворению.

Глядя на великолепный Цепной мост со стороны Пешта, мальчик вдруг сжал руку отца. Это означало, что ребенок почувствовал приближение очередного приступа эпилепсии. У них была договоренность: если Слава ощущал предвестие недуга, то подавал знак.

– Что такое? – тихо спросил Андрей, крепко обнимая сына.

– Нет, нет, папочка! Извини, что напугал тебя. Я просто получил мысленное поздравление от мамы. Она меня помнит.

– Мы же договорились, сын! – Андрею было неприятно напоминание о женщине, так странно поступившей с ними.

– Она опять меня сейчас вспомнила… Я почувствовал… – Славик виновато замолчал.

Учился Слава отлично. Венгерский язык он выучил играючи. В шестнадцать лет окончил школу с золотой медалью. Сразу поступил в медицинский институт.

Высокий, худенький, но очень яркий юноша стал любимцем всех преподавателей.

Андрей так и не женился. Всего себя он посвятил единственной родной душе – сыну. Конечно, у него были женщины, но он рано разочаровался в них, поэтому никому не верил. Его очень тянуло на родину, но он так боялся за Славу, что предпочитал жить в чужой, но спокойной стране. Венгрия его во всем устраивала. Банковский бизнес здесь только набирал обороты.

Когда Славе исполнилось семнадцать лет, он привел в дом девушку – Марианну. И тут случился конфуз. После близости с ней у Славы произошел сильнейший приступ эпилепсии. Марианна испугалась и, вся в слезах, убежала.

Придя в себя, Слава решился поговорить с отцом.

– Я не могу быть нормальным мужчиной? – спросил он у Андрея.

– Ну что ты, сынок! Просто это у тебя было в первый раз и вызвало сильный эмоциональный стресс. Когда-нибудь ты встретишь девушку, которая полюбит тебя, даже зная твой диагноз.

Посмотрев в окно их загородного дома, Слава печально покачал головой.

– Нет, папа. Я консультировался у нашего профессора, он сказал, что шанс передать детям эпилепсию в моем случае очень велик. Даже если я встречу понимающую девушку, то все равно не хочу иметь больных детей.

– А если ты вылечишься? – Андрей очень старался выглядеть убедительно, и поэтому улыбался.

– Эпилепсия неизлечима, ты ведь это и сам знаешь. А моя мама была здорова?

Мысленно выругав себя за то, что в течение многих лет не обеспокоился судьбой Алены, практически ничего о ней не зная, Андрей уверенно солгал:

– Да, твоя мама молода и совершенно здорова. Пойдем, выпьем чаю и ляжем наконец спать, пока Оксана не начала готовить очередной ужин.

– Она пьет снотворное и уже спит. Все время Москву вспоминает. Тоскует… Я тоже.

– Какие наши годы? Съездим!

– Не сомневаюсь! – рассмеялся Слава.