Текст книги "Книга утерянного из Евангелия"

5
«Кровавые деньги/Blood Money»

Предавший Иисуса Иуда рассказывает о муках совести, о встрече с воскресшим Иисусом и последствиях этой встречи.

Один персонаж, ИУДА, который говорит с нами из круга света, окруженного темнотой.

(ИУДА говорит с нами из круга света, окруженного темнотой).

ИУДА. Все создано из предательства. Мы живы только потому, что пожираем других живых существ. Вселенная Бога построена на убийствах и людоедстве. В чем, по-вашему, смысл святого причастия? И предательство проявляет себя в бесконечности обличий. Можно предать женщину, предрассудок, принцип, друга, себя. Потому что в нас так много надежды, и мы такие невежественные, такие трусливые и слабые, предательство для нас обычное дело. В нашей юности нас настолько часто предают те, кого мы любим и кому доверяем, что к тому времени, когда мы взрослеем, предательство уже часть нашей сущности. Все, что вы слышали обо мне, ложь. «Ты отречешься от меня трижды до того, как пропоет петух», – сказал он Петру. И Петр настаивал, что никогда не предаст его. Но, разумеется, отрекся. Отрекся три раза. А потом пропел петух. И теперь, когда Петр идет по улице, люди из темноты кукарекают ему вслед. Он слышит их, даже когда мы не слышим. Вот он и решил основать церковь, чтобы сжигать всех, кто кукарекал за его спиной. Он ненавидел меня, потому что я предал сознательно, по причине. Мое предательство потребовало смелости. Его обусловила трусость. Но так устроена наша жизнь. Петух кукарекает всегда. Вся любовь создана из предательства. Мы все хотели Магдалену. А она спала практически со всеми, кроме нас, и это раздражало больше всего. Не позволяла она нам прикоснуться к ней. Она любила не всех. Она любила только одного. Разве это не предательство? Любить только одного – самое эгоистичное, что только можно себе представить. Разве он сам это не проповедовал? Поэтому, любя только его, она совершенно не понимала того, что он нес людям. Она предавала его. Мы начали с предательства в саду. Женщина. Яблоко. Змей. Совершенно нелепая история. Мы заканчиваем предательством в саду. Поцелуй. Отрезанное ухо. Петр, этот кретин, отрезает ухо центуриону своим маленьким мечом. Я сохранил ухо, как сувенир. Оно до сих пор у меня в кармане. Однажды я подсунул его Петру вместо кураги, и он чуть его не съел. Что-то заползло мне в уши, пока я спал. Мне снятся змеи и голая Магдалена. Я слышу блеющих коз. Тринадцать – число несчастливое. Теперь мы это знаем. Вас убеждают, что я сделал это за деньги. Я хотел купить маленький участок земли, и жить в яблоневом саду с Магдаленой, как Адам и Ева, после его ухода. У меня была глупая идея, что я буду утешать ее, пока она будет скорбеть о нем, а со временем она меня полюбит. С моей стороны это было полнейшим заблуждением. Она, разумеется, не захотела иметь со мной ничего общего. Это я про прощение грехов. И, как выяснилось, на тридцать сребреников многого не укупишь. Я использовал их, чтобы купить ему могилу. Я сидел под смоковницей, сошлись два безнадежно проклятых существа, пытаясь набраться храбрости и повеситься, когда подошел садовник и сел рядом со мной. Я не знаю, откуда он появился. Раньше никогда его не видел. Даже предположил, что он – местный дурачок. И все-таки выглядел он странным образом знакомым. Он предложил мне выпить из своего бурдюка. Я подумал, что это вода, но в бурдюке оказалось вино. Хорошее вино, если на то пошло. Я представить себе не мог, где он его взял, такой слабоумный, как он.

«Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал», – сказал он.

«Но что я сделал? – переспросил я. – Ты хочешь поблагодарить меня за то, что я сделал. Но что, что я сделал?»

Он печально мне улыбнулся, выпил вина, коснулся моей руки, поднялся и медленно ушел. А потом, внезапно, когда я наблюдал, как он исчезает в сумерках, леденящий кровь ужас охватил меня и буквально парализовал. Абсолютный ужас. И я вскочил, и стремглав убежал из этого заброшенного сада, мимо могил, распугав стаю ворон, уже собравшихся отходить ко сну. Они взлетели и, возмущенно каркая, закружились надо мной. Говорят, в аду нет зеркал, но это неправда. Ад – это сплошные зеркала. В каждом я вижу его. И гадаю, видит ли он меня, когда смотрит в зеркало. Когда Бог смотрит в зеркало, он видит Сатану? Здесь, у замерзшего озера, в которое превратилась моя душа, меня каждую ночь жуют демоны, живущие в темноте. Прощение – самое жестокое наказание из всех.

(Падающий на него свет меркнет и гаснет полностью).

6
«Воспоминания Девы Марии/The Recollections Of The Virgin»

Дева Мария вспоминает о непорочном зачатии, рождении, смерти своего божественного сына и последующей жизни.

Один персонаж, ДЕВА МАРИЯ, говорит с нами из круга света, окруженного темнотой.

(ДЕВА МАРИЯ говорит с нами из круга света, окруженного темнотой).

ДЕВА МАРИЯ. Это ужасно – рожать ребенка. И не верьте, если Вам скажут что-то иное. Кровавая, кричащая мука. Кричащая, в моче и дерьме, d крови. Агония, которая практически всегда заканчивается плохо. Потому что если существо умирает, ты скорбишь до скончания своего века. А если живет, то начинает сразу пожирать твою душу. Но именно любовь к существу вызывает столько горя. Такая вот Божья шутка. Когда я сказала ему, что это сделал Святой Дух, он, понятное дело, поначалу воспринял мои слова скептически. Естественно. Кто бы ни воспринял. Хотя такое объяснение каждый день не услышишь. Но ведь так и было. «Я клянусь, – сказала я. – Клянусь». Ангел мне все объяснил. Я слышала хлопанье крыльев. Больших крыльев, словно пещеру заполнили гигантские летучие мыши. И мне было так холодно. Крылья обняли меня. Это было что-то… я не смею говорить об экстазе. Вхождение было таким полным. Наверное, ничто не сможет сравниться с тем, что я почувствовала, когда что-то вошло в меня, в мою душу. Это был экстаз полного… Нет, не подчинения. Мысль о подчинении – гротескное заблуждение. Скорее, полнейшего слияния. Другой становится тобой. Ты становишься другим. Но это тоже не совсем верно. Все равно, что попытка объяснить цвета слепцу. Свет с неба. Отрывочные воспоминания, что на тебя смотрят другие. Быть обнаженной среди ангелов в комнате, полной зеркал. А потом ощущение чего-то чужого, входящего в меня. Эти радости и ужасы. Как я могла объяснить это бедному, честному плотнику, который всю жизнь изготовлял мебель из убитых деревьев? «У деревьев есть души», – однажды сказал он мне. Думаю, деревья он предпочитал людям. И все-таки убивал и расчленял их, чтобы изготовлять из них гробы. В этом смысле он действительно очень напоминал Бога. Я не знаю, поверил ли он мне. Все-таки вера – для скудоумных. Вселенная построена не на вере. Она не имеет ничего общего с верой. Он мне не поверил. Все было гораздо хуже. Он меня любил. А любовь всегда фатальна. Она забирает достоинство, а потом и надежду. За любовь медалей не дают. Как и добродетель, любовь сама по себе нелепо неадекватная и смертельная награда. Любовь – это наказание. Любовь – это распятие. Моего сына распяли на кусках убитого дерева. Месть деревьев? Что это означает? В чем смысл? Для чего это? Ради спасения мира? Мир закончится, когда взорвется солнце, а с ним погибнем все мы. Мне сказал ангел. Ужасный секрет Бога в том, что он не существует. Никогда не существовал. Не будет существовать. Спасения нет. Есть любовь. Есть предательство. И есть смерть. Все – это что-то, созданное из ничего. И однако, каким глупым это ни кажется, притворяться, что веришь, успокаивает. Ради спасения детей воображаемого Бога скоро убьют на наших глазах. Вечером я выхожу и слушаю ветер в кронах тутовых деревьев. Я почти понимаю, что он говорит. Не думаю, что хочу знать.

(Свет меркнет и гаснет полностью).

7
«Размышления садовника/Reflections of the Gardener»

Садовник рассказывает, что с ним сталось после того, как Иисус изгнал из него демонов, и как в итоге он стал садовником.

Один персонаж, САДОВНИК, говорит с нами из круга света, окруженного темнотой.

(САДОВНИК говорит с нами из круга света, окруженного темнотой).

САДОВНИК. Голоса начали шептать в моей голове, когда я был ребенком. Поначалу я думал, что их слышат все. Может, так оно и есть. Не знаю. Но через какое-то время стало ясно, даже если это и правда, мои голоса другие. Более громкие. Более злые. И в какой-то момент возникло ощущение, что они пожирают нутро моей головы. Они кричали и смеялись, рычали и тараторили, вызывали ужасные мысли, проецировали ужасные картины. Демоны. В моей голове поселились демоны. Каждый момент бодрствования стал кошмаром, а когда мне удавалось заснуть, очень скоро меня вырывали из сна чудовищные вопли или яростное бормотание в голове. Я с криком бегал по городу, хватал людей за руки, орал им в лицо, забирался на крыши домов и выл. Словно все демоны ада поселились в моей голове и пытались взорвать ее изнутри. Когда я пытался броситься под колесницу или перерезать себе горло черепком от кувшина, который нашел на дороге, что-то продолжало меня останавливать. Я терял контроль над своими конечностями и валился на землю, черепок выпадал из руки, и я ползал по земле, как бешеный пес. Потом пришел день, когда я что-то почувствовал. Какие-то люди сошли на берег, приплыв на маленькой рыбачкой лодке. Одна моя часть отчаянно пыталась убежать, но другая тянула меня к этим людям, кем бы они ни были. Меня тянуло к чему-то такому, что приводило голоса в ужас. Увидев его, я побежал к нему, крича и рыдая. Потом встретился с ним взглядом и остановился. Он видел меня насквозь. Его тоже преследовали демоны. Он слышал голоса. Искал свой путь. Не был тем, кем казался с первого взгляда. Он был всего лишь плотником, приплывшим на рыбацкой лодке. Но слышал мои голоса. Мог их слышать. Мог слышать мои голоса. Мог слышать голоса в моей голове. А потом я услышал, что говорю. Только это был не я. Это был один из голосов, или несколько голосов говорили одно и то же, и практически одновременно. Эта были первые связные фразы, которые слетели с моих губ за долгие годы. И голоса, пусть и вразнобой, умоляли его: пожалуйста, не посылай нас обратно в то место. Пожалуйста, не посылай нас обратно в ту бездну. Почувствовал он сострадание к этим голосам? Не знаю. Слышал он собственные голоса? Думаю, да. В любом случае, рядом оказалось стадо свиней. Он посмотрел на стадо свиней. Я посмотрел на стадо свиней. И тут же мои голоса завыли в голове. От ужаса и агонии. И я ощутил, как они уходят, один за другим, вышвыриваются из моей головы и перебираются в свиней. Он отправил их в свиней. Я чувствовал, как моя голова пустеет, пустеет, как винный бурдюк, в котором образовалась дыра. Демонов, воющих в отчаянии, вышвыривало из моей головы, и они вселялись в свиней. А свиньи внезапно обезумели, одна за другой, принялись носиться взад-вперед, а потом все стадо устремилось вниз по склону к морю. Все стадо свиней, не останавливаясь, вбежало в воду. Все, одна за другой, исчезли под водой. Но самое удивительное состояло в другом. В моей голове больше не звучали голоса. Они ушли. Я успокоился. Мои руки успокоились. Голос успокоился. Я сказал ему, что хочу пойти с ним. Но он ответил – нет. Еще рано. Время не пришло. Иди и поживи своей жизнью, пока. А потом мы встретимся. Какое-то время я странствовал. Люди, которые боялись меня, когда я был безумцем, стали бояться еще больше, когда я стал тихим, спокойным, здравомыслящим. Даже те люди, которые не знали меня, когда демоны бесновались в моей голове, старались держаться от меня подальше. Я все равно оставался другим. Пережитое мною сделало меня другим. Вот я и странствовал. Наконец, добрался до Иерусалима. И нашел работу – ухаживать за могилами. Мне там нравилось. Я чувствовал, что это мой дом. Делать особо было нечего. По большей части я лишь позволял растениям расти. Я ощущал близость к ним. Мне нравилось смотреть, как они растут. Никто меня не тревожил. Никто не хотел работать в саду. Считалось, что там обитали призраки. Возможно, так оно и было. Не знаю. Может, это я был призраком. Я был там, когда его распяли. Я видел его на кресте. Я видел его в тот момент, когда он умер. И почувствовал, как что-то прошло сквозь меня. Как ветер по вершинам тутовых дерев. Я пошел в сад скорбеть. Лежал в темноте, в тихом отчаянии. Но не совсем в отчаянии. Я чувствовал что-то в моей голове. Что-то было в моей голове. А потом, утром, она пришла к его могиле. Красавица. Та, которая любила его. Она подбежала ко мне и сказала: «Кто-то отодвинул камень. И могила пуста. Что с ним сделали? Ты видел? Ты видел, как забрали его? Куда они забрали его?» Тут она замолчала и посмотрела в мои глаза, долгим взглядом. А потом сказала: «Это ты? Это ты, да? Это ты. Поначалу я не узнала тебя. Я приняла тебя за садовника». Я ответил: «Я садовник». Она кивнула: «Да, да». Мы застыли. Потом она улыбнулась. «Я должна сказать остальным», – сказала она. «Да», – согласился я. Она протянула руку, коснулась моего лица. «Я приняла тебя за садовника», – повторила она. Повернулась и убежала. А я стоял в заброшенном саду, среди надгробий, и чувствовал его в своей голове.

(Падающий на него свет меркнет и гаснет полностью).