Текст книги "Тени"

Глава 3

Внутри того огромного корабля, на котором мы плыли, не доносилось ни одного звука, кроме устойчивого слышимого повсюду работающей тяжелой машины. Самолеты всего мира могли садиться на палубу или совсем не садиться. Об этом не стоили и говорить.

Мак коротко рассмеялся.

– Мой инстинкт оказался верным. Я совсем не рассчитывал на ваше участие в работе, поэтому я хотел, чтобы вы полностью отдохнули, использовав обещанный вам срок. Но когда вы вчера позвонили вечером, у меня тут же появилось предчувствие, что вы именно тот человек, который нам здесь требуется. Огромный труд потребовался нам, чтобы убедить эту леди сотрудничать с нами. Вначале она с возмущением отказалась, затем, внезапно, изменила свое мнение, по причинам нам совсем неизвестным – я не отваживался расспросить ее об этом – ее очень трудно было ввести в курс дела и ее обязанностей, как партнера. Он долго задумчиво смотрел на меня, потом, без всякого выражения, продолжил. – Я предполагаю, что безжалостность и зло имеют что-то манящее и ее интеллектуальный ум сумел преодолеть ее принципы старой девы, которую выпячивание мужского достоинства и силы, почти оскорбили. Или, может быть, она сочла по вашему внешнему виду, что будет в безопасности.

– К черту все, сэр. – Сказал я.

– Вы кажется победили в споре мужской привлекательности, Эрик, – сказал он, используя мое кодовое имя, чтобы напомнить мне, что это официальный разговор и что нам многое позволяется, но босс все-таки один.

– Замужество – основная часть задания, вы понимаете, доктор Мариасси – ценное государственное приобретение. Вы можете хотя бы судить, какого высокого калибра те посетители, что находятся сегодня на борту совещаются с нею и ее коллегами. Мы получили разрешение использовать ее как приманку, но вы должны быть с ней всегда рядом, днем и ночью, не только присматривать за ней, но и защищать ее. Вы можете выполнить это задание только исполняя роль ее любовника или мужа.

– Несомненно, – сказал я. – Но если мы имеем выбор, почему мы должны выбирать один на основе законности?

– Если мы оставим, тот факт, что она едва ли подходит к типу альковных женщин, эта леди имеет возможность мечтать об этом. Ни она, ни государственный департамент, на который она работает, не хочет скандала связанного с ее именем. Когда вы выполните задание будут приняты меры, чтобы аннулировать этот союз без всякого ущерба для каждой из сторон. Но это должно быть действительное замужество, пока оно длится.

– Если она сможет это вынести, то я полагаю, что я тоже смогу, – сказал я.

– Придется вынести, – сухо произнес Мак. – Но вам придется проявить дипломатию. Грубое и высокомерное поведение, может свидетельствовать о том, что она напугана.

– Вы думаете, что она может испугаться и выйти из игры, сэр? Я попытаюсь не пугать ее.

– С другой стороны, – сказал он, – ваше поведение должно быть вполне убедительным – поведение вас обоих. Не должно быть и намека фальши. – Он помолчал. – Операция "Тоссин", Эрик. Вы знаете, что это значит. Нам противостоят не любители. Мы должны быть предельно осторожны.

– Тоссин? – Я нахмурился. – Черт, я думал, что со стары маэстро покончено. Я думал, что он расстрелян после того фиаско в Будапеште в 54 году где-то в Москве.

– Таково было и наше мнение до недавнего времени, но оно оказалось неверным. – Мак взглянул на меня. – Ты помнишь детали того, чем он занимался в Будапеште?

– Да, сэр, – ответил я. – Я не участвовал в событиях лично, но меня информировали после. Нас всех информировали. Была создана техника прикрытия. Он пытался продать ее как замену для открытых военных действий. Он всех их прикрывал, всех венгерских политиков, которые не очень стремились к сотрудничеству. Каждый сомнительный мужчина или женщина в общественной жизни были прикрыты агентами, тренированными на убийствах и которые должны были устранить их по первому же свистку. И беда наступила, когда кто-то излишне перенервничал и свистнул прежде временно. Четверо или пятеро выдающихся венгерских граждан погибло, разразился огромный скандал, настоящая буря разразилась со вступлением русских танков в 56 или в 57 году. – Я скорчил гримасу. – Вы хотите сказать, что ему удалось уговорить их, чтобы они позволили ему осуществить вторую попытку?

– По всей очевидности это так.

– В штате Флорида, в Пенсаколе? – Спросил я. – Боже милостивый, почему же в Пенсаколе? Какая необходимость здесь воссоздать будапештскую систему безопасности?

Мак ответил:

– То, что они хотят воссоздать в Пенсаколе, к делу не относится. Важно другое, что число очень ценных людей, в том числе и доктор Мариасси, подвергаются опасности, следовательно, мы должны разыскать Тоссин и остановить его, прежде чем его агенты начнут действовать.

– Несомненно. И как же Вашингтон рассчитывает, я должен его отыскать? Я полагаю, что им неизвестно его точное местонахождение, может нет необходимости использовать женщину-ученого для приманки?

– Его видели в Пенсаколе несколько месяцев назад, – сказал Мак. – Поэтому наше внимание приковано туда. К несчастью, тот человек, который узнал его – не из нашей команды – имел совсем другие цели и отпустил его, ограничившись упоминанием в своем рапорте. С тех пор Тоссина никто не видел. Вам придется начать с этого.

– Начать со свадебной церемонии. – Я открыл книгу, которую все еще держал и прочитал имя, написанное на форзаце черными чернилами – "Оливия Элоиза Мариасси". Элоиза – вы только подумайте. Скажите мне, чего же она доктор?

– Медицины, – сказал Мак. – Космической медицины, чтобы быть точным. Она одна из группы правительственных ученых, пользующихся всеми благами США. Медицинская клиника морской авиации в Пенсаколе и клиника в Иглине – база воздушных сил – их проект. Когда радиус действия ракет Иглена неадекватен, они вызывают мыс Кеннеди. Вы должны быть в курсе этого. Знать это. Но что касается их проекта – это не должно вас интересовать. – Он скорчил гримасу. – Меня проинструктировали, что я должен все это сообщить тому, кто будет выполнять это задание.

– Разумеется, – согласился я. – Мы должны спасти страну в тайне, как всегда. Я полагаю, что это что-то сверхсекретная оборонная инициатива, иначе Тоссин и его боссы не интересовались бы ею так.

– Может быть, – сказал Мак.

– Космической медицины, значит? Что ж, посмотрим. – Я захлопнул книгу, мне не понадобится много времени для выяснения. Я буду играть в шахматы с моей невестой. – Эти слова не вызвали реакции Мака и я добавил: – Как мы узнаем, что Тоссин попался на приманку?

– Возможно он уже попался на нее, – сказал Мак. – Разумеется не сам Тоссин. Возможно он был здесь, только по устройству дел местной ячейки слежения, он скорее всего не рискнет показаться здесь снова. Он будет контролировать, следить за тем, как идут дела, на расстоянии, как всегда. В этом его сила и его слабость. Это причина того, что мы до сих пор не смогли его схватить, и в то же время это причина его неудачи в Будапештской операции. Он находится всегда слишком далеко, чтобы вмешаться, когда его подчиненных охватывает паника. – Мак помолчал. – Что касается дел в Пенсаколе, мы решили что некоторые из коллег доктора Мариасси уже имеют людей-прикрытия. Мы решили, что таковых может иметь и она.

– Мы решили, – повторил я. Может нам следовало бы подтвердить это перед началом операции?

– Мы рискуем встревожить людей Тоссина или женщину, если есть такая, которой предназначено следить за доктором Мариасси, как мы думаем. По этой причине я вывел из дела всех следователей. Ты должен заманить этого человека в уединенное место, безопасное от вмешательства полиции или кого либо еще и разузнать у него или у нее, замышляет Эмиль Тоссин.

Я прислушивался к грохоту машины находящейся где-то далеко внизу, в трюме огромного корабля.

– Да, – сказал я мягко. – Конечно. Вы правы.

Мак кивнул.

– Так справедливо.

– Довольно грубо, – заметил я. – Существуют границы того, что можно делать с такими людьми, сэр. Если нам попадается упрямец, дело может закончиться скандалом.

Мак заметил сурово:

– Если дело потребует щепетильности, вы можете позвать на помощь. У меня всегда наготове есть люди для проведения допросов.

– Оставь своих людей в покое, – заявил я. – Мой желудок крепок, как дай бог каждому. Только, мне кажется, мы должны быть более проницательны в этом деле.

– Проницательность уже испытывалась, – сказал Мак. – Много умных людей работало над этим вопросом, только вот результатов никаких. Вот потому-то и обратились к нам. Запомни, проницательность в нашем деле ни к чему, Эрик. Есть и другие вещи.

– Да, сэр, – согласился я, затем нахмурился. – Вы кажется сказали, что эти люди прикрытия, только недавно замечены.

– Да, в Пенсаколе.

– Я вижу, – медленно произнес я. – Тогда это местное проявление не первое и не единственное...

– Как бы то ни было, – сказал Мак. – Этот пункт был отобран нами, как подходящее место для контратаки. Как ты думаешь, отдал бы я тебе приказ, если бы только одна маленькая группа ученых находилось в опасности?

– Так значит, тогда это огромное дело? В национальном масштабе? Старина Тоссин держит всех под прицелом не только своего мушкета, но и шомпола тоже?

– Громадной важности, – согласился Мак. – Подтверждение получено от Стратегической Базы Воздушных Сил, что расположена к северу от... черт, не могу запомнить названия. С базы сообщили, персонал под слежением вражескими агентами и только их работа удержала их от преследования самолетов.

– Вы полагаете, – сказал я, – что начал звонить колокол?

– Да. Я с сожалением должен заметить, что этот рапорт не был воспринят серьезно другими правительственными департаментами. Все это воспринимается несерьезно теми, кто не слышал о деятельности Тоссина в Будапеште и что у этих людей с Военно-Воздушной базы одержимы манией преследования.

– Паранойя здесь уместное слово, сэр, – сказал я.

– Спасибо, Эрик. Паранойя. Постепенно стало ясно, что признав одержимость паранойей за командованием Стратегической авиацией, несомненно надо признать, что нечто неприятное планируется в очень широком масштабе. Одна ячейка была вскрыта в Вашингтоне Дистрикт, Колумбия. Можете представить, какой фурор это вызало там, где полнейшая безопасность. Затем сам Тоссин был замечен в стране и кто-то вспомнил Будапешт и все рассыпалось в прах. Ячейки теперь известны или предполагается их наличие даже в Сан-Диего, Калифорния и в некотором малоизвестном правительству активности в штате Мен. Нам неизвестно сколько их всего. Мы не знаем, кому предназначено умереть, а кому нет. Это создает некоторую панику, среди некоторых важных лиц, кто отважно соглашается с возможностью иметь миллионы убитых в ядерном конфликте.

Я сказал:

– Я знаю. Это немного отличается, когда человек с пистолетом или ножом охотится за вами.

– И в результате, – Мак продолжал, – некоторыми лицами Эмиль Тоссин больше уже не рассматривается, как невысокого роста светловолосый еврей-интеллектуал, он рассматривается, как сам дьявол. Наша работа обезвредить его. Нам неизвестны детали его операции. Мы не знаем, его деятельность независима или последует совпадающая акция из-за океана, чтобы восторжествовать над той неразберихой, которую он надеется создать. Мы не знаем, – сказал Мак, – и поскольку вы участвуете в этом деле, нам нечего опасаться. Информация – это дело других агентов. Единственная информация, которая должна вас волновать: где Эмиль Тоссин?

– Да, сэр.

– Вы отыщите его, – сказал Мак, – используя все необходимые средства. Когда найдете, вы его убьете. Есть вопросы?

– Нет, сэр, – сказал я, – Я полагаю, что вы высказались предельно ясно.

Глава 4

Коктейль-бар в «Монтклие Хотел» представлял собой круглый бар, имеющий неясное сходство с цирковой каруселью украшенный балдахином. По этой причине, я полагаю он был известен, как «Карнаваль Рум». Когда я вошел, все сидения балдахином были заняты. Это заставило меня, к счастью, выбрать место в стороне от остальной массы посетителей, что казалось естественным, в противном случае, кто-нибудь бы стал удивляться, почему одинокий мужчина удалился в темный угол добровольно, вместо того, что бы сидеть в баре. Кто-то должно быть и удивился позже в силу последовавших событий, если парень не ожидает подруги в одиночестве.

Бармен победил мое сердце, снабжая меня Мартини с оливками вместо того, чтобы продать мне луковую шелуху, сморщенные лимоны и прочею чепуху. Т.к. дверь и все входящие, предположительно, не имели интереса для меня, я сконцентрировал свое внимание на посетителях, окружавших бар. Со всей очевидностью я пришел к заключению, что довольно соблазнительная телка сидела на маленьком стульчике. Экспонат женского рода в алом сатиновом платье, молодой и непринужденный был очень интригующ со спины, ибо остальное не представлялось взору.

Я взял стакан, чтобы отметить мое возвращение ко гражданской жизни. Уход с корабля совершился на старом пропеллерном, тренировочном самолете, который лязгал, как бак с болтами через иллюминатор, которого длиной в триста ярдов взлетная палуба авианосца выглядела очень короткой. Катапульты не предназначались для пропеллерных самолетов. Полагалось, что они способны производить взлеты самостоятельно, но был один момент или два, когда взлетая с палубы видишь только океан перед собой, я сомневался, не совершен ли кем-нибудь здесь просчет.

Брейсуейт взлетел великолепно и высадил нас на военном аэродроме далеко от побережья. Там я обнаружил интересный и умеренно откровенную легкость заставить моего офицера выглядеть хорошим, если бы кто-то потрудился проследить за мной до самого того момента. Затем мы сели в автомобиль, который доставил нас в Песаколу, где я опять надел брюки и спортивную курточку, оставив мое военное обмундирование в пустой комнате вместе с моей лейтенантской униформой. Мы на всей скорости вернулись назад вдоль побережья в автомобиле Хели принадлежащем Брейсуейту и вернулись в Новый Орлеан немного вскоре после сумерек.

Все это было так сложно организовано в стиле старого ОСС и аналогичным с ним организациях. Если за этим больше не последовало ничего, я подумал это заставило некоторых ответственных лиц почувствовать что они соприкоснулись со значительным делом имеющим чуть ли не международный масштаб. Может быть в этом было что то серьезное. Я вышел из автомобиля за несколько домов до гостиницы.

– Вам прямо, сер, – сказал Брейсуейт. Гостиница будет слева. Ошибиться невозможно.

– Надеюсь сказал я.

– Мне не позволяется задавать вопросов, я знаю, – сказал он. Но... А! К черту! Удачи, сер.

Он протянул мне руку. Это было первое проявление гуманности, которое прорвалось сквозь его надрессированность в Морской Академии.

Я пожал ему руку и посмотрел на него. Спортивный автомобиль, в котором он сидел, приходился не выше колена. Я сказал:

– Если вы заинтересованы в этом деле, это можно устроить на постоянной основе. Я передам вам слово, как оно было передано мне. Лично я бы на вашем месте, остался бы в Морском Флоте. Но я должен вам сказать, что есть некто, кому нравится, как вы справляетесь со своим делом.

– Спасибо, сэр.

Было трудно определить в потемках, но я подумал и представил, как его детское лицо вспыхнуло на секунду от удовольствия.

– Что касается предложения...

– Отбросьте ребячество, все это дело воображения и быстрого вождения, – сказал я. И не тратьте свой ответ на меня. Учреждение контрразведки... И я назвал ему телефонный номер в Вашингтоне и махнул на прощание рукой. Счастливого приземления, как мы неприкаянные говорим.

Вспоминая все это сейчас, я ощущаю себя стариком и циником. Чтобы поднять настроение, я посмотрел на маленькую биксу в алом, но она ушла дальше, ориентируясь по окружности бара. Моей первой мыслью было, что девчонка пересела за другой стол. Затем я понял, что это огромное, круглое, хитроумное изобретение, занимающее весь центр комнаты, вращалось как волчек, только гораздо медленнее.

Конечно, я об этом был ознакомлен раньше, но это ускользнуло из моей памяти на какое-то время. Вспомнив об этом и видя на деле, факт этот явился шоком для меня, в особенности это было нечто, о чем я само собой разумеется, не должен был забывать. Это было частью нашего плана. В то же время я отметил про себя, что эта женщина сидит за столом слева от меня, в нескольких метрах дальше вдоль обитой материей скамьи, что следовала вдоль всей стены.

– Официант, – обратился я к нему игнорируя женщину, – официант, или я пьян от этого Мартини, или эта комната вращается.

Последовал смешок от женщины, которая сидела там.

– Это именно так! – сказала Оливия Мариасси. – Что за странная вещь – оборудовать так бар! Я подумала, что со мной плохо, когда зашла сюда после полудня и заметила вращение.

Таков был зачин разработанный специально для нас. Я полагаю, что Голливуд высоко оценил эту сцену с верно поданными репликами. Слова прозвучали правильно, но она не была актрисой первой величины и я понял, что она никогда не знакомилась с мужчиной в баре. Смех был принужденный и в голосе чувствовалась фальшь. Наигранная сцена.

Я оглянулся вокруг, как возможно сделал бы мужчина, к которому обратилась странная женщина в таком странном месте – иначе говоря много обещающее. По правде говоря, я совсем не предполагал, окажется Бриджит Бардо, та женщина, что сидела поодаль от меня. На мгновение на моем лице отразилось замешательство, которое я вежливо подавил. Док Мариасси не во многом изменилась с того времени, когда я в последний раз ее видел. С тех пор минуло только несколько часов, но есть женщины, которым за этот отрезок времени поменять вещи и подвести губы.

Наша ученая леди была одета в свои твидовые серые одежды. Прямые волосы стянуты назад, полное отсутствие макияжа, с крупной оправой очки придавали ей вид скрытой старомодной школьной учительницы. Она произвела в себе только одно изменение – надела туфли на высоких каблуках. Стол и слабый свет не позволяли разглядеть на ней изменение, но у меня создалось впечатление, что ее ноги не так уж плохи.

Ее улыбка была довольно ужасна. Она очевидно чувствовала боль, когда улыбалась мене. Может быть ей вообще было больно улыбаться кому-либо. Я ободрил себя этой мыслью.

– Не правда ли довольно странно это, мадам, – сказал я вежливо. – Хотелось бы знать за какое время оно совершает полный круг.

Это тоже являлось частью приготовленного диалога. Это давало ей возможность в виду ее ученого характера сверить часы и прохронометрировать. Так как круглый бар затрачивал пятнадцать минут на один оборот. Мы стали старыми друзьями к тому времени, когда научное изыскание было окончено и перепроверено – стали старыми друзьями – во всяком случае для меня, чтобы купить ей Мартини и впоследствии еще несколько стаканчиков, попросить проявить жалость к одинокому мужчине из Денвера, который ни чего не знает о Новом Орлеане, не знает даже где раздобыть хорошую еду.

Это было довольно хорошее начало для начинающегося романса, и этим мы никого не обманывали. Я надеялся, что она почувствует это. Я надеялся, что у ней достанет чувства разыграть сцену с сигаретой, дав мне шанс разыграть джентльмена со спичками, перед тем как пуститься в игру по серьезному.

Затем я вспомнил, что она не одобряет тех, кто курит. Я заметил, как она собирается пуститься в новую спланированную для нее сцену которая, как я знал, будет так же убедительна, как слово, даваемое школьником, что он не будет вести себя плохо – как я заметил человека, глянувшего на нас от дверей.

Он совсем не прятался от нас. Он просто стоял там и смотрел на нас задумчиво и я уже знал, что это именно "он". Никакого сомнения. Я полагаю, вы бы тоже заметили его, заметили этих тренированных людей, – профессионалов, мужчин, занимавшихся тем же ремеслом, что и вы. Я не хочу сказать, что узнал его лично. Нет, он мне был незнаком. Он отсутствовал и в нашей приоритетной, богатой картотеке. Но это был "наш" человек, он им должен быть. Они совсем не одинаковые. Я не думаю, что их здесь было двое, двое людей такой разновидности, – кроме него и меня, я полагаю.

Это был крупный, среднего возраста мужчина, лысый, с оттопыренными ушами – похожими на симметричные ручки на украшенной орнаментом вазе, только он уж во всяком случае орнамента не имел. У меня создалось почти зрелищное ощущение того зловещего выражение во взгляде, который я позволил себе. Я не осмелился смотреть дольше. Может быть его инстинкты не были так обостренны, как мои. Если это так, то он значит еще не заметил меня, просто обычным рутинным образом бросил на меня взгляд, как если бы он отметил всякого, кто имел бы контакт с его реальным объектом – Оливией Мариасси.

Да, шанс существовал, хоть и не такой хороший, поскольку она не проговорилась безнадежно. Поведение этой леди – интеллектуала граничило с некоторой неуклюжестью, когда она случайно заговорила с незнакомым человеком в баре. Но мы не могли выставлять ему и дальше ее фальшивые улыбки и заученный диалог, иначе он бы понял, что эта встреча спланирована заранее.

– Извините меня, – сказал я обрывисто и направился прочь, когда она начала что-то говорить.

Поднимаясь, я заметил, как сжалось, точнее вытянулось, лицо Оливии. Кроме всего прочего, она сама нервничала, разыгрывая эту отвратительную сцену, и вот этот ужасный человек нарушил наш сценарий от самой двери. Это все могло сойти за реакцию робкой женщины впервые отлучившейся из дома, чья удачная попытка была грубо оборвана. Я надеялся, что она догадается купить вина и выпить его, как бы поступила всякая женщина, чтобы скрыть свое смущение, а затем убежать прочь. Я также надеялся, что она вспомнит, что должна отправиться прямо в свою квартиру и запереть дверь, согласно инструкции, если дела пойдут плохо.

Я подозвал официанта.

Заплатив по счету и покидая бар, я знал, что дела довольно плохи. Он сел за угловой стол, он казалось больше не смотрел на меня, но я знал, что от его взгляда не ускользало ничего. Естественно он смотрел на комнатные растения, на звонящего по телефону – ничего не указывало, что его объект вычислен, ловушка расставлена и профессионал начнет игру против него. Сегодня вечером, он видимо не будет смотреть за игрой пристально, чем в прошлый вечер, или быть может завтра вечером, но он всегда на стороже и заметит всякое отклонение от нормы. А заметит он обязательно. Его жизнь и работа зависят от этого.

"В чем я нуждался теперь, – подумал я, – это убедительная копченная селедка – может, той в алом будет достаточно."

Это был сумасшедший порыв, был один шанс в его пользу и моя удача зависела от него. Девчонка в алом сатиновом платье и ее приятный милый задик все еще виднелся передо мной во вращающемся баре и место подле нее было свободным. У нее был целомудренный вид, какой обычно красивая девчонка принимает на публике, поджидая для эскорта домой мужчину. Я подошел к ней, шагнул на поворотный круг карусели, сел и кинул деньги на стойку.

– Мартини, – сказал я бармену. – Очень, очень сухого, пожалуйста. Двойного мартини.

Я бросил косой взгляд через плече на Оливию. Она взяла вина и угрюмо потягивала его, глядя прямо перед собой, как если бы она думала, что весь бар смотрит на нее. Все было в рамках игры. Может нам стоит закончить игру. Мысль, как нам снова восстановить контакт, так чтобы это было убедительно, я пока отложил.

Я улыбнулся девушке сидевшей рядом со мной:

– Я только что избежал судьбы, худшей чем смерть. Да предохранят меня Боги от влюбленных учительниц на каникулах.

У ней были черные волосы и стройные голые плечи и длинные белые перчатки. Ее глаза были темные и крупные, обрамленные тяжелыми черными бровями. Она была красивая девчонка, но она не принадлежала к завсегдатаям бара Монтклие, – думал я, рассматривая ее в упор. Нельзя сказать, что она была поношенное платье, но ее платье облегало ее тесно, имело морщинки и растянулось по швам. Перчатки и носки были безупречны, но ее алые сатиновые туфельки были явно поношенны и в них много танцевали по вечерам. Я бы не удивился, что их подошва очень изношена.

"Она принадлежала очевидно к девчонкам, которым приходится считать каждое пенни, носить вещи сохранившиеся от прошлогодней роскоши. Возможно у ней была одна программа: принимала напитки в баре Монклер, и обедала у "Антуана". Так могло быть, если бы она была одна", – подумал я. Ей может быть не понравится мое знакомство.

– Пожалуйста, прошу извинения, – холодно сказала она. – Это место занято.

– Ты помнишь меня? – спросил я. – Поль Коркоран из Денвера, штат Колорадо. Это и в самом деле великолепно, куколка! Я толкнулся в отель прошлым вечером, никого не зная в городе. А сегодня вечером забежал сюда, выпить что-нибудь и посмотреть кто тут есть! С каким субъектом ты здесь? Можешь бросить его?

Она посмотрела на меня дольше, чем следовало, так чтобы увериться, что она не помнит меня совершенно. Она взглянула на дверь с надписью "мужской туалет", но она оставалась закрытой. Затем посмотрела на бармена.

– Послушай, – сказал я мягко. – Улыбайся и смотри на пол, милочка. Затем снова посмотри вверх, как если бы мое пребывание здесь – самая смешная и приятная вещь, которая когда-либо случалась в твоей жизни.

Она заколебалась и посмотрела вниз. Ее улыбка страшно изменилась, поскольку она увидела в моих руках нож, спрятанный от взглядов нашими телами и прилавком бара.

Бармен поставил мой мартини напротив меня, взял деньги и ушел, ничего не заметив. Я взял мартини левой рукой. Девчонка все еще улыбалась, пристально глядя на нож.

– Посмотри теперь вверх на меня и улыбнись, – сказал я над краем стакана. Она посмотрела вверх на меня и улыбнулась. Прекрасно, это можно было назвать улыбкой.

– Лезвие четыре дюйма длиной, – сказал я. Очень острое. Возьми стакан и улыбнись.

Она взяла стакан и улыбнулась.

– Видела ли ты кого-либо, вспоротого ножом? – спросил я. – Это сумасшествие, крошка. Меня естественно схватят, если ты позовешь на помощь, но они опоздают. Ты будешь сидеть здесь, придерживая свои кишки своими красивыми белыми перчатками, чувствуя как твоя жизнь уходит меж пальцев теплая, влажная и красная. Похожая на кровь.

Я описывал ей все яркими сочными красками. Круглый бар медленно вращался. Все окружающие нас люди смеялись и разговаривали. Девушка провела по губам краешком своего языка.

– Что... что вам надо от меня?

– Посмотри на бар снова и улыбнись. Ты оставишь своего мальчика и пойдешь со мной. Запомни, мы старые друзья. Не забудь свой кошелек. – Она механически взяла его. Я сказал:

– С барменом поступим так, пусть он передаст твое сообщение. Скажи ему, что ты покидаешь джентльмена, который был с тобой, но что ты позвонишь ему утром. Вначале мягко возьми меня за руку и подмигни ему, когда будешь говорить это все.

Все сработало. Все случилось так быстро, что они ни о чем не успели подумать о фокусах, и бармен занимался напитками и коктейлями весь вечер. Он не обращал внимание на нюансы. Затем мы вышли, болтая о пустяках – по крайней мере я болтал о пустяках – в то время, как стройная девушка в алом, отчаянно вцепилась в мою руку и улыбнулась с выражением испуга в ее черных глазах.

Лысый мужчина за угловым столом ни разу не посмотрел на нас до самой двери. Никто не заметил этого, может быть кроме Оливии Мариасси, которая может быть испытывала нескромный интерес глядя на мужчину, который отклонил ее неуклюжую попытку завязать разговор и удалился с молодой и красивой девушкой.