Текст книги "Я – бездна"

12

Большой серый дом уютно устроился на берегу озера в районе Черноббио. Издалека он напоминал старинную шкатулку, искусно украшенную камнями и росписью. Высокие окна выходили в сад, изящно оформленный ровно подстриженной изгородью в форме лабиринта. Кипарисы, кусты роз. Каменные скамейки и фонтаны.

Чистильщик рассматривал дом с невысокого холма, пытаясь представить, кто проживает на шикарной вилле. И все же воображение его подводило: несмотря на все усилия, ничего не получалось. Между двумя мирами – его собственным и обитателей виллы – была такая пропасть, что прежде он и не задавался подобными вопросами. Однако он понимал, что оказаться на той стороне мало и, чтобы знать ответ, нужно родиться по ту сторону изгороди. В его примитивной картине мира богатые представлялись ему вечно счастливыми существами, но произошедшее два дня назад заставляло в этом усомниться.

– Она хотела сделать селфи и, поскользнувшись, упала в озеро, – заявил журналистам отец девочки с фиолетовой челкой. Но номер, обнаруженный на икре девочки, свидетельствовал о другом.

Чистильщик и сам не знал, что он делал у этого дома. Но некий неведомый ранее инстинкт, назвать который он не мог, привел его сюда и требовал ответов. Ему не терпелось разгадать секреты девочки, которую он спас. Поэтому он надел привычную зеленую форму, предварительно отпросившись с работы.

Он знал, что правда скрывается в мусоре, – вот где наверняка ее найдешь.

«Люди слабы», – сказал он себе. Они совершают плохие поступки, которых часто стыдятся. Именно поэтому они стараются скрыть свою суть. Но забывают, что, не придавая значения мусору, в попытке сплести сеть лжи, они могут с легкостью выбросить остатки своей фальши – то, что прольет свет на их истинное лицо.

Богатеи особенно тщательно заботились о том, чтобы неприятные запахи не разрушали великолепия их жилищ. Вот и на вилле была особая система утилизации органических отходов, а остальное выносилось в специальные баки, расположенные довольно далеко от дома. В определенные дни обслуга выставляла баки за калитку у бокового выхода. Чистильщик думал о том, как завладеть содержимым баков и не попасть в поле видимости камер слежения. Это было не так-то просто. Лучше сразу сдаться. Но одна мысль не позволяла отступить.

Он был уверен, что девочка оказалась в озере не случайно. Она бросилась в воду сама. Она хотела покончить с собой.

И, написав на ноге телефон отца, она указала на то, что, когда ее труп обнаружат, именно он должен первым узнать о ее смерти. Поэтому желание мужчины выдать произошедшее за несчастный случай вызвало у Чистильщика безумный гнев. Богатеи возводили вокруг своих жилищ высоченные стены не чтобы уединиться, а чтобы не видеть, как живут обычные люди. Они нанимали специальных людей, которые будут убирать за ними отходы. Они врали, чтобы скрыть то, что не совпадало с их представлениями.

Как только Чистильщик принял решение вернуться в свою убогую квартирку, он заметил бесшумно направляющуюся к вилле «скорую помощь», а за ней черный «мерседес» с затемненными стеклами. Кованые ворота открылись, и небольшой кортеж проехал по дорожке из белоснежного гравия. Она вилась по ослепительно-зеленому газону к главному входу в дом.

Из машины вышли мужчина в пиджаке поверх свитера и женщина в плаще, с большой сумкой и в черных очках. Родителей девочки с фиолетовой челкой окружила многочисленная прислуга, которая тут же подхватила чемоданы и принялась устанавливать на лестнице стальной пандус.

Прошло несколько минут, и задние двери «скорой помощи» открылись. Медики выкатили девочку в инвалидном кресле.

Чистильщик был слишком далеко, чтобы рассмотреть, в каком она состоянии, но издалека казалось, что, кроме ноги в ортезе, других проблем у нее нет.

Мать, обхватив руками живот, молча наблюдала за сценой. Отец создавал впечатление человека, у которого всё под контролем. Он раздавал указания слугам до тех пор, пока коляску осторожно не ввезли в дом по пандусу.

Глядя на происходящее, Чистильщик думал: как замечательно начинался день перед тем, как он заметил девочку, тонущую в озере. Легкий ветерок раскачивал ветви деревьев, Альпы нависали над озерной гладью. Было не слишком жарко, но Чистильщик вспотел и вытащил из кармана платок, чтобы вытереть шею и лоб. Тот самый платок, который позже сунул в рот девочки, скрученной судорогами. Он вспомнил худенькое тельце и глухой хрип, вырывавшийся из ее губ, когда он пытался заставить ее слабые легкие раскрыться. Пристальный взгляд, направленный прямо на него, едва она вернулась из смертельной темноты.

До и после. Как близко и как далеко друг от друга были эти минуты. С тех пор все изменилось. Он понимал, что придется это принять: все изменилось. Пусть он пока не знал почему.

Зачем он пришел? Ему здесь не место.

Коляска скрылась за порогом дома, двери закрылись, и Чистильщик заметил отца девочки, который, казалось, не спешил войти в дом. Он неподвижно стоял у двери несколько секунд, затем резко обернулся к озеру, к саду. Богатый, влиятельный мужчина старался рассмотреть что-то или кого-то на границе двух миров – своего и чужого, прежде ему незнакомого.

Возможно, его посетило некое предчувствие. Или он был встревожен анонимным звонком рано утром.

13

«Причина смерти не установлена».

Эта фраза обезличивала все необъяснимые убийства. Охотница не могла успокоиться и долго думала об этом по дороге домой. Ей хотелось найти логику, смысл. Хотелось думать, что миром правит не хаос, а четкие, понятные законы.

«Конечность отнята на уровне правого плеча, однако характер раны указывает на то, что режущие инструменты не использовались» – так сказал доктор Сильви о руке, всплывшей на поверхность озера.

Где-то там, на дне озера, покоятся останки неизвестной женщины. И ее единственные приметы – возраст от шестидесяти до шестидесяти пяти лет и ярко-красные ногти. Охотница смотрела вперед на дорогу, но мысленно прокручивала перед собой последнюю сцену из жизни незнакомой женщины. Кисточка мягко скользит по ногтям, запах лака, женщина легонько дует на ногти, чтобы покрытие быстрее высохло.

Причина смерти не установлена.

Это признание в собственной беспомощности. Это значило сдаться. А Охотница не любила сдаваться. Как не любила и слово, которым называли убийство женщины мужчиной, – женоубийство. Произнося его, следователи делали акцент не на том, кто убил, а на жертве, тем самым лишая ее индивидуальности, обрекая на забвение, вписывая очередную незнакомку в каталог таких же неопознанных, убитых мужчинами женщин, о которых если что и вспомнят, то лишь одно: их убили мужчины.

Она припарковалась под деревом и заглушила мотор, однако никак не могла собраться и выйти из машины. «Перед смертью не станешь делать маникюр», – думала она. С другой стороны, кто знает. Бабушка всегда просила, чтобы ей принесли помаду, до последнего готовилась к приходу врача. Может, эта женщина хотела встретиться со смертью во всей красе. Может, ей было не безразлично, что подумает о ее внешнем виде тот, кто обнаружит труп.

Охотница вышла из машины и направилась по лестнице, ведущей на цокольный этаж дома, где она проживала.

К вечеру сил совсем не осталось, и она чувствовала себя опустошенной. Она бросила сумку на пол и протянула руку в поисках выключателя. У дальней стены зажегся большой торшер, на который был наброшен старый платок.

В янтарных сумерках Охотница через всю комнату прошла между диванами к камину. Ей было холодно, и, прежде чем снять куртку, она сложила в камин несколько поленьев из корзины в углу и разожгла огонь. Огоньки запрыгали по поленьям, выдыхая тепло.

Охотница огляделась. В комнате царил беспорядок. Повсюду пыль, разбросанные бумаги. На письменном столе, где стояли компьютер и принтер, грудой лежали разные вещи, там же скопилось бесчисленное количество мелких безделушек, неизвестно как здесь оказавшихся. О кухне и туалете и говорить не стоило. Дом скорее напоминал звериную нору, нежели человеческое жилище.

Двухэтажный дом был единственным наследством, доставшимся ей от родителей. Но Охотница решила жить на нижнем этаже, где в прежние времена родители принимали гостей и зимними воскресными вечерами проводили время за игрой в карты. Здесь она пряталась, если натворила дел и боялась показаться на глаза матери и отцу. И именно здесь летней ночью, напившись допьяна, она отдалась однокласснику и стала женщиной. Теперь же она жила на нижнем этаже, чтобы экономить на отоплении, – по крайней мере, себе она объясняла это решение именно так. На втором этаже ее тревожило слишком много призраков.

Она не поднималась туда уже пять лет.

Ей казалось, что хотя бы внизу призраки оставят ее в покое. Спала она на узкой раскладушке, придвинутой к стене, под окном с видом на сад и дорогу.

Несмотря на то что место было довольно безлюдным, она не боялась жить одна.

Согревшись, она включила компьютер, чтобы проверить, не поступали ли сообщения в соцсетях от женщин, попавших в беду. Ее размышления прервал телефонный звонок. На дисплее отобразилась надпись «Неизвестный номер». Нажав «Ответить», она уже догадывалась, кто это может быть.

– Звонок за счет получателя. Разрешение номер двести шестьсот семь, – проговорил механический женский голос. – Чтобы ответить на звонок, нажмите «девять».

Она сбросила вызов до того, как было установлено соединение. Прошел год с последнего звонка, но время пролетело незаметно.

Взгляд сам собой скользнул наверх, на второй этаж.

Она решила выбросить из головы мысли о звонке, пойти на кухню и чем-нибудь перекусить, а уж потом вернуться к компьютеру. Она уже порядком проголодалась и не помнила, когда ела в последний раз. Заглянув на полки, Охотница ничего там не нашла, что было невероятно странно, если учесть, что последнюю неделю она безвылазно провела в супермаркете. Надо было и себе что-нибудь прикупить, но мысли были совсем о другом. Единственное, что оставалось на полках, – растворимый суп да пачка крекеров. Охотница налила в кастрюлю воды, засыпала смесь, поставила на газ. Вдруг снаружи, кажется, послышались чьи-то шаги. Она замерла, повернувшись к двери.

Обычно к ней домой никто не приезжал.

Однако через пару секунд в дверь постучали. Охотница насторожилась. Подошла к двери и попыталась разглядеть посетителя через узорчатые стекла.

– Извини, не хотела тебя беспокоить, – сказала женщина, стоявшая на пороге. – Можно войти?

– Конечно, – ответила Охотница, пропуская гостью. И все же про себя она повторяла: «Никто не хочет сюда заходить».

Памела была в спортивном костюме – значит, недавно занималась в спортзале. От нее пахло гелем для душа и шампунем с корицей. Подруга ни разу не заезжала к Охотнице домой. Охотница ее не осуждала. Но раз приехала, значит случилось что-то серьезное. Памела огляделась. Охотнице показалось, что Памела обеспокоена, встревожена. Но обе сделали вид, что ничего не заметили.

– Да у тебя тут бедлам, – буркнула Памела, чтобы снять напряжение.

– Вот почему я никого не приглашаю. А вообще, мой психотерапевт утверждает, что порядок – это только прикрытие, – парировала Охотница.

Подруга не оценила шутку или не хотела препираться. Она стояла не двигаясь, держа руки на поясе. Охотница учуяла ее нервозное состояние, но решила не спрашивать, что ее привело. Ждала, когда Памела сама все расскажет, если будет нужно.

– Я бы предложила тебе пива, но в холодильнике пусто.

– Ничего, я все равно уже скоро поеду.

Памела скинула куртку, оставшись в обтягивающей футболке, под которой просвечивали накачанные долгими тренировками мышцы пресса. Охотница подумала о том, что у нее самой на животе сплошные жировые складки, – она называла их «вторым мягким местом».

– Ну, как продвигается история с неведомой рукой? – спросила подруга.

Охотница пожала плечами, подошла к камину и подкинула в огонь толстое полено.

– Женщина чуть старше шестидесяти. Конечность находилась в воде примерно с пятницы. Лейтенант и судмедэксперт настаивают на самоубийстве, но выводы сделаны на основе прошлых находок, и только.

– Так я и думала…

Памела сообщала Охотнице о преступлениях против женщин в районе Комо. В тридцать один год она уже дослужилась до маршала полиции. Несмотря на то что у подруг была значительная разница в возрасте, они были близки.

– Лейтенант отказался от дальнейших поисков, поэтому остается лишь надеяться, что всплывет нечто такое, что поможет опознать жертву, – сказала Охотница.

– Вдруг кто-то из родственников заявит об исчезновении, – попыталась утешить ее Памела, которая прекрасно понимала состояние подруги. – Тогда мы сможем получить образец ДНК и узнаем, кто она.

– Но мы так и не узнаем, не погибла ли она от чьей-то руки.

Памела покачала головой:

– Тебе, как всегда, нужно все усложнять – вот не можешь ты отпустить ситуацию. А вдруг все гораздо проще, чем ты думаешь?

Охотница подошла к столу и приподняла голову соломенного петуха, в котором хранила табак и бумагу для самокруток.

– Сделай мне одолжение, – осторожно сказала она.

– Посмотрим. О чем речь?

Охотница выудила из кармана телефон и бросила подруге, а та поймала его на лету.

– Взгляни на последние фотографии.

Памела полистала снимки.

– Шикарная машина. С такой только девиц кадрить, – рассмеялась она, разглядывая белый «порше» красавчика из супермаркета.

– Можешь выяснить, кто владелец? – попросила Охотница, проведя языком по кромке папиросной бумаги. – Кто он, чем занимается, были ли на него заявления. Его подружка попросила о помощи, но потом испугалась и слилась.

Охотница была уверена, что скоро девушка об этом пожалеет.

– На ней были следы побоев?

– Чисто внешне не было.

Памела пожала плечами, как бы показывая, что одной интуиции для обвинения мало.

– Худший тюремщик не тот, кто избивает тебя изо дня в день, а тот, кто после этого носит тебе цветы, – заметила Охотница.

– Ладно, перешли фотки мне на почту, – кивнула подруга, отдавая телефон. – Поеду домой, – неохотно буркнула она.

Охотница молча протянула ей сигарету. Памела глубоко затянулась, выдохнув облако серого дыма, однако ее напряженность никуда не делась.

– Ну, если хочешь знать, я думаю, что Сильви и лейтенант не ошиблись насчет самоубийства. Пусть несчастная покоится с миром.

– Ты не хочешь понять, почему она это сделала? – напирала Охотница.

– Это не мое дело. Она получила то, что хотела. Исчезла. И бог с ней.

– Кто знает, какая драма скрывается за этим поступком?

– Думаешь, если ты это узнаешь, тебе полегчает?

Охотница подумала, что Памела просто не в настроении, раз позволяет себе циничные замечания в ее адрес, однако разговор уже перешел в другое русло.

– Мне уже никогда не полегчает, – заметила Охотница.

– Я не о том, – уточнила подруга, когда осознала, что невольно затронула больное место.

Однако Охотница не могла отрицать, что ее попытки помочь женщинам в беде проистекали из тех ошибок, которые она сама совершила в прошлом. Теперь она понимала, что подруга лишь намекает на то, что она, Охотница, слишком увлеклась чужими проблемами.

– Проехали, – ответила она и забрала сигарету обратно.

Памела почувствовала себя виноватой.

– Ты в курсе, что в тот же день, когда нашли оторванную руку, в озеро упала девочка-подросток? – сказала она, переводя разговор на другую тему. – Ее удалось спасти. Представь себе, если бы через несколько дней мы нашли ее руку или что еще.

Да уж, так точно было бы гораздо хуже.

– Что за девочка? – рассеянно спросила Охотница, радуясь возможности уйти от разговора о собственном прошлом.

– Дочурка Роттингеров.

Она не знала, кто это такие.

– Я что, должна их знать?

– Местные богатеи. Мешки с деньгами.

– Она бросилась в озеро?

– Говорят, напилась.

– Напилась?

– В крови был обнаружен большой процент алкоголя. Семья пытается выдать произошедшее за несчастный случай. Якобы она делала селфи и упала. Сломала лодыжку. И хотя это выглядит абсурдно, у Роттингера достаточно бабок, чтобы версия стала официальной.

– Как же ее спасли?

– Свидетели видели человека, который вытащил ее на берег. Он рискнул жизнью ради девчонки, но потом скрылся.

История становилась все любопытнее.

– То есть как это скрылся? – с подозрением спросила Охотница.

– Вот увидишь, как только он узнает, кого спас, тут же объявится.

Охотница внутренне восхитилась невольным героем и понадеялась, что он не запятнает себя, пытаясь нажиться на благородном поступке.

– С девочкой все хорошо?

– Лежала в палате интенсивной терапии, но, кроме лодыжки, из-за которой пришлось сделать небольшую операцию, с ней все в порядке. Немного вывихнуто плечо, пара царапин, и только. Кстати, ты не поверишь, что нашли у нее во рту.

– И что же?

– Кусок ногтя с красным лаком.

16 апреля

Вера грустит уже несколько дней подряд.

Утром она не хочет вставать с кровати, иногда спит весь день до самого вечера. А если и встает, тут же садится перед телевизором. Глядит в экран до рассвета, но словно ничего не видит. Мальчик смотрит в ее пустые глаза и понимает, что она где-то далеко. Он понимает, что ей нужно идти на работу, а то ее выгонят. Мартина с трудом нашла ей место стажерки в парикмахерской, и поначалу Вера даже обрадовалась.

Что же теперь будет?

Такое с Верой уже случалось. Обычно после расставания с очередным ухажером. Когда Вера грустная – это настоящее бедствие. Мальчик уже понимает, когда на нее накатит, потому что Вера начинает делать нелепые вещи. Например, стряхнет пепел от сигареты в кофе и выпьет, как будто так и надо, выйдет на балкон без нижнего белья или просто встанет посреди коридора, потому что не может понять, что хотела сделать, куда шла.

Мальчик знает, что, если Вера не выйдет на работу, у них не будет денег на еду. Те, что были в сумке, уже закончились. В кладовке ничего не осталось. Вере словно и дела нет. А вот он никак не может заснуть, так бурлит в животе от голода.

Но самое ужасное, что, когда Вера грустит, она с ним не разговаривает. А если он что-то спрашивает, она не отвечает. Как будто ее здесь вовсе и нет, как будто она оставила тело, а сама куда-то ушла.

Когда они последний раз ели? Мальчик смотрит в календарь. Кажется, уже неделю назад.

Мартина обещала, что будет приезжать раз в неделю, но давным-давно не появлялась. Где же она? Почему она не приезжает?

Мальчик все время хочет спать. Он открывает кран, чтобы попить, и растягивается рядышком с Верой. Несколько дней назад он просил маму покормить его, плакал. Теперь перестал, все равно без толку. Он сворачивается калачиком рядом с телом матери и лежит тихо-тихо, пока его не сморит сон.

Раньше Вера рано или поздно вставала, мылась, и мало-помалу жизнь возвращалась в прежнее русло. Но теперь все иначе. Мальчик боится, что она никогда не вернется. Он думает, что однажды они заснут и больше никогда не проснутся. Он становится все слабее.

Однажды он просыпается от яркого света. Он не может открыть глаза – так ярко светит солнце. Приподняв голову с подушки, он видит, что рольставни подняты. Свет заполняет всю комнату, резкий, словно пощечина.

Кто-то тихонько напевает.

Мальчик протирает глаза. Он устал, но сейчас не время спать. Нужно понять, что происходит. Из ванной раздается голос Веры, напевающей какую-то песенку. Кажется, она в хорошем настроении. У него дрожат колени, приходится держаться за стену, чтобы дойти до ванной. Вот он уже на пороге и видит мать. Она стоит перед зеркалом, совершенно голая. Расчесывает длинные волосы. С каждым прикосновением щетки ее голова наклоняется к правому плечу, резко, точно йо-йо. Она накрасила губы. Песня резко обрывается, она увидела мальчика и лучезарно улыбается ему в зеркало. Такая у нее бывает редко. Потом снова принимается петь.

«Ты прекрасна, как рассвет, ты свежа, как летний сон…»

Он знает эту песенку. Мать всегда поет ее, когда счастлива. Хороший знак, теперь все наладится. Но почему-то песня звучит, а губы Веры не двигаются. Ее голос доносится из другой комнаты. Мальчик оборачивается. Вера уже на кухне. Он видит, что на ней красное платье. Хотя мальчик едва стоит на ногах и все плывет перед глазами, он направляется на кухню.

– Я хочу есть, пожалуйста, – шепчет он, пусть и неуверенно, потому что чувствует, что его вот-вот вырвет.

Вера замирает и улыбается, не произнося ни слова. Вокруг нее разливается облако духов, и мальчик понимает, что она собралась уходить. Действительно, она босиком направляется к двери. Он бросается за ней, но остановить ее не так-то просто.

– Ты куда?

Вера молча направляется к двери и надевает туфли на высоких каблуках.

– Я не хочу тут оставаться. Пожалуйста, не бросай меня.

Но Вера не уходит. Она молчит. Только сейчас мальчик понимает, что она прихорашивается не просто так. Это для кого-то.

Кого же?

Вера кивает в сторону, и мальчик смотрит туда вслед за ней.

Дверь в кладовку вдруг стала зеленой. Кто-то покрасил ее, прежде была обычная дверь. Из-за нее раздается странный шум. Какой-то писк, и будто крохотные коготки скребутся по дереву.

Кто бы там ни был, он хочет выйти.

– Не бойся. Иди. Он ждет… – подбадривает его Вера.

Теперь все ясно. В квартире кто-то есть. Гость. Раздается мелодичный свист, два длинных свистка на разных нотах, нежные до безобразия. Кто-то его зовет.

Мальчик неуверенно подходит к зеленой двери. Пройдя половину пути, он оборачивается, но Веры больше нет. Она исчезла. Он дотрагивается до ручки, но у него нет сил, чтобы открыть дверь. В глазах потемнело. Наконец ему удается потянуть ручку вниз, а дверь на себя. Она медленно открывается. Странным образом свет, разлитый в коридоре, точно испуганный кот, пятится назад. В комнате темно, виден лишь огонек сигареты. Он то разгорается, то гаснет.

– Как дела, парнишка? – спрашивает знакомый голос. – Ты должен бежать на свист, разве ты не знаешь?

В темноте ему удается различить знакомую фигуру. Это Микки. Он стоит посреди комнаты, среди пустых стеллажей.

– Ну что, на этот раз ты никому ничего не скажешь, верно?

Мальчик кивает.

– Смотрю, волосы у тебя так и не отросли.

Мартина ему обещала, что они отрастут, но этого так и не произошло.

– Тем лучше. Так видно твои шрамы, – смеется Микки.

Еще Мартина обещала, что Микки не вернется, а он снова здесь.

– Иди сюда, бритая башка, и закрой за собой дверь.

Мальчик испуганно шагает вперед, не может ослушаться. Закрыв за собой дверь, он понимает, что Микки прячет за спиной левую руку.

– Говорят, ты все время просишь есть…

Мальчик молчит, но потом кивает.

Микки щелкает языком. Значит, он недоволен.

– Так не пойдет, так никуда не годится. Твоя мать стольким для тебя пожертвовала – и вот твоя благодарность! Ты только и умеешь, что ныть…

– Я больше не буду, – обещает мальчик. – Я больше не буду просить есть.

– Я тебе верю, но давай сделаем так, чтобы ты никогда не забывал о своем обещании.

Горючие слезы катятся по щекам мальчика и капают на босые ноги.

– Ты ведь понимаешь: так надо, это мой долг, – оправдывается Микки. – Иначе как ты усвоишь урок?

– Не надо… – еле слышно умоляет мальчик. – Прошу тебя…

– Сколько всего ты слопал за эти годы, раз так разжирел? И еще смеешь обвинять свою мать, что она тебя плохо кормит? – возмущается Микки. – Это ради твоего блага, толстяк!

Мальчик изо всех сил сдерживает слезы, но начинает всхлипывать.

– Давай, пора с этим разобраться, – настаивает Микки. Наконец-то он показывает предмет, зажатый в руке.

В темноте предмет переливается серебром.

Мальчик хочет бежать, но понимает, что это бесполезно.

Микки зажимает сигарету зубами:

– Иди сюда и хорошенько раскрой рот…