Текст книги "Иоанна – женщина на папском престоле"

Глава 8

В классной комнате, маленькой каменной келье, прилегающей к кафедральной библиотеке, всегда было холодно и сыро, даже в теплый осенний полдень. Джоанне нравились прохлада, сильный запах пергамента и возможность изучать книги, хранившиеся за дверью.

На стене комнаты висела огромная картина, на которой была изображена женщина в длинном струящемся платье. Она была похожа на гречанку. В левой руке женщина держала ножницы, в правой – плеть, символизируя Знание. Ножницы были предназначены для того, чтобы искоренять ошибки и лживые догмы, а плеть – для ленивых учеников. Брови богини Знания были нахмурены, губы стиснуты. Темные глаза глядели с картины прямо на смотрящего, пристально и повелительно. Одо приказал написать эту картину, как только его назначили старшим учителем школы.

В противоположном углу комнаты неуспевающие ученики хором повторяли простые формы глаголов.

– Мычат, ржут, кричат, трубят…

Одо ритмично покачивал правой рукой, отмеряя такт. В то же время он привычным взглядом обводил комнату, следя за работой остальных учеников.

Людовик и Эббо склонились над псалмом. Предполагалось, что они заучивают его наизусть, но их головы, повернутые друг к другу, свидетельствовали о том, что о работе они уже не думают. Не прекращая монотонно помахивать правой рукой, Одо хлестнул по спинам обоих мальчиков длинной розгой. Они охнули и склонились над столами, превратившись в образец трудолюбия.

Рядом Джон трудился над главой Донатуса. Было видно, что ему это дается нелегко. Читал он медленно, с трудом воспроизводя каждый звук, часто останавливался, чтобы почесать в затылке, увидев незнакомое слово.

Сидя отдельно от остальных, поскольку она не имела с ними ничего общего, Джоанна работала над толкованием Жития Святого Атония. Это задал ей Одо. Она работала быстро, ее перо порхало над пергаментом уверенно и точно. Она не поднимала головы, ни на секунду не отвлекаясь от работы. Джоанна полностью сосредоточилась.

Одо произнес:

– На сегодня достаточно. Эта группа, – он повернулся к новичкам, – свободна. Остальные остаются на своих местах, пока я не проверю работы.

Новички радостно вскочили и быстро удалились из комнаты. Другие ученики положили свои перья и выжидательно смотрели на Одо, мечтая, чтобы их поскорее отпустили на теплое полуденное солнышко.

Только одна Джоанна сидела, склонившись над работой.

Одо нахмурился. Прилежание девочки очень удивляло его. Рука его потянулась к розге, но повода наказывать ее не было, так как она явно хотела учиться.

Одо подошел к ее столу и застыл над ней. Джоанна, перестав писать, взглянула на него с удивлением и даже… в это не верилось… с разочарованием.

– Вы вызывали меня, сир? Простите, я увлеклась работой, не услышала вас.

Неплохо играет свою роль, подумал Одо. Но меня не проведешь. О, как она притворялась, что уважает его и послушна, когда бы он ни обратился к ней. Но Одо по глазам видел всю правду. В душе девчонка насмехалась над ним и презирала. В этом Одо не сомневался.

Он наклонился, чтобы проверить ее работу, и молча перелистал пергаментные страницы.

– Почерк, – сказал он, – не очень аккуратный. Видишь здесь… и здесь. – Он указал длинным тощим пальцем. – У тебя недостаточно округлые буквы. Детка, чем ты объяснишь такую слабую работу?

Слабая работа! Джоанна возмутилась. Она только что исписала десять страниц! Любой другой ученик потратил бы на это гораздо больше времени. Ее объяснения были точными и полными, даже Одо не мог отрицать этого. Джоанна видела как блестели его глаза, когда он читал работу о сослагательном наклонении, написанную ее красивым почерком.

– Ну что же? – поторопил он Джоанну. Ему хотелось, чтобы она потеряла самообладание и нагрубила ему. Наглая и бесстыжая девчонка! Она стремилась нарушить определенный Богом закон вселенной, узурпировав законное право превосходства мужчины над женщиной. Продолжай, нетерпеливо ждал он. Выскажись. Если только она посмеет, он поставит ее на место.

Джоанна не давала волю эмоциям, отлично зная, куда клонит Одо. Но как бы он ни старался, она не уступит ему, не даст повода исключить ее из школы.

– У меня нет оправдания, сир, – спокойно ответила Джоанна.

– Очень хорошо. В наказание за твою лень, перед тем как покинуть классную комнату, перепиши отрывок из Первого послания к Тимофею, вторую главу, стих одиннадцатый и двенадцатый, двадцать пять раз хорошим почерком.

Джоанну охватила злость. Противный, ограниченный человечишка! Если бы только она могла высказать ему все, что думает!

– Да, сир. – Джоанна не поднимала глаз, чтобы он не прочел ее мысли.

Одо испытал разочарование. Но не могла же девчонка держаться так вечно. Рано или поздно – при этой мысли он улыбнулся – она обязательно выдаст себя. Он подождет.

Оставив ее в покое, Одо начал проверять работы других учеников.

Джоанна вздохнула и взяла перо. Первое послание к Тимофею, глава вторая, стихи одиннадцать и двенадцать.

Она неплохо его знала, Одо не первый раз наказывал ее таким способом. Это была цитата из Послания Святого Павла: «Не дозволено женщине быть учителем, и не должна женщина превосходить мужчину, она должна молчать и слушать с подобающим вниманием».

Не успев закончить и половины работы, Джоанна почувствовала что-то неладное. Она подняла голову. Одо ушел, а мальчики стояли тесной группой у двери, разговаривали. Это удивило ее. Обычно они выбегали из комнаты, как только заканчивался урок. Джоанна устало посмотрела на них. С ними был Джон; он стоял с краю, прислушиваясь к разговору. Их взгляды встретились, он улыбнулся и помахал сестре рукой.

Она улыбнулась в ответ и продолжила писать, но ощутила страх. Неужели мальчики что-то задумали? Они часто издевались над ней, и Одо никогда не останавливал их. Хотя Джоанна привыкла к их оскорблениям, это претило ей.

Поспешно дописав последние строки, она встала, чтобы уйти. Мальчики продолжали стоять у двери. Она знала, что они поджидают ее, Джоанна гордо вздернула подбородок и быстро прошла мимо них.

Ее накидка висела на деревянном крючке возле двери. Стараясь не обращать на мальчиков внимания, она сняла накидку, застегнула ее и накинула капюшон.

На голову ей пролилось что-то тяжелое и влажное. Она хотела откинуть капюшон, но он прилип к голове. Липкая масса потекла по лицу. Джоанна прикоснулась к ней пальцами, и они погрузились в густую, слизистую жижу. Gum Arabic. Гуммиарабик, вещество, которое применяли в школах и скрипториях как загуститель с добавлением уксуса и древесного угля для изготовления чернил. Она вытерла руку об одежду, но гуммиарабик прилип намертво. Попытавшись снять капюшон снова, Джоанна вскрикнула. ВЬлосы пропитались липкой массой до самых корней.

– Lusus naturae! Ошибка природы! – дразнили ее мальчишки.

Среди них она увидела Джона: он смеялся и выкрикивал оскорбления вместе со всеми. Она посмотрела на брата. Он покраснел и отвел взгляд.

Джоанна продолжала идти и слишком поздно заметила подножку, споткнулась и упала на бок.

«Неужели это Джон подставил мне подножку?» – подумала она.

Поднявшись, Джоанна поморщилась от боли. Липкая жижа залепила ей лицо. Она пыталась стереть ее, чтобы не попала в глаза, но все старания были напрасны. Гуммиарабик покрыл ее брови, веки, склеив ресницы так, что она едва могла видеть.

Со смехом мальчики обступили Джоанну, толкая ее из стороны в сторону, чтобы она снова упала. Среди других голосов отчетливо слышался голос Джона. Сквозь толстую пленку, покрывавшую глаза, комната казалась кружащимся цветным потоком. Джоанна уже не видела, где дверь.

Ей очень захотелось заплакать.

«Ну нет, – подумала она. – Именно этого им и надо, чтобы я разревелась и молила о пощаде, чтобы проявила слабость, чтобы они могли обзывать меня трусливой девчонкой. Не дождутся. Я не сдамся».

Она выпрямилась, сдержала слезы, но самообладание девочки лишь распалило мальчишек, и они стали бить ее сильнее. Самый большой мальчик ударил Джоанну по шее так сильно, что она едва устояла на ногах.

Вдали послышался голос взрослого мужчины. Неужели вернулся Одо, чтобы положить конец этому издевательству?

– Что здесь происходит?

Джоанна узнала голос Джеральда. Ни разу еще не слышала она его таким разгневанным. Мальчишки внезапно отступили, и она чуть не упала снова.

Джеральд обнял ее за плечи, чтобы уберечь от падения, и она благодарно прильнула к нему.

– Так, Бернхар, – Джеральд обратился к самому большому мальчику, к тому, который ударил Джоанну по шее, – не ты ли еще неделю назад на военной подготовке беспомощно отбивался от меча Эрика, не сумев сделать ни одного достойного удара? Но, как вижу, со слабой девочкой ты дерешься смело.

Бернхар начал оправдываться, но Джеральд остановил его:

– Это расскажешь его преосвященству епископу. Он вызовет тебя, когда узнает. И он сделает это сегодня.

Наступила тишина. Джеральд поднял Джоанну на руки. С удивлением она почувствовала их силу. Раньше она даже не подозревала об этом. Джоанна отвернула голову, чтобы отвратительный гуммиарабик не испачкал его накидку.

Подходя к своему коню, Джеральд обернулся.

– И вот еще что. Я успел заметить, что она гораздо отважнее вас всех. Да и намного умнее, хотя и девочка.

Джоанна почувствовала, что вот-вот расплачется. Никто никогда не заступался за нее, кроме Эскулапия.

Джеральд не такой, как все.

Бутон розы вырастает в темноте. Он ничего не знает о солнце, но пробивается сквозь тьму, пока не разрушится темница, и лепестки цветка раскрываются навстречу солнцу.

«Я люблю его».

Эта внезапная мысль напугала Джоанну. Что это означает? Не могла она любить Джеральда! Он благородный рыцарь, вельможа, а она – дочь сельского каноника. Он взрослый мужчина, проживший двадцать пять зим. Джоанна знала, что Джеральд в ней видит лишь ребенка, хотя ей уже почти тринадцать, и скоро она станет женщиной.

Кроме того, он женат.

Джоанна была во власти эмоций и нелепых мыслей.

Джеральд посадил сначала на лошадь ее, а потом сам сел сзади. Мальчики смущенно толпились возле двери, не издавая ни звука. Джоанна откинулась на руку Джеральда, чувствуя его силу.

– А теперь, – сказал Джеральд, – я отвезу тебя домой.

Глава 9

Граф Джеральд, сиятельный владыка этой отдаленной северо-восточной области королевства, приближаясь к холму, на котором раскинулось его поместье, пустил своего нового гнедого галопом. Конь охотно подчинился, предвкушая теплое стойло и свежее сено. За ними следовал на лошади Осдаг, слуга Джеральда. Его лошадь тоже ускорила шаг, но так как поперек ее спины лежал тяжелый, убитый на охоте олень, она заметно отставала.

Охота в тот день удалась. Обычно отряд охотников состоял из шести или более человек, но сегодня Джеральд взял с собой только Осдага и двух борзых. Им сопутствовала удача: почти сразу они напали на след оленя. Разглядев его в чаще зорким глазом, Осдаг затрубил в охотничий рог.

– Самец, – сказал он, – и очень крупный.

Они преследовали его почти час, пока не выгнали на небольшую лужайку. Джеральд поднес рожок к губам, негромко и монотонно протрубил несколько раз, и борзые нетерпеливо запрыгали. Настичь зверя вдвоем лишь с двумя борзыми было непросто, но им удалось его загнать, и Джеральд заколол его одним ударом копья. Как и предполагал Осдаг, олень был великолепный, крупный. В преддверии зимы это было хорошее пополнение кладовых запасов Виллариса.

Неподалеку Джеральд заметил Джоанну, сидевшую на траве, скрестив ноги. Отправив Осдага в конюшню, ort подъехал к девочке. За последний год Джеральд очень привязался к этой необычной девочке. Она любила одиночество, была слишком серьезная для своего возраста, но добросердечная и умная, что и привлекало к ней Джеральда.

Приблизившись к Джоанне, Джеральд спешился и повел коня под уздцы. Джоанна так задумалась, что не сразу заметила, как он подъехал. Она поднялась и покраснела. Джеральда это позабавило. Джоанна не умела притворяться, и это качество Джеральд находил очаровательным, потому что оно не походило на то, к чему он привык. Несомненно, она по-детски влюблена в него.

– Ты задумалась, – проговорил он.

– Да. – Она подошла к гнедому и погладила его. – Он хорошо себя вел?

– Безупречно. Это хороший конь.

– О, да. – Джоанна провела по лоснящейся шее гнедого. Она очень любила лошадей, возможно потому, что выросла без них, Джеральд понял, что семья ее жила так же бедно, как большинство крестьян, хотя отец Джоанны и был каноником.

Конь потрепал губами ее ухо, и она рассмеялась от удовольствия. «Прелестная девочка, – подумал Джеральд, – хотя красавицей она никогда не станет». Большие умные глаза были глубоко посажены, подбородок широкий, прямые плечи. Кроткие золотые локоны, обрамляли лицо и, едва прикрывая уши, придавали ей мальчишеский вид. После того случая в школе, Джоанну пришлось побрить наголо, чтобы очистить от гуммиарабика.

– О чем ты думала?

– О, лишь о том, что случилось сегодня в школе.

– Расскажи.

Она посмотрела на него.

– Верно, что щенки белой волчицы рождаются мертвыми?

– Что? – Джеральд привык к ее необычным вопросам, но этот оказался самым странным.

– Джон и другие мальчики говорили об этом. Готовится охота па белую волчицу, которая живет в лесу Аннапес.

Джеральд кивнул.

– Знаю ее. Самка, и очень свирепая, охотится в одиночку, и не знает страха. Прошлой зимой она напала на группу путешественников и унесла ребенка так ловко, что никто не успел даже дотянуться до лука, чтобы убить ее. Говорят, она беременная, думаю, ее постараются убить, пока не родила.

– Да, Джон и все остальные переполошились. Эббо сказал, что отец обещал взять его на охоту.

– И что?

– Одо возражает. Хочет, чтобы охоту отменили, говорит, что белая волчица – священное животное, живое проявление воскресшего Христа. – Джеральд скептически поднял брови. Джоанна продолжила. – Одо сказал, что ее щенки рождаются мертвыми. А потом в течение трех дней мать вылизывает их, и они оживают. Такого чуда никто никогда не видел.

– А что ты на это ответила? – спросил Джеральд. Хорошо зная девочку, он не сомневался, что ответ она дала необычный.

– Я спросила его, как можно утверждать, что это правда, если никто никогда ничего не видел.

Джеральд громко рассмеялся.

– Держу пари, нашему учителю не особенно понравился твой вопрос?

– Верно. Он счел вопрос непочтительным. А также нелогичным, потому что момента воскресения Христа тоже никто не видел, но в нем не сомневаются.

Джеральд положил руку ей на плечо.

– Не переживай, девочка.

Джоанна помолчала, словно раздумывая, сказать ли еще что-то, но вдруг подняла голову и взглянула на него очень серьезно.

– Почему мы так уверены в истинности Воскресения, если никто этого не видел?

От удивления мужчина дернул поводья, и гнедой вздрогнул. Джеральд похлопал его по спине, успокаивая.

Как большинство землевладельцев в этой северной части империи, которые выросли во времена правления короля Карла, придерживавшегося старых правил, Джеральд не был фанатичным христианином. Он посещал службы, подавал милостыню, соблюдал посты и внешние обряды. Джеральд следовал этим церковным установлениям, поскольку они не противоречили его правам и обязанностям землевладельца, остальное его мало заботило.

Но Джеральд понимал, как устроен мир, и чувствовал откуда ждать опасности.

– Надеюсь, ты не задала этот вопрос Одо?

– Почему бы и нет?

– Боже милостивый! – Это было чревато большими неприятностями. Джеральд не любил Одо, этого мелочного человека с его глупыми идеями. Но именно Одо мог добиться, чтобы Фулгентиус выгнал Джоанну из школы. Или… мысль ужаснула Джеральда… чего-то худшего.

– Что он ответил?

– Ничего. Просто сильно разозлился и… отругал меня. – Она покраснела.

Джеральд слегка присвистнул.

– А чего ты ожидала? Ты уже взрослая и должна знать, что не обо всем можно спрашивать.

– Почему?

Большие умные серо-зеленые глаза, пристально смотрели на него. «Глаза язычницы – подумал Джеральд, – глаза, которые она никогда не отведет ни перед человеком, ни перед Богом». Его встревожила мысль о том, до чего это может довести.

– Почему? – настойчиво спросила она.

– Просто не надо задавать такие вопросы, и все, – ответил он, раздраженный ее настойчивостью. Иногда не по возрасту умная Джоанна была просто невыносима.

«Кажется… обиделся, или рассердился?» – решила она и дипломатично сказала:

– Мне нужно вернуться домой. Гобелен для зала почти готов, и вашей жене, наверное, понадобиться помощь. – Вздернув подбородок, Джоанна повернулась, чтобы уйти.

Джеральда это позабавило. Столько достоинства в таком юном существе! Нет, его жена Ричилд не нуждается в помощи Джоанны, это абсурд. Она часто жаловалась ему, что Джоанна не умеет обращаться с иглой. Джеральд сам наблюдал, как она пыталась заставить свои неуклюжие пальцы быть послушными, и видел, сколь плачевны были результаты ее стараний.

Его раздражение прошло, и он сказал:

– Не обижайся. Если собираешься покорить мир, запасись терпением.

Девочка искоса посмотрела на Джеральда, взвешивая его слова, но вдруг откинула голову и рассмеялась радостным, густым, красивым и заразительным смехом. Джеральд был очарован.

Он взял ее за подбородок.

– Я не хотел обидеть тебя. Просто иногда ты меня удивляешь. Ты так мудра в одном и совершенная дурочка в другом.

Джоанна хотела ответить, но он поднес палец к ее губам.

– Я не знаю ответа на твой вопрос. Но не сомневаюсь, что он очень опасный. Многие назвали бы это ересью. Ты понимаешь, что это значит?

Она мрачно кивнула.

– Это оскорбление Бога.

– Да, именно так, и даже больше. Это может привести к крушению всех твоих надежд, лишить тебя будущего и даже жизни.

Вот и он сказал это. Серо-зеленые глаза пытливо посмотрели на него. Отступать было некуда. Ему придется рассказать ей об этом все.

– Четыре зимы назад путешественников забили камнями насмерть недалеко отсюда в поле рядом с кафедральным собором. Двоих мужчин, женщину и мальчика немногим старше тебя.

Джеральд был наемником, ветераном императорской кампании против варваров, но даже у него мороз пробежал по коже при воспоминании о той казни. Мужчины были безоружны, а двое других… Они умирали медленно: женщина и мальчик страдали дольше всех, потому что мужчины пытались заслонить их своими телами.

– Забиты камнями? – Глаза Джоанны расширились. – Но почему?

– Они были армянами, членами секты павлициан. По дороге в Аахен они прошли мимо виноградника, побитого накануне грозой. Весь урожай погиб в течение часа. Когда случается такое, люди начинают искать виноватых, Заметив чужаков, все набросились на них и обвинили в том, что их заклинания навлекли грозу. Фулгентиус пытался спасти несчастных, но армян допросили и сочли их идеи еретическими. – Джеральд пристально посмотрел на нее. – Джоанна, их идеи мало чем отличались от того, о чем ты сегодня спросила Одо.

Она молчала, смотря в даль. Джеральд тоже, давая ей время подумать.

– Эскулапий однажды сказал мне нечто подобное, – наконец проговорила Джоанна. – Некоторые идеи опасны.

– Он мудрый человек.

– Да. – При воспоминании об Эскулапии взгляд ее смягчился. – Я буду осторожна.

– Вот и хорошо.

– А теперь расскажите мне, почему мы считаем правдой историю с Воскресением?

Джеральд беспомощно рассмеялся и взъерошил ее золотистые волосы.

– Ты неисправима. – Но Джоанна все еще ждала ответа, и он добавил: – Хорошо, я скажу, что думаю по этому поводу.

Ее взгляд заинтересованно вспыхнул, и Джеральд снова рассмеялся.

– Не теперь. Надо заняться Пестисом. Приходи после вечерней молитвы, и мы поговорим.

В глазах Джоанны светилось восхищение. Джеральд погладил ее по щеке. Это всего лишь ребенок, девочка, но он сознавал, что она волнует его. Что ж, брачное ложе Джеральда давно остыло. Богу это известно, и Он не станет возражать против этой невинной привязанности, не отягощенной угрызениями совести.

Гнедой ткнулся в Джоанну носом.

– У меня есть яблоко, можно я его угощу? – спросила она.

Джеральд кивнул.

– Пестис заслужил награду. Сегодня он хорошо потрудился. Из него получится отличный конь для охоты. Я уверен.

Она достала из котомки маленькое зеленое яблоко и протянула его гнедому. Тот сперва потрогал яблоко губами, а потом съел. Когда Джоанна убрала руку, Джеральд увидел на ней покраснение. Заметив его взгляд, она попыталась спрятать руку, но он перехватил ее и стал рассматривать на свету. Ладонь была рассечена посередине, на глубокой ране запеклась кровь.

– Одо? – тихо спросил Джеральд.

– Да. – Джоанна поморщилась, когда он прикоснулся к ране пальцами. Похоже было, что Одо ударил ее не один раз и довольно сильно. Глубокую рану было необходимо срочно обработать, чтобы избежать заражения.

– Этим надо заняться немедленно. Возвращайся в дом. Увидимся там. – Джеральд едва сдерживал волнение. Несомненно, Одо не превысил своих полномочий по отношению к девочке. Возможно, хорошо, что он лишь ударил ее, выместив гнев таким способом, и не предпринял более серьезных действий. Тем не менее, увидев рану, Джеральд пришел в ярость. Он придушил бы Одо собственными руками.

– Это не так страшно, как кажется, – Джоанна внимательно смотрела на него умными глубокими глазами.

Джеральд снова оглядел рану, которая пролегла строго посередине, в самом болезненном месте. Джоанна не промолвила ни слова, даже когда он стал расспрашивать ее.

А всего несколько недель назад, когда Джоанну пришлось обрить наголо, чтобы избавить от гуммиарабика, она кричала и сопротивлялась, словно сарацин. Позднее, когда Джеральд спросил ее, почему она так себя вела, она невразумительно ответила, что звук ножниц сильно напугал ее.

Несомненно, странная девочка. Возможно, именно поэтому она и казалась ему такой привлекательной.

– Папа! – На склоне холма, где они стояли в тени деревьев, появилась Дуода, младшая дочь Джеральда. Они подождали, когда она, подбежала к ним. – Папа! – Девочка вскинула руки, Джеральд подхватил ее и покружил, вызвав восторженный визг ребенка. Решив, что этого достаточно, он поставил дочь на ноги.

Дуода нетерпеливо потянула его за руку.

– О, папа, иди, посмотри! Волчица родила пятерых волчат. Можно мне взять одного, папа? Можно он будет спать со мной в постели?

Джеральд рассмеялся.

– Посмотрим. Но прежде, – он крепко обнял ее, потому что она собиралась помчаться к дому впереди них, – прежде всего, отведи Джоанну домой, у нее порезана рука, нужно позаботиться о ней.

– Рука? Покажи, – потребовала девочка, и, печально улыбнувшись, Джоанна протянула ей руку. – Ооооо! – Дуода вытаращила глаза от ужаса, разглядывая рану. – Как это случилось?

– Она расскажет тебе по дороге, – сказал Джеральд. Ему не нравилось смотреть на рану, чем скорее ее обработают, тем лучше. – Поторапливайтесь.

– Да, папа. Очень болит? – обратилась она к Джоанне.

– Не так сильно, чтобы я не перегнала тебя, – ответила Джоанна и побежала.

Дуода взвизгнула от радости и помчалась за ней. Девочки, смеясь, вместе побежали с холма.

Джеральд улыбаясь смотрел на них, но на душе у него было тревожно.

В ту зиму Джоанна из девочки превратилась в женщину. Она должна была этого ожидать, но все же растерялась, когда на рубашке появилось темно-красное пятно и сильно заболело внизу живота. Джоанна сразу догадалась, что это такое, мать рассказывала ей, и женщины в доме Джеральда говорили об этом довольно часто. Она видела, как они каждый месяц стирали свои тряпки. Джоанна обратилась за помощью к служанке, та принесла ей кипу чистых тряпок и, лукаво подмигнув, торжественно подала их.

Джоанне это не понравилось. Она возненавидела и боль, и все то, что происходило с ней в этот период. Ей казалось, что тело предало ее: оно начало перестраиваться почти ежедневно, приобретая новые, незнакомые формы. Когда мальчики в школе начали шутить по поводу набухшей груди Джоанны, она стала перетягивать ее полосками ткани. Было больно, но того стоило. Появившаяся женственность вызывала у нее страдания, потому что всю жизнь она старалась, как можно меньше походить на женщину.

В январе начались сильные морозы. От холода ломило даже зубы. Волки и другие лесные животные подбирались ближе к человеческому жилью. Теперь не многие жители отваживались выходить из деревни без особой необходимости.

Джеральд запретил Джоанне посещать школу, но остановить ее было невозможно. Каждое утро после молитвы она надевала толстую шерстяную накидку, туго затягивала ее на поясе, чтобы не поддувало и, согнувшись под ледяным ветром, шла две мили до кафедрального собора. Когда налетели сильные, холодные февральские ветры, заметая все дороги, Джеральд сам каждое утро седлал коня, отвозил Джоанну в школу и привозил обратно.

С братом Джоанна виделась каждый день в школе, но Джон никогда не разговаривал с ней. Он по-прежнему сильно отставал в учебе, но его успехи во владении мечом и копьем вызывали уважение мальчиков, и он очень дорожил их дружбой. Джону не хотелось рисковать новообретенным чувством принадлежности к их обществу, общаясь со странной сестрой. При ее появлении он всегда отворачивался.

Деревенские девочки тоже сторонились Джоанны, относились к ней с подозрением, проявляли настороженность, никогда не играли и не сплетничали с ней. Она была ошибкой природы – мужчиной по уму и женщиной телом. Джоанна не была ни тем, ни другим, а как будто принадлежала к третьему, неопределенному, полу.

У Джоанны не было друзей, кроме Джеральда, но его ей вполне хватало. Джоанна была счастлива находиться: рядом с ним, разговаривать, смеяться и обсуждать то, чем не могла поделиться ни с кем в целом мире.

Однажды холодным днем, после того как она вернулась из школы, он позвал ее.

– Пойдем, хочу что-то показать тебе.

Джеральд провел Джоанну через холодный зал замка наверх, в маленькую комнату, где хранил свои бумаги, достал длинный прямоугольный предмет и подал ей.

Книга! Старая, потрепанная по краям, но целая. Золотыми буквами на обложке было выведено название: De rerum natura?[3]3
  О природе вещей (лат.).


[Закрыть]

Это была великая книга Лукреция! Эскулапий часто говорил о том, как она важна. Ходили слухи, что сохранилась только одна копия, хранившаяся в великой библиотеке в Лорше. Однако Джеральд преподнес ее Джоанне, как самый обычный подарок.

– Ну как?… – Она удивленно взглянула на него.

– То, что написано, всегда можно переписать, – ответил он, лукаво улыбнувшись. – За деньги. В данном случае за хорошие деньги. Аббат долго торговался, говоря что у него не хватает писарей. И действительно, переписка заняла более десяти месяцев. Но вот что получилось. И она стоит этих денег.

Глаза Джоанны засияли, когда она провела пальцами по книге. За все время учебы в школе ей никогда не разрешали работать с книгами, подобными этой. Одо не позволял Джоанне читать классические произведения в центральной библиотеке, и ей приходилось ограничиваться лишь чтением религиозных текстов, которые, по его мнению, годились для слабого и впечатлительного женского ума. Она не показывала ему, как это ее огорчало. «Ну и запри свою библиотеку, – возмущенно думала она. Но мое сознание тебе не удастся запереть». Однако Джоанна приходила в неистовство, зная, какие сокровища знаний скрыты от нее. Джеральд видел это. Казалось, он всегда знал, о чем она думала и чувствовала. Как могла она не любить его?

– Ну, смелее, – сказал Джеральд. – А когда одолеешь ее, приходи ко мне, поговорим о том, что ты прочитала. Тебе очень понравится книга.

Глаза Джоанны расширились от удивления.

– Значит, вы…

– Да, я прочел ее. Что в этом странного?

– Да, я хотела сказать, нет… но… – Джоанна запнулась и покраснела. Она не знала, что Джеральд читает на латыни. Среди аристократов и богачей читать и писать могли лишь немногие. Это считалось занятием для переписчиков, ученых и счетоводов. Вот почему Джоанна была удивлена…

Джеральд засмеялся, наслаждаясь ее замешательством.

– Ты не знаешь, но несколько лет при короле Карле я учился в дворцовой школе.

– В дворцовой школе! – О ней ходили легенды. В школе, основанной императором, были выпестованы величайшие умы того времени. Там преподавал сам великий Алкуин.[4]4
  Алкуин Флакк Альбин, ок. 735–804, англо-саксонский ученый, автор богословских трактатов, учебников философии, математики и др., деятель «Каролингского возрождения», советник Карла Великого, аббат Турского Монастыря.


[Закрыть]

– Да, Меня послал туда отец, хотел чтобы я стал ученым. Работать было интересно – и мне очень нравилось, ко я был молод и не собирался посвятить этому всю жизнь. Когда император призвал воинов для похода против ободритов,[5]5
  Ободриты, или бодричи, – полабские славяне, жившие в нижнем течении Эльбы в VII–XII вв.


[Закрыть] я последовал за ним, хотя мне было всего тринадцать. Воевал несколько лет и, наверное, продолжал бы до сих пор, но умер мой старший брат, и я унаследовал поместье.

Джоанна с восторгом смотрела на него. Он образованный человек! Как она не догадалась об этом! Следовало понять с самого начала по тому, как Джеральд говорил с ней о ее занятиях.

– Ну, хватит, – Джеральд ласково подтолкнул ее к двери. – Знаю, тебе не терпится. До ужина еще целый час. Но не пропусти звона колокола.

Джоанна побежала наверх, в спальню, которую делила с Дуодой и Гилзой. Забравшись в кровать, она открыла книгу. Читала она медленно, смакуя слова, иногда останавливаясь, чтобы отметить особенно изящную фразу или замечание. Когда стало смеркаться, она зажгла свечу и продолжила чтение.

Джоанна читала и читала, совсем позабыв о времени. Она пропустила бы ужин, если бы Джеральд не прислал за ней слугу.

Недели пролетели быстро, благодаря радости совместной работы Джоанны и Джеральда. Просыпаясь каждое утро, Джоанна нетерпеливо думала, успеет ли почитать после вечерней молитвы, когда закончится ужин, и смогут ли они с Джеральдом возобновить изучение Лукреция.

«De rerum natura», удивительная мудрая книга, насыщенная информацией. «Чтобы найти истину, – писал Лукреций, – надо лишь наблюдать естественную природу». Эта мысль имела глубокий смысл во времена Лукреция, но стала поистине революционной после Рождества Христова, в год 872. Однако эта философия импонировала практическому складу ума Джоанны и Джеральда.

По сути, именно благодаря Лукрецию, Джеральд поймал белую волчицу.

Вернувшись из школы, Джоанна нашла Вилларис в полной растерянности.

Дворовые собаки лаяли до хрипоты, лошади бешено носились по загону, все поместье гудело от оглушительных криков и воя.

Посередине центрального двора, Джоанна увидела объект, из-за которого поднялся такой переполох. В овальной клетке отчаянно металась огромная белая волчица. Клетка, сделанная их прочных дубовых веток, трещала и качалась от мощных ударов зверя. Джеральд и его люди с копьями и мечами окружили двор, на тот случай если волчице удастся вырваться из клетки. Джеральд подал знак Джоанне, чтобы она держалась подальше. Глядя в странные красные глаза волчицы, источающие злобу и ненависть, Джоанна молилась, чтобы клетка устояла.

Через некоторое время волчица устала, застыла на месте, широко расставив лапы и задыхаясь, она понурила голову. Джеральд опустил копье и подошел к Джоанне.