Текст книги "У алтаря любви"

Когда они дошли до дома, Вериг внес ее в гостиную и посадил на диван, затем, взяв факел из стенной ниши, еще раз обследовал поврежденную ногу.

– Оставь меня в покое! – выпалила Ларвия, когда он склонился над ее ногой. Нервы у нее были на пределе, ей не хотелось допустить, чтобы раб снова обследовал ее. – Утром пошлю за врачом.

– Нужно подержать ногу в холодной воде, – упрямо посоветовал Вериг. – Иначе будет сильная опухоль.

– Тогда пошли Нестора принести воду, – устало согласилась Ларвия, чувствуя себя совсем измученной. Лодыжку дергало, а Вериг выглядел так, будто и не нес ее вверх на холм больше мили.

Он вышел в зал, с кем-то переговорил и вскоре вернулся с тазиком в руках: подняв ее ступню на маленький стульчик, опустил в воду.

– Ой! – вскрикнула женщина, выдернула ногу, расплескав воду на кафельный пол. – Она же ледяная!

– Да, знаю, – ответил он и, схватив ногу, снова опустил в воду. – Если не хотите, чтобы завтра ваша нога напоминала иерихонский апельсин, подержите в холодной воде.

Ларвия неохотно повиновалась, хотя ее лицо выражало протест.

– Тебе все это очень нравится, – сорвалось у нее. – Возмущенное выражение лица телохранителя говорило о многом, и больше всего – как он относится к ее высказыванию.

– И во всем виноват только ты, – добавила она капризно. Он молча смотрел на нее. – Если бы ты хорошо следил за дорогой, этого бы не случилось.

– Лошадь появилась на дороге из-за поворота: существует ли способ видеть сквозь здания, хотелось бы, чтобы вы научили меня этому, – парировал Вериг.

– Ты обязан заботиться обо мне!

– Именно этим я и занимаюсь, – спокойно ответил он. – Вы прожили в Риме гораздо больше меня и должны знать, что нельзя появляться на улицах поздно вечером, когда идет доставка продуктов и товаров, а город полон бандитов.

– Не собираюсь сидеть всю жизнь в этом доме, словно в могиле! – взорвалась Ларвия и сердито отвернулась от него.

– Значит, навещайте сестру днем, – рассудительно ответил Вериг.

– Днем она занята. Не спрашивай чем, но они умудряются быть занятыми весь день.

– Кажется, у вас тоже много дел, – ответил Вериг. – Дела вашего умершего мужа так сложны.

Ларвия презрительно фыркнула.

– Если вам одиноко… – начал Вериг.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном! – строго оборвала его Ларвия, внезапно поняв, что слишком откровенна со слугой. – Меня не волнует, что твой дядя был царем, а дед – богом. Ты должен научиться держать язык за зубами, когда разговариваешь со мной.

Лицо Верига сразу окаменело, как это всегда случалось, когда ему напоминали, что он – раб. Его лицо не выражало никаких чувств, но сразу же стало испуганным, когда Ларвия разразилась слезами. Он долго стоял молча, а затем произнес:

– Могу я что-нибудь сделать для вас?

Она отвела взгляд.

– Можешь идти.

Он помедлил еще.

– Вы, действительно, хотите, чтобы я ушел?

– Да, и пришли Нестора.

Вериг, выйдя из гостиной, направился в ту часть дома, где размещались рабы. По распоряжению Нестора, они проветривали постели: выносили соломенные матрацы и шерстяные одеяла, матрацы менялись на свежие, а одеяла стирались. Нестор следил, чтобы это проводилось регулярно, гордясь тем, что в комнатах для рабов царила чистота. Уборка всегда проводилась только ночью, потому что он считал плохой приметой менять постели днем.

Нестор нетерпеливо взглянул на появившегося в дверях высокого галла.

– В чем дело? – спросил он.

– Госпожа желает видеть тебя, – ответил Вериг.

– Где она?

– В гостиной. На улице произошел неприятный инцидент, она повредила ногу.

– Инцидент? – Нестор удивленно приподнял бровь, губы его скривились.

– Потерявшая управление лошадь разбила ее паланкин, но госпожа не пострадала. Я принес ее домой.

Нестор внимательно посмотрел на молодого человека.

– Иди помоги выносить старые матрацы. Я пойду к госпоже.

Вериг повиновался, а Нестор поспешил по коридору, ведущему в переднюю часть дома. Войдя в гостиную, он заметил, как Ларвия вытирала слезы краем шарфа, и нахмурился, увидев приподнятую ногу.

– Что случилось, госпожа? – спросил он, хотя ответ был ясен.

– Ничего особенного. Завтра утром ты первым делом вызови врача-грека, который живет на улице Сакра, рядом с фонтаном Дианы. Как его зовут?

– Парис, госпожа. Он был рабом сенатора Пилата Долабелла, но получил свободу согласно завещанию после смерти сенатора.

– Да-да, именно. Помню, что он лечил моего отца, когда тот сломал руку.

– Очень опытный врач, госпожа. Как только рассветет, пошлю за ним. Какие буду еще распоряжения?

– Мне нужно помочь добраться до спальни. Я не смогу дойти без посторонней помощи.

– Вызвать Верига? – спросил Нестор.

– Нет! – резко ответила Ларвия, а затем добавила более мягким тоном. – Я не тяжелая. Думаю, ты справишься.

– Не оскорбил ли вас Вериг каким-то образом, госпожа? – задал вопрос Нестор. – Поговорить с ним?

– Нет никакой необходимости говорить, Нестор, все равно не поможет, – сухо ответила Ларвия, с трудом поднимаясь с дивана. Она оперлась на старые плечи старика. – Вериг любит всеми распоряжаться, а я не хочу, чтобы он командовал мною сегодня.

Она похромала к двери, слуга помогал ей. Так вдвоем они добрались до ее комнаты.

* * *

Вериг закончил порученную работу, вернулся к себе, лег на постель, такую же, как в комнатах для рабов, и стал смотреть через маленькое окно па звезды, сверкающие на темном небе.

Ему плохо спалось в этом доме. Часто снилось, что он снова в Галлии со своим племенем, купается в ледяных реках, устраивается лагерем на ночлег в открытом поле, переезжает с племенем с места на место, подчиняясь свободному духу и времени сбора урожая. Когда же просыпается в своей каморке, то все становится на свои места: он – раб, совершенно одинок в своей горькой судьбе.

Он ненавидел свое подчиненное положение, когда каждый мог им распоряжаться. Но Вериг начал испытывать сочувствие к Ларвии, вдове Сеяна: рано лишилась матери, скупой отец девочкой выдал замуж, старый муж мало уделял ей внимания и часто отсутствовал, и в результате Ларвия чувствовала себя такой потерянной и несчастной. Он многое узнал о ней, прислушиваясь к разговорам слуг; еще больше понял благодаря собственным наблюдениям: она не проходила мимо нищего, не бросив ему монеты, покровительствовала старому суетливому Нестору, как будто тот ее отец, а тем вечером, когда они направлялись в атрий храма Весты, уступила свой паланкин больному ребенку, которого нужно было доставить домой. Конечно, это не делало ее богиней, но и не такой капризной матроной, как ему представлялось на первый взгляд.

Вериг перевернулся, прижался щекой к грубому шерстяному одеялу и закрыл глаза – не ожидал, что у него возникнет чувство симпатии к Ларвии. Несмотря ни на что, она – одинока, а ему прекрасно известно, что такое одиночество. Красивая молодая женщина и такая одинокая в этом мире, которым управляют мужчины. Но он не мог позволить себе проявлять нежные чувства к хозяйке этого дома – это может обернуться бедой.

Как постоянно напоминала Ларвия, в этом доме он – раб. Ему было известно, что в патриархальном римском обществе мужчины могли спать с кем угодно и когда угодно и оставаться безнаказанными, но женщины Рима с самого рождения воспитывались строго и должны были всегда оставаться чистыми и верными, храня свое положение в обществе. Типичная римская матрона скорее заберется в ванную и вскроет себе вены, чем перенесет позор, если станет известно о ее связи с рабом.

Но, конечно, Ларвию нельзя назвать типичной римской матроной, не так ли?

Вериг сел и скрестил руки на коленях. О чем он только думает? Какой она оказалась нежной и покорной в его руках, от нее пахло гвоздиками и ветками вербены; прильнула к нему, словно к спасительному плоту в бушующем море. Но это совсем не значило, что у нее пробудились к нему чувства, как к мужчине, разве испытывают что-то к средствам передвижения?

Об этом следует постоянно помнить.

Вериг лег снова, заставляя себя уснуть.

ГЛАВА 4

Рассветало. Марк томился в ожидании, наблюдая за тропой, по которой должна пройти Юлия. Легкий туман клубился над источником; Капуанские ворота неясно вырисовывались позади. С первыми лучами солнца туман поднялся и начал редеть.

Он хорошо подготовился к этой встрече: подробно расспросив, узнал, что весталки совершают этот обряд в одиночестве, сопровождаемые лишь охранником. Носилки полагались только при передвижении по городу, перед ними всегда шел ликтор, но их запрещалось использовать при совершении самого священного и наиболее древнего ритуала – доставки воды для алтаря храма богини Весты. Церемония восходила ко временам основания древнего города Альба Лонга, находившегося к юго-востоку от Рима. Считалось, что ее нужно совершать таким же древним способом: жрица шла к источнику пешком и воду несла в руках. Марку предоставлялась редкая возможность увидеть Юлию вне храма и вдали от городской толпы, и он намеревался использовать представившуюся возможность в полной мере.

Услышав на тропе шаги, он сразу спрятался в тень: мимо легкой походкой прошла Юлия, а за ней сопровождающий ее охранник. Наклонив его назад, Марк сдавил ему дыхательное горло – раб бился, как пойманная рыба, а затем потерял сознание и, обессилев, упал на траву.

Юлия оглянулась, услышав какой-то неясный шум позади, и в ужасе вскрикнула, уронив сосуд на землю: ее охранник лежал на земле.

– Не волнуйся, – быстро произнес Марк. – Он скоро придет в себя, и с ним ничего не случилось. Может быть, легкая головная боль – вот и все.

Юлия изумленно смотрела на него, не в силах ничего сказать.

– Ты меня помнишь? – спросил он. Выражение ее лица говорило о том, что она помнила его. – Пожалуйста, не бойся меня. Я не сделаю тебе ничего плохого, но хочу поговорить с тобой, а этот ритуал кажется мне единственной возможностью.

– Почему ты вздумал поговорить со мной? – низким нежным голосом произнесла она.

– Потому что не могу ни о чем больше думать, с тех пор как увидел тебя, – ответил он просто.

По ее лицу Марк заметил, как подействовали па нее его слова. Он сделал шаг ближе – она сразу напряглась.

– Не бойся, – тихо произнес он. Юлия замерла.

– Неужели ты боишься меня? – спросил он.

– Нет, – но когда центурион сделал шаг еще ближе, девушка быстро проговорила. – Да, боюсь.

– Я не причиню тебе никакого вреда.

Она подняла руку.

– Это запрещено.

– Запрещено разговаривать?

Она отвела взгляд, полная тревоги.

– Ты знаешь очень хорошо, что я имею в виду. Марк нежно коснулся ее плеча, повернул к себе и приподнял вуаль.

– Ты такая красивая, – произнес он, коснувшись рукой ее щеки.

Юлия закрыла глаза.

– Пожалуйста, – умоляюще прошептала она. Его взору открылись безупречная кожа лица, мягкий изгиб бровей, нежные очертания губ.

– Хочешь, чтобы я ушел и никогда больше тебя не увидел?

Она не отвечала.

– Скажи же! – настаивал Марк.

– Нет, – тихим шепотом произнесла она, и сердце его радостно забилось.

Охранник зашевелился, застонав.

– Когда мы снова сможем увидеться? – быстро спросил он. – Когда ты снова пойдешь к источнику за водой?

– Меня всегда сопровождают, – ответила Юлия, не сводя с него глаз. Вблизи центурион казался еще красивее: широкий рот, волевой подбородок, густые и загнутые ресницы.

– Так когда же?

Она задумалась на мгновение.

– У моей сестры, вдовы консула Сеяны, дом на Палатинском холме. Знаешь, где это?

– Рядом с домом сенатора Гракха?

– Да, правильно. Через семь дней она устраивает прием в честь Ливии Версалии. Представители всех знатных семей будут отмечать первого марта наступление нового года и юбилей вступления в сан Верховной Жрицы. Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы пригласить тебя туда в качестве гостя?

– Я там буду, – уверенно заявил центурион. Охранник что-то пробормотал, Марк быстро отступил в тень деревьев.

– Тебе известно, что нас обоих приговорят к смерти, если будем продолжать встречаться? – тихо промолвила Юлия, задержав его руку и заглядывая в лицо.

– Мне все равно. А тебе?

Она впервые улыбнулась.

– В данный момент, признаюсь, тоже все равно.

– Обещаю, что буду защищать тебя ценой своей жизни, – тихо, но твердо произнес Марк. – И не причиню тебе никакого вреда.

Ее улыбка стала грустной.

– Разве ты в силах освободить меня от данной клятвы? – прошептала Юлия.

– Твоей судьбой распорядились другие, – жестко ответил он. – Нельзя сделать правильный выбор в таком юном возрасте.

– Тебе известно, что значит быть весталкой?

– Интересовался, – коротко заметил Марк. Охранник с трудом сел, рука потянулась к горлу.

– Как мне найти тебя… – начала Юлия, с беспокойством оглядываясь на раба, который моргал глазами и тряс головой.

– Я найду тебя, – Марк прощально взмахнул рукой и, словно призрак, растаял в темноте.

Охранник сел и недоуменно огляделся по сторонам.

– Что случилось? – изумленно произнес он.

– Наверное, кто-то напал на тебя, но исчез, – спокойно ответила Юлия и протянула рабу руку.

* * *

– Значит, кость не сломана? – спросила Ларвия.

– Нет, мадам. Растяжение, поэтому, конечно, у вас сильная боль, но кость цела. Тот, кто посоветовал вам опустить ногу в холодную воду, избавил от опухоли и многих неудобств.

Врач поднялся с колен и почтительно поклонился.

Ларвия мысленно благодарила Бога: хорошо, что Верига здесь нет, и он не слышит этих слов.

– Четыре-пять дней не опирайтесь на ногу. Синяк скоро пройдет, и вы будете здоровы.

Ларвия кивнула.

– Благодарю вас. Зайдите к Нестору за платой.

Парис снова поклонился и покинул комнату. Через несколько секунд появился Нестор.

– Госпожа, ваша сестра благородная Юлия Розальба Каска ожидает вас в атрии.

– Юлия? – удивилась Ларвия. Она только недавно виделась с сестрой, а Ливия Версалия не разрешает обычно так часто встречаться с родственниками.

– Да, мадам.

– Проведи ее сюда, Нестор.

Через несколько секунд появилась Юлия.

– Узнала, что с тобой произошел несчастный случай, Ларвия. Пришла узнать, как у тебя дела, – она подошла к сестре, наклонилась и поцеловала ее в щеку.

– Как мило с твоей стороны, – откликнулась Ларвия. – Теперь уже все позади. – Принести какие-нибудь напитки?

– Нет, ничего не хочу.

– Нестор, оставь, пожалуйста, нас одних. Позову, если что-нибудь будет нужно.

Как только дверь за слугой закрылась, Ларвия недоуменно посмотрела на сестру.

– Что происходит, Юлия? Обычно Ливия Версалия не позволяет свободно расхаживать по городу. И как видишь, мне далеко до смертного одра.

– Я, конечно, приукрасила, рассказывая ей, что с тобой случилось – очень хотелось увидеться с тобой.

– Откуда ты узнала, что со мной случилось?

– Один из рабов храма видел, как все произошло. Он узнал, кто ты, по знаку на паланкине.

– Иди и сядь со мной рядом, – Ларвия похлопала рукой по дивану. Когда сестра села, тихо спросила: – Это имеет какое-то отношение к центуриону?

Юлия вспыхнула, и Ларвия поняла, что оказалась права.

– Что произошло? – спросила она.

Юлия рассказала сестре о встрече с Марком у священного источника, и, когда закончила, Ларвия изумленно спросила:

– Итак, ты ему пообещала, что встретишься с ним в моем доме?

– Это единственное, что пришло в голову в тот момент. Охранник стал приходить в себя, нужно было торопиться.

– Юлия, а ты не подумала о том, в какое положение ты меня ставишь? За разрешение встречаться в моем доме меня могут обвинить в государственном преступлении и конфисковать всю собственность, а то и выслать из Рима.

Юлия закрыла глаза.

– Понимаю: скажусь больной и не приду на прием. Если меня не будет в твоем доме, Марк поймет, что я передумала, и тогда тебе нечего бояться.

Ларвия на минуту задумалась.

– Как тебе удалось убедить Ливию разрешить навестить меня после того, как на твоего охранника напали у источника? Она, наверное, что-то заподозрила.

– Ей ничего об этом неизвестно, – спокойно сообщила Юлия. – Я заплатила охраннику за молчание.

– Чем же ты с ним рассчиталась, Юлия? У тебя же нет собственных денег? Когда тебя посвятили в весталки, оставленные тебе по наследству деньги положили в банк.

– Отдала ему мамину брошь из сердолика.

Ларвия от изумления открыла рот, а затем сердито сжала губы.

– Должно быть, тебе очень хочется увидеть этого центуриона снова, – наконец, проговорила она.

– Я не знаю, видел ли что охранник, но боялась, как бы он не дал описание напавшего на него человека, если бы его начали допрашивать. А Марк такой… заметный. Его можно было бы заподозрить только по одному его росту. Слышала, что многие люди в городе узнают его.

– И ты рассталась с фамильной драгоценностью, чтобы защитить любовника, – сухо заключила Ларвия.

– Едва ли его можно так называть. Мы всего лишь обменялись несколькими словами.

– Не преуменьшай случившееся: он произвел на тебя такое впечатление, что ты готова ради встречи с ним рисковать своей жизнью.

Юлия промолчала.

Ларвия устроилась поудобнее на диване и запрокинула голову назад.

– Может, поделишься, как собираешься устроить встречу в моем доме, в то время как мне надо быть хозяйкой приема в честь юбилея Ливии Версалии. Как мне кажется, не самое удобное время для романтического свидания.

– Надеялась, что ты как-то поможешь мне, – призналась Юлия.

– Вероятно, считаешь меня очень опытной в таких вопросах? – повысила голос Ларвия.

– А у меня и такого опыта нет, – Юлия беспомощно пожала плечами.

– Возможно, только не удивляйся, но у меня тоже нет опыта: ты никогда не спрашивала, но я всегда была верна мужу, хотя ничего хорошего это мне не принесло; а после его смерти дед стал следить за мной, словно за своей женой. Если бы мне даже захотелось иметь любовника, хотя его никогда не было, то одно имя Каски и Сеяна заставляло меня хранить чистоту. Меня едва ли можно назвать светской женщиной, какой, вероятно, многие считают. А всем случившимся напугана так же, как и ты.

Юлия почувствовала себя виноватой перед сестрой.

– Но это не значит, что не помогу тебе, – поспешила заверить Ларвия, схватив Юлию за руку.

Юлия с надеждой посмотрела на сестру.

– Полагаю, будет справедливо, если хотя бы одна из нас станет счастливой в любви, – заявила Ларвия, и Юлия благодарно обняла сестру.

Ларвия взяла со столика маленький серебряный колокольчик и позвонила.

– Я прикажу подать нам что-нибудь перекусить, и мы обсудим наши планы.

* * *

– Юбилей Юлии Версалии? – нахмурился Септим. – Почему тебе вдруг захотелось пойти на такой скучный прием? Политики будут произносить длинные утомительные речи. Эти религиозные обряды ужасно скучны. У меня другие планы на этот вечер.

– Я не собираюсь посещать службу в храме, а хочу только пойти на прием, который состоится после, и, как представитель Цезаря, подчеркнуть от его имени уважение Верховной Жрице: он очень благодарен весталкам за прошлые услуги и хотел бы выразить им свою признательность, но сегодня вечером император будет в Остин у царицы Клеопатры и поэтому не сможет присутствовать на приеме, – Марк старался говорить безразличным голосом, чтобы не выдать, с каким нетерпением дожидается его.

– И Цезарь попросил тебя быть на этом приеме вместо него? – удивился Септим.

– Не совсем так – я сам вызвался пойти туда.

– А почему? – недоуменно спросил Септим, изучающе глядя на друга. И вдруг догадался. – А-а, понимаю: хозяйка вечера – вдова Сеяна, а та маленькая весталка, которой ты увлекся, тоже Каска. Если не ошибаюсь, она сестра Ларвии Сеяны. Правильно?

Марк протянул руку и взял с подноса маслину, не отвечая на вопрос друга.

Септим изумленно покачал головой и поднялся с дивана.

– Она будет там, не так ли? – настаивал он.

– Там будут все весталки.

– Марк, ты играешь с огнем.

– Ты это уже говорил, и зачем повторять снова? Скажи, пойдешь со мной или нет?

– Кому я там нужен? Насколько помню, у влюбленных третий всегда лишний.

Марк промолчал, но по выражению его лица Септим понял, что имел в виду Марк.

– Ты хочешь, чтобы рядом был друг, если что-нибудь случится? – спросил Септим.

– Не думаю, что может что-то случиться.

– Но у тебя могут возникнуть осложнения, если соблазнишь девственную весталку в доме Сеяна, – сухо заметил Септим.

– Септим, никого не собираюсь соблазнять – я не такой глупец.

– Да?

– Да, – твердо заявил Марк.

– Тогда каковы твои планы?

– Нет никаких планов.

Септим в отчаянии вскинул обе руки: если уж Марк не хочет говорить, то уподобляется египетскому сфинксу. И сейчас, очевидно, у него именно такое настроение.

– Так ты пойдешь со мной или нет? – продолжал настаивать Марк.

– Пойду, – коротко ответил Септим. – Отец собирался идти на этот прием, но, если я иду вместо него, ему остается провести вечер с любовницей, разумеется, не сожалея о такой компенсации. Ну, а теперь давай сменим тему разговора, иначе поссоримся.

– Да, согласен. – Марк протянул руку и взял со стола листок бумаги, на котором сенатор Гракх написал, на какого гладиатора он собирается ставить на предстоящих состязаниях. – А тебе кто больше нравится из них: самнит или фракиец?

– Кажется, самнит слабее и хуже двигается, а надо быть очень быстрым, чтобы хорошо владеть трезубцем и сетью. Фракиец сильнее. Свои деньги я поставлю только на него.

Они продолжали беззаботно беседовать о спортивных состязаниях, но Септим видел, что мысли друга где-то далеко.

* * *

– Добрый вечер, центурион, – приветствовала Ларвия Марка, когда он вошел в атрий ее дома, взяв его под руку. – Хотя мы незнакомы, я, как и все граждане Рима, много слышала о ваших подвигах. Очень расстроилась, узнав, что императора не будет, но обрадовалась сообщению, что вместо него придете вы.

– Благодарю вас, – ответил Марк.

– И, конечно, для нас большая честь, что здесь присутствует сын сенатора Гракха. Добро пожаловать, трибун.

– Добрый вечер, госпожа Сеяна, – улыбнулся Септим. – Хочу совершить жертвоприношение Пенатам. – И он положил ладан на алтарь богов, покровителей домашнего очага, находившийся в углублении стены.

Ларвия поклонилась.

– Прошу вас, проходите и присоединяйтесь к гостям.

Септим прошел вперед, а Ларвия, наклонившись к Марку, прошептала:

– Она в моей спальне, притворилась, что разболелась голова.

Марк удивленно взглянул на нее, затем кивнул и сжал ее локоть – он не думал, что Юлия доверит тайну сестре.

– Приду за вами, когда представится благоприятный момент, – тихо добавила она и провела друзей через зал в большую столовую.

Марк сразу убедился – собрался цвет римского общества: сенаторы в окаймленных пурпуром тогах, знатные дамы, блистающие бриллиантами, знаменитые артисты, торговцы и театральные деятели заполняли дом. Цензоры в простых пурпурных тогах, отставные полководцы в таких же тогах, но с золотой каймой, смешались с весталками в официальных одеяниях светло-шафранового цвета. На обычных вечерах наряды были более яркими и вольными, но сегодня устраивался прием в честь Верховной Жрицы Ливии Версалии и, соответственно, – все в официальных туалетах.

Марк увидел Кифериду, опиравшуюся на руку баснословно богатого парфянина, торговца коврами и гобеленами. Она ослепительно улыбнулась Марку.

– Вижу, твоя поклонница здесь, – сухо пробормотал Септим. – И, должно быть, вообразила, что ты пришел сюда, чтобы увидеть ее с этим иностранцем. Мне кажется, ему ничего не стоит уложить все дорожки своего сада сестерциями.

Марк бросил на друга гневный взгляд.

– Прошу вас, угощайтесь, – Ларвия указала жестом на рабов, разносивших подносы с золочеными бокалами, колбасками, медовым пирожным, кусочками соленого сазана. – А мне надо выполнять обязанности хозяйки: вижу, в гостиную входит почетный гость. – И она продолжила более громким голосом: – Сенатор Траян, какая честь, что вы пришли.

Она, отпустив руку Марка, направилась, едва заметно прихрамывая, к новому гостю, предоставив Марка и Септима самим себе.

– Не знаю, как ты, – заметил Септим, – но я выпью. – И, взяв бокал с вином у проходившего мимо раба, сделал большой глоток. – Только посмотри на гостей: случись здесь пожар, Цезарю не с кем будет бороться, останется единственным живым претендентом.

Марк мрачно улыбнулся, томимый страстным желанием отправиться на поиски Юлии, но понимал, что это невозможно, нельзя же бегать и открывать все двери подряд в этом огромном доме, пока не найдет нужную; придется терпеть и ждать, пока Ларвия вернется и укажет путь.

– Посмотри, здесь же и дед твоей возлюбленной – Децим Гней Каска, – Септим указал на седого сенатора в белоснежной тоге с широкой пурпуровой с золотом каймой, указывающую на его бывшую должность претора или судьи. – Это старый негодяй. И мне кажется, старшая внучка больше похожа на него, чем твоя бесценная Юлия.

– Ты давно его знаешь? – осведомился Марк, внимательно рассматривая Каску.

– Всю жизнь: еще когда он был претором и моего отца привлекли к суду за то, что придерживал поставки продуктов, ожидая повышения цен. А сейчас отец занимает должность эдила,[20]20
  Эдил, наиболее известные римские магистраты, два из них избирались из патрициев и ведали городскими делами.


[Закрыть] и ему часто приходится консультироваться с Каской по поводу городских дел.

– И одновременно многоуважаемый сенатор Гракх сохраняет хорошие отношения с Цезарем, – смеясь, ответил Марк.

– Конечно – усмехнулся в ответ Септим. – Думаю, нам нужно пойти и отдать дань уважения Ливии. Где находится гостиная в этом мавзолее?

– Очевидно там, где образовалась очередь, – ответил Марк, не зная, сможет ли быть вежливым с Верховной Жрицей, одновременно замышляя встречу с одной из ее подопечных. Мысль о том, что Юлия находится под одной с ним крышей и все же недоступна для него, сводила его с ума.

– Тогда пошли исполнять свой долг, – сказал Септим. Они стали пробираться сквозь толпу гостей и слуг, а затем присоединились к очереди желающих выразить уважение Верховной Жрице. Этот прием не был банкетом в обычном понимании этого слова – гости не садились за стол, а стоя беседовали друг с другом, угощаясь закусками, разносимыми рабами на подносах. Пока они стояли в очереди, Септим развлекал Марка колкими замечаниями в адрес многих гостей.

Ливия Версалия, в отделанном золотом одеянии шафранового цвета, с лавровым венком Верховной Жрицы на голове, восседала в кресле из слоновой кости, принимая поздравления с юбилеем вступления в сан, у ее ног лежали жертвоприношения, которые гости принесли в надежде, что она помолится за них богине Весте.

– Септим Валерий Гракх, – произнесла она, подавая руку Септиму.

– Для меня большая честь приветствовать Верховную Жрицу, возлюбленную дочь богини Весты, – Септим приложил руку жрицы ко лбу.

– Благодарю тебя, – любезно ответила Ливия.

– Примите пищу для жертвоприношения, – добавил Септим, положив к ее ногам соленые пирожные, завернутые в пальмовые листья.

Ливия склонила голову.

– И Марк Корва Деметр, – произнесла она, когда Септим отступил в сторону.

– Приветствую вас, госпожа.

– Мне очень приятно видеть тебя снова после посещения с Цезарем храма Весты.

– Император шлет вам свои поздравления, а в знак уважения – этот подарок. Марк протянул вогнутое зеркало в золоченой рамке. – Таким ритуальным зеркалом пользовались греки для зажигания священного огня – подарок Цезаря к новому году храму Весты.

Ливия улыбнулась, довольная.

– Наш Цезарь хорошо разбирается в древних традициях, – ответила она, рассматривая старинную вещь.

– Он разбирается очень во многом, – добавил Марк. Жрица согласно кивнула.

– Это верно. Пожалуйста, передай ему, что мы сожалеем об его отсутствии и очень довольны принимать такого красивого и любезного представителя.

Марк поклонился и удалился.

– К многочисленным поклонницам Ворона добавилась еще одна, – глубоко вздохнул Септим. – Я уверен, нам придется создавать гильдию в твою честь.

Марк искал глазами Ларвию, но нигде не видел ее.

– Перестань рассматривать гостей, словно персидский стражник, ищущий преступника, – сердито заметил Септим. – Хозяйка обещала, что обязательно вернется, а пока ее нет, не привлекай к себе внимание: своим мрачным видом выделяешься среди всех, словно весталка, случайно попавшая на оргию.

Не обратив никакого внимания на замечание друга, Марк продолжал буравить взглядом толпу гостей, но внезапно замер, глаза его сузились.

– В чем дело? – спросил Септим, проследив направление его взгляда.

– Ты видишь того человека, который стоит около статуи Венеры, сложив руки? В домотканой тунике.

– Разве такого можно не заметить? Он возвышается над всеми гостями.

– Я знаю его.

– Знаешь? Он же раб. Судя по внешнему виду, галл, – безразлично заметил Септим.

– Да. И хочу знать, почему он здесь: недавно я сдал его стражникам – он убил Антония Мелия. Его приговорили за это к смерти.

– Антония? – удивился Септим. – Тот, кто убил Антония? – Марк уже направился к своей цели, как к нему подошла Ларвия и взяла его за руку.

– Вы можете следовать за мной – все гости занялись напитками, и вряд ли кто заметит ваше отсутствие.

– Что делает тот человек в вашем доме? – потребовал ответа Марк.

– Прошу прощения? – холодно спросила Ларвия, удивившись его грубости.

– Этого человека я сдал властям: во время побега из плена он убил римского воина, трибунал вынес ему смерть, а теперь вижу его, прохлаждающегося, на этом вечере.

– Он не прохлаждается, а исполняет свои обязанности, это мой телохранитель, – Ларвия тщетно пыталась отвести Марка в сторону от гостей, только сейчас поняв, что зря не придала значения рассказу Верига о том, что какой-то центурион опознал его и арестовал. А теперь в отчаянии осознала, что возлюбленный Юлии и есть тот самый центурион, узнавший Верига, – непредвиденное ужасное осложнение. Опасаясь, что Марк устроит при всех сцену, она изо всех сил тянула его за руку, но он словно к месту прирос.

– Ваш телохранитель?! Возмутительно. Этот человек виновен в смерти римского воина, моего хорошего друга. Вам известно, как он попал в Рим?

– Говори тише, – посоветовал Септим, обеспокоенно оглядываясь. – Привлекаешь к себе внимание.

– Мой дед выкупил его и подарил мне для защиты, – поспешно объяснила Ларвия.

Марк взглянул на нее, и Ларвия увидела лицо римского воина, каким его видят враги: безжалостные глаза смотрели на нее.

– А разве римский воин не попытался бы бежать, попав в плен? – в отчаянии произнесла Ларвия, повторяя аргументы деда. – Он поступил бы точно так, как и вы на его месте.

Марк не двигался с места, и она поняла, что только исключительные обстоятельства сдерживают его от крайних мер – оттолкнуть ее от себя.

– Если вы устроите сцену в моем дома во время приема в честь Ливии Версалии, я откажусь быть соучастницей в деле с моей сестрой, – проговорила Ларвия, фальшиво улыбнувшись проходившему мимо Эндемиону, художнику. – Сейчас она ждет вас. Кто для вас важнее: Юлия или раб, которому удалось избежать распятия? Решайте.

Марк снова бросил взгляд на Верига, затем на Ларвию.

– Отведите меня к Юлии.