Текст книги "Волшебный цветок"

Глава 10

Бак отыскал почти уже заросшую травой всеми забытую тропинку и направил по ней коня к гребню холма, возвышавшегося над ранчо «Аконит». Тропинка пролегала через густую осиновую рощу и поднималась по пологому склону. Бак выехал на поросшую густой травой полянку, на которой кое-где пробивалась молодая дубовая поросль. Несколько раз из-под копыт коня выскакивали перепуганные кролики. Высоко над верхушками деревьев кружил ястреб, высматривая себе на обед какого-нибудь зазевавшегося зверька. Бак ехал не останавливаясь. Крупные копыта Серого ступали по мягкой траве совершенно бесшумно.

Бак сократил дорогу, проехав напрямую по узкой полоске луга, и нашел именно то, что искал, – тропинку пересекали свежие следы лошади. Он пустил Серого прямо по следу. Хотя в густой траве следы были почти неразличимы, он мог, даже не глядя на них, сказать, куда направлялся всадник – на плато повыше тропинки, ведущей к ранчо. Причем всадник выбрал кратчайший путь.

Резко повернув копя, Бак направил его вверх по склону холма. Каждый раз, когда ему предстояло пересечь открытое пространство, он внимательно осматривался. Бак слишком хорошо знал, как легко здесь спрятаться, затаиться. Невысокий кустарник, одежда, сливающаяся с ландшафтом, и неподвижность – вот и все, что нужно, чтобы стать невидимым.

Когда Бак находился уже довольно высоко над тропинкой, он повернул коня к лесу и стал осторожно продвигаться между деревьями, пристально вглядываясь в каждый куст, в каждый пригорок. Время было тревожное, и люди Форсайта могли сидеть в засаде за любым камнем. Он наблюдал, как ложатся тени, как ведут себя птицы, – старался не пропустить ни одного признака, указывающего на возможное присутствие врага.

Подул ветерок, шелестя листьями, и Бак почувствовал слабый, едва уловимый запах табака. Он спешился и, бесшумно ступая, направился в тенистую лесную чащу. Игра с неведомым врагом шла по-крупному, и ставкой в этой игре была жизнь. Любой неверный шаг грозил проигрышем, а жизнь у человека всего одна.

Бак прочесывал этот район ежедневно – все четыре дня, что Кристин жила у него. Он знал: рано или поздно Форсайту надоест ждать, и он пришлет на ранчо своих приспешников. Каждый вечер Баку не терпелось вернуться домой. С появлением Кристин место, служившее ему лишь ночным пристанищем, словно по мановению волшебной палочки превратилось в настоящий Дом – во всех смыслах этого слова. Бак знал, что там его всегда ждет приветливая улыбка и горячая пища. Ему нравилось сидеть вечером за чашкой кофе и наблюдать, как Кристин плавно передвигается по его дому, нравилось слушать ее милую болтовню о том, как она провела день, смотреть, как терпеливо она возится с Моссом.

Девушка не выходила у него из головы с того самого дня, как Бак впервые ее увидел. Что-то в нем самом – то ли внутренний голос, то ли странное волнение в крови, то ли какое-то шестое чувство – подсказывало: это его женщина. Баку хотелось прожить с ней всю жизнь здесь, в «Аконите», хотелось любить и защищать ее, заботиться о ней. Но он опасался, что Кристин подумает, будто ему нужна не она сама, а наследство Ярби Андерсона, – он бы и сам так решил, окажись на ее месте. А что сказала бы Кристин, если бы узнала всю правду! Бак мысленно выругался. Почему, ну почему он не рассказал ей все с самого начала? И сам же себе ответил: да потому, идиот несчастный, что она могла бы тут же потребовать, чтобы он отвез ее обратно в город.

Бак остановился в густых зарослях. Он вдруг сообразил, как опасно отвлекаться в такой момент, и попытался выбросить из головы все мысли и о Кристин, и о Ярби, и о ранчо. Сейчас он должен думать только об одном: о человеке, который хочет его убить.

Бака раздражало, что он оказался в положении дичи, преследуемой охотником. Кто бы сюда ни прокрался, враг рассчитывает сначала застрелить его, потом спуститься на ранчо и убить старика и беззащитную женщину. Однако загорелое лицо Бака, выдубленное ветром и солнцем, не выражало гнева, оставалось неподвижным и бесстрастным. Он подавил в себе гнев – нельзя, чтобы он затмил его разум и толкнул на неверный шаг.

Бак тщательно осмотрел склон, вглядываясь в каждое дерево, каждый куст, каждый валун. Было тихо, даже птицы, и те примолкли. Он уже собирался выйти из укрытия и продолжить путь, как вдруг замер. Потом отступил па шаг. Бак давным-давно научился доверять своим инстинктам. Вот и сейчас он не смог бы толком объяснить, почему медлил, – просто почувствовал: что-то не так.

В следующее мгновение раздался выстрел, и он ощутил острую боль в плече. Пуля прошла навылет и зашуршала где-то в кустах у него за спиной. Бак тотчас же рухнул на землю, перекатился по траве и услышал, как над ним просвистела еще одна пуля. Он быстро отполз в сторону и, укрывшись за стволом упавшего дерева, вытянулся вдоль него, прижимаясь к земле. Вновь раздались выстрелы. Стрелок прошил пулями кусты, в которых Бак только что стоял. Одна из пуль с противным чавкающим звуком вонзилась в ствол дерева, за которым он спрятался.

Бак вытащил из кобуры револьвер и стал ждать. Вскоре послышался дрожащий от возбуждения голос:

– Есть! Я его уложил! Если он и не мертв, то скоро подохнет. Я слышал, как квакнула последняя пуля. Все, считай, деньги у нас в кармане.

– Ланц? Это все ты стрелял?

– А кто же еще? Я же сказал ему, что отплачу! Он должен быть где-то здесь. Пойду разыщу его, нужно взять какое-нибудь доказательство для этого напыщенного хлыща, который думает, что нам грош цепа.

Ланц и толстяк.

Гнев не затмил разум Бака – он сохранял хладнокровие. Вот послышался хруст веток – это Ланц подошел ближе к его убежищу. Бак напрягся, готовясь к прыжку. Дождавшись, когда юнец подошел так близко, что стало слышно его учащенное дыхание. Бак выскочил из своего укрытия и, стреляя почти в упор, всадил в Ланца три пули подряд. Тот рухнул навзничь, потом чуть приподнялся, изрыгая проклятия, после чего, снова откинувшись на спину, испустил дух.

Ожидая в любую секунду услышать выстрел, Бак повернулся ко второму бандиту. Толстяк оцепенел. Он знал, что смотрит в лицо смерти, и понял, что его единственный шанс выжить – это бросить ружье и поднять вверх руки. Его обрюзгшее лицо приобрело неестественный бледно-желтый оттенок.

– Не стреляйте… прошу вас.

– Ничтожество! Кусок дерьма! – Бак спустил курок и всадил пулю в жирную ляжку толстяка, на дюйм ниже его детородного органа.

Толстяк завопил, сложился пополам, прикрывая руками свое мужское сокровище. Попятившись, потерял равновесие и рухнул на землю.

– Вставай, сукин сын, любитель стрелять в спину! Вставай, не то следующую пулю я всажу тебе между глаз.

Долго сдерживаемая ярость прорвалась наружу. Бак тяжело дышал. Глаза его загорелись гневом. Кровь, сочившаяся из рапы на плече, пропитала рубашку; лицо его также было забрызгано кровью – кровью Ланца.

Бандит встал на колени и кое-как поднялся на ноги.

– Подними его. – приказал Бак.

Широко расставляя ноги, толстяк вперевалку дошел до окровавленного трупа своего приятеля.

– Прежде всего сними с него ремень и сунь револьвер в кобуру. – Бак кивком головы указал на валявшееся рядом оружие. Ланц выронил его, падая. – Так, теперь давай сюда свое ружье. Теперь поднимай своего дружка.

После двух неудачных попыток толстяку наконец удалось взвалить труп на плечо и подняться на ноги.

– Тащи его к лошади, – приказал Бак.

Тот немедленно повиновался и пошатываясь побрел через заросли к лошадям. Бак шел сзади. Временами у толстяка подгибались колени, но ему удавалось выпрямиться и не свалиться на землю вместе со своей ношей.

Лошади стояли в рощице, в трехстах футах от того места, где бандиты поджидали Бака в засаде. Бак отметил про себя, что эти двое приехали к месту встречи с разных сторон, – единственная умная мысль, которой они воспользовались.

– Клади труп на мерина.

– Но это мой конь, – попытался возразить толстяк, однако, взглянув в сверкающие глаза Бака, подчинился.

– Садись в седло.

Бандит взял поводья чалой кобылицы, привязанной рядом, но Бак остановил его:

– Брось поводья, эта лошадь теперь моя.

– Ты отпускаешь меня безоружным? В этих горах полно индейцев сиу.

– Точно. Может, ты как раз повстречаешь родственников Маленькой Совы. Я отпускаю тебя, но только по одной причине: если я тебя пристрелю, то ты вместе с этой падалью будешь поганить мою землю. Так что убирайся, но не вздумай возвращаться в Биг-Тимбер. Полайся в Канаду или в Калифорнию. Если увижу тебя еще раз или хотя бы услышу, что ты околачиваешься возле моего ранчо, найду и пристрелю как собаку.

Почуяв запах крови и чувствуя на себе непривычный груз, мерин занервничал, и толстяку никак не удавалось его оседлать. Когда он наконец забрался на коня, лицо его исказилось от боли; он пронзительно закричал. Испуганное животное шарахнулось в сторону, и бандиту пришлось ухватить Ланца за пояс, чтобы тело не соскользнуло на землю.

Бак свистом подозвал своего коня, забрался в седло и, ведя в поводу чалую кобылу, поехал вслед за непрошеным гостем в сторону дороги на Хелину. Интересно, долго ли толстяк будет везти с собой труп приятеля? Впрочем, Баку было безразлично, где он его выбросит, лишь бы не на земле ранчо «Аконит».

По прошествии первого дня Кристин уже не чувствовала себя посторонней в доме Бака. Однако хозяин no-прежнему оставался для нее загадкой. Кристин не сомневалась: этот человек тверд как кремень, хотя в отношениях со своим отцом являлся воплощением доброты и терпения. Он явно гордился своим жилищем, но при этом так его меблировал, словно отродясь не жил в настоящем доме. В тот день, когда они пришли к соглашению. Бак заявил, что Кристин может переставлять мебель во всех комнатах по своему усмотрению. Он охотно признал, что действительно ничего не смыслит в меблировке, и с некоторым смущением добавил, что выбирал мебель по каталогу и заказывал ее в Боузмене.

Услышав это, Кристин покосилась на кресло, обитое зеленым бархатом. Она улыбнулась Баку, и тот улыбнулся ей в ответ.

– Оно… в каталоге казалось совсем другим.

– В гостиной это кресло смотрелось бы прекрасно, как и круглая лампа. Вы не против, если я перенесу лампу в другую комнату?

– Пожалуйста. Я ею никогда не пользовался. – В этот момент в нем чувствовалась какая-то странная уязвимость, что-то очень трогательное, и в последующие дни Кристин не раз мысленно возвращалась к этому эпизоду.

Большую часть времени Бак проводил вне дома. Если он не уходил на разведку, то занимался делами, которые не мог сделать, пока Кристин не взяла на себя заботу о Моссе.

Однажды он отогнал своих лошадей на верхнее пастбище. Оставалось только надеяться, что его работники вернутся раньше, чем животных обнаружат конокрады или какой-нибудь бродячий отряд сиу, не знающих о договоре между Баком и вождем Железная Челюсть.

Целый день ушел на перетаскивание поваленных деревьев из леса на ранчо. Каждое утро Бак по часу или два рубил дрова и складывал их в поленницу вдоль южной стены дома.

В другой раз он занимался прочисткой каналов, по которым вода из родника поступала в баки, стоящие в загоне.

Каждый вечер он тщательно мылся и только потом появлялся в теплой уютной кухне, где его ждал горячий ужин.

Кристин дни напролет занималась уборкой, то и дело проверяя, не вышел ли старик из дома. Повязав фартук, она мыла, чистила, скребла, на свой лад наводила порядок в кухне. Она вымыла окна водой с уксусом, так что стекла засверкали. Обнаружив в чулане рулон клеенки, ока отрезала от него кусок и застелила стол. Во время одной из уборок, когда Кристин вытирала пыль в дальнем углу, под кухонным столом, она извлекла оттуда запыленный и потускневший графинчик для масла. Отмытый и отчищенный, он оказался таким красивым, что Кристин водрузила его на середину стола. Она ждала, что скажет по этому поводу Бак, «о тот промолчал.

Кристин ни на минуту не забывала об опасности, грозящей со стороны полковника Форсайта. Она надеялась па бдительность Сэма, но все равно всякий раз, проходя мимо окна или двери, опасливо поглядывала вдаль. Бак наказал ей быть начеку; если вдруг кто-то – кто угодно – приблизится к дому, следовало подать сигнал, выстрелив в воздух два раза подряд.

Немало забот было и с Моссом, которого Кристин развлекала, как малого ребенка. Старик привязался к девушке и повсюду ходил за ней следом, так что ей с трудом удавалось вырваться даже в уборную. Бак показал ей комнату в пристройке, куда он по необходимости запирал старика. Однажды, когда Кристин нужно было постирать свое нижнее белье и вывесить сушиться в укромном месте, она заперла Мосса в пристройке. Когда девушка вернулась, старик сидел на кровати и плакал. После этого случая Кристин старалась больше его не запирать.

Дни летели быстро, и Кристин с удивлением обнаружила, что прожила на ранчо почти целую неделю. Она готовила ужин, когда услышала радостный лай Сэма. Девушка подошла к двери и выглянула наружу. Бак ехал на своем Сером и вел в поводу оседланную лошадь. Обрадованная тем, что Бак снова благополучно вернулся, Кристин не задумалась о том, что это за лошадь и почему Бак ведет ее за собой.

– Бак сегодня рано. – У нее вошло в привычку разговаривать с Моссом, словно старик все понимал.

– Я люблю картофельные клецки.

– Неужели? – Кристин с удивлением взглянула на Мосса, сидевшего в кресле. – Мне они тоже нравятся. Нужно будет их приготовить.

Старик временами изрекал фразы, казавшиеся Кристин какими-то… странно знакомыми. Например, однажды он произнес: «Шон, сначала обрежь ветки и распили дерево». У Кристин был когда-то дядя по имени Шон, он давно умер. В другой раз старик заявил: «Нехорошо дразнить Анну»; причем имя Анна он произнес на шведский манер – Оня. Кристин взяла это на заметку, решив спросить у Бака, пет ли у его отца шведских корней.

Пока руки Мосса были заняты каким-нибудь делом, он был доволен жизнью и спокоен, поэтому Кристин приходилось постоянно придумывать ему занятия. Она достала из своего сундука вязаное покрывало и дала Моссу, чтобы он распустил его и смотал нитки в клубки. Кристин решила связать из тонкой шерстяной пряжи шапки и перчатки себе и старику – если, конечно, она не уедет из «Аконита» еще до наступления холодов. Возможно, Баку понравились бы теплые носки, но об этом девушка не смела задумываться.

В этот день Кристин испекла четыре буханки хлеба. Хозяйничая на кухне, она заметила, что Бак заготовил солидный запас провизии, но дрожжей у него не оказалось. Пришлось сделать их самой. Кристин смещала муку и патоку, добавила немного соли и, проварив эту смесь два часа, поставила в угол. Через три дня у нее получилась закваска для теста.

Чего ей по-настоящему не хватало, так это молока, масла и яиц. Б хорошем хозяйстве, особенно на ферме или ранчо, не обойтись без огорода, коровы и кур. Но у Бака не было времени возделывать огород. Зато остальные продукты имелись в достатке – пшеничная мука, кукурузная мука, сахар, рис, изюм, бобы и сушеные яблоки. А в коптильне имелся солидный запас говядины и оленины. Накануне Кристин, отварив тонкие ломтики мяса, потушила их с картофелем и луком, а свежеиспеченный хлеб, по замыслу Кристин, являлся прекрасным дополнением к тушеному мясу.

Моссу надоело его занятие, и он начал слоняться по дому. Старик несколько раз прошелся по комнатам, потом остановился у кухонной двери и принялся раскачиваться взад-вперед. Кристин уже знала;

обычно он становится таким беспокойным, когда ему нужно в уборную. Решив не дожидаться Бака, девушка взяла старика за руку и проводила к деревянному домику во дворе. Кристин уже убедилась; если стащить со старика подтяжки и открыть дверь, дальше он справится сам. Когда ей впервые пришлось провожать Мосса в уборную, она сгорала от стыда. Девушка по-прежнему очень жалела старика, но теперь уже не стеснялась: в сущности, он был как ребенок, милый и безобидный.

На обратном пути Мосс потянул девушку к флигелю. У открытой двери лежал Сэм. При их появлении пес завилял хвостом. Он, хотя и неохотно, смирился с существованием Кристин, когда она угостила его печеньем.

– Бак, вы здесь?

В следующее мгновение он появился на пороге – обнаженный по пояс, с мокрыми спутанными волосами. Можно было подумать, что он окунул голову в ведро с водой. На его плече, у самой шеи, лежала мокрая, пропитанная кровью тряпка.

– Что случилось? – резко спросил он.

– Ничего. – Кристин покачала головой. Она не могла отвести взгляд от его обнаженной груди, по которой из-под мокрой тряпки тонкой струйкой сочилась кровь. – О Господи, вы ранены!

Она попыталась высвободить руку из руки Мосса, но ей это не удалось.

– Пустяки, всего лишь царапина. Я замочил рубашку в ведре.

– По-моему, это гораздо серьезнее, чем царапина. Пойдемте в дом, я промою рану водой с уксусом. Эта тряпка, которую вы приложили к ране, не внушает мне доверия – не очень-то она чистая.

– Подождите, я прополощу рубашку.

– Вашей рубашкой я займусь потом, у вас ведь есть другие, – нахмурившись, проговорила Кристин, пытаясь скрыть охватившую ее тревогу. Потянув за собой Мосса, она направилась к дому. Пройдя несколько метров, она оглянулась. Бак в нерешительности стоял на пороге. – Идемте же, меня не удивишь обнаженным мужским торсом. Вы же знаете, у меня есть брат.

– Его загрызут волки и пумы.

– Кого загрызут, Мосс? – машинально спросила Кристин.

– Бака. Надо привязать его к лошади и дотащить по снегу.

Девушка пристально посмотрела на старика. На мгновение ей показалось, что на его лице промелькнуло нечто вроде тревоги или сочувствия.

– Мосс, что ты хочешь этим сказать? Старик заморгал глазами.

– В молоке плавают мухи.

– Да, конечно. Мне вдруг почудилось… Ладно, не важно.

Войдя в дом, Кристин первым делом усадила Мосса в кресло и сунула ему в руки покрывало. Затем пододвинула стул поближе к кухонному столу и бросилась к своему сундуку за чистой тканью для перевязки. Когда она вернулась в кухню. Бак стоял в дверях.

– Быстро садитесь.

– Вкусно пахнет.

– Я испекла хлеб.

Кристин сняла с раны мокрую тряпку и бросила в таз. Красная полоса открытой раны пересекала плечо так близко от шеи, что Кристин тихонько ахнула. У нее задрожали губы.

– Еще немного, на какой-нибудь дюйм ближе – и…

– Я везучий.

Кристин быстро отвернулась, добавила в миску с водой уксуса и намочила кусочек ткани. Потом без промедления приложила его к ране.

– Уф! Как щиплет!

– Разумеется, так и должно быть, не будьте ребенком. Может, расскажете, что произошло?

Кристин, чуть склонив голову, вопросительно посмотрела Баку в глаза. На мгновение ей показалось, что она утонет в его пристальном. взгляде.

– В меня стреляли.

Кристин попыталась унять дрожь.

– Я и не думала, что вы выстрелили в себя сами.

– Он ждал в засаде на уступе под тропой.

– Надеюсь, вы выстрелили в ответ!

– Выстрелил. – Он криво усмехнулся.

– И кто же оказался более метким стрелком?

Бак оставил вопрос без ответа. Кристин еще раз промыла рану, потом смазала ее какой-то желтой мазью, которую тоже достала из своего сундука. Ее теплые пальцы осторожно касались его обнаженного плеча. Бак вобрал в легкие побольше воздуха и задержал дыхание, когда она накладывала на уже обработанную рану узкую полосу ткани.

– Что это? – спросил он наконец.

– Карболовый вазелин. А вы чем пользуетесь в таких случаях?

– Сосновым дегтем.

– Но это же лекарство для лошадей!

В глазах Бака сверкнули веселые огоньки, но тотчас же погасли.

– Не так уж мы сильно отличаемся от животных.

Какая же она хорошенькая, нежная – такой и должна быть женщина – и в то же время сильная. Пусть Кристин жила в городе, привыкла к комфорту, но она совсем не неженка. Бак вдруг почувствовал острую, почти непреодолимую потребность привлечь ее к себе, усадить на колени и прижаться лицом к ее груди. Интересно, как бы она на это отреагировала? Влепила бы ему пощечину? Убежала бы в другую комнату и заперлась на засов?

– Вы его убили, верно?

Она наклонилась и посмотрела ему в лицо своими серо-голубыми глазами. Секунды бежали одна за другой, складываясь в минуту, в Бак все не решался заговорить. К горлу подкатил комок. В конце концов он прохрипел:

– Да, верно.

И что теперь? Она от него отвернется? Почувствует отвращение? Будет считать его убийцей?

Кристин едва заметно кивнула и положила руку на его обнаженное плечо:

– Вы сделали то, что должны были сделать.

Баку почудилось, что по ее руке в его тело перетекает живительное тепло. Он вздохнул с облегчением. Кристин убрала руку, и ему захотелось схватить ее маленькую ладошку и прижать к своей груди. Когда она пошла выливать воду, Бак вскочил, быстро прошел в комнату, где они с Моссом спали, и сорвал с вешалки выгоревшую голубую рубашку. Поспешно надев ее, он провел ладонью по спутанным мокрым волосам, пытаясь хоть как-то привести их в порядок.

Еще никогда в жизни Бак Леннинг не был столь неуверен в себе. Он просто не представлял, как обращаться с такой женщиной, как Кристин. В городе Бак не появлялся почти год, да если бы и появлялся, вряд ли бы он нашел там женщину, подобную этой. Не сказать, чтобы он страдал от одиночества, нет, Бак привык жить сам по себе; к тому же с ним были Мосс и Джилли, иногда заглядывали какие-нибудь гости. Все дело в том, что в присутствии Кристин он чувствовал себя неуклюжим и косноязычным. Правда, при их первой встрече он был даже чересчур боек на язык, но тогда ему помогла злость на непрошеную гостью. Но чем лучше он узнавал Кристин… Да, как ни стыдно в этом признаться, чем больше от нее зависел, тем все более робел в ее присутствии.

На кухне Кристин разговаривала с Моссом. Он прижимал к груди какой-то мягкий узел, а она осторожно пыталась его забрать.

– Кто ты?

– Я Кристин. Ужин готов, Мосс. Ты можешь заняться этим позже.

– Ты моя мама?

– Нет, я твой друг.

– Я бросил свой фургон и мулов.

– Я рассчитывала, что эта работа займет тебя на день, а то и на два, но боюсь, такими темпами ты распустишь покрывало за два часа. – Наконец она взяла из его рук покрывало, свернула и положила на стул.

– Он доволен, как пьяная сова, – сказал Мосс и вопросительно посмотрел на девушку.

– Да, он должен быть счастлив.

Кристин взяла старика за руку и подвела к умывальнику.

– Помой руки.

Девушка стояла рядом с полотенцем наготове. Хотя Мосс, казалось, понимал, что от него требуется, иногда он продолжал мыть руки до тех пор, пока его не оттаскивали от умывальника и не давали полотенце.

– Доить коров – женское занятие. Мосс вытер руки и уронил полотенце па пол. – Верно. Если бы у нас была корова, я с радостью бы этим занялась.

Кристин подняла полотенце, повесила на крючок и причесала Мосса расческой Бака.

– Я добуду вам корову, – раздался за ее спиной голос Бака. Кристин повернулась к нему и небрежно махнула рукой.

– Что вы, я просто разговаривала с Моссом. К тому же я не знаю, сколько здесь пробуду, и тогда вам придется доить ее самому. Вряд ли вам это понравится, мужчинам не по душе подобные занятия.

– Вы уезжаете? – тихо спросил Бак.

– Нет… не сейчас. Если, конечно, вы не хотите, чтобы я уехала.

– Мне казалось, мы договорились.

– Да. Я останусь… пока мы не установим границу между моей землей и вашей.

– Возможно, это будет сделать нелегко. Может статься, этот дом стоит как раз на границе.

К величайшему изумлению и удовольствию Бака, Кристин вдруг залилась звонким смехом. Этот смех, наполнивший всю кухню, показался Баку мелодичнее любой музыки. Он прищурился и, наклонившись, заглянул ей в лицо. Как же она прекрасна, особенно когда смеется! Вся светится изнутри, а глаза горят, точно звезды.

– Если нам придется делить дом, я подаю заявку на заднюю половину, – дерзко заявила Кристин, все еще улыбаясь, – У вас очень уютный дом, но больше всего мне нравится кухня, особенно печь. А вы можете оставить себе поленницу.

Губы Бака дрогнули и медленно растянулись в неуверенной улыбке; вокруг его сияющих зеленых глаз разбежались лучики морщинок.

– Чтобы разжечь вашу печку, вам понадобятся мои дрова.

– Тогда мы можем заключить сделку: вы снабжаете меня дровами, а я в обмен пеку печенье.

– Что ж, по-моему, справедливо.

– Наверное, мы с вами па некоторое время., , как бы привязаны друг к другу. – Она обошла стол, чтобы снова забрать у старика клубок. – Мосс, займемся этим после ужина. – Она усадила его за стол.

– Чем это он рвется заняться?

– Я дала ему распускать покрывало. Похоже, Моссу понравилось вытягивать нить и сматывать в клубки.

– Местами тропинка вьется вокруг валуна, – изрек Мосс, поглядывая то на Кристин, то на Бака.

Бак потрогал рукой мягкую шерсть и вопросительно вскинул брови.

– Что за покрывало?

– На кровать.

– Вы сами его связали?

– Да, несколько лет назад.

– Очень красивое.

– Теперь уже оно мне ни к чему, я могу найти лучшее применение для хорошей шерсти.

Бак пытался поддержать разговор.

– И что вы собираетесь связать?

– Перчатки, шапочки, носки, шарфы.

Когда она попросила Бака принести грязную одежду, тот очень смутился, по потом все-таки уступил ее настояниям и принес. Кристин поняла причину его смущения, когда обнаружила на одежде дыры.

– Обычно я стираю белье в ручье, – пояснил Бак. – Конечно, не зимой.

Кристин не могла себе представить этого сильного, мощного мужчину за таким занятием, как стирка, но тем не менее он этим занимался. Судя по виду стиральной доски, ею часто пользовались.

Бак натянул веревку, привязав один конец к поперечине колодца, а другой закрепив на стене дома. Кристин поблагодарила его улыбкой, и Бак поспешно ретировался.

После этого Кристин несколько часов его не видела. Но девушка не сомневалась, что он где-то поблизости, – Бак никогда не покидал ранчо, не предупредив ее. Интересно, что бы сказал Ферд, если бы увидел, как его сестра гнет спину над лоханью? Улыбнувшись своим мыслям, Кристин погрузила руки в теплую воду и принялась за рубашку Бака. Пятна крови она еще раньше отмыла в холодной воде, взяв себе на заметку, что нужно зашить дырку от пули. На некоторых носках остались неровные бугры – следы неуклюжих попыток Бака заштопать дыры; это тоже следовало исправить.

Дома, в Ривер-Фоллз, стирать белье к Андерсонам каждый понедельник приходила миссис Иоргенсон с дочерьми. Женщины появлялись на рассвете и сразу же начинали греть воду в огромном медном котле. Стиркой занимались в специальной прачечной, построенной на приличном расстоянии от хозяйского дома. Выстиранное белье сушилось на веревках на заднем дворе. Как только белье высыхало, его сразу же гладили там же, в прачечной. Насколько помнила Кристин, за все десять лет миссис Иоргенсон ни разу не переступила порог кухни, у которого оставляла большие корзины с выстиранным и выглаженным бельем.

Мосс сидел на ступеньках и забавлялся с новой игрушкой, которую сделала для него Кристин. Девушка продела в одну из дырочек пуговицы шнурок, а концы шнурка связала. Мосс обеими руками крутил пуговицу, пока шнурок не закручивался в спираль. Потом он отпускал пуговицу, и она начинала с тихим жужжанием вращаться 8 обратную сторону. Старик был ужасно доволен.

Солнце приятно пригревало; вскоре на лбу у Кристин выступили бисеринки пота. Девушка откинула упавшие на лицо прядя волос тыльной стороной ладони и подхватила последнюю порцию выстиранного белья, чтобы развесить на веревке. И тут она услышала глухое злобное рычание Сэма. Поставив ведро с бельем рядом с лоханью, Кристин пошла посмотреть, в чем дело.

Пес, вскочивший со своего любимого места в тени дуба, стоял в напряженной позе, подняв хвост и вздыбив шерсть на загривке. Он смотрел в сторону ручья и угрожающе рычал. Кристин посмотрела в ту же сторону, но не увидела ничего подозрительного. Однако Сэм, подняв уши торчком и не спуская глаз с какой-то лишь ему одному видимой точки, снова зарычал. Сердце Кристин гулко забилось. Она попыталась успокоить себя мыслью, что пес просто увидел какого-то зверька, пришедшего на водопой. Но вскоре из леса показалась группа всадников. Рычание Сэма перешло в яростный лай.

– Бак! – закричала Кристин.

– Я здесь.

С ружьем в руке Бак вышел из сарая и подошел к Кристин.

– Кто это? Люди Форсайта?

– Нет. Вон тот, в кожаных штанах, – Джилли, остальные – индейцы племени сиу.

– Они… не опасны?

– Тот, который рядом с Джилли, – Быстрый Бег. Он меня недолюбливает. Но с ними женщины, значит, ничего дурного они не замышляют.

– Бог мой, я никогда не видела диких индейцев так близко. Бак посмотрел на нее и насмешливо прищурился.

– Они не более дикие, чем мы с вами, просто они другие. Индейцы всего лишь пытаются удержать то, что веками принадлежало им.

– Что я должна делать?

– Ничего. Стойте, где стоите. Они вас уже увидели, и если вы вдруг исчезнете, это может показаться подозрительным.

– А что они подумают о Моссе?

– Они о нем знают. Сиу очень терпимы к больным и старикам. Они зовут его Человек-который-заблудился-в-голове. – Не спуская глаз с приближающихся всадников, Бак заметил: – Вы будете им в диковинку. Вряд ли индейцам доводилось видеть женщин с такими волосами.

– Может, мне повязать их шарфом?

– Не стоит. Оставайтесь рядом с Моссом и не бойтесь, даже если кто-нибудь из них захочет потрогать ваши волосы рукой.

– Их так много…

По команде Бака Сэм подбежал к хозяину и сел рядом.

– Сэм не любит индейцев, запах ему не нравится, что ли… Он как будто понимает: если бы не я, они бы его съели.

– Съели? – Кристин чуть не стало плохо.

Когда группа всадников с громкими криками въехала во двор, Бак вышел им навстречу. Белый, одетый в кожаные штаны, спешился и поздоровался с Баком за руку. Он был мускулистый, как кузнец, бородатый, с огромной головой и гривой черных волос, в которых виднелись седые пряди. Кристин даже приблизительно не смогла определить его возраст.

– Привет! Вижу, у нас тут прибавление. – Веселые голубые глаза стрельнули в сторону Кристин.

– Привет, Джилли. Все нормально?

– Нормальнее не бывает. Потери есть, но как же без этого? Железная Челюсть велел передать своему другу, что присмотрит за его скотиной.

– А что здесь делает Быстрый Бег? – Он кивнул в сторону индейского воина, который стоял впереди своих сородичей.

– Ничего, просто решил пустить пыль в глаза. Он не причинит тебе неприятностей, вождь Железная Челюсть подчиняется Красной Туче, так что он не посмеет ослушаться их обоих.

Из индейцев спешился только Быстрый Бег. Он стоял рядом со своим конем, держа в руках ружье. На нем были штаны из оленьей кожи, заправленные в высокие, до колен, мокасины, украшенные бахромой и бисером; но торс индейца был обнажен. На руках же, повыше локтя, красовались браслеты, сделанные из крупных бусин. Шею также украшало ожерелье – из бисера и зубов. Его гладкая смуглая кожа блестела, словно смазанная маслом. Две длинные черные косы с вплетенными в них тонкими полосками кожи свисали па грудь. Быстрый Бег был красив и высокомерен.