Текст книги "Чисто весенние убийства"

Мое сердце едва не выпрыгивало из груди, когда я ворвалась в ворота Мерлин-корта, промчалась мимо домика Фредди и полетела по подъездной дорожке. Наш дом выглядел как сказочный замок. Над ним сияла ярчайшая радуга, словно нарисованная акриловыми красками. Пожалуйста, милый Боженька, пусть этот негодяй окажется дома целым и невредимым!

– Вот если бы ваш мальчик был собакой, – заговорила Барселона, с трудом переводя дух, – вы могли бы не так волноваться. Сейчас песикам вживляют такие малюсенькие электронные штуковины. Один-единственный укольчик, и все! Может, и детям что-нибудь подобное делают? Я спрошу у ветеринара, миссис Хаскелл!

Мы пересекли внутренний дворик, и теперь я мчалась впереди Барселоны по мосту через ров. До главного входа было бы ближе, не позабудь я ключи. Джонас мог находиться в своей комнате и не сразу услышать звонок, поэтому я ринулась к кухонной двери и уже собиралась ухватиться за ручку, как дверь распахнулась и передо мной возник Фредди, сияющий, как начищенный медный таз. А рядом – я едва не шлепнулась в обморок от радости – мой своевольный сын!

Все разъяснилось в два счета. Фредди возвращался на мотоцикле из ресторана, заметил бредущего по дороге Тэма и подобрал его.

– Так ты посадил его на мотоцикл? – тут же взвилась я.

– Ты за кого меня принимаешь? – Лучезарная улыбка Фредди предназначалась Барселоне Миллер, топтавшейся за моей спиной. – С тобой, Элли, припадок случился бы, если бы я водрузил его на свою коняшку и с ревом примчался домой. Мотоцикл стоит за воротами церкви, а Тэма я посадил на закорки и пришлепал на своих двоих. Должен сказать, мы неплохо провели время.

– Мне захотелось пи-пи, – важно объяснил сын, когда я подхватила его на руки. – Мама, ты прости, что я тебя не дождался. Ты испугалась?

– Очень. – Я крепко прижала Тэма к груди. – Нам с тобой предстоит долгий-предолгий разговор, но сначала я позвоню мисс Уитком и сообщу, что ты уже дома. Ты не только маму, но и ее расстроил.

– Я не хотел ей говорить, что хочу пи-пи. Можно мне теперь пойти посмотреть с Джонасом про тигров и львов? Ну пожалуйста!

Нетрудно было себе представить, что подумала Барселона Миллер. Да подарит ей судьба хорошего щеночка. Она, несомненно, женщина с характером. И я решила, что было бы неплохо поближе познакомиться с ней и ее сестрой Женевой. Как соседке с соседками. Начать можно будет с чего-нибудь скромного, вроде приглашения на утренний кофе.

Глава четвертая

Смочив тряпку в теплой воде, протирают лакированные деревянные поверхности.

Джонас почему-то не подпрыгнул от радости, когда я предложила ему отправиться со мной к сестрам Миллер на заседание Домашнего Очага. Он ворчал, что даже не знаком с этими женщинами и что у нас самих хватает деревьев, которые требуют ухода. Но я, призвав на помощь все свое коварство, невинно поинтересовалась, неужели он не хочет пополнить ряды своих поклонниц. И тут же пожалела об этих словах, поскольку Джонас забубнил, что в его возрасте и в самом деле стоит почаще проявлять любовь к ближнему.

Нельзя сказать, что сестры Миллер жили на расстоянии плевка от Мерлин-корта, но дом их находился недалеко – в конце Боярышниковой тропинки. Если бы не Джонас, я преспокойно прогулялась бы пешком, а так мы забрались в «хайнц», наш древний автомобиль с открытым верхом. Для разнообразия драндулет решил проявить к хозяевам лояльность и без приключений доставил нас до «Высоких труб».

В этом доме я бывала лишь однажды. Прежде здесь жила чудаковатая старушка, которую в Читтертон-Феллс все звали Дама в черном. В то время сад пребывал в запустении и облезлая дверь находилась в плену ползучих сорняков. Сейчас сад преобразился. Все кусты были аккуратно подстрижены, лужайка скошена, а тюльпаны и нарциссы придавали клумбе живописный вид. Тем не менее, несмотря на царящий вокруг покой, я, взяв в руки дверной молоточек, невольно придвинулась к Джонасу. Может, это покажется глупостью, но «Высокие трубы» напоминали человека, переодевшегося в модные одежды и сияющего белозубой улыбкой, но внутри оставшегося все тем же запущенным и неряшливым существом.

Молоточек едва коснулся двери, но грохот раздался оглушительный. В ответ послышался лай собак. Судя по всему, их было не меньше сотни. Я припомнила, что позади дома, на живописном лужке, сестрицы Миллер соорудили псарню. По словам Рокси, жилище для собачек обошлось им в баснословную сумму.

– Что это за собаки? – В голосе Джонаса не было и намека на восторг.

– Норфолкские терьеры.

Накануне Джонас наотрез отказался спуститься вниз и познакомиться с Барселоной Миллер, иначе бы знал все досконально об этой чудесной породе. Выхлебав с десяток чашек чая, Барселона прочла нам с Фредди страстную лекцию об особенностях экстерьера и нрава этих самых Норфолкских терьеров. Время от времени Барселона заливалась слезами, вспоминая несравненную Джессику, которая по будням предпочитала розовые рюшечки, а по воскресеньям красовалась в сиреневых бантах. Помимо щегольства малютка Джессика была еще и разборчивым гурманом. Она питалась только ливерной колбаской определенного сорта, никогда не садилась за стол, не повязав накрахмаленную салфетку, и требовала, чтобы ее кормили с ложечки.

– Терпеть не могу собачниц, – буркнул Джонас и втянул голову в плащ.

– Это все потому, что сам ты кошатник, – наставительно отозвалась я. Собаки за домом продолжали надрываться, но дверь оставалась закрытой. – Нисколько не сомневаюсь, что сестры Миллер – очень милые женщины. И я не верю, что они заманили нас к себе в надежде выскочить за тебя замуж.

– Да? – Джонас немного оживился. – На твоем месте я бы не был так уверен. Между прочим, я очень выгодная партия: стою одной ногой в могиле, а все свои сбережения храню под матрасом.

– Нет у тебя ничего под матрасом, кроме глупых детективов, – проворчала я в ответ. – Ты ведь больше смерти боишься, что тебя застукают с одной из этих книжонок в руках.

Джонас ухмыльнулся.

– Ага, мне следовало запихнуть под матрас и мое зеркало. Тогда бы уж твоя миссис Гигантс не добралась до него. Какие же у нее ножищи!

– Отдам зеркало в починку, – пообещала я. – А сейчас, Джонас, тебе нужно лишь взглянуть на это треклятое дерево и посоветовать, что с ним делать. А уж возится с ним пусть кто-нибудь другой. Думаю, сестры могут себе позволить нанять для этого дела работника.

– Ты бы, Элли, лучше еще раз постучала, – пробурчал Джонас. – По-моему, сам Господь проснулся бы от гама, который подняли эти собаки.

Я потянулась к молоточку, и в эту секунду дверь распахнулась. На пороге стояла Женева Миллер. Рассыпавшись в извинениях, она провела нас в дом. В отличие от сестры Женева нисколько не напоминала одряхлевшую нимфу. Невысокая, полная, с короткой стрижкой и карими глазами. Да и наряд ее отнюдь не отличался богемностью. Брюки и джемпер, причем и то, и другое весьма потрепанное. Настоящая собачница, подумала я, стараясь не смотреть на Джонаса.

– Элли Хаскелл и мистер Фиппс! Как приятно, что вы пришли! – Женева провела нас по неширокому холлу к вешалке. – Можете повесить сюда одежду. Пройдемте в гостиную. Мистер Фиппс, прежде чем заняться яблоней, вы ведь не откажетесь от чашки чая с печеньем?

– Благодарствую. – Джонас взъерошил усы и моргнул. – Мало радости точить лясы со всякими чокнутыми святошами, которые только и знают, что талдычат про гимны и спасение души. Я уж лучше займусь делом с матушкой-природой. А потом посижу на кухне и подожду миссис Хаскелл.

– Ну что ж, о вкусах не спорят, – подхватила Женева. – Возможно, на кухне куда уютнее, чем в гостиной.

До чего ж приятная особа, подумалось мне, из тех, кто не станет мириться с чужими слабостями. Уж если к чаю полагается одно печенье, то попробуй только позариться на второе, мигом поставит на место.

Неожиданно в холле появилась Барселона. Я не заметила, как она вошла. Выглядела Барселона до крайности измученной: непомерно огромные очки съехали набок, уголки рта уныло опущены вниз, длинные темно-русые волосы спутаны.

– Женева, тут возникло затруднение. – Барселона не обратила на нас с Джонасом никакого внимания. – Ты должна посмотреть…

– Сейчас, дорогая, только не надо впадать в панику. Нет такой проблемы, с которой мы бы не справились! – Лицо Женевы смягчилось, словно она разговаривала с маленьким ребенком. – Только провожу миссис Хаскелл в гостиную и сразу же приду к тебе.

Она открыла дверь, впихнула меня в комнату и ретировалась. Судя по всему, у них то ли подгорели лепешки, то ли одна из сук вот-вот разродится. Я оглянулась. Джонас неохотно шаркал по холлу вслед за сестрами. Уж не вторглись ли мы в неурочный час, спросила я себя. Такое впечатление, будто мы очутились в центре какой-то мелодрамы.

Гостиная выглядела иначе, чем в те времена, когда в «Высоких трубах» жила Дама в черном. Некогда темные стены были выкрашены светло-бежевой краской, выцветшие тюлевые занавески исчезли, и из окон открывался чудесный вид на сад. Да и мебель другая: вот этих уютных кресел не было, и этого письменного стола, и маленьких сервировочных столиков. Под ногами мягко пружинил ковер. Я обвела комнату взглядом. Очень мило. Вот только эта картина в роскошной позолоченной раме… Я изумленно вытаращила глаза. Портрет терьера в натуральную величину. Собака кокетливо косилась на зрителя, на шее гигантский сиреневый бант, на левой лапе поблескивает огромный рубин. Должно быть, это и есть покойная Джессика. При жизни терьерша, похоже, была неравнодушна к драгоценностям.

Разглядывая портрет, я не заметила, как в гостиную вошли еще несколько человек. Члены Домашнего Очага сгрудились вокруг камина, словно свечки в канделябре. Сэр Роберт Помрой, при малейшей возможности пускавшийся в разглагольствования, произносил пламенный спич, обличая растратчиков цветочного фонда. Его жена, бывшая Морин Давдейл, с благоговением внимала каждому слову супруга. Полковник Лестер-Смит изучал рисунок на прикаминном коврике. Четвертым был Том Эльфусс, крошечный человечек с огромным лбом и глубокими залысинами, поселившийся в Читтертон-Феллс около двух месяцев назад. При взгляде на его лицо перед глазами сразу возникал лимон. Наверное, нелегко жить с таким именем – люди тут же вспоминают о прекрасных существах, разгуливающих среди цветов, тогда как ты уродлив как смертный грех.

Наконец сэр Роберт перевел дух и посмотрел в мою сторону.

– Послушайте, Элли! – Он махнул пухлой, похожей на медвежью лапу, рукой. – Хватит торчать там как истукан! Нам нужно знать ваше мнение по обсуждаемому вопросу.

Сэру Роберту было лет пятьдесят, багровое лицо и широченный галстук в желто-бордовую полоску делали его похожим на объевшегося бульдога.

– Сэра Роберта, – подал голос полковник Лестер-Смит, – беспокоит тот факт, что Анна Хардуэй послала плющ миссис Роджерс, которая лежит в больнице с… в общем, по женской части… – Тут полковник покраснел до корней волос. Его рыжая шевелюра пламенела под лучами яркого солнца как костер.

– Но ведь именно Анна Хардуэй заведует цветочным фондом. – Я обвела компанию взглядом. – Кому, как не ей, посылать цветы больным и страждущим?

Сэр Роберт воздел довольно толстый указующий перст.

– Только прихожанам церкви Святого Ансельма.

– Я уверена, что видела миссис Роджерс в церкви.

Речь шла о жене местного баронета. Она мне всегда нравилась. Приятная женщина с волнистыми седыми волосами, голубыми глазами и здоровым цветом лица, которая одевалась с таким вкусом, что за прилавком своей бакалейной лавки на Рыночной улице выглядела хозяйкой средневекового замка.

– Случайные посещения церкви еще не делают человека прихожанином! – возразил сэр Роберт. – Несколько месяцев назад миссис Роджерс сидела рядом со мной, и я хорошо помню, что она удрала сразу после причастия. Небось заявилась ради стаканчика бесплатного вина.

– По-моему, ты к ней несправедлив, – подала голос леди Помрой. – Бедная миссис Роджерс! Возможно, ей пришлось уйти, потому что уже тогда она чувствовала себя плохо. Женские болезни могут развиваться месяцами, даже годами.

Полковник Лестер-Смит вновь покраснел, явно опасаясь, что ее светлость пустится в описание своих собственных гинекологических проблем. Он сохранил какую-то детскую невинность, заставлявшую меня не раз спрашивать себя, а в курсе ли этот шестидесятилетний человек, откуда берутся дети. Лестер-Смит разглядывал носки своих ботинок. Оба были, как обычно, начищены до зеркального блеска, но… Я испуганно замерла. Ботинки были разные.

– Дело в том, – сэр Роберт выпятил живот, – что миссис Роджерс не слишком регулярно посещает церковную службу. А потому Анна Хардуэй не имела права тратить на нее деньги из цветочного фонда! И что еще более неприятно, я выяснил у церковного сторожа, что эти две женщины – родственницы. Можете все, – он обвел глазами собравшихся, а живот его раздулся еще больше, – называть меня жестоким, но я никогда не мог пройти мимо человеческой подлости! Разве не гласит герб Помроев: «Только правда, и ни грана лжи!»

Похоже, у людей, которые придумывали девизы, фантазия иссякла раньше, чем они дошли до буквы П. Ее светлость смотрела прямо перед собой, Том Эльфусс уставился в потолок, а полковник Лестер-Смит не сводил взгляда со своих разномастных башмаков. Трудно сказать, о чем они думали. Что касается меня, то я либо слишком часто врала в жизни, либо постыдный эпизод из далекого детства, когда я проехалась в автобусе зайцем, ожесточил мое сердце, но речь сэра Помроя не нашла в моей душе должного отклика.

– Мне кажется, нечестно обсуждать Анну Хардуэй в ее отсутствие, – сообщила я в пространство. – Нам следует дождаться ее прихода, чтобы она могла объяснить, почему купила плющ для миссис Роджерс.

Сэр Роберт надулся как индюк, но его ответ утонул в оглушительном жужжании, помноженном на свирепый лай. Через минуту-другую собаки успокоились, но жужжание не стихало.

– Это что, сестрицы Миллер запустили бур и ищут нефть у себя в саду? – навострил уши Том Эльфусс.

– Вот так мне однажды сверлили зубы, – пролепетала леди Помрой.

– Кто-то включил циркулярную пилу, – зставил полковник Лестер-Смит.

– Это Джонас!

В ярости пулей вылетев из комнаты, я намеревалась потребовать от сестер Миллер объяснений. Они все-таки заставили его работать! Но внезапно воцарилась тишина и полковник Лестер-Смит за моей спиной удивленно поинтересовался, почему хозяйки не спешат к гостям.

– Наверное, шуруют на кухне, – ответила леди Помрой. – Вы же знаете, как бывает, когда впервые принимаешь гостей. Хочется, чтобы все было идеально, вплоть до расположения вишенок на торте. Может, мне посмотреть, не нужно ли чем-нибудь помочь?

Я вернулась обратно в гостиную, тогда как леди Помрой быстренько скрылась за дверью, ведущей на кухню. Бедняжка, наверное, ей неловко за трепотню своего аристократического муженька.

После ухода леди Помрой мы несколько минут обсуждали дела Домашнего Очага. Сэр Роберт, к которому вернулось его обычное дружелюбие, – возможно, потому, что больше не надо было пыжиться перед молодой женой, – выразил сожаление по поводу малочисленности наших рядов. Обычно заседания собирали раза в два больше народу. Полковник Лестер-Смит то и дело поглядывал в окно, откуда открывался вид на часть сада и дорожку, ведущую к просеке. Собаки продолжали время от времени напоминать о себе заливистым лаем, и Лестер-Смит каждый раз замирал, словно его совали в рентгеновский аппарат и приказывали затаить дыхание. Том Эльфусс нетерпеливо приплясывал на месте. Я недоуменно следила за его телодвижениями. Но все выяснилось, когда он писклявой скороговоркой сообщил, что ему необходимо срочно «нанести визит». Я церемонно сообщила, что, если ничего не путаю, туалет находится наверху прямо у лестницы.

– Перед выходом из дома я выпил две чашки кофе, – хмуро буркнул гном, словно я была в этом виновата, – поэтому прошу меня извинить.

Дверь со стуком захлопнулась за ним.

– Странный человек. – Сэр Роберт перехватил мой взгляд и откашлялся. – В хорошем смысле, разумеется. Я понимаю, почему Эльфусс вышел на пенсию и оставил семейную фирму. Приехал сюда искать мира и покоя. Забавно видеть, как люди думают, будто в таких местечках, как Читтертон-Феллс, царит тишь да гладь.

Наверное, он имеет в виду тот не такой уж далекий день, когда убили его первую жену. Поговаривают, что сэр Роберт женился снова лишь потому, что не смог вынести одиночества. Я искренне надеялась, что это не так. Мне всегда нравилась Морин. Многие годы, после смерти первого мужа, она боролась с судьбой, и вот наконец-то счастье улыбнулось ей…

Сэр Роберт глянул на каминные часы.

– Куда же подевалась моя жена? Может, заблудилась? – Он растерянно посмотрел на меня. – Большинство женщин так бестолковы, когда дело касается географии. – Расправив галстук, сэр Роберт промаршировал к двери. – Пойду взгляну, куда это она запропастилась. Вообще, все это странно. Где, черт возьми, хозяйки? Тушат пожар? Или преследуют грабителя?

Оставшись одни, мы с Лестер-Смитом, как по команде, опустились в кресла. Я покаялась, что забыла принести его плащ, и в ответ услышала, что все это сущие пустяки, к тому же он сам забыл плащ Бена. После чего полковник снова уставился в окно, а я вернулась к изучению портрета почившей в бозе терьерши. Какой у нее задушевный взгляд, почти как у святых. Интересно, картину написали после безвременной кончины страдалицы? И что стало с осиротевшими щенятами? Мои мысли прервал стук распахнувшейся двери. В комнату ворвалась Женева, за собой она волокла сервировочный столик, на котором теснились кофейник, чашки с блюдцами и пара тарелочек с лепешками и кексами. Следом за сестрой семенила Барселона, руки ее были умоляюще сложены на груди. Монахиня, да и только.

Барселона вздрогнула и едва не заорала, когда Лестер-Смит поднялся на ноги. Она потрясенно уставилась на полковника, словно не ожидала, что в комнате кто-то есть. Я забилась поглубже в кресло. Ее энергичная сестрица раздраженно извинилась за опоздание, но от объяснений воздержалась. Судя по всему, сестры повздорили. Решительный подбородок и твердая линия рта Женевы выдавали в ней особу, не привыкшую говорить обиняками.

– А где остальные? – переводя взгляд с меня на Лестер-Смита, спросила Женева низким, слегка вибрирующим голосом, словно у нее в горле прятался маленький вентилятор. – Надеюсь, им не надоело ждать и они не отправились по домам? Я напекла столько лепешек, что хватит на целую армию. Правда, Барселона? Мы стараемся придерживаться диеты.

Она ободряюще улыбнулась сестре. Тут я решила, что они вряд ли поссорились. Женева протянула Барселоне чашку кофе, не обращая внимания на нас, даже размешала сливки и сахар, а затем взбила лежащую на стуле подушку, прежде чем на нее уселась Барселона.

– Удобно, дорогая? – спросила Женева и лишь потом обернулась к гостям и объяснила, что ее сестре нездоровится.

– Боже! – Лестер-Смит вздрогнул. – Ко мне-то никакие болячки не пристают, но мы же не знаем, кто еще может прийти. – Он вновь уставился в окно, на этот раз со смесью надежды и беспокойства. – А некоторые люди обладают повышенной восприимчивостью к бациллам.

– Это не обычная болезнь. – Барселона откинула занавес из волос. – Просто я, – она запнулась, – легко предаюсь унынию и…

– …и лепешки получились не такими вкусными, как она рассчитывала, – добавила Женева, вручая нам по чашке.

Я недоверчиво лизнула кофе. Он был чуть теплым и, судя по вкусу, кипел не меньше недели. Вернулись сэр Роберт с женой, вслед за ними появился и Том Эльфусс. Едва все расселись и принялись за кофе с лепешками, как дверь гостиной приоткрылась и в комнату робко заглянула Кларисса Уитком.

Полковник Лестер-Смит внезапно просиял, словно школьник, и проворно вскочил на ноги, смахнув на пол тарелку с лепешками. «Так, значит, он Клариссу высматривал», – проницательно подумала я и ухмыльнулась. Ну-ну.

– Входная дверь была открыта, вот я и вошла. – Кларисса не сводила глаз с полковника.

Свекольный румянец заливал ее щеки, а неумело размазанная по губам помада придавала несколько нелепый вид. Наверняка мисс Уитком приложила немало усилий, чтобы привести в порядок волосы, но особого успеха не достигла: кудряшки, явно недавнего происхождения, были уложены наподобие кособокой пирамидки.

– Наверное, мне следовало постучать. Но я подумала, – она оторвала взгляд от Лестер-Смита и повернулась к Женеве, – что, быть может, вы не хотите, чтобы собаки тревожили гостей своим лаем. Я слышала, как они рычат, когда шла по дорожке.

– Должно быть, это я оставила дверь открытой, – призналась леди Помрой. – Я вышла из дома… э-э… чтобы посмотреть, как изменился сад…

С явным усилием она улыбнулась сестрам, хотя ради Барселоны можно было себя и не утруждать. Та неотрывно смотрела на портрет терьерши, и глаза ее влажно блестели.

– Мы рады, что вы пришли, мисс Уитком. – Женева энергично встряхнула руку гостьи. – Как видите, компания наша невелика, зато радушия хоть отбавляй!

– Да-да, очень приятно. – Сэр Роберт величественно коснулся ладони мисс Уитком пухлыми пальцами.

Даже Том Эльфусс приветственно заерзал в кресле.

– Я буду чувствовать себя гораздо свободнее, если вы станете звать меня Клариссой.

Мисс Уитком прилагала титанические усилия, чтобы не смотреть на Лестер-Смита, который прирос к месту, потеряв дар речи.

– Какое чудесное имя! – пропела леди Помрой. – По-моему, у меня нет ни одной знакомой, кого бы так звали.

– Моего отца звали Кларенс, а мать Дорис. Они просто соединили свои имена.

– Очень интересно! – встряла я и глянула на сестер. – А почему вашим родителям пришло в голову назвать вас Женевой и Барселоной?

– О, они были без ума от этих городов! – Голос Женевы звучал несколько раздраженно, но, возможно, потому, что она наклонила кофейник над чашкой для Клариссы и обнаружила, что тот пуст. – Сейчас принесу еще…

Однако Лестер-Смит, не дав хозяйке продолжить, ринулся вперед, едва не опрокинув по пути пару столиков, и умоляюще попросил возложить на него эту обязанность.

– Пусть я и холостяк, – прохрипел он, косясь на Клариссу, – но неплохо разбираюсь в кухонных делах.

Меня бы не удивило, если бы полковник добавил, что он не пьет, не курит, имеет приличный счет в банке, хорошо относился к матери, не возражает против домашних животных и любит развлечения в умеренных дозах. Но он выскочил из комнаты, размахивая кофейником и врезавшись по дороге лишь в один-единственный стул. Кларисса обосновалась на диване.

– Простите за опоздание. – Она выхватила лепешку из рук Женевы и принялась ожесточенно возить ею по тарелке. – Наверное, у меня часы отстают.

Даже не попыталась соврать хоть чуть правдоподобнее. Я-то прекрасно знала, почему она так задержалась. Небось выгребла все из платяного шкафа, опустошила половину ящиков в спальне, а потом полчаса сидела среди груды тряпья и причитала, что ей нечего надеть. По крайней мере ничего такого, что сделало бы на десять лет моложе и в пять раз привлекательнее, чем упорно сообщало ей зеркало. Мне казалось, что Кларисса выглядит очень мило в пестром шерстяном платье, но вряд ли она догадывалась, что свела с ума хладнокровного Лестер-Смита.

Прошла, наверное, целая вечность, а полковник все не возвращался. Интересно, что он там делает? Пытается унять дрожь в пальцах, дабы попасть вилкой в розетку? А может, прихорашивается перед зеркалом, приглаживает свои рыжие космы, подтягивает живот и теребит галстук? Вновь залаяли собаки. Леди Помрой спросила, неужели бедняжки большую часть времени проводят в конурах.

– Чертовски отличные ребятки, эти песики, – вставил ее аристократический супруг. – Но я предпочитаю тех, от которых есть польза. У меня черный Лабрадор, Дейзи. Так вот, хотя ей уже четырнадцать, а по части охоты утрет нос любой молодухе. – Он посмотрел на Тома Эльфусса. – Вы не охотник? Гончие у меня тоже имеются, могу также одолжить вам отличную лошадь. Или вы из тех доброхотов, что требуют запретить охоту на лис?

Эльфусс распрямился во весь свой рост, так что голова оказалась вровень с каминной полкой.

– Я вообще не люблю ни охоты, ни спорта. Знаю, что это не по-английски, но тут уж ничего не попишешь.

В гостиной воцарилось тягостное молчание. Неужели у меня развивается старческое слабоумие и я все начинаю воспринимать в мелодраматическом свете? Или в этих стенах и в самом деле притаилась тревога? Несмотря на уютную обстановку, мне сделалось не по себе. Я поежилась, хотя не было даже намека на сквозняк. Леди Помрой предприняла вялую попытку вернуть разговор к обсуждению проблем Домашнего Очага. Я придвинулась поближе к камину, сделав вид, что мне безумно интересно. На самом деле с этой точки было удобнее разглядывать портрет терьерши.

– Второй такой, как Джессика, не будет. – Барселона коснулась моего рукава, и я от неожиданности чуть не выпрыгнула из кофты. – Такая добрая! Такая красивая! Отбоя не было от претендентов на ее лапу. Торжественное обручение Джессики с Бароном фон Буфером собрало огромную толпу. Барон дважды выигрывал чемпионский титул, но все равно… – голос Барселоны сорвался, – он не был достаточно хорош для нее. В целом мире не нашлось бы пса, достойного нашей красавицы… Мы с Женевой подарили ей колечко. Рубин – камень нашего ангелочка. Мы попросили художника нарисовать его на лапе, но на самом деле она носила кольцо на шее, на тоненькой цепочке.

– У них была свадьба? – Я сосредоточила взгляд на полковнике Лестер-Смите, который наконец прибыл с кофейником.

– О да! – восторженно воскликнула Барселона. – Мы устроили свадьбу в саду нашего старого дома, в увитой шиповником беседке. Женева сшила Джессике чудесную маленькую фату с флердоранжем, и наша малышка так мило тявкала, когда священник, специализирующийся на брачных церемониях между домашними животными, совершал обряд венчания. А глупый Барон все делал невпопад. «Неотесанный» – вот самое подходящее слово для него. Быть лучшим в своей породе – еще не значит быть джентльменом. Он все время норовил обнюхать сзади нашу дорогую Джессику и даже попытался забраться на нее, когда она протявкала: «Согласна!» Никак не мог дождаться, пока их отведут в брачные покои.

– То есть? – Я ошеломленно смотрела на нее.

– Небольшой балдахин из самого роскошного шелка, внутри нежнейший персидский ковер и узорчатые подушечки, на которых были вышиты имена. – Барселона сдвинула очки, чтобы протереть увлажнившиеся глаза. – Когда наступила решающая минута, Джессика страшно испугалась, она обхватила своими милыми лапками мою шею, Женеве даже пришлось вырывать ее из моих рук. Моя малышка вела себя так, как и должна вести себя истинная невинность.

Проблеяв что-то невразумительное, я изо всех сил пыталась не расхохотаться. От позора меня спасла Женева. Она озабоченно взглянула на Барселону, которая едва сдерживала рыдания, и прогудела:

– Почему бы тебе не принести гостям еще лепешек? А я пока поболтаю с миссис Хаскелл.

Она решительно опустилась рядом со мной.

– Элли, я давно ищу возможность поближе познакомиться с вами. В конце концов, мы ведь соседи, а Барселоне так необходимо общество. Она всегда была слишком чувствительной натурой. О работе не могло быть и речи. Барселона не в силах проводить полдня в какой-нибудь конторе, где беспрестанно трещит пишущая машинка и со всех сторон трезвонят телефоны. Поэтому мне пришла в голову мысль заняться разведением собачек. Норфолкских терьеров. Джессика была нашим первенцем. – Женева скорбно глянула на портрет. – Это все наша неопытность. Болезнь началась внезапно, и, боюсь, именно я отговорила Барселону бежать к ветеринару. Мне показалось, что даже собаки после родов должны выглядеть не лучшим образом. – Женева тряхнула коротко стриженной головой и расправила широкие плечи. – К счастью, нам удалось вырастить трех щенят. Барселона так и не смогла полюбить их так же, как любила малютку Джессику. Но кто-то из нас должен же был действовать с трезвой головой! К тому времени мы вложили наши средства в дом с большим участком, и я все-таки уговорила Барселону не бросать начатое на полпути. С тех пор мы не пускаем собак в дом.

Какая печальная история! Но, может, среди собачников принято держать собак отдельно? Том Эльфусс, похоже, подслушивал нас, потому что вдруг громогласно объявил, что не согласится терпеть рядом с собой и кошку, даже если ему вдвое снизят плату за жилье.

– Вы это серьезно? – мягко осведомилась Кларисса. – А я всегда мечтала завести какое-нибудь домашнее животное, но об этом не могло быть и речи. Моя матушка не то что кошек, рыбок боялась до смерти. Я как-то принесла из школы золотую рыбку, так мамочка забилась в судорогах, и папе пришлось спешно вызвать врача. Но сейчас, – голос ее зазвенел, – я могу, если захочу, устроить в своем доме хоть зоопарк. Ко мне частенько заходит на дневной чай одна уличная кошка.

– Вам повезло, что у вас есть рояль, – можно скрасить одиночество, мисс Уитком. – Прежде чем произнести это, полковник Лестер-Смит несколько раз оглушительно прочистил горло. – А я рос довольно замкнутым ребенком и всегда думал, что если бы умел играть на музыкальном инструменте, то чувствовал бы себя более счастливым.

– Единственное, на чем я научилась играть, – поспешила сообщить Женева, – это магнитофон, хотя нельзя сказать, что и в этом особенно преуспела.

Собрание оценило ее шутку деликатными смешками.

Вернулась Барселона с лепешками. Она слабо улыбнулась.

– Хорошо, что у меня есть старшая сестра. Мне всегда жаль одиноких людей.

Сэр Роберт, выпятив живот, прошествовал к камину.

– Должен сказать, что нам приятно, чертовски приятно, да простят мне дамы крепкое словцо, что Кларисса музицирует. Вы непременно сыграете нам что-нибудь веселенькое на летнем маскараде и порадуете гимнами на Рождество. – Он мечтательно закатил глаза. – Побеседуйте с викарием. Миссис Брюквус, наша нынешняя органистка, никуда не годится! Она исполняет гимны так, словно наяривает на танцульках. И вечно оправдывается, что спешит на очередной митинг.

– Я не… Честно говоря, не столь уж хорошо я играю. – Голос Клариссы звучал растерянно. – Уверена, что в Читтертон-Феллс найдутся куда более искусные исполнители.

– Зачем держать талант под спудом, милочка? – Сэр Роберт исполнил некую разновидность танца живота. – Гордыня – один из смертных грехов.

После этого обвинения снова воцарилось неловкое молчание. Смущеннее всех выглядела леди Помрой, бывшая Морин Давдейл. Сэр Роберт важно глянул на Клариссу:

– И какую же музыку вы предпочитаете?

– Сейчас почти никакую, так как из-за воспаления сухожилий мне запрещено напрягать кисть.