Текст книги "Надёжное будущее. Руководство по выживанию в трудные времена"

– В конце концов, что побеждает – зло или добро? – спросил я. – Мы на пятьдесят один процент добрые или на пятьдесят один процент злые?

– Для подтверждения каждой из этих сторон найдется множество доказательств, но я думаю, что в нас поровну и добра, и зла, – ответила Джейн. – Люди невероятно адаптивны и сделают все возможное, чтобы выжить в окружающей их среде. Окружающая среда, которую мы создаем, определяет, что будет преобладать. Другими словами, побеждает то, что мы взращиваем и поощряем.

У меня возникло странное ощущение, будто земля уходит из-под ног. Я испытал то дезориентирующее чувство, когда вдруг видишь мир по-новому. То, что я называл добром и злом, было просто проявлениями доброты и жестокости, великодушия и эгоизма, нежности и агрессии, которые мы развили, чтобы выжить в разных условиях окружающей среды и при различных обстоятельствах.

И, как сказала Джейн, чтобы выжить в этом мире, мы готовы на все. Если мы живем в обществе с достаточным уровнем жизни и определенной степенью социальной справедливости, то, скорее всего, великодушие и миролюбие нашей натуры преобладают; в то время как в обществе расовой дискриминации и экономической несправедливости будет процветать насилие.

– Что ж, – сказала Джейн, когда я поделился этими мыслями, – я думаю, что по большому счету это именно так. Вспомните геноцид, который произошел в Руанде и Бурунди, странах, этнический состав которых составляют хуту и тутси. Когда после геноцида Руанду посетил президент Билл Клинтон, вслед за его визитом туда хлынула международная помощь. О Бурунди же практически не вспоминали. В результате Руанда смогла создать собственную инфраструктуру с дорогами и больницами, туда пришли международные компании, а хуту и тутси, как кажется, живут в мире. В Бурунди ничего этого не произошло, и там и по сей день периодически имеют место случаи насилия и кровопролития.

Но мы должны помнить, что общество состоит из людей, а среди людей всегда есть те, кто стремится к переменам. Многие жители Бурунди хотят создать более мирное общество. Общества только кажутся стабильными, когда ими правит авторитарное правительство. Взять к примеру этнические конфликты, возникшие после распада Советского Союза.

– Как Вы считаете, мы способны создать мирное и гармоничное общество? А как же наша склонность к агрессии?

Джейн покачала головой.

– Нет почти никаких сомнений, что агрессивное поведение было частью генетической структуры, унаследованной нами от наших далеких предков-гоминидов. Как вы знаете, Лики отправил меня в Гомбе, потому что считал, что у людей и шимпанзе был общий предок около пяти-семи миллионов лет назад, и что если я замечу похожее или идентичное поведение у современных шимпанзе и людей, то оно, вероятно, было свойственно нашему человекообразному и обезьяноподобному предку и оставалось с нами на протяжении наших отдельных эволюционных путей.

Это дало бы ему лучшее представление о том, как могли вести себя древние люди, окаменелые останки которых он обнаружил в разных частях Африки. Речь о таких вещах, как поцелуи, объятия и привязанность к членам семьи. И – что имеет отношение к заданному вами вопросу – очень похожих агрессивных паттернах поведения, включая своего рода примитивную войну между соседними группами.

Я вспомнил, как Джейн рассказывала мне, что ей посоветовали преуменьшать агрессивное поведение шимпанзе, потому что тогда, в 1970-х годах, многие ученые в контексте полемики о природе и воспитании пытались убедить людей в том, что агрессия является приобретенной формой поведения.

– К счастью, благодаря нашему незаурядному интеллекту и способности общаться словами, – продолжила Джейн, – мы смогли выйти за рамки чисто эмоциональных агрессивных реакций, свойственных другим животных, и, как я уже сказала, способны делать сознательный выбор, как действовать в той или иной ситуации. И выбор, который мы сделаем, будет частично отражать то, чему мы научились в детстве, и будет зависеть от страны и культуры, в которой мы родились.

Я подозреваю, что все маленькие дети, где бы они ни родились, когда злятся, спешат наброситься с кулаками на то, что их огорчило. Мою сестру Джуди и меня учили, что нельзя бить, пинать и кусать других детей. Таким образом, мы усвоили моральные ценности нашего общества: что хорошо, а что плохо; что правильно, а что неправильно. Плохое и неправильное наказывалось – словесно, – а хорошее и правильное вознаграждалось.

– Итак, получается, дети усваивают моральные ценности своего общества.

– Да, и именно поэтому человеческая агрессия хуже агрессии других животных, ведь мы можем действовать агрессивно, прекрасно понимая, что это аморально, по крайней мере, в нашем понимании аморального. По этой причине я считаю, что только люди способны на истинное зло: только мы можем сидеть и хладнокровно разрабатывать способы мучить людей, причинять им боль. Тщательно планировать ужасающую жестокость.

Я знал, что эта тема не давала покоя Джейн. Когда она росла в Англии, в Европе, оккупированной немцами, происходил Холокост, и она была потрясена, узнав о его ужасах.

Она была в Гомбе, когда в Руанде и Бурунди произошел геноцид. Бурунди находится к северу от Гомбе. Некоторые люди, жившие недалеко от границы между Танзанией и Бурунди, говорили, что видели, как озеро окрасилось кровью убитых бурундийцев. Многие беженцы, спасающиеся от насилия в Бурунди, поселились на холмах за Гомбе. Она слышала ужасающие истории о варварской жестокости, от которой они бежали.

Джейн также находилась в Гомбе, когда вооруженная группа из Демократической Республики Конго (ДРК) посреди ночи похитила четырех ее учеников. Гораздо позже, когда она была в столице ДРК Киншасе, на улице у дома, где она остановилась, произошли беспорядки, и прямо под ее окном был убит солдат. Она была в Нью-Йорке 11 сентября, когда террористы направили самолеты на башни-близнецы.

Она вгляделась в лицо зла и слишком хорошо понимала темную сторону нашей натуры. Но Джейн не была бы Джейн, если бы не ее способность всегда сразу же видеть более широкую перспективу.

– И все же, – сказала она, как бы обращаясь к своим мрачным мыслям, – пусть даже в мире полно насилия и зла, с исторической точки зрения мы можем видеть много изменений к лучшему. Только подумайте – сейчас мы в Нидерландах. Менее ста лет назад, во время Второй мировой войны британцы сражались с немцами, и эта земля была пропитана кровью.

Недавно, находясь в компании друзей-немцев, я сказала: «Разве не странно, что мы с вами такие хорошие друзья, а наши отцы убивали друг друга?». А теперь мы в Европейском Союзе. Все те страны, которые сотни лет враждовали друг с другом, сегодня объединились во имя общего блага. Это большой знак надежды. Да, Великобритания вышла из Европейского союза, что является шагом назад, но вряд ли в ближайшее время у нас будет война внутри ЕС.

Меня вдохновила надежда Джейн относительно направления человеческой истории и нашей растущей способности предотвращать крупномасштабные войны.

– Но не беспокоит ли Вас тот факт, что сейчас повсюду приходят к власти авторитарные лидеры? – поинтересовался я. – А также все происходящие внутренние конфликты, подъем национализма. Набирает обороты даже фашизм – неонацисты становятся сильнее в Америке и, что удивительно, в Германии. Вдобавок ко всему в мире происходит так много столкновений и разного рода насилия: стрельба в школах, бандитские разборки, насилие в семье, расизм и сексизм. Как вам удается сохранять надежду на будущее?

– Ну, во-первых, я действительно думаю, что за пару миллионов лет существования человечества, мы стали более доброжелательными и сострадательными. И хотя мир полон жестокости и несправедливости, все согласны с тем, что такое поведение неправильно. Благодаря СМИ все больше людей понимают, что происходит. И я искренне верю, что в целом процент порядочных и добрых людей гораздо больше.

И вот еще что, Дуг. Я думаю, что точно так же, как только мы способны на истинное зло, только нам свойственен настоящий альтруизм.

– Один шимпанзе, – продолжила Джейн, – попытается помочь другому, попавшему в беду, но я думаю, что только мы способны совершить альтруистический поступок, даже зная, что это может навредить нам. Только мы можем решиться помочь кому-то, зная, что это может подвергнуть нас опасности. Это настоящий альтруизм, когда вы помогаете кому-то, даже если ваш разум понимает, на какой риск вы идете. Вспомните немцев, которые помогали евреям бежать из нацистской Германии, даже прятали их в своих домах. Они знали, что, если их поймают, они обречены на смерть – и часто так и случалось.

– В социобиологии есть одна теория, которая была очень популярна среди ученых в 1970-х годах, она объясняла альтруизм как способ обеспечить выживание собственных генов, – сказал я. – Согласно этой теории, нет ничего плохого в том, чтобы умереть, помогая членам семьи, ведь ваши гены, переданные будущим поколениям, сохранятся. Но, насколько я помню, Вы не соглашались с этой теорией?

– Хотя эта теория вполне хороша, исследование изначально было основано на помогающем поведении общественных насекомых. В то время как мы, люди, помогаем не только своим родственникам, но и другим людям в своей группе. А также людям, с которыми никак не связаны.

Когда выяснилось, что другие животные тоже помогают не только своим сородичам, была выдвинута новая теория – о взаимном альтруизме: вы помогаете кому-то в надежде, что однажды они помогут вам. Но хотя эти теории могут объяснить эволюционное происхождение альтруистического поведения, похоже, что наш интеллект и воображение позволяют нам быть альтруистами в более широком смысле. Мы, люди, помогаем другим, даже если это не оказывает очевидного положительного влияния на нашу собственную жизнь.

Когда мы видим фотографию голодающих детей, мы можем представить, что они чувствуют, и хотим им помочь. Фотография вызывает у нас жалость и сочувствие. И большинство людей испытывает эти чувства, даже когда те, кто их вызывал, принадлежат к другой культуре, отличной от их собственной. Фотографии или даже описания военных беженцев, ютящихся зимой в хлипких палатках, или жертв землетрясений, голодающих и бездомных, вызывают своеобразные глубокие эмоции. Они причиняют боль – психологически. И неважно, кто эти люди – европейцы, африканцы или азиаты, молодые или старые. Я помню, как рыдала, когда впервые прочитала «Хижину дяди Тома». Как же я ненавидела жестокого рабовладельца и всех остальных, причинявших столько боли и мучений. Так же, как ненавидела немецких нацистов во время войны.

После паузы Джейн сказала мне, что только сейчас, в этом домике в голландском лесу, она вдруг поняла, как чувство сострадания к жертвам угнетения может перерасти в ненависть к угнетателю – вот вам и рецепт ответного насилия и междоусобной войны, подобной конфликту в Руанде и Бурунди.

– Вы хотите сказать, что нам следует найти способ простить угнетателя? – спросил я, смутно подозревая, что у нас есть эта способность прощать и сострадать угнетателю.

– Да, я думаю, что следует это сделать. Мы не должны забывать о том, как они воспитывались, о кодексе этики, которому их учили в детстве.

Я упомянул, как архиепископ Туту возглавлял Комиссию по установлению истины и примирению в Южной Африке, поскольку не мог допустить, чтобы его страна погрузилась в гражданскую войну. Он сказал, что прощение – это способ освободиться от прошлого. Мы выбираем круговорот прощения вместо круговорота мести.

– Понимаете, Дуг, – продолжила Джейн, внезапно снова оживившись, – это ведь как раз показывает, как важен язык. Мы можем обсудить проблемы. Мы можем научить наших детей тому, как важно смотреть на ситуацию с разных точек зрения. Чтобы избегать предубежденности. Чтобы выбирать прощение вместо мести.

Дневной свет угасал. Я попытался прочесть выражение лица Джейн, но в сумеречном свете на нем лежала тень. Я чувствовал, что Джейн шаг за шагом ведет меня к более глубокому пониманию того, как мы можем найти более правильный путь для человечества, хотя, в тоже время, я скептически относился к любому простому решению.

– Так что же должно произойти? – спросил я. – Как нам эволюционировать в лучших, более сострадательных и миролюбивых существ?

Обдумывая мой вопрос, Джейн налила нам виски.

– Нам нужен новый универсальный моральный кодекс.

Джейн вдруг рассмеялась.

– Я только что подумала о том, что каждая крупная религия на словах придерживается золотого правила нравственности: поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой. Так что все просто – это и есть наш универсальный моральный кодекс. Нам просто нужно найти способ убедить людей соблюдать его! – Джейн вздохнула и добавила: – Учитывая все наши человеческие недостатки, это кажется невозможным, не так ли? Корыстолюбие. Эгоизм. Жажда власти и богатства.

– Да, – кивнул я, а затем шутливо произнес: – В конце концов, мы всего лишь люди!

Джейн сделала глоток.

Она рассмеялась, а затем продолжила мысль:

– Но я искренне считаю, что мы движемся в правильном направлении.

– Вы действительно думаете, что мы становимся более человечными?

– Я действительно верю, Дуг, что большинство людей человечны. К сожалению, средства массовой информации уделяют слишком много внимания освещению всего плохого и вызывающего ненависть, и недостаточно всему тому хорошему и доброму, что происходит вокруг. Подумайте обо всем этом с исторической точки зрения. Не так давно женщин и детей в Англии заставляли работать в шахтах в ужасных условиях. Дети ходили босиком по снегу. Рабство признавалось и оправдывалось во многих частях Соединенных Штатов и в Британии.

Конечно, многие дети все еще растут в нищете, и во многих частях мира все еще существует рабство, расовая и гендерная дискриминация, несправедливая заработная плата и множество других социальных бед, но все больше и больше людей убеждены, что все эти вещи неприемлемы с моральной точки зрения, и многие группы усердно работают над решением всех этих и многих других проблем. Режиму апартеида в Южной Африке положен конец. Британский колониализм пал с распадом Британской империи. Во многих странах постепенно изменилось отношение к женщинам. На днях я был поражена, увидев, как много женщин занимают важные посты в правительствах по всему миру.

Появилось большое количество юристов, выступающих против несправедливости, защищающих права человека. Кроме того, во многих странах юристы и группы особых интересов ведут борьбу за права животных.

Я задумался. Действительно, все, что упомянула Джейн, представляло собой шаги вперед к лучшей глобальной этике. Но я не мог перестать думать о том, сколько шагов назад мы сделали за последние годы и сколько еще нам предстоит пройти. Я поделился этими мыслями с Джейн, приведя в пример то, каким ужасным образом детей иммигрантов разлучали с их родителями на мексиканско-американской границе, а затем помещали в клетки и отправляли в «школы» в пустынях. А затем упомянул рост бездомности, и количество людей, которые ложатся спать голодными.

– И, – добавил я, – мы с вами уже затронули тему тревожного роста национализма.

– Да, я знаю, – сказала Джейн. – И в Великобритании, и во многих других странах то же самое. Это действительно удручает.

– Я думаю, именно это имел в виду президент Барак Обама в своем знаменитом высказывании о том, что история движется зигзагами, а не по прямой.

– Легко поддаться ощущению, что мы откатываемся назад, – сказала Джейн. – Но важно, чтобы мы не забывали об успешных протестах и кампаниях, которые достигли своих целей. Благодаря интернету…

Я хотел перебить Джейн, но она начала смеяться.

– Да, я знаю все о недостатках этой технологии и особенно о фейковых новостях! Но, как и наш интеллект, социальные сети сами по себе не хороши и не плохи – важно то, как мы их используем.

Однажды я спросил архиепископа Туту, чья борьба с апартеидом направила историю Южной Африки в русло справедливости, что он думает о человеческом прогрессе. Это было сразу после взрывов в Париже, и многие люди потеряли веру в человечность. Он сказал, что история делает два шага вперед и один шаг назад. Почти ровно через месяц представители всего мира собрались вместе, чтобы ратифицировать Парижское соглашение по климату.

Я никогда не забуду еще одну вещь, которую он сказал: «Нам необходимо время, чтобы в полной мере стать людьми». Думаю, он имел в виду, что нам требуется время для того, чтобы эволюционировать морально.

Джейн на какое-то время задумалась над этим.

– Я думаю, что, возможно, в ходе нашей эволюции много времени уходит на то, чтобы осознать: мы никогда не сможем полностью реализовать свой человеческий потенциал, если наши разум и сердце не будут действовать сообща. Гений Линней дал нашему виду имя Homo sapiens – человек разумный…

– Очевидно, – перебил я, – мы не оправдываем свое имя. Вы уже сказали, что мы умны интеллектуально, но не разумны – в таком случае, что Вы понимаете под «разумом»?

Джейн на мгновение задумалась, собираясь с мыслями.

– Я думаю, что разумность в числе прочего подразумевает использование нашего мощного интеллекта, чтобы учитывать последствия наших действий и думать о всеобщем благополучии. К сожалению, Дуг, мы позабыли о долгосрочной перспективе и страдаем от абсурдной и очень неразумной веры в то, что на планете с ограниченными природными ресурсами возможно неограниченное экономическое развитие; мы ориентируемся на краткосрочные результаты и прибыль в ущерб долгосрочным интересам. И если мы продолжим в том же духе – что ж, я не хочу представлять, что произойдет. И это определенно не похоже на поведение «разумной обезьяны».

Принимая решения, большинство людей спрашивают себя: «Поможет ли это сейчас мне или моей семье, либо следующему собранию акционеров, либо моей следующей избирательной кампании?». Отличительной чертой разумности является вопрос: «Какое влияние окажет решение, которое я приму сегодня, на будущие поколения? На здоровье планеты?».

Точно такое же отсутствие разумности демонстрируют те, кто, находясь у власти, угнетает определенные слои общества: я имею в виду то, как в Америке и Великобритании самым постыдным образом намеренно держат определенные слои общества малообразованными и малообеспеченными. И вот наступает время, когда обида и гнев этих людей наконец прорываются наружу, и они требуют перемен. Они хотят более достойных зарплат, лучшего здравоохранения и образования. Это может привести к насилию и кровопролитию.

Вспомните Французскую революцию. И то, как борьба с рабством вылилась в Гражданскую войну в США. Мы оба знаем множество историй о разгневанных людях, которые на протяжении всей истории объединялись и применяли насилие для свержения угнетающих их политических или социальных структур.

Я задумался о том, чем мы расплачиваемся за недостаток разумности, и о наших попытках реабилитироваться и исправить ошибки. Я спросил у Джейн:

– Как Вы считаете, сможем ли мы когда-нибудь использовать интеллект надлежащим образом?

– Я не думаю, что когда-нибудь наступит время, когда все будут использовать его правильно. Среди нас всегда будут грешники! Но, как я постоянно говорю, все больше и больше людей борются за справедливость, и, мне кажется, что, по крайней мере, в целом у человечества есть единое понимание того, что такое справедливость.

На улице стояла кромешная тьма, а тлеющие угли догорали, поэтому мы включили побольше ламп. Виски уже был допит, но нам предстояло разгадать еще одну загадку. Как бы мы распорядились своим удивительным человеческим интеллектом, будь мы действительно разумны? Я задал этот вопрос Джейн.

– Что ж, если нам предстоит когда-нибудь это сделать – а я уже говорила, что думаю, что разум и сердце должны действовать сообща, – сейчас самое время доказать, что нам это под силу. Потому что, если сейчас мы не будем действовать разумно, чтобы замедлить нагревание планеты и гибель растений и животных, может оказаться слишком поздно. Нам нужно объединиться и решить эти экзистенциальные угрозы жизни на Земле. А для этого мы должны справиться с четырьмя большими задачами – я знаю их наизусть, потому что часто говорю о них в своих выступлениях.

Во-первых, мы должны бороться с бедностью. Если вы живете в ужасающей бедности, вы срубите последнее дерево, чтобы вырастить пищу. Или поймаете последнюю рыбу, потому что вы отчаянно хотите накормить свою семью. В городе вы купите самую дешевую еду, поскольку не можете позволить себе роскошь выбора более этично произведенного продукта.

Во-вторых, мы должны умерить нерациональный образ жизни богатых. Посмотрим правде в глаза: у многих людей гораздо больше вещей, чем им действительно нужно.

В-третьих, мы должны искоренить коррупцию, поскольку без хорошего управления и честного руководства мы не сможем объединиться для решения наших огромных социальных и экологических проблем.

И, наконец, мы должны признать существование проблем, вызванных ростом численности людей и их домашнего скота. Сегодня нас более семи миллиардов, и во многих регионах мы уже израсходовали ограниченные природные ресурсы быстрее, чем природа сумела их восполнить. А к 2050 году нас предположительно будет около десяти миллиардов. Если мы продолжим жить так, как живем сейчас, это будет означать конец жизни на Земле, какой мы ее знаем.

– Это непростые задачи, – сказал я.

– Да, так и есть, но они нам под силу, если мы используем для их решения наш человеческий интеллект – и старое доброе здравомыслие. И, как я уже упомянула, мы начинаем делать успехи.

Конечно, в большей степени наш натиск на мать-природу на самом деле вызван не отсутствием разума, а отсутствием сострадания к будущим поколениям и здоровью планеты: абсолютным эгоистическим стремлением получать сиюминутную выгоду для увеличения богатства и власти людей, корпораций и правительств. В остальном причина в легкомыслии, необразованности и бедности. Другими словами, похоже, что наш умный мозг и сострадательное сердце находятся в разобщенном состоянии. Для истинной мудрости необходимо как думать головой, так и понимать сердцем.

– Не лишаемся ли мы части нашей мудрости, когда теряем связь с природой? – спросил я.

– Я уверена, что лишаемся. Культурам коренных народов всегда была свойственна тесная связь с миром природы. Среди туземцев много мудрых шаманов и целителей; эти народы хорошо знают о преимуществах жизни в гармонии с природой.

– Что же мы забыли или предпочли игнорировать?

– Что все живое – разумно, – ответила Джейн. – Думаю, коренные народы ощущают это, когда говорят о животных и деревьях как о своих братьях и сестрах. Мне нравится думать, что наш человеческий интеллект является частью Разума, который привел к созданию Вселенной. Возьмем, к примеру, деревья! Теперь мы знаем, что они могут передавать информацию друг другу через подземные сети корней и оплетающие их тонкие белые нити микрогрибов.

Я был знаком с работой Сюзанны Симард, одной из экологов, сделавших это фантастическое открытие. Она назвала эту сеть «интернетом деревьев» (Wood Wide Web), потому что оказалось, что все деревья в лесу связаны между собой под землей. Через эту сеть деревья могут получать информацию о родстве, здоровье и нуждах друг друга.

Мы с Джейн некоторое время обсуждали это захватывающее исследование, и она рассказала мне о немецком леснике Петере Вольлебене, который также делится с миром малоизвестными тайнами деревьев.

– Интересно, – отметила Джейн, – что и Питер, и Сюзанна начинали как лесники: занимались управлением лесами, чтобы получать как можно больше прибыли от их заготовки. Питер уволился с работы через пятнадцать лет, когда обнаружил, что его любимый лес прекрасно себя чувствует сам по себе, даже если им практически не управлять. И тогда он решил посвятить себя защите и изучению этого леса. Он написал книгу «Тайная жизнь деревьев». И я искренне считаю, что эта книга сделала для деревьев то же, что «В тени человека» сделала для шимпанзе.

– Да, и недавняя книга Сюзанны «В поисках дерева-матери» оказывает такое же влияние.

Джейн сидела, глядя на ветки дерева прямо за окном, слабо освещенные светом домика. Я спросил, о чем она думает.

– Этот невероятный мир, в котором мы живем, вызывает у меня удивление и благоговение. И правда в том, что мы разрушаем его, даже не до конца изучив. Мы думаем, что умнее природы, но это не так. Наш человеческий интеллект удивителен, но нам нужно быть скромными и признать, что в природе существует еще более высокий разум.

– Есть ли у Вас надежда, что мы сможем вернуться к истокам мудрости природы? – спросил я.

– Да, есть, но опять же, без слаженных действий головы и сердца, без ума и сострадания будущее весьма беспросветно. Но надежда необходима, потому что без нее мы впадем в апатию и продолжим разрушать будущее наших детей.

– Можем ли мы действительно исцелить все, чему навредили?

– Мы должны! – с жаром воскликнула Джейн. – Мы уже начали, и природа в любой момент готова подхватить начатое и помочь исцелить себя. Она необычайно жизнеспособна. И помните, природа намного умнее нас!

Это плавно подвело нас ко второй причине надежды Джейн.