Текст книги "Надёжное будущее. Руководство по выживанию в трудные времена"

Как мы сохраняем надежду в трудные времена?

Я проснулся ранним утром жаркого танзанийского лета от бормотания муэдзина, призывающего к молитве. Пока в розовом свете восходящего солнца голубая вода и лазурное небо становились все яснее, я наблюдал за рыбаком в крошечной деревянной лодке, больше похожей на долбленое каноэ, который забрасывал в воду тонкую белую сеть, надеясь поймать рыбу… Он бросал сеть снова и снова, и каждый раз, когда вытягивал ее обратно, доставал попавшие в нее палочки и листья, а пару раз и полиэтиленовый пакет или бутылку, но не рыбу. Наверняка, именно надежда – и голод – заставляли его каждое утро вставать, чтобы накормить семью.

Когда я прибыл в дом Джейн позже тем утром, она встретила меня в саду за домом и указала на темное пятно на колене своих брюк.

– Это кровь, – пояснила она.

Когда мы прогуливались по ее большому дикому саду, Джейн показала мне место, где она споткнулась прошлым вечером и поранила колено.

Она рассказала, как это произошло.

– Я держала свечи вот так, – показала она, высоко подняв руки, – чтобы видеть, куда направляюсь, вместо того, чтобы освещать землю перед собой. Кто-то сказал мне: «Смотри под ноги», но к тому времени я уже совсем выдохлась.

Джейн, похоже, ничуть не беспокоила ее травма.

– Мое тело быстро восстанавливается, – пояснила она.

– Уверен, с вами случались травмы и серьезнее, – предположил я, пытаясь соответствовать ее невозмутимому настроению.

– О, да. Посмотрите на это, – сказала Джейн, с видимым удовольствием указывая на вмятину на щеке, которая, похоже, была признаком сломанной кости.

– Что с вами случилось?

– Это мне так довелось повстречаться с камнем в Гомбе.

– Расскажите мне, что произошло.

– Что ж, раз мы затронули эту тему, я расскажу вам в подробностях, потому что это было весьма драматично…

Но не успела она начать, как подбежали собаки и дружелюбно бросились к нам. Один из них, Марли, был маленькой белой собакой с короткими лапами, чем-то вроде помеси корги и вест-хайленд-терьера, со стоячими пушистыми ушками. Другая, Мика, была более крупной коричнево-черной смешанной породы с висячими ушами лабрадора.

– Мы подобрали обоих, – сказала Джейн. – Мику мы привезли из приюта, основанного одним нашим другом. А Марли был бродячим, Мерлин нашел его на улице. Мы совсем ничего не знаем об их прошлом.

Она погладила собак и начала свой рассказ.

– Это случилось двенадцать лет назад, когда мне было семьдесят четыре года. Я поднималась по склону, который был слишком крутым. Это было глупо с моей стороны, но самка шимпанзе ушла куда-то вверх по этому склону, и я хотела попытаться найти ее. Склон был ненадежный, и, поскольку стоял сухой сезон, по бокам было не за что ухватиться, разве что за клочки сухой травы, которые оставались в моей руке при попытке за них уцепиться.

Тем не менее я почти добралась до вершины, и там прямо надо мной лежал большой камень. Я подумала, что просто подтянусь к этому камню, а затем к другому, который виднелся за ним, и тогда окажусь наверху… Я протянула руку, схватилась за камень, и, к моему ужасу, он просто оторвался от земли. А он был примерно вот такого размера, – Джейн развела руки на два фута, – и очень-очень плотный и тяжелый. И вот он приземлился мне на грудь, и мы вместе покатились вниз – в итоге я оказалась на боку, как бы прижимая камень к себе!

Склон, как я уже сказала, был крутым, и до самого низа было метров тридцать. Если бы что-то не оттолкнуло меня в сторону, в какую-то растительность, о существовании которой я даже не подозревала, меня бы сейчас здесь не было. Я была спасена, но камень улетел к самому подножию. Чтобы занести его обратно, понадобилась помощь двоих мужчин с носилками. Он был слишком тяжелый, чтобы я могла его поднять. Этот камень лежит возле моего дома в Гомбе, – заключила Джейн, торжествующе описывая трофей. – Мы предлагаем людям угадать его вес.

– Сколько же он весит? – спросил я.

– Сто фунтов или пятьдесят девять килограммов.

– Но, если учесть скорость падения, он, должно быть, надавил на вас с гораздо большей силой, когда вы летели со склона, – заметил я.

– Уж мне ли этого не знать! – воскликнула Джейн.

– Что оттолкнуло вас в сторону?

– Кто-то или что-то – некая неведомая сила – присматривает за мной там, наверху, – ответила Джейн, поднимая взгляд. – Такого рода вещи случались со мной и раньше.

– Кто-то… – начал я, но Джейн еще не закончила свой рассказ. Мы не смогли обсудить, кто или что за ней присматривает, но я был уверен, что мы еще вернемся к этой теме позже.

– Когда через два дня я добралась до рентгеновского аппарата, выяснилось, что у меня вывих плеча. Прошло много времени, с лица уже сошли синяки, но у меня оставалось явное ощущение, что что-то не так. И я спросила своего стоматолога, может ли он сделать рентген.

– Стоматолога? – удивленно переспросил я.

– Ну да, раз уж я и так была у него на приеме. К тому же, мне не хотелось утруждать себя записью к врачу. Стоматолог ответил, что не может сделать нормальный рентген, но похоже, что у меня треснула скула. Он добавил, что, возможно, мне должны поставить металлическую пластину. Но я был совершенно уверена, что никакая пластина в щеке мне не нужна. Только представьте, как бы я проходила контроль безопасности в аэропорту! И вообще, у меня не было времени на незначительные боли. У меня была работа. И у меня все еще нет на них времени. И все еще остается работа.

Многие пожилые люди, которых я знал, проводили значительную часть времени, сосредотачиваясь на своих болезнях и недомоганиях, но самыми здоровыми и счастливыми казались те, кто уделял свое внимание чему-то помимо собственных проблем. Джейн являла собой яркий пример стойкости и настойчивости перед лицом трудностей, и, как отмечали исследователи, такая настойчивость просто необходима для надежды. Ничто не могло помешать ей достичь своей цели.

– Вы всегда были такой сильной и выносливой? – поинтересовался я.

Джейн рассмеялась.

– Нет, в детстве я постоянно болела. Мой дядя Эрик, врач, называл меня Усталым Вилли[4]4
  Усталый Вилли – клоунский персонаж, созданный американским цирковым артистом Эмметтом Лео Келли по образу бродяг времен Великой депрессии 1930-х годов.


[Закрыть]. А еще я раньше на полном серьезе думала, что мой мозг болтается внутри головы и бьется о стенки черепа. Не знаю, как я до этого додумалась. Но у меня были просто невыносимые мигрени.

– У меня тоже были мигрени. Они ужасны, – сказал я.

Меня впечатлила ее стойкость духа, которая, по-видимому, побудила ее стать такой выносливой во взрослой жизни. Это напомнило мне одну из самых трогательных историй о силе разума, которые мне доводилось слышать.

– Знакомы ли Вы с работами психолога Эдит Эгер? – спросил я, зная об интересе Джейн к теме Холокоста и тому, как он раскрывает человеческую природу.

– Нет, расскажите мне о ней.

Доктор Эгер было всего шестнадцать, когда ее вместе с семьей отправили в вагоне для перевозки скота в Освенцим. Мать сказала ей: «Мы не знаем, куда мы едем. Мы не знаем, что произойдет. Главное, помни, что никто не может отнять у тебя то, что ты вложила себе в голову». Она помнила слова матери даже после того, как ее родителей отправили в крематорий.

Хотя все вокруг нее, от охранников до других узников, говорили ей, что она никогда не выйдет оттуда живой, она не теряла надежды. Она сказала себе: «Это временно. Если я выживу сегодня, завтра я буду свободна».

Одна из девушек в лагере смерти была очень больна. Каждое утро доктор Эгер ожидала увидеть ее мертвой на своей койке. Тем не менее день за днем ей удавалось подняться с деревянной кровати и проработать еще один день. Каждый раз, когда она стояла в очереди на отбор, ей удавалось выглядеть достаточно здоровой, чтобы ее не отправили в газовую камеру. Каждую ночь она падала на свою койку, задыхаясь.

Эди спросила ее, как ей удается держаться. Девушка сказала: «Я слышала, что к Рождеству нас освободят». Она отсчитывала каждый день и каждый час, но пришло Рождество, а их так и не освободили. Девушка умерла на следующий день. По словам Эди, надежда поддерживала в ней жизнь, и, когда она потеряла надежду, она лишилась воли к жизни.

Доктор Эгер говорит, что люди, которые задаются вопросом, как можно иметь надежду в, казалось бы, безнадежных ситуациях, таких как лагерь смерти, путают надежду с идеализмом. Идеализм подразумевает, что все будет справедливо, легко или хорошо. Она считает, что это защитный механизм, мало чем отличающийся от отрицания или самообмана. Доктор Эгер отмечает, что надежда не отрицает зло, а является ответом на него.

Я начинал понимать, что надежда была не просто принятием желаемого за действительное. Она принимала во внимание все факты и препятствия, но не позволяла им сломить или остановить нас. Я уверен, что именно так срабатывала надежда во многих, казалось бы, безнадежных ситуациях.

– Я знаю, – задумчиво сказала Джейн. – Надежда не всегда основывается на логике. Более того, она может показаться очень нелогичной вещью.

Сегодняшняя ситуация в мире определенно может выглядеть безнадежной, и все же Джейн сохраняет надежду, даже когда «логика» говорит нам, что для этого нет никаких причин. Может быть, надежда – это не только отражение фактов.

Надежда – это то, как мы создаем новые факты.

Я знал, что надежда Джейн, несмотря на мрачные мировые реалии, была сосредоточена вокруг четырех основных причин: удивительного человеческого интеллекта, жизнеспособности природы, силы молодости и неукротимого человеческого духа. И я знал, что она путешествовала по миру, делясь этой мудростью и вселяя надежду в других. Мне не терпелось рассмотреть и обсудить с Джейн эти причины. Почему она думала, что наш удивительный человеческий интеллект является источником надежды, учитывая все зло, на которое он способен?

Разве наша сообразительность не привела нас на грань гибели? Я мог представить, почему она надеется на жизнеспособность природы, но способна ли природа вынести разрушения, которые мы спровоцировали? И почему Джейн видела надежду в молодых людях, учитывая, что предыдущие поколения не смогли решить проблемы, с которыми мы сталкиваемся, и что молодежь все еще не правит миром? И, наконец, что она имела в виду под неукротимым человеческим духом, и как он мог нас спасти?

Но время, которое мы отвели на беседу в тот день, закончилось, и мы договорились, что продолжим рано утром следующего дня.

Однако нашим планам не было суждено осуществиться.

Поздно ночью у меня зазвонил мобильный телефон. Это была моя жена Рэйчел. Моего отца срочно доставили в больницу, и ситуация, похоже, была серьезной. Я забронировал ближайший рейс в Нью-Йорк и позвонил Джейн, чтобы сообщить ей, что придется отложить наши беседы, пока состояние моего отца не стабилизируется.

Надежда и безнадежность перестали быть для меня интеллектуальными категориями. Они стали всем.

II. Четыре причины для надежды Джейн

Причина первая: удивительный человеческий интеллект

– Мне было очень жаль услышать о том, что случилось с вашим отцом, – сказала Джейн четыре месяца спустя, когда мы встретились в Нидерландах.

Симптомы, которые врачи первоначально приписали обычному старению, а также нарастающая слабость в ногах отца, оказались проявлениями агрессивной Т-клеточной лимфомы центральной нервной системы, поразившей его позвоночник, а затем и головной мозг. Прилетев из Дар-эс-Салама, я провел несколько месяцев, навещая его в больнице в Нью-Йорке, где он героически пытался сохранить надежду и сознание, пока в конце концов рак не лишил его и того и другого. Я никогда не забуду с какой храбростью и невозмутимостью он встретил известие о том, что его рак неизлечим, и ему осталось жить всего несколько недель или, возможно, месяцев. «Похоже, пришло время смириться с неизбежным», – сказал он.

Когда он испытывал мучительную боль и был на пороге смерти, я спросил его, как долго, по его мнению, он пробудет здесь. «Ровно столько, сколько нужно, чтобы получить инструкции по посадке, – ответил он, – или совершить прыжок в вечность». Я видел, что у надежды есть предел, и все еще переживал глубокое горе. Доброта и понимание Джейн очень много значили для меня в тяжелые месяцы болезни отца и после, когда его не стало.

Я встретился с Джейн в отреставрированном домике лесника посреди леса в природном заповеднике недалеко от Утрехта. Коттедж был уютным и хорошо утепленным, с защитой от леденящего кровь холода и ветров, которые зимой дуют на большей части территории Нидерландов. Мы сели друг напротив друга. Сквозь окна в комнату проникали косые солнечные лучи, потрескивал костер.

Джейн приехала прямиком из дома своей семьи в Англии, где провела четыре дня после длительной поездки в Пекин, Чэнду, Куала-Лумпур, Пенанг и Сингапур. Несмотря на свои почти постоянные путешествия по миру, она выглядела энергичной и полной энтузиазма начать нашу беседу. Джейн была одета в синюю водолазку и зеленый жакет; она сидела, сложив руки поверх серого шерстяного одеяла.

– Спасибо вам за слова соболезнования, – произнес я. Джейн написала мне, когда мой отец ушел из жизни. – Простите, что мне пришлось уехать так внезапно.

– Более всего печально то, по какой причине вам пришлось уехать.

– Это были трудные несколько месяцев, – признался я.

– С этим невозможно смириться до конца. Это такая большая потеря, – сказала Джейн. – Думаю, глубина нашего горя – это напоминание о глубине нашей любви.

Я улыбнулся, тронутый ее словами.

– Он был замечательным отцом.

На смертном одре его сердце и любовь казались даже более важными для него, чем его голова и разум, и мне было интересно, почему человеческий интеллект был для Джейн одной из причин для надежды. Во всяком случае, когда нейроны моего отца то вспыхивали, то затем распадались в бреду, я был поражен тем, насколько хрупко наше сознание.

Наш разум показался мне таким уязвимым и несовершенным.

Мы немного посидели, почтив память моего отца и всех, кто нас покинул. И затем начали беседу.

– Почему человеческий интеллект является для Вас одним из оснований для надежды? – задал я вопрос.

– Самое большое отличие нас от шимпанзе и других животных – это скачок в развитии нашего интеллекта.

– Что именно Вы имеете в виду под человеческим интеллектом?

– Ту часть нашего мозга, которая способна рассуждать и решать проблемы.

Одно время ученые говорили, что эти характеристики присущи только человеку, и на Джейн и ее коллегах лежала большая ответственность за то, чтобы показать преемственность интеллекта у всех животных, включая человека. Я поделился этой мыслью с Джейн.

– Да, сегодня мы знаем, что животные намного умнее, чем люди привыкли думать, – сказала она. – Шимпанзе и другие человекообразные обезьяны могут запоминать более четырехсот слов американского языка жестов, решать сложные задачи на компьютере и, как и некоторые другие животные, включая свиней, любят рисовать. Сообразительность ворон и попугаев просто поразительна. Крысы тоже чрезвычайно умны.

– Еще я помню, как Вы рассказывали мне в Танзании, что осьминоги необычайно сообразительны и могут решать разнообразные задачи, даже несмотря на то, что их мозг устроен совсем иначе, чем мозг млекопитающих, – вспомнил я.

Джейн рассмеялась.

– Собственно говоря, у них есть мозг в каждом из восьми щупалец! Расскажу еще кое-что, что вам точно понравится: оказывается, можно научить шмелей закатывать шарик в лунку за награду в виде капли нектара. И что еще более примечательно, другие шмели, которых этому не учили, могут выполнить эту же задачу, просто наблюдая за обученными шмелями. Мы постоянно изучаем что-то новое, и я всегда говорю студентам, что сейчас прекрасное время для изучения интеллекта животных.

– Так что же именно в нашем интеллекте отличает нас от всех других животных? – поинтересовался я.

– Несмотря на то, что шимпанзе, наши ближайшие ныне живущие родственники, могут превосходно справляться со всеми видами тестов на интеллект, даже самые умные шимпанзе не смогли бы сконструировать ракету, из которой выбрался бы робот, запрограммированный передвигаться по поверхности Красной планеты – Марса – и делать фотографии для ученых на Земле. Человечество сделало столько всего невероятного: просто вспомните Галилея, Леонардо да Винчи, Линнея, Дарвина, Ньютона и его яблоко; подумайте о пирамидах, о великой архитектуре, о нашем искусстве и музыке.

Джейн сделала паузу, и я задумался обо всех тех гениальных людях, которые выдвигали теории и строили потрясающие здания без каких-либо изощренных инструментов, которыми мы располагаем сегодня, и у которых не было доступа ни к каким знаниям, накопленным в прошлом. Джейн прервала мои размышления.

– Знаешь, Дуг, всякий раз, когда я смотрю на полную луну в небе, я испытываю то же чувство благоговения и удивления, что и в тот исторический день в 1969 году, когда Нил Армстронг стал первым человеком, ступившим на Луну. А вскоре за ним последовал и Базз Олдрин. И я думаю: «Люди действительно там побывали. Ого!»

Когда я выступаю с докладами, я всегда говорю людям, чтобы посмотрев в следующий раз на луну, они постарались уловить чувство благоговения, а не принимали это как должное.

– Поэтому, – продолжила Джейн, – я искренне считаю, что именно скачок человеческого интеллекта превратил довольно слабый и ничем не примечательный вид доисторических обезьян в самопровозглашенных хозяев мира.

– Но если мы намного умнее других животных, почему мы совершаем так много глупостей? – спросил я.

– Ах! – сказала Джейн. – Вот поэтому я и говорю «интеллектуальное» существо, а не «разумное». Разумное животное не разрушило бы свой единственный дом – а ведь именно это мы делаем на протяжении очень долгого времени. Конечно, некоторые люди по-настоящему умны, но куда больше тех, кто таковыми не являются. Мы называли себя Homo sapiens, «человеком разумным», но, к сожалению, современному миру не хватает разумности.

– Но мы ведь хитры и изобретательны? – спросил я.

– Да, мы очень хитры и крайне изобретательны. А еще, как все приматы и многие другие животные, мы очень любопытные существа. И наше любопытство в сочетании с интеллектом привело ко многим великим открытиям в различных областях, потому что нам нравится выяснять, как и почему все устроено именно так, а не иначе, расширяя границы нашего понимания.

– Так что, по-вашему, имело значение? – спросил я. – Почему человеческий мозг эволюционировал и превзошел мозг шимпанзе?..

– Язык, – ответила Джейн, явно предвидя мой вопрос. – На каком-то этапе эволюции мы развили способность общаться словами. Наше владение языком позволило учить вещам, не относящимся к настоящему времени. Мы смогли передавать мудрость, почерпнутую из успехов и ошибок прошлого. Смогли строить планы на далекое будущее. А самое главное, мы смогли объединить людей для обсуждения проблем, людей из разных слоев общества с разными знаниями.

Было интересно узнать, что Джейн выделяла язык как причину скачка человеческого интеллекта. Ведь, что любопытно, исследуя тему надежды, я обнаружил, что язык, целеполагание и надежда, по-видимому, возникают в одной и той же области мозга – в префронтальной коре, которая находится прямо за лобной костью и является самой недавно развившейся частью нашего мозга. У человека эта область мозга больше, чем у других высших приматов.

Какое-то время мы говорили обо всем, чего достигли люди, например, о проектировании механизмов, позволяющих нам летать по воздуху и исследовать глубины океана, и о технологиях, благодаря которым мы можем в реальном времени общаться с людьми, находящимися на другом конце земного шара.

– А ведь, согласитесь, действительно странно, что этот же самый удивительный человеческий интеллект и втянул нас в весь происходящий хаос, – заметил я. – Именно он вывел мир из равновесия. Можно возразить, что человеческий интеллект был величайшей ошибкой эволюции – ошибкой, которая сейчас угрожает всему живому на планете.

– Да, мы определенно наломали дров, – согласилась Джейн. – Но причина в том, как именно мы использовали интеллект, а не в интеллекте как таковом. Смесь алчности, ненависти, страха и жажды власти побуждает нас использовать свой интеллект весьма неудачным образом. Но хорошая новость заключается в том, что разум, достаточно умный, чтобы создать ядерное оружие и искусственный интеллект, также, безусловно, способен придумать, как устранить вред, который мы нанесли нашей бедной старушке-планете.

Теперь, когда мы все больше и больше осознаем, что натворили, мы действительно начали использовать наш творческий потенциал и изобретательность для устранения причиненного вреда. Уже существуют такие инновационные решения как возобновляемые источники энергии, регенеративное сельское хозяйство и пермакультура[5]5
  Пермакультура (от англ. permaculture – permanent agriculture – «перманентное сельское хозяйство») – подход к проектированию окружающего человека пространства, а также система ведения сельского хозяйства, основанная на взаимосвязях, наблюдаемых в естественных, достаточно устойчивых экосистемах.


[Закрыть], переход на растительную диету и многое другое – все они направлены на то, чтобы научиться решать проблемы по-новому. И, как отдельные личности, мы признаем, что нам нужно оставлять меньший экологический след, и задумываемся о том, как это сделать.

– Значит, наш интеллект сам по себе ни хорош, ни плох: он зависит от того, как мы, люди, решим его использовать: чтобы сделать мир лучше или чтобы разрушить его?

– Да, именно поэтому наш интеллект и язык отличают нас от других животных. Мы и хуже, и лучше, потому что у нас есть возможность выбирать. – Джейн улыбнулась. – Мы наполовину грешники, наполовину святые.