Текст книги "Надёжное будущее. Руководство по выживанию в трудные времена"

Причина вторая: стойкость природы

– Давайте прогуляемся, – предложила Джейн на следующее утро. Мы надели куртки и вышли на улицу. Воздух был прохладным; нас приветствовал северный ветер, гуляющий в кронах деревьев заповедника.

– Можно будет приготовить что-нибудь горячее, когда вернемся, – подбодрила Джейн, когда мы закрыли дверь.

Сделав несколько шагов, Джейн сказала:

– Полезно хоть раз в день гулять. Хотя я не очень люблю гулять без собаки.

– Почему?

– Собака придает прогулке цель.

– Каким образом?

– Ты делаешь кого-то другого счастливым.

Я вспомнил спасенных ею собаках, которых видел в доме Джейн в Танзании, и о том, что она выглядела как никогда счастливой, когда ее окружали различные существа, большие и малые.

Мы совершили чудесную прогулку вокруг небольшого озера. Джейн выступала в роли экскурсовода, показывая мне пейзажи, которые она уже видела накануне. Большинство деревьев было без листвы, заповедник пребывал в зимней спячке.

Мы шли уже минут тридцать, как вдруг солнце пробилось сквозь тучи, осветив большое дерево вдалеке.

– Давайте дойдем до того дерева на солнце, – сказала Джейн, – а потом вернемся.

Я был рад приблизиться к любому пятну тепла.

После многих лет борьбы с ветрами дерево было изогнуто в сторону. Когда мы подошли к нему, Джейн положила руку на покрытый мхом ствол величественного дуба Тернера.

– Это дерево, к которому я хотела подойти и поздороваться… Здравствуй, дерево.

Дерево укрыло нас от ветра, на наши лица падали лучи солнца.

– Красиво, – произнес я, касаясь пористого зеленого мха, который нежно поглаживала Джейн.

Джейн рассказывала мне, что в детстве она была очень привязана к буковому дереву, росшему в саду. Она забиралась на него и читала там книги о докторе Дулиттле и Тарзане, часами скрываясь в зеленых объятиях дерева и чувствуя себя ближе к птицам и небу.

– Вы дали этому дереву какое-нибудь имя?

– Просто Бук, – ответила Джейн. – Я так любила это дерево, что убедила свою бабушку – мы звали ее Дэнни – подарить его мне на мое четырнадцатилетие, и даже составила и дала ей подписать завещание, в котором она передавала дерево мне.

При помощи корзины и длинной веревки я поднимала наверх свои книги, а иногда еще и делала там домашнюю работу. И мечтала о том, как однажды буду жить с животными в дикой природе.

– Я знаю, что вы в основном изучали животных, но, когда вы работали над своей последней книгой «Семена надежды», вы многое узнали и о растениях, не так ли?

– Да, и мне очень понравился этот опыт, царство растений – это такой увлекательный мир! Если подумать, то без флоры не было бы и фауны, не было бы! Не было бы людей. Если подумать, вся жизнь животных в конечном счете зависит от растений. Это своего рода удивительный гобелен жизни, где каждый маленький стежок крепится к соседним стежкам. И нам еще так многому предстоит научиться – мы словно младенцы в лесу, когда дело доходит до настоящего понимания природы. Мы еще даже не начали изучать множество форм жизни в почве под нами. Только подумайте: корни этого дерева уходят далеко вниз, зная так много всего, чего не знаем мы, и доносят свои секреты до ветвей над нами.

Пока Джейн смотрела с земли на самую верхушку дерева, я отчетливо представил себе ее в раскачиваемых ветром ветвях Бука. Затем я вспомнил, как тогда в Танзании танцевали ее руки, когда она описывала мурмурацию скворцов, и как она сказала, что натуралисту необходима эмпатия, интуиция и даже любовь. Я хотел узнать, что она открыла для себя в глубочайших тайнах мира природы, и почему то, что она там обнаружила, дало ей ощущение покоя и надежду на будущее – то, что я так жаждал обрести.

– Джейн, по вашим словам, стойкость природы дает вам надежду – почему?

Джейн улыбнулась, глядя на большое дерево перед нами. Ее рука все еще покоилась на его замшелой и узловатой древней коре.

– Я думаю, что лучше всего смогу ответить на ваш вопрос, рассказав историю.

Я заметил, что Джейн часто отвечала на вопросы историями, и поделился с ней этим наблюдением.

– Да, я обнаружила, что истории проникают в сердца лучше, чем любые факты или цифры. Люди запоминают смысл хорошо рассказанной истории, даже если не помнят всех деталей. Как бы то ни было, я хочу ответить на ваш вопрос историей, которая началась в тот ужасный день 11 сентября 2001 года, когда рухнули башни-близнецы. В тот день, когда наш мир навсегда изменился, я была в Нью-Йорке. Я до сих пор помню отрицание, страх, замешательство, когда город затих, и лишь завывание сирен полицейских машин и машин скорой помощи нарушало тишину опустевших улиц.

В моей голове замелькали воспоминания о том страшном дне, когда эти два столпа нашего современного мира рухнули. Выросший в Нью-Йорке, я воспринял теракты глубоко и лично – у всех были друзья или родственники, которые находились в башнях или поблизости, когда произошла атака. Я подумал об огромном кратере в Граунд-Зиро, о разрушениях, об ужасе всего этого.

Джейн продолжила свой рассказ.

– Прошло десять лет с того ужасного дня, и я познакомилась с выжившим деревом – грушей Каллери, которую через месяц после обрушения башен обнаружила зажатой между двумя цементными блоками работница по ликвидации последствий. Уцелела лишь половина ствола, обугленная до черноты и с обломанными корнями. На дереве была только одна живая ветвь. Дерево чуть не отправили на свалку, но молодая женщина, которая его нашла, Ребекка Клаф, умоляла дать ему шанс. И тогда дерево отправили на попечение сотрудников питомника в Бронксе.

Восстановление здоровья этого серьезно поврежденного дерева было непростой задачей, и какое-то время его жизнь висела на волоске. Но в конце концов оно справилось. И как только дерево достаточно окрепло, его вернули обратно, чтобы посадить в Мемориале и музее 11 сентября. Весной ветки дерева сверкают белизной цветов. Теперь люди знают его историю. Я видела, как они смотрели на дерево и вытирали слезы. Оно действительно является символом стойкости природы и напоминанием обо всем, что мы потеряли в тот ужасный день двадцать лет назад.

Мы с Джейн стояли в тишине, задумавшись о стойкости этого дерева.

Потом Джейн снова заговорила:

– У меня есть еще одна история о выжившем дереве, которая в каком-то смысле еще более драматична. В 1990 году я посетила Нагасаки, город, на который в конце Второй мировой войны была сброшена вторая атомная бомба. Люди, у которых я остановилась, показали мне фотографии тотального и ужасающего опустошения города. Огненный шар, образовавшийся в результате ядерного взрыва, достиг температуры, эквивалентной солнечной – миллионов градусов.

То, что я увидела, напоминало лунный ландшафт или то, как в моем представлении мог бы выглядеть ад Данте. Ученые предсказывали, что там ничего не будет расти в течение десятилетий. Но каким-то удивительным образом уцелели два пятисотлетних камфорных дерева. От них остались только нижние части стволов, на которых оторвало почти все ветки. На изувеченных деревьях не осталось ни единого листочка. Но они были живы.

Меня отвезли к одному из этих выживших деревьев. Дерево выросло большим, но на его толстом стволе есть трещины и щели, и видно, что оно полностью черное внутри. И все же каждую весну на дереве появляются новые листья. Многие японцы считают его священным памятником миру и жизни, а на его ветвях в память обо всех погибших развешены написанные мелкими иероглифами на пергаменте молитвы. Я стояла там, пораженная тем разрушением, которое мы, люди, способны вызвать, и невероятной стойкостью природы.

Голос Джейн был полон благоговения; было видно, что она погрузилась в воспоминания о той встрече.

Меня тронули эти две истории. Но все же я не совсем понимал, как рассказы об этих сильных деревьях могли стать для Джейн одной из главных причин того, что у нашего мира и планеты есть надежда.

– Но объясните мне, пожалуйста, что выживание этих деревьев говорит Вам о стойкости природы в целом?

– Я помню один ужасно сильный лесной пожар в Гомбе, который пронесся по редколесью над долинами. Все было обугленным и черным. Тем не менее через пару дней после небольшого ливня вся местность покрылась бледно-зеленым ковром новой травы, пробившейся сквозь черную почву. А немного позже, когда сезон дождей начался всерьез, несколько деревьев, которые, как я была уверена, бесповоротно погибли, начали покрываться новыми листьями. Склон холма воскрес из мертвых. Конечно, подобная стойкость встречается по всему миру. И она не ограничивается флорой – представители фауны тоже могут регенерировать. Например, сцинки.

– Сцинки? – переспросил я.

– Разновидность ящериц, которые отбрасывают свой хвост. Так они отвлекают хищников: те нападают на бешено извивающийся хвост, а тем временем сцинк скрывается от погони. Затем у сцинка из окровавленного обрубка сразу же начинает расти новый хвост. Даже позвоночник отрастает вновь. Подобным образом отрастают новые хвосты у саламандр, щупальца у осьминогов и лучи у морских звезд. Морская звезда может даже хранить в отброшенном луче питательные вещества, которые поддерживают в ней жизнь, пока не отрастет новое тело и рот!

– Но разве сейчас мы не доводим природу до предела? Нет ли такой точки, в которой стойкость становится невозможной, точки, когда нанесенный ущерб становится непоправимым? – спросил я Джейн.

Я подумал о выбросах парниковых газов, которые задерживают солнечное тепло и вызывают повышение температуры по всему миру уже на 1,5 градуса по Цельсию. И это, в купе с разрушением естественной среды обитания, способствует ужасающему сокращению разнообразия форм жизни. В исследовании 2019 года, опубликованном Организацией Объединенных Наций, сообщается, что виды вымирают в десятки и сотни раз быстрее, чем это происходило бы в естественных условиях, и что миллионы видов животных и растений могут исчезнуть в ближайшие несколько десятилетий в результате деятельности человека. Мы уже уничтожили 60 % всех млекопитающих, птиц, рыб и рептилий – ученые называют это «шестым массовым вымиранием».

Я поделился этими опасениями с Джейн.

– Это правда, – признала она. – Действительно, ситуаций, когда кажется, что природа уже доведена до предела нашим деструктивным поведением, очень много.

– И все же, – сказал я, – несмотря на все это Вы говорите, что стойкость природы дает вам надежду. По правде говоря, исследования и прогнозы о будущем нашей планеты довольно печальны. Действительно ли природа может пережить этот натиск человеческого опустошения?

– На самом деле, Дуг, именно поэтому так важно написать эту книгу. Я встречаю очень много людей, потерявших всякую надежду, в том числе тех, кто занимался защитой природы.

Они видят, как уничтожаются места, которые они любили; проекты, над которыми они трудились, терпят неудачу; усилия по спасению дикой природы не поддерживаются, потому что правительства и предприятия ориентируются на краткосрочную выгоду и немедленную прибыль, пренебрегая сохранением окружающей среды для будущих поколений. И из-за всего этого все больше и больше людей всех возрастов ощущают из-за происходящего тревогу, а иногда и глубокое отчаяние.

– Для этого есть термин, – сказал я. – «Эко-горе».

– Я читал отчет Американской психологической ассоциации, – продолжил я, – в котором говорится, что климатический кризис может вызывать у людей целый ряд чувств, включая беспомощность, депрессию, страх, фатализм, покорность и то, чему теперь дали название «экологическое горе» или «экологическая тревога».

– Страх, печаль и гнев – все это очень естественные реакции на то, что происходит в нашей реальности, – сказала Джейн. – И любое обсуждение надежды было бы неполным, если бы мы не признали огромный ущерб, который нанесли миру природы, и не затронули в разговоре настоящую боль и страдания, которые испытывают люди, наблюдая за происходящими огромными потерями.

– Вам случается переживать экологическое горе? – спросил я Джейн.

– Довольно часто, а иногда, может быть, и сильнее, чем другим. Помню, как-то весенним днем около десяти лет назад я стояла со старейшинами инуитов[6]6
  Инуиты – этническая группа автохтонных народов Северной Америки, обитающая приблизительно на 1/3 северных территорий Канады от полуострова Лабрадор до устья реки Маккензи. Входит в более многочисленную группу коренных народов севера «эскимосы».


[Закрыть] у огромной ледяной скалы в Гренландии и смотрела, как стекает вниз вода и откалываются айсберги. Старейшины инуитов сказали, что во времена их молодости лед здесь никогда не таял, даже летом. А тогда стояла поздняя зима. Они плакали. Именно тогда реальность изменения климата поразила меня до глубины души. Мое сердце защемило от боли при мысли об участи белых медведей, когда я наблюдала за дрейфующими кусками льда там, где должен был быть твердый и прочный ледяной покров.

Лицо Джейн помрачнело от воспоминаний о том дне.

– Оттуда я улетела в Панаму, – продолжила она, – где встретила несколько коренных жителей, которых уже переселили с их островов по причине того, что уровень моря поднимался из-за таяния льда и нагревания воды. Им пришлось уехать, потому что во время прилива их домам угрожала опасность. Эти два события, произошедшие подряд, оказали на меня сильное влияние.

– Нас всегда глубоко поражает, когда мы видим, как места, которые мы любим, навсегда изменяются или уничтожаются, – сказал я.

– Кроме того, огромные лесные пожары стали бушевать в Австралии, на Амазонке, на американском Западе и даже за Полярным кругом, – добавила Джейн. – Невозможно не горевать, видя причиненный нами вред, страдания людей и дикой природы.

Всего через девять месяцев после этого разговора в Калифорнии и других частях мира начался самый страшный сезон лесных пожаров в современной истории. Более десяти тысяч пожаров сожгли четыре миллиона акров или 4 % всей территории штата Калифорния. Один лесной пожар произошел в десяти милях от того места, где я сейчас живу, в Санта-Круз. Только в нашем районе почти тысяча семей лишилась жилья. В течение нескольких недель воздух был непригоден для дыхания; в один особенно апокалиптический день стояла тьма, и солнцу так и не удалось пробиться сквозь загрязненное небо. Поездка в леса после пожара была похожа на посещение покрытого пеплом серого лунного ландшафта.

– Я разговаривал кое с кем, – сказал я, – у кого есть глубокое понимание того, как мы можем противостоять нашему горю и исцелять его.

Я рассказал Джейн об Эшли Кансоло, которая работает с пострадавшими от изменения климата инуитскими общинами в районе Нунациавут канадского региона Лабрадор. В своих интервью она опрашивала общины обо всем, чего они лишаются: о льде, который тает; температуре, которая повышается; растениях и животных, которые меняются; и об исчезающем образе жизни в целом.

Кунсоло слушала все эти истории отчаяния и пыталась описать их в своей диссертации, как вдруг у нее начались иррадиирующие[7]7
  Иррадиирующая боль – боль, возникающая в здоровом органе за счет прохождения нервных импульсов по нервным волокнам от больного органа.


[Закрыть] невропатические боли в руках и кистях. Боль была настолько сильной, что она не могла печатать и работать.

Эшли обошла всех врачей, но они не обнаружили никаких проблем с нервами. В конце концов она обратилась к одному из старейшин инуитов, и он сказал ей: «Ты не отпускаешь свое горе. Твое тело мешает тебе печатать, потому что ты пытаешься размышлять о своем горе, вместо того, чтобы прожить его. Твое тело не будет функционировать, пока ты не выведешь из него горе». Он сказал Кунсоло, что она должна выделить пространство для своего горя и выразить его. Кроме того, ей полагалось находить благоговение и радость в каждом дне.

– Что она сделала? – спросила Джейн.

– Она ушла в лес. Погрузила руки в ледяную реку и попросила воду унять боль. Извинилась перед землей за вред, который ей причинила она и другие люди. Это была расплата.

По словам Кунсоло, она смогла найти в лесу благоговение и радость. Она сказала мне, что всегда есть место красоте, даже когда кругом боль и страдание. Она научилась не прятаться от темноты, а просто не теряться в ней.

– Это помогло? – спросила Джейн.

– Две недели она плакала и позволяла горю выплеснуться из ее тела, и после этого нервопатическая боль исчезла.

– Какая необычная и вдохновляющая история. Я чувствую, как она перекликается с чем-то в глубине моей души, – поделилась Джейн. – Я знала многих людей, которых исцелили коренные знахари, шаманы, лекари. Мне тоже довелось ощутить на себе их силу.

– Расскажите мне подробнее, – попросил я.

– Моего первого друга из числа американских индейцев – мы называем друг друга братом и сестрой по духу – зовут Терренс Браун, а его карукское имя – Читкус. Он унаследовал от своей матери роль знахаря племени карук в Калифорнии. Однажды я пришла к нему, когда восстанавливалась после какой-то неизвестной болезни и чувствовала себя слабой и несколько подавленной, поскольку изо всех сил пыталась не выбиться из своего графика.

Читкус достал одеяло, в котором он носит барабан, ожерелье из раковин, веер из орлиных перьев и корень священного растения их племени – он сказал, что этот корень называется кишвуф. Читкус поджег корень, и когда от него пошел сладко пахнущий дым, поместил его в раковину моллюска абалон, а затем, тихо ударяя в барабан, пропел исцеляющую молитву, после чего взял кишвуф и, пока я стояла с закрытыми глазами, осторожно овеял всю меня дымом при помощи веера из перьев. После этого моя усталость прошла.

С тех пор он возжигает кишвуф и молится за меня каждое утро на рассвете. Читкус сказал мне, что, если дым поднимается прямо вверх, он понимает, что со мной все в порядке. Двое других моих друзей из числа американских индейцев – Мак Холл и Форрест Катч – также молятся за меня каждое утро. Неудивительно, что я до сих пор такая здоровая!

– Это замечательно, – отозвался я, – и я думаю, что это говорит о том, как сильно мы взаимосвязаны, и что один из аспектов нашего исцеления заключается в качестве наших отношений и способности объединяться, чтобы поддерживать друг друга.

Согласно исследованиям, социальная поддержка была определенно необходима для сохранения надежды. Слова Джейн напомнили мне еще об одном эпизоде истории Эшли Кансоло.

– Вскоре после своего исцеления Кунсоло работала с пятью общинами инуитов над созданием фильма об их горе и утратах, – сказал я. – Это пролило свет на их личную боль, и люди начали собираться вместе, чтобы обсудить, как восстановиться и что делать дальше.

– Они собрались вместе и выразили свое горе, – договорила за меня Джейн, – и это помогло им активизироваться.

– Да, – подтвердил я. – Ее история помогла мне понять, что для борьбы и преодоления нашего отчаяния и бессилия нам необходимо пережить горе. Старейшины учили Кунсоло, что горя не следует избегать или бояться. И что, если мы соберемся вместе и разделим печаль, это может исцелить нас.

– Я абсолютно согласна, – сказала Джейн. – Для нас очень важно противостоять горю и преодолевать чувство беспомощности и безнадежности – от этого зависит само наше выживание. И это, безусловно, правда – во всяком случае для меня – что мы можем найти исцеление в природе.

– Проблема в том, что недостаточно людей предпринимают какие-либо меры. Вы говорите, что все больше людей осознают проблемы, с которыми мы сталкиваемся, так почему же они не пытаются что-то с этим сделать?

– Во многом это можно объяснить тем, что люди настолько ошеломлены масштабами нашего безрассудства, что чувствуют себя беспомощными, – ответила Джейн. – Они впадают в апатию и отчаяние, теряют надежду и поэтому ничего не делают. Мы должны придумать, как помочь людям понять, что каждый из нас играет определенную роль, какой бы маленькой она ни была. Каждый день мы так или иначе оказываем влияние на планету. И совокупный эффект миллионов небольших этических действий действительно изменит ситуацию. Это послание, с которым я езжу по всему миру.

– Но не чувствуете ли временами, что проблемы настолько огромны, что у вас от отчаяния опускаются руки, или, что все, что вы делаете, кажется ничтожным перед лицом таких серьезных препятствий?

– О, Дуг, у меня нет иммунитета ко всему, что происходит, и иногда со мной случается и такое. Например, когда я возвращаюсь в место, которое запомнилось мне как тихий участок леса с деревьями и пением птиц, и обнаруживаю, что всего за два года его сровняли с землей, чтобы построить очередной торговый центр. Конечно, мне становится грустно. А еще я испытываю гнев и пытаюсь взять себя в руки.

Я думаю обо всех местах, которые все еще дикие и красивые, и о том, что мы должны усилить борьбу за их сохранение. А еще я вспоминаю места, которые были спасены благодаря общественным действиям. Это истории, которые люди должны услышать: об успешных сражениях, о людях, чьи действия увенчались успехом, потому что они не сдавались. Людях, которые, проиграв одно сражение, готовятся к следующему.

– И все-таки, могут ли эти общественные действия принести победу в битве? Множество видов животных и растений исчезает. Уничтожено так много естественных мест обитания, и, как кажется, уничтожено уже безвозвратно. Не слишком ли поздно пытаться предотвратить полный коллапс мира природы?

Джейн посмотрела мне в глаза; ее взгляд был спокойным и прямым.

– Дуг, я искренне верю, что мы можем все изменить. Но (да, есть одно «но») мы должны объединиться и действовать прямо сейчас. У нас есть небольшой запас времени, когда мы можем это сделать, но этого времени становится все меньше и меньше. Поэтому каждый из нас должен приложить все возможные усилия для исправления нанесенного нами вреда и внести свой вклад в общее дело, чтобы замедлить темпы сокращения биоразнообразия и изменения климата. Я знаю сотни успешных кампаний и встречала множество замечательных людей. И обмен этими историями дает людям надежду – надежду на то, что мы способны добиться большего.

Наша встреча с Джейн произошла менее чем за месяц до того, как в Китае были зарегистрированы первые случаи заболевания COVID-19, и за несколько месяцев до того, как практически все публичные мероприятия были отменены из-за пандемии. Но тогда, во время нашей беседы в хижине в голландском лесу, мы не могли представить себе ничего подобного.

В то время Джейн все еще находилась в непрерывных поездках, в которых она делилась своими историями надежды со всем миром, часто посещая лагеря беженцев и районы крайней нищеты, пытаясь утешить и приободрить людей, переживающих худшие времена отчаяния. Я могу только представить, как это сказывалось на ее душевном состоянии.

– Как Вам удается сохранять свою собственную энергию и силу духа при том, что Вы постоянно стараетесь приободрить окружающих?

Джейн улыбнулась, и я увидел решимость в ее глазах.

– Когда я путешествую и общаюсь с людьми по всему миру, меня очень воодушевляет отклик, который я получаю. Они искренне хотят верить, что могут что-то изменить, но иногда им нужно услышать мнение того, кто своими глазами видел, какие действия могут предпринять люди. Меня поддерживает то, что я вижу реакцию людей, но есть еще кое-что, – сказала Джейн, закрыв глаза и глубоко вздохнув.

– Когда я проводила время в одиночестве в лесу Гомбе, я чувствовала себя частью природы, тесно связанной с Великой Духовной Силой. И эта сила всегда со мной, сила, к которой я могу обратиться за решительностью и стойкостью. И когда я делюсь этой силой с другими, это помогает мне давать им надежду.

Солнце снова спряталось за тучи. Я хотел продолжить наш разговор, но мы оба дрожали от холода.

– Давайте вернемся? – предложил я.

Вернувшись в дом, мы сразу же разожгли в камине огонь. Когда мы уселись перед ним, чтобы пообедать, я попросил Джейн рассказать что-нибудь еще о необычайной стойкости природы.

– Ну, во-первых, нужно понимать, что можно выделить несколько разновидностей стойкости, – начала Джейн.