Текст книги "Доктор Кто. Пиратская планета"

– А у меня есть рубины – они лучше подскакивают!

– Нет, лучше возьмите изумрудов!

– О, спасибо, спасибо, господа, – пролепетала Романа, пока молодые люди совали ей горстями драгоценные камни.

Доктора все это немало озадачило. Более того, у него появились важные вопросы. Он шагнул к ним.

– Эм-м, простите. Привет-привет!

На него никто не обратил внимания.

Романа ссыпала камни в карман и вытащила взамен бумажный пакетик.

– Кто-нибудь хочет мармеладку?

Молодежь принялась угощаться. Доктор в изумлении таращился на эту сцену. Одно дело, когда тебя игнорируют, но теперь эта пигалица крадет его лучшую роль – а на дворе, между прочим, всего второй день знакомства. Еще пара недель, и будет: «Привет, я Романа, а это мой спутник, Доктор».

Он посмотрел вниз. К-9 уже успел подкатиться поближе к ногам Романы.

Первый парень в упор не видел собаку – он держал мармеладку против света. Она сияла зеленым и выглядела совсем как мягкий драгоценный камень.

– А это еще что такое?

– Конфета, – величественно пояснила Романа, но потом сдалась и неуверенно добавила, – в принципе, их полагается есть или вроде того.

– О… надо попробовать, – так же неуверенно отозвался ухажер.

Его приятели с сомнением оглядели свои гостинцы.

– Прошу прощения… – сделал новую попытку Доктор.

Самый отважный из молодежи отправил мармеладку в рот и с усилием постарался прожевать, сопроводив подвиг слабой улыбкой.

– Мы, пожалуй, пойдем, – быстро сказал его друг. – А то опоздаем на Триумф. Приятно было с вами познакомиться.

И они устремились прочь. Один на бегу обернулся к Романе.

– Надеюсь, Плакальщики вас не достанут.

– Чего? – заорал им в спину Доктор. – Кто не достанет?

Поскольку ответа не последовало, он повернулся к Романе.

– Где ты взяла эти мармеладки?

– Там же, где и ты, – сообщила она. – У тебя в кармане.

Аккуратно вернув их на место, она примирительно похлопала Доктора по пальто.

Стоя на таинственной чужой планете и чувствуя, что его самым предательским образом перемудрили, Доктор решил, что мирозданию самое время получить урок морали и мудрости.

– Хорошенькая внешность еще не заменит силы характера! – наставительно изрек он.

Романа приняла упрек с кивком, лишь самую чуточку слишком серьезным, чтобы быть действительно серьезным.

Кажется, при этом она жевала мармеладку.

Доктор решил сменить тему.

– По-моему, эти молодые люди что-то там говорили про знамения?

– Ага, знамения в небе.

– Гм-м.

Доктор вытащил из кармана маленький медный телескопчик, разложил его и вперился вверх, после чего произвел полный набор своих особых Многозначительных Звуков. Романа попробовала определить, на что он там глазеет.

– Ах-ха, – заключил Доктор, складывая телескоп. – Знаешь что? Я там вообще ничего не вижу. Самое обычное небо. Ничего экстраординарного. Ты заметила какие-нибудь знамения, Романа?

Он протянул ей инструмент и взмолился про себя, чтобы он ничего не упустил. Сунув руки в карманы, Доктор оглядел площадь. Посмотрел на золотую статую, изображавшую величественную фигуру с благородной осанкой, облаченную в роскошный мундир: ее симпатичное лицо так и лучилось благожелательной властностью. Гм-м, снова подумал Доктор. Может, это и есть таинственный Капитан? Он снова окинул взглядом только что запруженную народом площадь: та почему-то внезапно оказалась пустой. Интересно, куда все подевались?

Молодые люди стояли, снова объединившись в группу, и подозрительно разглядывали свои мармеладки. Один заверил остальных, что его была «на самом деле довольно вкусная». Остальные серьезно поразмыслили над своими перспективами. Вот за этим-то их и застала гвардия.

Капитанская гвардия вообще была докой по части замечания всего необычного.

– Где вы это взяли? – осведомился, нависая над ними, солдат.

Трое молодых людей, ни секунды не колеблясь, показали в сторону Романы.

…которая все еще разглядывала небо в телескоп.

Доктор в свою очередь изучал подаренные ей камни.

– Знаешь что? Полагаю, они настоящие, – Доктор протянул трофеи К-9. – А ты как думаешь?

Собака изучила их, вращая ушами.

– Ответ утвердительный, хозяин. Прозрачные – алмазы, а красные – рубины, – очень информативно сообщила она.

– Ну, спасибо. – Доктор с хозяйской гордостью улыбнулся собаке и пересыпал камни к себе в карман.

Никогда не знаешь, когда оно пригодится… Редкая, в конце концов, вещь, так что…

Доктор уже обращал внимание, как не прибрано тут у них на улицах. Тут он, наконец, заметил, что именно у них не прибрано. На каждом углу кучками валялись сверкающие камни.

– Ну, не поразительно ли? Тут, кажется, все улицы засыпаны драгоценностями.

Он порылся в мусоре.

– Алмазы, рубины и изумруды. Вот еще андромедский кровавик, гравий… еще алмазы. У них что, улицы подметать некому? Или они все скрываются от налогов?

– Я так понимаю, эти камни просто не имеют тут никакой ценности, – предположила Романа.

– Никакой ценности? – боже, какая наивность; Доктор не сумел сдержать улыбки. – Они имеют ценность везде. Они же не просто красиво блестят – они еще и полезны.

Он выбрал из горсти алмаз.

– Вот это, например, одна из прочнейших субстанций во Вселенной. Тверже алмаза только кристаллический зуб алгольского солнечного тигра, а к нему еще никто не подбирался достаточно близко, чтобы выяснить, из чего этот зуб сделан, когда же зверь умирает, его кристаллическая структура стремительно распадается и…

– Но, – вмешалась Романа, – откуда мы тогда знаем, что его зубы такие твердые?

– Оттуда, что алгольский солнечный тигр традиционно пользуется алмазными зубочистками, и они у него долго не живут.

– Ах, вот оно что. – Романа отправила информацию в утиль: она явно ей никогда не пригодится.

– Рубины… – Доктор взял другой камень. – Если хочешь получить хоть сколько-нибудь приличный лазерный луч, без них до сих пор не обойтись. Ты видела те, которые сейчас делают с пластиковыми кристаллами? Жуткая низкосортная жуть, можешь мне поверить. Я бы в злейшего своего врага не стал из такого стрелять.

Он поднес рубин к свету.

– Ну, и помимо этого они ужасно красивые, не находишь?

Объективно – да, подумала Романа. Штука только в том, что кругом валялось слишком много этих камней. В первый раз увидев временную воронку, она подумала: «К этому еще надо привыкнуть». Она и привыкла – ну, более или менее. Тут было примерно то же самое. Ей бы вряд ли удалось дать точное определение тому ощущению ложной обычности, что охватывает тебя в окружении такого дикого количества драгоценных камней… но тут она заметила, что Доктор ими жонглирует. И это расставило все точки над «i».

Камни были просто драгоценные… просто красивые – по чистой случайности. Созревание планет – процесс долгий и нудный. Пока формируются все эти вулканы и массивы суши, волей-неволей должны случаться и статистические исключения. Крошечная погрешность геологического давления тут, рой перепуганных атомов углерода там, и получается что-нибудь интересное… а что-то из этого интересного просто обязано получиться сверкающим.

Возможно, этой планете просто геологически повезло?

– Может, они встречаются тут естественным образом? Может, в земле их видимо-невидимо?

Увы, это был не тот номер, что хорошо проходят с Доктором. Он прекратил жонглировать; три перворазрядных изумруда упрыгали от него по тротуару.

– Они там у вас, в академии, совсем перестали учить молодежь астрогеологии? Ах ты, бедняжка. Надо будет заскочить к ним, потолковать.

Он сделал ментальную пометку: «Вернуть в академическую программу Удивление-перед-Чудесным». Крошка Романа стояла на совершенно невозможной планете, рядом с кучей предметов, настолько необычайных, что впору начать в ажиотаже выдергивать перья из боа – а она еще и нос воротит!

– Точное сочетание химических веществ, давления и температуры, потребное для производства этих камней, просто обязано быть чрезвычайно редким – хотя бы по закону средних чисел. Ты про закон средних чисел слыхала?

– Да, Доктор, – сухо ответила Романа. – Он был у нас в расписании.

– Я тебе кое-что о нем расскажу, и этого ни в каком расписании не было. При желании можно нарушить любой закон, и, если ты достаточно умен, тебе это сойдет с рук.

Доктор умолк и улыбнулся сам себе.

– Но если ты решишь нарушить закон средних чисел, кто-нибудь рано или поздно почует неладное. Вот, например…

Он праздно потыкал носком ботинка кучку никому не нужного процветания.

– Например! – он подобрал предмет, похожий на утиное яйцо, только весь цвет в нем прятался где-то глубоко внутри. – Вот это настоящая редкость. Улион. Один из самых драгоценных камней во Вселенной. Когда я говорю «драгоценный», я имею в виду действительно редкий. В естественном виде он встречается только на двух известных мне планетах.

Доктор понадеялся, что помнит все правильно или хотя бы производит нужное впечатление.

– На Калактине и на Бандрагине V. Бандрагин V… – он замолчал и заметно взволновался. – Я где-то недавно о нем слышал… но где?

На Роману, однако, куда большее впечатление произвел камень. Она ласково приняла его в ладони и теперь медленно поворачивала, любуясь, как где-то внутри неосязаемо плавают краски.

– Какой красивый!

– Ты его еще к свету подними, – подсказал Доктор, польщенный ее реакцией – это уже куда ни шло. – Видишь, там, в самой сердцевине, полыхает зеленое пламя? Люди убивали за эту красоту, собирали ее, прятали, поклонялись ей, стирали с лица земли целые империи ради нее. И я совсем не ожидал встретить ее вот так валяющейся посреди улицы.

Доктор забрал у Романы камень и уставился на него сам.

– Интересно, куда все-таки подевался Калуфракс?

Он рассеянно побрел прочь, терзаясь все сильнее. То, что творилось вокруг – это вам не просто нарушить закон средних чисел. Нет, это не оставить от него камня на камне и попрыгать на обломках этого закона, костеря попутно на чем свет стоит его родную матушку. Вся ситуация была настолько ослепительно невероятна, что вывод напрашивался только один: кто-то без зазрения совести лезет в ткань Вселенной – прямо голыми руками.

Романа проводила его взглядом. Она тоже как-то забеспокоилась.

Когда ей сказали, что они отправляются искать Ключ Времени, она ужасно обрадовалась. Правда, еще она немного растерялась. Ключ был самым архиважнейшим предметом во всем мироздании. Логика подсказывала, что раз ее выбрали для этой миссии, значит, она в некотором роде особенная. Да, на бумаге, она, приходится признать, была идеальным кандидатом. Но это только на бумаге. Да, у нее был диплом с отличием, но вообще-то она только что окончила академию Повелителей Времени. Зачем брать зеленого новичка, когда кругом полно не менее квалифицированных и уж куда более опытных людей? Взяли бы кого-нибудь из Училища Парадоксов или из Института Бесконечных Возможностей!

Да вообще-то можно было и всех их взять! Если найти Ключ и правда так важно, почему не послать вообще всех, кто есть в наличии, а не ее одну? Но все же, отметя сомнения в сторону, Романадворатрелундар так и раздувалась от гордости, что для миссии выбрали именно ее, а не кого-нибудь поопытнее. Кто-то сумел распознать ее потенциал и поручил спасать Вселенную. Вот так-то.

Правда, потом она встретила Доктора… Конечно, она и раньше о нем слыхала. С одной стороны, он теоретически был президентом Верховного Совета Повелителей Времени, хотя об этом все предпочитали помалкивать, так как он с самого начала посетил всего только одно собрание. В этом-то и была основная Докторова проблема: он быстро терял ко всему интерес. Если бы президентом когда-нибудь избрали Роману (огромная честь, польщена вашим выбором и т. д. и т. д., хотя в целом на данный момент амбиций в этой сфере у нее не было), уж она бы точно высидела их все. А не усвистала немедленно обратно в межзвездные просторы. Нет, про Доктора знали все. Лекции по Общей Теории и Практике Осторожного Вмешательства во Временные Потоки всегда начинались с портрета Доктора на экране и титров: «А вот так никогда не делайте!».

Но это был Доктор! Все о нем знали. Он был живое исключение – даже предупреждение.

– Опять прогуливали? Наблюдали за Селестическими войнами, да? Смотрите не войдите во вкус, а не то кончите, как Доктор, – говорили преподаватели.

Повелители времени всегда были суровы, взыскательны и полны величия. На официальных мероприятиях они щеголяли в богато украшенных мантиях и огромных церемониальных воротниках, изготовленных по образцу фрагмента Первых Часов. На неофициальных ограничивались просто богато украшенными мантиями. Неподходящий костюмчик для беготни и быстрого проскакивания через всякие двери, как однажды кто-то заметил. Ах да – это был Доктор.

Повелители времени с планеты Галлифрей наблюдали, потом обсуждали, потом дискутировали и, наконец, приходили к продуманному, во всех отношениях корректному решению. Доктор чесал через всю Вселенную, сшибая по дороге правительства, как плашки домино. Оказаться с ним в паре на задании – вот поистине катастрофический выбор. Во-первых, все лавры достанутся не ей (нет, разумеется, она их не искала – не для себя). А, во-вторых, Доктора все равно отвлечет какой-нибудь пустяк. Задание-то на самом деле простое: найти фрагменты Ключа. Они уже успели по дороге расстроить межгалактический вооруженный путч, а ведь это была всего лишь первая вылазка. Вот с Доктором всегда так.

Романа находила его странным, местами пугающим, но вместе с тем загадочным. Она даже наряды стала выбирать с особой тщательностью, чтобы не сказать корректностью. Доктор никогда не думал ни о чем дважды (а иногда и однажды), но в целом, приходилось признать, до сих пор делал все как надо. Просто… просто она бы лично так ни за что не поступила. Хаос следовал за ним по пятам, будто еще одна собака-робот. Только Доктор мог полететь на самую обычную планету, а очутиться в итоге на той, что находилась, конечно, в нужной точке космоса, зато во всех остальных отношениях была настолько невозможной, что у Романы голова кружилась при одной только мысли о том, что надо бы составить список.

Но таковы они, путешествия во времени. Стоит тебе выйти из ТАРДИС, как жизнь тут же становится ужасно сложной. Чтобы умело внедриться в неопределенную причинность, нужно иметь за плечами тщательно выверенную цепочку поколений. (Думала Романа, глядя, как Доктор играет в классики среди алмазов.) На самом деле еще давным-давно умные люди пришли к выводу, что самый опасный поступок со стороны Повелителя времени – это попытка покинуть ТАРДИС, так что этого лучше по возможности избегать.

Вот в этом-то и было все дело – а с ним и причина, по которой флот боевых ТАРДИС до сих пор не отправился, грозно рыча, на поиски Ключа Времени. И то, что на задание отправили именно Доктора в этом свете, тоже объяснялось просто: его ТАРДИС была одной из последних выпущенных моделей, которая вообще имела дверь.

Доктор тоже чувствовал себя не слишком в своей тарелке. Он как следует пнул кучку разнородных драгоценностей и теперь смотрел, как они скачут по золоченому тротуару.

Фрагменты Ключа Времени представляли собой блестящие камушки. И сейчас он стоял на планете, сплошь усеянной блестящими камушками. Доктор трагически наподдал глыбу улиона, из-за которой впору было развязать войну-другую. Потом он горько вздохнул. На то, чтобы перебрать их все, уйдет чертова уйма времени.

Глава седьмая. Кто-нибудь видел Калуфракс?

– Жизненная Сила умирает!!!

Праликс все еще надрывался. Сначала Мула искренне за него волновалась, но теперь уже просто мечтала, чтобы он наконец заткнулся. Раньше он отрубался после пары воплей, но сегодня его было не остановить.

– Что это вообще все означает? – взмолилась она.

– Означает? Да ничего оно не означает!

Балатон метался по дому, как перепуганная старая птица, зажимая уши руками.

– Почему это вообще должно что-то значить? – он отнял было ладони от ушей, пожал плечами и вернул на место. – Просто так устроена жизнь, и она может быть очень хорошей, если научиться принимать, что тебе дано. Вы можете получить все, что захотите, вы же сами это знаете!

– Кроме ответов, – ввернул Кимус, и Мула благодарно ему за это улыбнулась.

– Ответы, ответы! – презрительно усмехнулся старик. – В ответы можно одеться? Или набить ими живот? Помню, когда я был еще мальчишкой… если бы я твердил: «Почему?» – всякий раз, как отец ставил передо мной тарелку еды, разговор бы у нас вышел очень короткий. «Потому что иначе ты останешься голодным, парень», – сказал бы он и выдал бы мне затрещину в комплект, чтоб не задавал лишних вопросов. И поделом!

Балатон завершил тираду довольным кивком. Вот такой он был, но, пожалуй, Мула его все равно любила, несмотря на эти его странные суетливые ужимки. Старик всегда беспокоился, всегда волновался, но никогда не заботился ни о чем по-настоящему. Его пугали беспорядки, пугали перемены, зато он практически намеренно игнорировал все, что с миром было не так. Все эти старики – они просто не желают об этом говорить и всё.

Мула обожала Кимуса уже за одно то, что он ничего такого не делал. Ему было не все равно, что с их планетой что-то глобально не так. И многие молодые люди думали то же.

– Я, между прочим, помню, как все было до Капитана, – это Балатон снова завел шарманку. – Мой собственный дед, он мне говорил: «Ты вот думаешь, что при Капитане живется плохо – так попробовал бы пожить, когда правила королева Ксанксия!» Вы думаете, это сейчас свободы не осталось? Вот тогда-то все было по-другому. Вы, молодые, совсем не умеете ценить то, что у вас есть. Вот в чем ваша проблема: вечно хотите чего-то – только потому, что его у вас нет. На что они годны, ваши ответы? Да ни на что – одно расстройство. Валяйте, губите свою жизнь за ответы!

Он прошагал в столовую и принялся греметь золотыми тарелками о стол литого серебра.

– Ответы? Ха! В жизни не слыхал такого глупого вздора!

Тарелка грохала за тарелкой, после чего он, судя по звукам, яростно напал на ящик для столовых приборов.

– Одно к другому отношения не имеет! – запротестовал было Кимус, но Балатон швырнул в него пригоршню вилок, и молодой человек принялся послушно их собирать.

– Неужто вы не видите, старый вы человек? Слепой вы, что ли? Глухой? Или просто тупой?

Балатон ничего не сказал. Все его внимание поглотила инспекция недостаточно отполированной ложки.

– Нет, вы просто одурели от страха, а чего боитесь – не знаете. Это, что ли, хорошая жизнь?

Кимус помахал старику вилкой; тот его проигнорировал.

– Слушайте, если мы с каждым поколением становимся все богаче, значит, кто-то где-то почему-то становится все беднее.

Мула уже слышала раньше эту теорию в его исполнении и даже почти ее поняла. Но сочла слишком политически резкой. Ведь наверняка же можно стать богаче – не до такой, возможно, степени, которой они наслаждались сейчас, но хотя бы немножко – и так, чтобы никто при этом не пострадал?

Тут она заметила вмятину на золотой рукоятке алмазного ножа и со вздохом отправила его в мусорную корзину.

Балатон в ответ на излияния Кимуса только презрительно фыркнул.

– Вздор!

– Да ну? А меня вот волнуют три вещи: кто при этом становится беднее? Почему? И стоит ли оно того?

– Меня уже тошнит от всех этих бриллиантов, золота и всего прочего! – вставила Мула. – Какой в них смысл?

– Смысл? Смысл?! – Балатон принялся колотить об стол тарелкой. – Это богатство! Богатство в самой своей чистой, самой абсолютной форме!

Нет, молодежь этого просто не понимает. Они не помнят, как мало у них когда-то было… И как много забрала Ксанксия… И как много Капитан им вернул.

– Богатство символизирует успех нашего народа!

– Успех в чем? – поинтересовалась Мула.

– Успех… успех в… – Балатон на мгновение снова забеспокоился, но тут же просветлел челом. – Успех в том, чтобы быть богатыми!

– Успех в том, чтобы быть богатыми? – Кимус пренебрежительно усмехнулся. – А как же Праликс? Как же твой внук? Что с ним делает весь этот успех? Всякий раз, как у нас наступает новый Золотой Век Процветания, с ним случается припадок с воплями, и он почти отдает концы. Сразу видно процветание! И золото!

Балатон на это ничего не ответил. Он прошествовал к супнице и принялся цедить жидкий суп в инкрустированные рубинами миски. Еще он поискал хлеба, но хлеба сегодня не было.

Мула села и свирепо воззрилась на суп. Он был плох, как всегда. Рука ее машинально потянулась к солонке, но та пустовала уже не первую неделю.

– Ключ ко всему – в Праликсе. Он должен что-то знать. Просто обязан.

– Неужели? – Старик вскочил, ринулся к двери в комнату внука и рывком распахнул ее.

– Жизненная сила умирает! Жизненная сила умирает!!

– И что, это действительно стоит знать? – осведомился он, тихонько закрывая дверь.

– Да! – хором ответили Мула и Кимус.

И улыбнулись друг другу.

В нескольких улицах от них Доктор все еще искал планету Калуфракс.

– Прошу прощения…

Он уже прошел следующую стадию – барабанить в двери, орать в щели для писем – и теперь обращался к зловеще пустой улице в целом.

– Ау! Тут кто-нибудь видел место под названием Калуфракс? Это вроде как планета. Она… ох, примерно четырнадцать тысяч миль в поперечнике, вы бы такое не пропустили. Слегка сплющенный вдоль оси вращения сфероид, холодный, весь покрыт льдом… Конечно, кроме экватора – там, скорее, тундра…

Он закончил тираду и приложил ладонь воронкой к уху, дожидаясь ответа.

Ответа не поступило.

– Что, совсем ничего знакомого? – воззвал он; его обычная жизнерадостность готовилась дать сбой. – Немного похоже на Мейдстон. Ась? Нет? Ну, ладно, я просто спросил.

Он повернулся к Романе и несколько истерически всплеснул руками.

– Нет, они его не видели.

Романа оглядела улицу. Та была ужасно, просто ужасно тиха. Того типа тишиной, которая ясно говорит: жители-то все дома, но изо всех сил тебя игнорируют. Она поежилась.

– Никого нет, – сказала она. – Наверное, все ушли развлекаться.

– Может быть, может быть. – Доктора эта версия, судя по всему, не убедила.

В дальнем конце улицы распахнулось окно; некий мужчина чуть не вывалился из него и встал на подоконнике, неуверенно качаясь взад и вперед.

– Жизненная сила умерла! – завопил он, набрав воздуху в грудь. – Жизненная сила умерла! Мы все убийцы! Убийцы!

Он окатил Доктора и Роману полным ярости взглядом.

– Убийцы!

Он покачнулся – возможно, собирался спрыгнуть. А возможно, кинуться на них в приступе гнева. Впрочем, в следующее мгновение его решительно втащили обратно в комнату, и ставни поспешно захлопнулись.

Романа посмотрела на Доктора.

– Ну, по крайней мере, кто-то дома, – заметил тот и бросился туда.

А глубоко-глубоко под землей странная печальная компания внезапно замолчала. Хотя на самом деле они прекратили рыдать и вопить просто потому, что выбились из сил. Теперь они лежали вповалку на камнях и друг на друге – там, где только что стояли.

Над ними парила фигура Праликса, которого как раз утрамбовывали обратно в кровать. Кадр перескочил на его измученное лицо, потом растаял: облако пыли, мерцая, осело на пол.

Главная Плакальщица кое-как придала себе вертикальное положение; от ее голоса осталось только хриплое карканье.

– Вахта зла завершена, и ныне… – она вздохнула… она очень глубоко вздохнула, – человек по имени Праликс должен быть призван. Кости говорят мне, что скоро настанет Время Знания.

– Время Знания, – дружно всхлипнула аудитория.

– И сразу за ним последует Время Возмездия.

– Время Возмездия.

– Возмездия за беззакония Занака!

– За беззакония Занака! – послушно повторила изможденная толпа.

Люди устало поднялись с земли. Нет им ни сна, ни покоя. Они – Плакальщики, и горе их не ведает краев.

Балатон закончил закрывать ставни и плотно затворил дверь в комнату. Он подошел к кровати, на которой был простерт Праликс, и осторожно присел на краешек. Убедившись, что он наконец один, Балатон «отпустил» лицо и обмяк спиной.

Он бездумно потеребил драгоценности, которыми был расшит его вытертый до ниток пиджак, оторвал одну и швырнул в угол. Потом повернулся к внуку и положил руку ему на лоб. Когда он заговорил, голос его был полон нежности – и невыразимой печали.

– Спи, спи, сын моего мертвого сына. Пусть эти злые видения покинут твой разум – это всего лишь сны. Спи, мой Праликс – ты в безопасности. Никто не причинит тебе вреда, если ты будешь просто спать.

Они просто появились на улицах. Никто не видел, откуда они взялись, – наверное, потому, что все вдруг принялись целенаправленно смотреть в совсем другую сторону. Плакальщики всегда так действовали на людей: куда бы они ни шли, по миру словно круги расходились.

Когда все только начиналось, Плакальщики вызывающе хотели, чтобы их заметили. Они хотели оказаться в центре внимания – чтобы все увидели их потрепанные плащи, с которых оборвали все драгоценности, их истощенные лица, ввалившиеся глаза. Плакальщики стремились поставить миру на вид, что они – его совесть.

Сначала люди действительно смотрели на них – с ужасом, недоумением и стыдом. Некоторые даже покидали толпу и вливались в их безмолвные ряды. Вряд ли кто-то сумел бы сказать, когда точно от них стали отводить взгляд. До того, как гвардия начала в них стрелять, или после? Одно было несомненно: никто больше не смотрел им в глаза, а гвардейцы убивали на месте.

Глашатаи кричали на всех углах, что Плакальщики распространяют ужасную болезнь. Да, в некотором роде, вина была болезнью, и поначалу Плакальщики принимали расправу стоически, словно именно этого они и заслуживали.

Однако со временем все изменилось. Теперь люди, скорее, просто не замечали Плакальщиков, словно те специально сделали так, чтобы никакая мысль до них не доставала. Возможно, им наскучило, что в них постоянно стреляют… или они просто решили, что это слишком простой выход.

Как бы там ни было, они теперь могли проникать в города тихо и незаметно. Вот и сейчас, скользя мимо собравшихся на площадях толп, они медленно, скорбно, неотвратимо стекались к Праликсу.